Текст книги "Душа за работой: От отчуждения к автономии"

III. Техника и всеобщий интеллект

Конкретная целостность в Grundrisse

Критический гуманизм 1960-х годов (связанный в первую очередь с именами Сартра и Маркузе) черпал энергию в «Ранних произведениях» Маркса. Оригинальная подлинность человеческой личности расценивалась здесь как исходная точка и одновременно как телеологическое содержание революционной деятельности.

При этом структурализм Альтюссера в первую очередь был нацелен на новое прочтение «Капитала», поскольку структура производственного процесса рассматривалась здесь как локус, в лоне которого формируется как критика существующего мира, так и ведущий к его уничтожению революционный процесс.

Что же касается итальянского неомарксизма композиционистского толка, то здесь центр тяжести сместился к Grundrisse. Ни характерное для идеализма гипостазирование всечеловечности, которая может быть достигнута по ходу исторического развития, ни анализ внутренней противоречивости структурных отношений, складывающихся в процессе производства, не в состоянии объяснить социальный состав и формирование революционных субъектов. Ни презумпции человечности, которую надлежит реабилитировать, ни анализа капитала недостаточно, чтобы осмыслить происходящее на исторической сцене в XX веке, на подмостках борьбы рабочего класса и реструктурирования капиталистических отношений.

Если мы хотим понять динамику происходящей в процессе производства трансформации, а также динамику политической борьбы, нам необходимо не только рассматривать происходящее сквозь призму трудовых отношений (в самых прогрессивных их формах), но и, что гораздо важнее, сквозь призму отказа от труда. В том случае, если мы изберём указанную оптику, мы увидим, что социальный состав общества подвергается непрестанным изменениям, одновременно изменяя и производственный, технологический, экономический и политический контексты. Двигателем этого непрестанного изменения становится динамика вычитания прожитого времени из времени оплаченного труда.

Философия композиционизма противостоит философии трудовиков. Исходя из марксистского разграничения деятельности и труда, итальянские неомарксисты, близкие к журналу Classe operaia, поставили себе целью изучение независимых коллективных действий, исходя из вычитания прожитого времени из времени труда, исходя из отказа как от собственно труда, так и от проектов, связанных с упразднением труда.

Уже на самых первых страницах «Капитала» Маркс утверждает, что надлежит разграничивать родовую деятельность (отношения человека с природой и с другими людьми, то есть с обществом) и определённую форму вознаграждённого труда, то есть расходование абстрактного времени в обмен на зарплату. Отказ от труда не означает полного прекращения деятельности, это лишь преобладание такой человеческой деятельности, которая избавляется от порабощения человека трудом. В «Капитале» Маркс определяет понятие «абстрактный труд» следующим образом:

Если отвлечься от потребительной стоимости товарных тел, то у них остаётся лишь одно свойство, а именно то, что они продукты труда. <…> Вместе с полезным характером продукта труда исчезает и полезный характер представленных в нём видов труда, исчезают, следовательно, различные конкретные формы этих видов труда; последние не различаются более между собой, а сводятся все к одинаковому человеческому труду, к абстрактно человеческому труду²⁷.

По ходу развития капиталистического общества промышленный труд утрачивает всякую связь с конкретикой человеческой деятельности и становится чистым расходованием прожитого времени, претворённого в продукты, конкретные полезные достоинства которых сводятся к возможности обеспечить обмен и накопление прибавочной стоимости.

Равенство видов труда, toto coelo [во всех отношениях] различных друг от друга, может состоять лишь в отвлечении от их действительного неравенства, в сведении их к тому общему им характеру, которым они обладают как затраты человеческой рабочей силы, как абстрактно человеческий труд²⁸.

Промышленный рабочий (а в потенциале и весь цикл промышленного труда) является носителем чисто абстрактного, ограниченного знания. Абстракция эта – центробежная и вместе с тем унифицирующая сила, воздействие которой неизменно ощущается на протяжении всей эпохи современности, достигает своего совершенства в эпоху цифры. Труд, направленный на физическое преобразование материи, достиг столь высокого уровня абстракции, что, в конечном счёте, выказывает свою бесполезность: механические устройства потенциально способны полностью заменить его. Но одновременно с этим начинается процесс искоренения умственного труда по ходу производственного процесса, а следовательно, процесс сведения умственного труда к абстрактной деятельности.

…труд выступает теперь лишь как сознательный орган, рассеянный по множеству точек механической системы в виде отдельных живых рабочих и подчинённый совокупному процессу самой системы машин, как фактор, являющийся лишь одним из звеньев системы, единство которой существует не в живых рабочих, а в живой (активной) системе машин, выступающей по отношению к единичной незначительной деятельности рабочего, в противовес ему, как могущественный организм. В системе машин овеществлённый труд противостоит живому труду в самом процессе труда как господствующая над ним сила, каковою капитал в качестве присвоения живого труда является по своей форме. Включение процесса труда в процесс увеличения стоимости капитала в качестве всего лишь его момента также и с вещественной стороны обусловлено превращением средства труда в систему машин, а живого труда – всего лишь в живой придаток этой системы машин, в средство для её деятельности²⁹.

Тем самым рабочий совершенно раздавлен, сведён к бессильному придатку к машине, выступает как поставщик попусту потраченного времени, оказывается безжизненным каркасом. Но сразу вслед за этим происходит смена перспективы:

Увеличение производительной силы труда и максимальное отрицание необходимого труда представляют собой, как мы видели, необходимую тенденцию капитала. Осуществлением этой тенденции является превращение средства труда в систему машин. <…> Овеществлённая в системе машин стоимость выступает, далее, как такая предпосылка, по отношению к которой созидающая стоимость, энергия единичной рабочей силы, исчезает как бесконечно малая величина³⁰.

Благодаря накоплению общественных знаний и общей работы универсального интеллекта, пишет далее Маркс, работа становится излишней. Если попытаться определить самую суть тенденции в развитии капитала, то она заключается в следующем: в максимальной степени отказаться от привлечения труда людей в его непосредственной, материальной форме и заменить его машинным трудом благодаря использованию научных технологий. По мере развития указанной тенденции глобальная система производства практически выходит за пределы парадигматической орбиты современного капитализма. Начиная с этого момента для того, чтобы понять новую конфигурацию форм человеческой деятельности, технологий, интерфейсов, социальных взаимодействий, надлежит найти новую парадигматическую систему. Именно с её помощью можно понять, а ещё более важно, освободить деятельность человека в новых условиях. Между тем смена парадигм происходит в ином темпе, нежели смена технологических и производственных потенциалов «всеобщего интеллекта». Смена парадигм неотделима от неспешной эволюции культуры, социальных навыков, сформировавшихся идентичностей, отношений власти, а также доминирующих экономических законов. Капитализм как культурная и эпистемологическая (а не только социально-экономическая) система семиотизирует потенциал тех механизмов, которые присущи постиндустриальному обществу, на основе редуктивных парадигм. Наследие эпохи современности, со всем её индустриальным реквизитом, но также и со всем грузом ментальных привычек, с её навязчивыми конкурированием и агрессивностью, оборачивается неподъёмным ярмом. В результате процесс перераспределения и постепенного расширения рабочего времени оказывается совершенно парализованным.

…капитал здесь – совершенно непреднамеренно – сводит к минимуму человеческий труд, затрату силы. Это пойдёт на пользу освобождённому труду и является условием его освобождения³¹.

Время непосредственного труда становится в количественном отношении незначительным по сравнению со временем работы автоматизированных устройств. Указанная перспектива сокращения продолжительности необходимого труда и, как следствие, постепенного снижения количества рабочих расценивается сторонниками журнала Рсбеге operaio как явление позитивное. В рамках композиционистской философии оно выливается в доверительное отношение к самоутверждению интеллекта и его сопротивлению попыткам использовать его во благо капиталу.

Как только труд в его непосредственной форме перестал быть великим источником богатства, рабочее время перестаёт и должно перестать быть мерой богатства, и поэтому меновая стоимость перестаёт быть мерой потребительной стоимости. Прибавочный труд рабочих масс перестал быть условием для развития всеобщего богатства, точно так же как не-труд немногих перестал быть условием для развития всеобщих сил человеческой головы. Тем самым рушится производство, основанное на меновой стоимости, и с самого непосредственного процесса материального производства совлекается форма скудости и антагонистичности. Происходит свободное развитие индивидуальностей, и поэтому имеет место не сокращение необходимого рабочего времени ради полагания прибавочного труда, а вообще сведение необходимого труда общества к минимуму, чему в этих условиях соответствует художественное, научное и т. п. развитие индивидов благодаря высвободившемуся для всех времени 32 и созданным для этого средствам.

Соединение технологического потенциала с всеобщим социальным знанием сталкивается с сопротивлением капиталистического уклада, который по-прежнему доминирует в социальных, культурных, психологических ожиданиях пролетаризированного человечества. Экономика, словно всеобщая семиотическая ловушка, препятствует развитию потенциала, вопреки всему заложенного в материальную и интеллектуальную структуру технологического процесса. Маркс продолжает:

Сам капитал представляет собой совершающее процесс противоречие, состоящее в том, что он, с одной стороны, стремится свести рабочее время к минимуму, а с другой стороны, делает рабочее время единственной мерой и источником богатства. Поэтому капитал сокращает рабочее время в форме необходимого рабочего времени, с тем чтобы увеличивать его в форме избыточного рабочего времени; поэтому капитал во всё возрастающей степени делает избыточное рабочее время условием – вопросом жизни и смерти – для необходимого рабочего времени. С одной стороны, капитал вызывает к жизни все силы науки и природы, точно так же как и силы общественной комбинации и социального общения, для того чтобы созидание богатства сделать независимым (относительно) от затраченного на это созидание рабочего времени. С другой стороны, капитал хочет эти созданные таким путём колоссальные общественные силы измерять рабочим временем и втиснуть их в пределы, необходимые для того, чтобы уже созданную стоимость сохранить в качестве стоимости³³.

В этом фрагменте – сторонники композиционизма читали и поднимали его на щит именно в тот период, когда текст Grundrisse снискал известность в Италии – с исключительной прозорливостью сформулированы основные направления развития социальной, политической и экономической истории XX века.

Представление об «абстрактном труде» может служить превосходным введением в истолкование дигитализации производственного процесса, которая стала возможной и получила широкое распространение благодаря изобретению микроэлектроники. Рассуждая о капитале как о постоянно действующем противоречии, Маркс как будто предвидел увлекательную историю XX века, эпохи, в которую капитал, повинуясь инстинкту сохранения своей социально-экономической модели, разрушает созданный им же самим технический потенциал. А когда Маркс провозглашает неизбежность развития творческих, художественных и научных способностей, он предугадывает грядущую интеллектуализацию труда, которая характеризует нынешнюю «постфордистскую» стадию в развитии капитализма. На определённой стадии развития внедрённого в производство умственного труда капиталистическая модель начинает функционировать как парадигматическая ловушка: интеллект и деятельность оказываются в плену у заработной платы, дисциплины и зависимости.

В распоряжении Маркса ещё не было понятия «парадигма», он вынужден заменять его на подчас двусмысленные понятия гегельянского происхождения. Например, его представление относительно диалектического преодоления насущного бытия за счёт отрицания, переворачивания и высвобождения скрытого в насущном бытии потенциала представляет собой производное от концептуального инструментария Гегеля.

Опыт XX столетия позволил нам отчётливо убедиться в том, что вектор развития истории современности не направлен в сторону позитивного разрешения противоречий и что на её горизонте не просматривается никакого диалектического преодоления. Скорее капитал выглядит как патогенный механизм, как двойная связь. Что имеется в виду под двойной связью? Грегори Бейтсон и Пауль Вацлавик под «двойной связью» понимают форму парадоксальной коммуникации, в рамках которой содержание коммуникации противоречит ситуативному контексту. Таковы, к примеру, противоречивые предписания – те распоряжения, приказы и просьбы, в ходе которых отправитель сообщения адресует получателю некую информацию на словах, противоречащую той информации, которая заключена в жестах, аффектах и интонациях. «Двойная связь» результат наложения двух семиотических кодов в ходе коммуникативной ситуации или же результат наложения двух интерпретационных стратегий в ходе единого коммуникативного процесса. С исторической точки зрения есть основания утверждать, что капитал семиотизирует технологический процесс на основе кода (код экономической валоризации), не соответствующего его материальному и социальному содержанию. В результате возникает система неполного взаимопонимания, противоречивых распоряжений, ущербности коммуникационного процесса.

Можно привести в качестве примера проблему так называемой безработицы. Действительно, в контексте технологического прогресса присутствует тенденция к упразднению ручного труда как ненужного, а установление размера заработной платы за этот труд постепенно становится невозможным. Но поскольку ситуативный контекст, в который вписана данная тенденция, это контекст капиталистического уклада (основанного на всесилии зарплаты и сосредоточенности всей экономической системы на труде рабочих), то здесь вступает в действие «двойная связь».

Обработка результатов переписи безработных в Соединённых Штатах специально нанятыми для этого клерками. Вашингтон. Ноябрь 1937.

Фотостудия Harris & Ewing

Понятие «двойной связи» невозможно свести к диалектике. Перед лицом «двойной связи» теряет смысл всякое сопротивление, всякое глобальное отрицание. «Двойная связь» разрешается лишь в том случае, когда ситуативный контекст оказывается переформатирован с учётом содержания коммуникации. Если говорить о той общественной ситуации, которая возникает в эпоху позднего капитализма, то здесь теряет всякий смысл планирование социальных взрывов. Зато имеет смысл изменить систему социально-психологических ожиданий, саму организацию повседневной жизни, подчинив её той технологической системе, в рамках которой труд стал попросту ненужным, а размер зарплаты не подлежит более определению. Теперь уже перестаёт быть возможным глобальный разрыв с прошлым перед лицом капиталистической «двойной связи» в силу того простого обстоятельства, что прекратила своё существование какая-либо целостность (позитивная или же негативная) социальной истории капитализма. Целостность сделалась терминологической фикцией, которая более не может быть применена к реальному состоянию.

Единственный позитивный выход, который, возможно, брезжит на горизонте современной истории и капитализма эпохи гипермодерна, это особого рода дивергенция, непрестанно множащаяся и сталкивающаяся с другими дивергенциями, действуя как вирус, заражая всё вокруг при помощи СМИ.

Наука, труд и техника в философии Ханса-Юргена Краля

Ханс-Юрген Краль погиб в автомобильной катастрофе февральским вечером 1970 года. Ему не было и тридцати лет, и он считался одним из наиболее влиятельных представителей немецкой антиавторитарной философии. Это движение вспыхнуло в 1967 году, когда во время антиимпериалистической манифестации по случаю прибытия в Германию персидского шаха полиция застрелила двадцатишестилетнего студента Бенно Онезорга. Очень скоро к движению примкнули студенческие массы, активно выступавшие за демократизацию немецкого общества, протестовавшие против войны во Вьетнаме и разоблачавшие иногда, прибегая к весьма громким кампаниям, оглупление общества издательским концерном Springer.

Молодёжное протестное движение в Германии, представители которого группировались главным образом вокруг лиги «Студенты за демократическое общество», СДС, с самого начала колебалось между двумя линиями поведения: чёткой организацией и спонтанными выступлениями. Первая линия позднее оформилась в организацию марксистско-ленинского толка Pote Zellen [ «Красные ячейки»], а вторая в многообразные варианты молодёжных движений – Jugendzentren и Autonomen [ «Молодёжный центр», «Автономия»].

В последнее десятилетие своей жизни Ханс-Юрген Краль был занят разработкой основных принципов революционной теории постленинистского толка. В своей книге «Конституция и классовая борьба»³⁴ он задался вопросом: возможно ли свести современную ему классовую структуру эпохи интеллектуализированного труда к привычным политическим и организационным категориям рабочего движения. В этой рефлексии Краль исходил из постулатов франкфуртской школы, особенно из теории Адорно, развивая их в контексте современного ему отчуждённого промышленного труда и антиавторитарной борьбы. Краль по-новому решает проблему соотношения между социальной структурой общества и политической организацией его авангарда. Ленин видел эту проблему в субъективистском и волюнтаристском ключе, причём его концепция оказалась доминирующей в революционной мысли XX века. Но в 1960-е годы стали искать новые решения.

Традиционные теории классового сознания, в особенности те, которые следуют за идеями Ленина, имеют тенденцию отделять классовое сознание от его экономических составляющих. При этом игнорируется метаэкономическая, определяющая роль субъекта в создании культурно-экономического богатства и развития цивилизации³⁵.

Используемое в процессе анализа разделение между экономической сферой, с одной стороны, и сферой сознания, с другой, имело под собой реальные основания в период структурного размежевания производительного и интеллектуального труда. Однако оно оказывается всё менее эффективным в эпоху, когда интеллектуальный труд стремится стать составной частью целостного процесса производства.

Не следует рассматривать производство как процесс сугубо экономического свойства, управляемый исключительно законами обладания материальными благами и их передачи другим лицам. В этом процессе участвуют также внеэкономические факторы, значение которых возрастает по мере интеллектуализации трудовой деятельности. Культура социума, контрастирующие между собой воображаемые образы, ожидания и разочарования, ненависть и одиночество, все эти факторы в конечном итоге изменяют ритм и течение производственного процесса. Производительность общества теперь регулируется эмоциональной, идеологической, лингвистической сферами. Этот феномен становится всё более наглядным по мере всё более активного вторжения в производство стоимости эмоциональных, лингвистических, проективных факторов.

Хансу-Юргену Кралю удалось прозорливо предвидеть на концептуальном уровне инновационное содержание той трансформации производственных процессов, которая была характерна для последних десятилетий (периода распада индустриального общества). При этом цепь рассуждений Краля вписывалась в абстрактные категории критического марксизма.

Рабочее время остаётся универсальной мерой даже и в том случае, когда оно уже не включает в себя количественное расширение производства. Благодаря техническим и технологическим достижениям становится возможной тотализация производственной способности. По мере капиталистического развития машинного производства новая социальная комбинация всё больше выступает как важнейшая производительная сила³⁶.

В работе «Тезисы касательно общих отношений между научной интеллигенцией и классовым сознанием пролетариата», опубликованной в № 25 журнала So^ialistische Correspondent (1969), узловая проблема философской рефлексии Краля (а вместе с тем и политической проблематики данного движения в целом) изложена в наиболее рельефном виде. В центре внимания автора технология как определённая форма отношений между наукой и производственным процессом.

Приобрётший системный характер, начиная с конца XIX века, процесс технологического внедрения достижений науки в систему механизмов с фиксированным капиталом, а также установка на автоматизацию, привели к существенным изменениям того феномена, который Маркс назвал расширением труда в эпоху капитала. Теперь уже речь не идёт о чисто формальном расширении производства, поскольку количественному изменению подвергается также сама технологическая структура непосредственной трудовой деятельности посредством систематического использования общественных производительных сил, разделения труда и науки. Теперь уже трудовая деятельность как органический взаимообмен между человеком и природой подвергается, так сказать, социализации внутри самой себя. Одна из наиболее примечательных особенностей расширения труда при капитализме заключается в том, что наука как общий продукт общественного развития вполне осознанным образом внедряется в процесс непосредственного производства. Такого рода слияние придаёт производству всё более научный характер и тем самым обращает его в целостность, в своего рода комплексного работника, но в то же время и сводит индивидуальное трудовое умение к чему-то совершенно эфемерному. <…> Применение достижений науки и техники в производственном процессе достигло столь высокой стадии развития, что под угрозой оказалось само существование капиталистической системы. В результате социализация производительного труда поднялась на более высокий уровень, который уже не приемлет той формы объективации, что навязывается трудовой деятельности капиталом³⁷.

Подобного рода теоретические выкладки неизбежно подводили молодого мыслителя к постановке основополагающей проблемы. Речь идёт о радикальном переосмыслении организационных стратегий и политических целей рабочего движения XX столетия. Хотя данные стратегии и цели были поколеблены антиавторитарным движением 1960-х годов, но полностью избавиться от них не представлялось возможным.

Отсутствие надлежащей рефлексии относительно конституирования [Verfassung] классового сознания как категории неэмпирического характера <…> подвело социалистическое движение к искажённому истолкованию классового сознания в ленинском духе; подобное истолкование неприемлемо по отношению к крупным городам³⁸.

И действительно, ленинизм, если под ним понимать организационную модель и определённую концепцию взаимоотношений между социальным сознанием и целостным трудовым процессом, не учитывает особенностей крупных городов. Он основан на отделении трудовой деятельности от познавательной деятельности высшего уровня (назовём её сознанием). Истоки подобного разделения следует усматривать в формах трудовой деятельности доиндустриальной эпохи: в тот период рабочий обладал необходимыми для его работы познаниями, но вот структурирующая общество в целом система знания оставалась для него за семью печатями. Однако обоснованность такого разделения выглядит весьма уязвимой начиная с того момента, когда на социальной сцене всё больше утверждается омассовленный рабочий, вынужденный заниматься всё более специализированным и однообразным трудом; в результате его социализированность обретает новое, неизбежно извращённое и антикапиталистическое по сути измерение.

Подытоживая сказанное, отметим, что такого рода разделение вообще утрачивает какой бы то ни было смысл, коль скоро мы заводим речь о ментализированной форме общественного труда. В этом случае отдельно взятые интеллектуализированные работники оказываются наделёнными специфическими познаниями и определённым пониманием всей социальной системы знания, охватывающего собой все без исключения производственные циклы; правда, понимание это неизбежно носит мучительный, селективный и фрагментарный характер.