Текст книги "Откуда мне знать, что я имею в виду, до того как услышу, что говорю?"

МПФК находится в передней части мозга и является частью его фронтальной доли. Эта зона мозга в эволюционном плане относится к одной из самых молодых. Она активизируется при решении ряда задач в рамках теории сознания, в частности тех, которым мы придаем большое значение с цивилизационной точки зрения, например таких, как способность адаптировать свое поведение к текущей ситуации, то есть владеть собой, своими импульсами и эмоциями – очень полезное качество для жизни в обществе.

Но для того, чтобы понимать окружающих, эта часть мозга должна брать на себя совершенно иные функции. Медиальная (то есть средняя) часть префронтальной коры играет важную роль в социальном познании и помогает нам, наряду с мыслями других людей, обдумывать и массу другой информации{101}101
  Saxe, R. & Powell, L.J. It’s the thought that counts: specific brain regions for one component of theory of mind. Psychol. Sci. 17, 692–699 (2006).


[Закрыть]. Она особенно активна, когда мы размышляем о характере другого человека{102}102
  Van Overwalle, F. Social cognition and the brain: a meta-analysis. Hum. Brain Mapp. 30, 829–858 (2009).


[Закрыть].

Важнейший вклад, который МПФК вносит в способность понимать чужое сознание, – это, пожалуй, фактор времени.

Вряд ли какие-то другие зоны мозга, участвующие в решении задач теории сознания, в такой степени помогают нам понять временную последовательность событий{103}103
  Van Overwalle, F. Social cognition and the brain: a meta-analysis. Hum. Brain Mapp. 30, 829–858 (2009).


[Закрыть]. С ее помощью мы увязываем события, которые соотносятся между собой по содержанию, но отстоят друг от друга по времени.

Предположим, вы смотрите сериал, но вам приходится поставить воспроизведение на паузу, потому что пришла подруга, которой не терпится поделиться новостями. Временная последовательность прерывается. Нейроны префронтальной коры остаются в полной боевой готовности, сохраняя в памяти все нити повествования вплоть до того момента, когда вы наконец вновь запускаете фильм (ждем… ждем… ждем… и-и-и поехали: «Мэри, свадьба между вами невозможна!»). Они также помогают нам вспомнить тему беседы, когда разговор был прерван телефонным звонком («Так на чем это мы остановились?»).

Когда нам надо понять другого человека, время действительно имеет фундаментальное значение, причем это касается и текущих событий, и долгосрочной перспективы. В возрасте семи-восьми лет вы начинаете осознавать удивительный факт: оказывается, в разных ситуациях люди ведут себя по-разному. Раньше вы предсказывали реакцию всех окружающих, исходя из одной и той же модели{104}104
  Liu, D., Gelman, S.A. & Wellman, H.M. Components of young children’s trait understanding: Behavior-to-trait inferences and trait-to-behavior predictions. Child. Dev. 78, 1543–1558 (2007).


[Закрыть]. Но по мере взросления вам становится ясно, что не все реагируют одинаково, когда вы голым скачете по их саду. Вы начинаете прогнозировать, кто как себя поведет. Эта перспектива помогает вам постепенно формировать образы людей, на основе которых можно будет судить об их поступках в той или иной ситуации{105}105
  Behrens, T.E.J.T. Hunt, L.T.L., Woolrich, M.M.W. & Rushworth, M.F.S. Associative learning of social value. Nature 456, 245–249 (2008).


[Закрыть]. Можно ли ему доверять? Насколько рациональны его действия? Как она отнесется к тому, что я развожу ящериц? Это действительно важные вопросы. С их помощью вы можете корректировать собственное поведение, решать, кому какой анекдот можно рассказать, кому можно доверить тайну, а с кем лучше вообще не разговаривать. Для этого необходимо сравнивать поступки людей в различных прежних ситуациях, находить в них что-то общее и использовать полученные выводы в текущей обстановке – и все это по возможности до того, как собеседник чем-нибудь в вас запустит. Чтобы максимально ускорить данный процесс, вы обращаетесь к заранее заготовленным сведениям о людях. Чем ближе вам человек, тем меньше внимания вы обращаете на новую информацию о нем{106}106
  Garcia-Marques, T. & Mackie, D.M. Familiarity impacts person perception. Eur. J. Soc. Psychol. 37, 839–855 (2007).


[Закрыть]. Вспомните, как вы иногда замечали, что коллега похудел, только после того, как он вернулся из отпуска.

Итак, вы приобретаете социальную компетентность и одновременно у вас появляется предубежденность. Интересный парадокс: тот же механизм, который часто является источником ссор, помогает нам лучше чувствовать партнера и даже посылает предупреждающие сигналы, когда он ведет себя немного не так, как всегда. Во всем есть свой смысл и целесообразность, если оставаться в разумных пределах. Причины этого феномена могут скрываться в префронтальной коре.

Таким образом, один компонент теории сознания нам уже известен. В общении с человеком мы используем свой предыдущий опыт, чтобы составить представление о его личности. При этом мы можем ошибаться и приходить к искаженным выводам, если будем забывать периодически обновлять свой опыт.

Область мозга, на которую возложено так много функций, должна иметь разветвленную сеть связей. Префронтальная кора получает информацию от гиппокампа – центра эмоций и поощрений – и даже от мозгового ствола{107}107
  Alvarez, J.A. & Emory, E. Executive function and the frontal lobes: A meta-analytic review. Neuropsychology Review 16, 17–42 (2006),


[Закрыть]. Задачи, которая она на себя берет, зависят от того, с какой частью мозга производится обмен данными. Раньше это сильно смущало исследователей, потому что мы всегда пытались ассоциировать те или иные способности человека с определенной зоной мозга и искали в нем, к примеру, центр морали, иронии или удовольствия, которое испытывает человек, раздавливая пузырьки в пластиковой упаковке. Каждой области мозга – своя задача, и каждой задаче – своя область.

Сегодня мы знаем: многое говорит за то, что мозг – это не кухня, где каждому предмету отведено свое место. Это значит, что не каждый участок мозга имеет строго определенную функцию вроде яйцерезки, кофемолки или устройства для удаления косточек из ягод. Материал, из которого сделан мозг, очень дорог, и мы не можем позволить себе разбазаривать его на выдавливание косточек.

Нас не устраивает модель, в которой каждому участку отведена только одна строго определенная функция. Конечно, какая-то специализация должна быть, но все зоны мозга настолько взаимосвязаны, что могут комбинировать свои задачи и подменять друг друга. К примеру, ножом (раз уж мы пользуемся аналогией с кухней) можно не только резать, но и сгребать нарезанные куски в сковородку, где уже обжаривается лук в масле. Но вот тщательно перемешать все содержимое с его помощью весьма трудно.

У вас уже разыгрался аппетит? Причина, видимо, в совместной работе центра визуальных представлений, островковой доли, орбитофронтальной коры и центра поощрений{108}108
  Wang. G.J. et al. Exposure to appetitive food stimuli markedly activates the human brain. Neuroimage 21, 1790–1797 (2004).


[Закрыть]. Это области, которые, помимо этого, нужны вам, чтобы найти завалившийся куда-то пульт дистанционного управления, ощущать боль и мотивировать себя на утреннюю пробежку.

Такая систематика мозга позволяет понять, почему в ходе разных исследований активизируются одни и те же его области, что делает абсолютно ненужным покупку отдельного устройства для удаления косточек. Просто замечательно! И в этом нет ничего сложного. Доказательство того, что один предмет может выполнять несколько функций, мы можем получить на любой рождественской ярмарке в павильоне пчеловодства. Там можно приобрести и крем для ног на основе меда.

Если говорить об МПФК, то такой подход помогает нам лучше понять ее роль в целом. МПФК можно представить себе в образе универсального ученого, который собирает воедино информацию из разных областей мозга, а также чувства, воспоминания, накопленные знания и конструирует из них значительную часть той реальности, которую мы наблюдаем. Таким образом он как бы генерирует задний фон для нашей социальной ситуации со всей ее предшествующей историей и спонтанными отступлениями. А когда на фоне этих декораций появляются артисты, совершающие некие действия здесь и сейчас, он может запросить дополнительную информацию из другой области мозга – ВТУ.

Когда один из участников эксперимента пытается поставить себя на место собеседника, у него всегда активизируются височно-теменные узлы. Эти области мозга даже круче, чем МПФК, потому что об их роли в процессе социального познания было известно уже давно. ВТУ участвуют в целом ряде сложных процессов, хотя сидят далеко не в первом ряду. Это значит, что, в отличие от медиальной префронтальной коры, они смещены назад и находятся даже позади ушей. Такое положение позволяет ВТУ поддерживать тесную связь с более глубокими центрами мозга, в которых обрабатываются эмоции, а также информация, получаемая от органов чувств. Это же обстоятельство выделяет их среди других «подозреваемых», которые очень часто попадаются нам на глаза, когда речь заходит о социальном познании. Ни одна область мозга, находящаяся на значительном расстоянии ото лба, не принимает такого участия в решении задач теории сознания.

Поскольку в число задач ВТУ входит также быстрое выявление взаимосвязей между действиями и реакцией на них, им приходится улаживать массу других проблем, которые имеют куда большее значение для выживания, хотя и не так бросаются в глаза. Например, они активно управляют вниманием{109}109
  Corbetta, M. & Shulman, G.L. Control of goal-directed and stimulus-driven attention in the brain. Nat. Rev. Neurosci. 3, 201–215 (2002).


[Закрыть], задавая его направленность. Благодаря этому ВТУ можно сравнить с заведомым аутсайдером, который вдруг взял и выбился в лидеры. Когда мозгу понадобились новые способности, ВТУ использовали свой шанс и стали для способности понимать чужое сознание такими же незаменимыми, как и префронтальная кора. Разумеется, для этого им пришлось искать собственную нишу, не пересекающуюся с такими задачами префронтальной коры, как самоконтроль и долгосрочное планирование.

К счастью, в их арсенале уже имелись качества, которые можно было взять за основу: внимание, узнавание людей и краткосрочные прогнозы на будущее.

В число задач ВТУ тоже входит один временной аспект, но, в отличие от префронтальной коры, они решают спонтанные задачи, причем не всегда связанные с людьми («Мяч падает. Куда он отскочит?»), то есть определяют непосредственные причинно-следственные связи. Если мы видим летящую стрелу, ВТУ помогают определить, в кого она попадет. Они также приходят на выручку, когда мы роняем мобильный телефон, и быстро подставляют нашу руку, чтобы его поймать. Правда, не всегда успевают, но все же… Когда Ньютону на голову упало яблоко, то, видимо, именно ВТУ подсказали ему после взгляда наверх: «Вот черт, уселся же точно на траектории падения»{110}110
  Overwalle, F. Van & Baetens, K. Understanding others’ actions and goals by mirror and mentalizing systems: a meta-analysis. Neuroimage 48, 564–584 (2009).


[Закрыть].

Таким образом, ВТУ не просто воспринимают обстоятельства, но и помогают определить, к чему это может привести. Если говорить о теории сознания, то данная способность используется не столько для вычисления траектории полета, сколько для предсказания мыслей и их последствий.

При этом первый вопрос, на который они находят ответ, касается того, думает ли ваш собеседник вообще о чем-либо. Данную проблему они решают каждый раз, когда вблизи появляется живой объект. И дело даже не в определении «живости», а в том, какие у этого объекта могут быть намерения и цели. Поэтому мозг по-разному реагирует на случайные и целенаправленные движения. Например, если куст шевелится от ветра, то на него не стоит обращать внимание. А вот куст, в котором сидит медведь, намного интереснее. Здесь надо задействовать все внимание, и ВТУ включаются в работу. Внимание – это их сфера деятельности.

При этом они выходят на более высокий уровень, чем чистое восприятие. ВТУ могут не просто реагировать на увиденное, но и делать определенные выводы. К ним сходятся сигналы от всех органов чувств – запахи, прикосновения, звуки. Из них ВТУ пытаются извлечь какие-то закономерности. Чтобы сделать важный вывод, достаточно какого-то непривычного треска или нескольких листьев, которые колышутся явно сильнее, чем от ветра. ВТУ сразу реагируют с такой же интенсивностью, как будто кто-то, стоя прямо перед вами, кричит и размахивает руками. Это у них хорошо получается. Ведь иначе медведь добрался бы до вас быстрее, чем вы успели бы пошевелиться. Лучше чрезмерная реакция, чем недостаточная. Даже если ночью вы никак не можете уснуть, прислушиваясь к необычно громкому шелесту куста под окном. Или когда собака вдруг задевает вашу ногу под столом, а вы вздрагиваете так, словно в вашу гостиную и в самом деле забрался медведь.

Раньше такое случалось, конечно, чаще. Поэтому разгадывание намерений других живых объектов у нас в крови. Пятимесячные младенцы сильнее реагируют на руки, чем на неживые объекты{111}111
  Woodward, A. L. Infants selectively encode the goal object of an actor’s reach. Cognition 69, 1-34 (1998).


[Закрыть]. Годовалые по-другому реагируют на объект, имеющий лицо или реагирующий на них самих{112}112
  Johnson, S.C., Slaughter, V. & Carey, S. Whose gaze will infants follow? The elicitation of gaze-following in 12-month-olds. Dev. Sci. 1, 233–238 (1998).


[Закрыть]. В этом случае они следят за его взглядом. Они также демонстрируют недоумение, когда видят, что человек, перепрыгивавший ранее через препятствия, чтобы добраться до цели, продолжает прыгать, даже когда препятствия убраны с его пути{113}113
  Gergely, G.N., N6dasdy Z., Csibra G. & Biry S.. Taking the intentional stance at 12 months of age. Cognition 56, 165–193 (1995).


[Закрыть]. В 18 месяцев дети могут мысленно продолжить прерванные на полпути действия взрослых{114}114
  Saxe, R., Carey, S. & Kanwisher, N. Understanding other minds: linking developmental psychology and functional neuroimaging. Annu. Rev. Psychol 55, 87-124 (2004).


[Закрыть]. С этим явлением мы встречались в ходе обсуждения зеркальных нейронов, когда говорили о том, что чересчур поспешно судим о цели того или иного движения. В такие моменты ВТУ помогают нам скорректировать неправильное впечатление, полученное от зеркальных нейронов{115}115
  Buccino, G. et al. The neural basis for understanding non-intended actions. Neuroimage 36, (2007).


[Закрыть].

Ошибки могут допускаться в любом возрасте. Люди имеют тенденцию приписывать всевозможные намерения, мысли и цели кому угодно, в частности животным{116}116
  Flombaum, J.I. & Santos, L.R. Rhesus monkeys attribute perceptions to others. Curr. Biol 15, 447–452 (2005).


[Закрыть] и даже роботам, если их движения напоминают человеческие{117}117
  Hegel, E, Krach, S. & Kircher, T. Theory of Mind (ToM) on robots: a functional neuroimaging study. Human-Robot Interact. 335–342 (2008). doi: 10.1145/1349822.1349866


[Закрыть]. Даже перемещение световых точек, вызывающее ассоциации с перемещением наших конечностей, вызывает в мозге такую же активизацию, как будто мы действительно наблюдаем за человеком{118}118
  Grossman, E.D. & Blake, R. Brain areas active during visual perception of biological motion. Neuron 35, 1167–1175 (2002).


[Закрыть]. А если очертания объекта напоминают лицо или он имеет глаза, то мы автоматически полагаем, что у него есть какие-то намерения.

Если вы хотите проверить это утверждение, попробуйте как-нибудь наклеить на все окружающие вас предметы изображения глаз – и увидите, как коллеги вдруг начинают косо посматривать на йогурт. (Когда вам начнут задавать вопросы, скажите, что исследуете процессы социального познания.)

Таким образом, требуется совсем немного, чтобы приписать кому-то или чему-то свойства характера. К примеру, если на экране совершенно не видно людей и движутся лишь треугольники, ВТУ все равно срабатывают{119}119
  Riekki, T., Lindeman, M. & Raij, T.T. Supernatural believers attribute more intentions to random movement than sceptics: An fMRI study. Soc. Neurosci. 9, 400–411 (2014).


[Закрыть]. Социальные подробности иногда отвлекают внимание от сути того, что мы, собственно говоря, хотим увидеть, поэтому очень распространенным приемом в комиксах, мультфильмах и компьютерных играх является максимальное упрощение изображений. В манге они зачастую сильно контрастируют с детально прорисованным ландшафтом и второстепенными фигурами, изображенными почти с фотографической точностью. Это позволяет мозгу быстрее вникнуть в суть и понять, на что обратить основное внимание.

Мы сразу же узнаем человека, распознаем его эмоции и намерения. Все остальное второстепенно. Поскольку наши предки считали, что лучше увидеть медведя там, где его нет, чем наоборот, мы до сих пор имеем тенденцию видеть лица во всех предметах: улыбающиеся у автомобилей, скучные у домов. Если с помощью фотошопа придать лицам детское выражение, то не только люди, но и автомобили станут симпатичнее. И это действительно так. Когда вы увидите машину с детским «лицом» (большие фары, уменьшенная решетка радиатора с узкими щелями), вам невольно захочется ей улыбнуться{120}120
  Miesler, L., Leder, H. & Herrmann, A. Isn’t it cute: An evolutionary perspective of baby-schema effects in visual product designs. Int. J. Des. 5, 17–30 (2011).


[Закрыть].

Зрительные образы стимулируют социальное мышление. Если же отсутствуют фильмы, фотографии и звуки, из которых можно отфильтровать нужную информацию, и мы располагаем только рассказанными или написанными сведениями, то основную роль берет на себя префронтальная кора{121}121
  Van Overwalle, F. Social cognition and the brain: a meta-analysis. Hum. Brain Mapp. 30, 829–858 (2009).


[Закрыть]. Это уже совсем другая задача.

Отсюда можно сделать следующий вывод: посмотреть комикс или фильм – это далеко не то же самое, что прочитать книгу. Но все три источника стимулируют важные центры мозга, каждый из которых выполняет свою важную функцию.

Таким образом, у нас уже есть второй фрагмент к общей картине под названием «Что происходит в голове у моего визави?». Участник нашего эксперимента не просто вызывает в памяти прежний образ своего партнера, но и добавляет к нему свои оценочные суждения о его текущих действиях. На основании обоих компонентов он задает себе вопросы: «Что за этим кроется? Почему он так себя ведет?» Разумеется, результат будет таким же субъективным, как и долгосрочные прогнозы. Насколько тяжело разобраться в сути происходящего, мы уже видели в главе, посвященной зеркальным нейронам. Но теперь создаются условия для новых ошибок. Например, для избыточной интерпретации.

Для нашего мозга задача выявления намерений находится в самом верху списка приоритетов. Мы ищем модели поведения. Мы ищем цели. Даже если чашка разбита не нарочно, то что все-таки за этим кроется? Пытаясь обнаружить умысел во всем, что наблюдаем, мы наталкиваемся на одну особенность теории сознания, следствия которой важны не только для отношений наших двух участников.

Для ее объяснения лучше всего подойдет известная аналогия с часами, которую постоянно используют, пытаясь доказать существование Бога. Когда вы видите камень, у вас не возникает даже мысли о том, что его кто-то создал. Но если у вас в руках хитроумно сконструированные часы, то вы с полным правом исходите из того, что где-то должен существовать их творец. К аналогичному предположению приходят многие люди, видя перед собой такой шедевр, как живое существо. Ученые могут сколько угодно рассказывать об эволюции бактерий и о мутациях, но человек имеет привычку во всем видеть сознательные действия и объяснения с позиций эволюции, какими бы научно обоснованными они ни были, его мало убеждают. Поэтому большинство наших представлений о сверхъестественных силах покоятся именно на том, что они обладают разумом и волей.

Если вы хотите познакомить мир с очередным мифом о процессах, которых никто не в состоянии наблюдать, лучше всего найти какую-нибудь нечистую силу. Люди скорее поверят в невидимого духа, чем в рациональную, но сложную для понимания причину. Согласно опросу, проведенному в 2005 году журналом GEO, более 60 процентов жителей Германии верит в ангелов, а 25 процентов побаивается дьявола.

Пожалуй, людям было бы легче поверить в глобальное потепление, если бы им сказали, что его причиной являются невидимые великаны, живущие под землей.

Самое главное, чтобы все на свете происходило в соответствии с неким планом. Мы совершенно автоматически приписываем его наличие любым событиям. Если спросить детей, зачем идет дождь, они скажут что-нибудь вроде «Чтобы напоить цветы»{122}122
  Kelemen, D. & DiYanni, C. Intuitions About Origins: Purpose and Intelligent Design in Children’s Reasoning About Nature. J. Cogn. Dev. 6, 3-31 (2005).
  Kelemen, D. Why are rocks pointly? Children’s preference for teleological explanations of the natural world. Dev. Psychol. 35, 1440–1452 (1999).


[Закрыть]. А цветы, разумеется, существуют для пчелок, чтобы те могли сделать мед. Львы – для зоопарка, горы – чтобы карабкаться. Даже камни специально такие острые, чтобы зверям неудобно было на них сидеть. Все имеет смысл и предназначение. И это еще без учета того, что детей регулярно водят в церковь. Даже высокообразованные взрослые, если не давать им времени на раздумья, выглядят ненамного умнее («Солнечный свет нужен для фотосинтеза»){123}123
  Kelemen, D. & Rosset, E. The Human Function Compunction: Teleological explanation in adults. Cognition 111, 138–143 (2009).


[Закрыть].

Мы считаем, что у всего есть своя причина. Соответственно, в 15 штатах США школьные программы идут на компромисс: они признают эволюцию, но при этом постоянно подчеркивают, что каждый шаг в развитии совершается «с намерением». В ходе одного исследования было выявлено, что люди, верящие в сверхъестественные силы, склонны считать целенаправленными случайные движения треугольников на экране, в то время как скептики видят в них лишь хаотичные перемещения геометрических фигур в пространстве{124}124
  Riekki, T., Lindeman, M. & Raij, T.T. Supernatural believers attribute more intentions to random movement than sceptics: An fMRI study. Soc. Neurosci. 9, 400–411 (2014).


[Закрыть].

Атеизм требует определенного напряжения ума. В автоматическом режиме мы обычно мыслим социально. Когда мы пускаем свои мысли на самотек, они сами собой переходят на социальные рельсы. Если дать участникам эксперимента возможность спокойно обдумать в тишине какую-то мысль, это уже в определенной степени напомнит теорию сознания{125}125
  Iacoboni, M. et al. Watching social interactions produces dorsome-dial prefrontal and medial parietal BOLD fMRI signal increases compared to a resting baseline. Neuroimage 21, 1167–1173 (2004).


[Закрыть]. Если же вместо этого предложить им решить какую-то задачу, то социальные аспекты мышления и соответствующая активность мозга отойдут на второй план{126}126
  Spreng, R.N., Mar, R.A. & Kim, A.S.N. The common neural basis of autobiographical memory, prospection, navigation, theory of mind, and the default mode: a quantitative meta-analysis. J. Cogn, Neurosci. 21, 489–510 (2009).
  McKiernan, K.A., D’Angelo, B.R., Kaufman, J.N. & Binder, J.R. Interrupting the «stream of consciousness»: An fMRI investigation. Neuroimage 29, 1185–1191 (2006).


[Закрыть].

Это значит, что, наблюдая некую знакомую модель, мы предполагаем увидеть медведя. Или Творца. Конечно, я не собираюсь доказывать, что Бога нет. Пусть каждый верит в то, что ему нравится. Вот только не надо доказывать его существование на примере часов. Стивен Хокинг говорил: «Нам не требуется Бог, чтобы объяснить, как возникла Вселенная. Правда, кошки нам для этого тоже не нужны, но они тем не менее реально существуют».

Мысли о Боге на самом деле не очень отличаются от других форм социального мышления. У очень религиозных участников экспериментов во время молитвы активизируются те же центры мозга, которые задействуются теорией сознания{127}127
  Schjmdt, U., Stmdkilde-Jmrgensen, H., Geertz, A.W. & Roepstorff, A. Highly religious participants recruit areas of social cognition in personal prayer. Soc. Cogn. Affect. Neurosci. 4, 199–207 (2009).


[Закрыть], то есть именно те, которыми мы пользуемся, разговаривая с другим человеком.

Данное обстоятельство можно интерпретировать так: образ Бога имеет для нас человеческие черты. Бог – такое же существо с собственными намерениями и взглядами, о которых мы можем составить свое мнение («Я знаком с ним еще с Ветхого Завета, но там он был совсем другим»). Религия – относительно новое явление в истории нашего развития, и для нее в мозге наверняка не сформировались отдельные центры. Она строится на тех знаниях, которыми мы уже располагаем. А представить себе существо, которое полностью выходит за рамки теории сознания, столь же трудно, как придумать новый цвет. Поэтому неудивительно, что большинство людей, независимо от вероисповедания, представляет себе Бога как нечто близкое своему жизненному опыту. Например, они полагают, что для него точно так же, как и для нас, существует понятие времени{128}128
  Barrett, J.L., Theological correctness: Cognitive constraint and the study of religion. Method Theory Study Relig. 11, 325–339 (1999).


[Закрыть].

Когда мы спрашиваем у взрослых людей, исповедующих индуизм и христианство, в чем заключается их концепция Бога, они используют сложные понятия типа «всезнающий» и «вездесущий». Но когда речь заходит о религиозных историях, то у тех же людей Бог становится совсем другим.

Он тоже должен видеть и слышать, чтобы что-то узнать. Он должен уделять свое внимание каким-то конкретным ситуациям{129}129
  Barrett, J.I., Cognitive constraints on Hindu Concepts of the Divine. J. Sci. Study Relig. 37, 608–619 (1998).
  Barrett, J.L. & Keil, F.C. Conceptualizing a nonnatural entity: anthropomorphism in God concepts. Cogn. Psychol 31, 219–247 (1996).


[Закрыть]. Для него события имеют ту же временную последовательность, что и для нас. И дело не в том, что нам трудно оперировать «магическими» понятиями. Даже дети вполне могут представить себе привидений, проходящих сквозь стены, скульптуры, умеющие слушать, невидимые души предков и Бога, способного воздвигать горы. Мы довольно легко и естественно представляем себе подобные вещи. Концепции, которые слегка отличаются от нашего жизненного опыта, лучше запоминаются и потому хорошо подходят для всяких притч и легенд, то есть информации, передаваемой из уст в уста{130}130
  Barrett, J.L. Exploring the natural foundations of religion. Trends in Cognitive Sciences 4, 29–34 (2000).


[Закрыть]. Но они все еще остаются в сфере представимого. Это своего рода версия истории про Деда Мороза (во всяком случае, для христиан старше шести лет). Если предложить взрослым помолиться Деду Морозу, то активизации тех же самых зон мозга у них не произойдет, скорее всего, потому, что они не воспринимают эту просьбу всерьез{131}131
  Schjmdt, U., Stmdkilde-Jmrgensen, H., Geertz, A.W. & Roepstorff, A. Highly religious participants recruit areas of social cognition in personal prayer. Soc. Cogn. Affect. Neurosci. 4, 199–207 (2009).


[Закрыть].

Помимо всего прочего, в беседах с Богом активизируется центр поощрений – хвостатое ядро мозга, – которое вырабатывает дофамин{132}132
  Schjuidt, U., Stnidkilde-Jmrgensen, H., Geertz, A.W. & Roepstorff, A. Rewarding prayers. Neurosci. Lett. 443, 165–168 (2008).


[Закрыть]. Молитва вознаграждается. Но только если она искренняя и сформулирована своими словами. Если же вы просто расскажете наизусть «Отче наш», мозг активизируется не сильнее, чем от «Баба сеяла горох»{133}133
  Schjmdt, U., Stmdkilde-Jmrgensen, H., Geertz, A.W. & Roepstorff, A. Highly religious participants recruit areas of social cognition in personal prayer. Soc. Cogn. Affect. Neurosci. 4, 199–207 (2009).


[Закрыть]. Но это лишь небольшое отступление. Из всего сказанного необходимо запомнить, что одна из самых больших трудностей в применении теории сознания заключается в том, чтобы решить, уместно ли вообще применять ее в данных конкретных обстоятельствах.