Текст книги "Европа Гутенберга. Книга и изобретение западного модерна (XIII–XVI вв.)"

В XII и XIII веках происходит значимый рост письменной продукции, но также ряд противоречивых процессов. Предельно упрощая, можно сказать, что производство направляется тремя различными категориями: во-первых, тенденцией к специализации[91]91
  Pratiques de la culture écrite dans les universités du midi de la France, éd. E. Ornato, N. Pons, Louvain-la-Neuve, 1995.


[Закрыть], во-вторых, и в противоположном направлении, определенным упрощением, связанным с расширением числа читающей публики; в-третьих, книга может стать знаком определенного социального статуса, или, если воспользоваться терминологией Бурдье, отличия, как и манифестацией могущества.

Рядом с классическими произведениями любой библиотеки, священными текстами, патристикой, литургическими книгами и т. д. отныне мы находим специализированные трактаты, и их число постоянно растет. Это трактаты по медицине, праву, политике и другим отраслям знания, от естественных наук до истории. Схоластика расширяет любопытство человека на все Творение. Альберт Великий, профессор теологии в Париже и учитель Фомы Аквинского, – автор произведения De natura rerum (1270), примечательного не только новаторской идеей (каталогизировать весь физический мир), но также тем демаршем, на который идет автор, чтобы реализовать этот проект: он признает неизменность видов, затем рассматривает всех живых существ одно за другим, начиная с человека, при этом использует логическую классификацию, внутри которой систематизация выстроена по алфавиту. Основанный на абстрактном коде, алфавитный порядок вводит принцип формальной логики, совершенно инородный для структуры описываемого предмета, но упрощающий использование произведения неспециалистом. Признанный жанр схоластики – сумма (summa), энциклопедическая форма, начало которой положил Александр Гэльский (ок. 1231) и которая достигла вершины в «Сумме теологии» Фомы Аквинского: сумма – это мир в книге, мир, еще раз подчеркнем, как «бумажный мир».

Эти специализированные рукописи имеют две очень разные формы в зависимости от того, идет ли речь о рабочих заметках или о более законченном документе. Клирики (clercs) очень хорошо знакомы с письменностью, так что мы наблюдаем, как появляется и распространяется модель манускриптов, для которых характерна скоропись, использование сокращений и все чаще употребление бумаги в качестве носителя. Верстка страницы достаточно примитивна, и поиск в этом очень плотном тексте происходит при помощи заметок на полях, кратких и торопливых. Образцом этих манускриптов для работы становятся университетские книги, студенческие конспекты и т. д. Другие специализированные рукописи выполнены намного тщательнее, они представляют собой самые настоящие научные трактаты на темы теологии, астрономии, арифметики, церковного календаря и т. д., и эта тщательность порой позволяет им занять место в самых престижных библиотеках знати – в этом случае они часто имеют форму текстов, написанных на народном языке. «Книга охоты» графа де Фуа, Гастона Феба служит особенно ярким примером, относящимся к концу XIV века, в области, безусловно, специфической, но которая самым тесным образом соприкасается с жизнью двора[92]92
  См. репродукцию по адресу: http://classes.bnf.fr/phebus/index.htm.


[Закрыть].

Радикальные изменения в проблематике знака сопровождаются в XII веке и еще больше в XIII веке необыкновенным ростом популярности письменного текста как опоры порядка и управления. В том, что касается правил функционирования Церкви, этот процесс проявляется в систематической организации корпуса специального канонического права, область применения которого в действительности распространяется на все общество[93]93
  Lefèvre-Teillard A. Le livre juridique manuscrit (XIe-XVe siècle) //HCL, I, 2005, p. 11–32, ill.


[Закрыть]. Дух григорианской реформы побуждает вернуться к истокам, для закладки основы для работы по осмыслению и реорганизации – задача, характерная для специалистов по письменной культуре – сначала в Италии, особенно в Болонье, а затем и во Франции. Эта тенденция поддерживается спросом со стороны новых университетов, нуждающихся в текстах для организации учебного процесса. Таким образом, постепенно начинают создаваться монументальные сборники юридических документов: около 1140 года Иво Шартрский предпринимает попытку сделать более или менее целостные сборники из множества разрозненных элементов. Эта работа выльется в декрет Грациана, состоящий из «более 4000 отрывков, взятых преимущественно из текстов соборных постановлений, папских декреталий, произведений патристики, фрагментами из римского права – в дополнение» (А. Лефевр-Тейяр). Основа канонического права, Декрет Грациана, находит продолжение в сборниках, которые включают в себя декреталии, принятые папами позднее: декреталии Григория IX (1234), затем «Секст» Бонифация VIII (1298), декреталии Климента V (1317) и декреталии последующих пап. Та же самая работа ведется с гражданским правом, в котором Императорские конституции дополняются дигестами (или пандектами), «Институтами и новшествами» (вплоть до XIII века), образуя корпус гражданского права (Corpus juris civilis).

Не только исследования письменных источников, их компиляция и организация помогли заложить прочные основы права, но и само письменное обозначение также порождает рациональное мышление, потому что текст и сам является инструментом рациональности и манипулирования миром. Таким образом будут создаваться и другие тексты, передающие работу мышления: суммы, посвященные тому или иному толкованию текста (например, «Декрет») или той или иной проблеме, и в особенности комментарии, некоторые из которых становятся классическими и начинают преподаваться. Аккурсий комментирует Corpus juris civilis, Бернард Пармский и Жан Андре комментируют основы канонического права, при этом готовятся и другие учебники для всевозможных чтений и дискуссий. Всегда и повсюду работа над текстом и отсылка к тексту позволяют развивать мысль и устраивать обсуждения.

Отныне письменность и книга затрагивают более широкий круг людей – даже если он по-прежнему остается привилегированным меньшинством, – ожиданиям которого необходимо соответствовать. Мы еще вернемся к проблеме книг религиозного содержания, а здесь ограничимся указанием на распространение народного языка в качестве письменного. С того момента, как начинает расти могущество городской цивилизации, народный язык начинает утверждаться в деловых и архивных документах (административные архивы). В то же время на народном языке создается, на него переводится, а затем копируется, определенное количество все более важных текстов, отвечающих потребностям в развлечении, а также соображениям престижа и потребностям в документировании, которые складываются у широкой публики. «Истории» отвечают двум первым моделям, поскольку речь идет как о хрониках, которые читают ради пользы (чтобы подражать образцам) или из любопытства, так и о текстах, имеющих политический аспект – превознесение великих свершений династии или отдельной персоны. Жанр получает особенно широкое развитие при монархии Капетингов, начиная с Жоффруа де Виллардуэна, автора «Истории четвертого крестового похода»[94]94
  Dictionnaire des lettres françaises. Moyen Âge, nelle éd., éd. Geneviève Hasenohr [et al.], Paris, 1992.


[Закрыть]. Жуанвиль (1225–1317) пишет свою «Историю Людовика Святого» по просьбе Жанны Наваррской, жены Филиппа Красивого. Фруассар (1337 – ок. 1410) живет при дворах различных монархов (графа де Фуа, при английском дворе, затем при Ги де Дампьере) и начиная с 1373 года пишет свои «Хроники». Кристина Пизанская пишет для Филиппа Смелого биографию Карла V… Эта модель переносится в бургундский двор, где Филипп Добрый создает при герцоге должность indiciaire, которую первым займет Жорж Шастелен. Упомянем также Филиппа де Коммина (1447–1511), карьерного дипломата, который переходит от Карла Смелого на сторону Людовика XI (1472) и начиная с 1489 года пишет свои «Мемуары».

«Романами» называют тексты развлекательной направленности на народном языке. Их модель очень часто следует этике и ценностям рыцарства (честь, верность, благочестие), тогда как в их тематике смешиваются герои античности (Александр) и более современные (Карл Великий) или легендарные персонажи. Отсылки к христианству присутствуют повсюду, как показывает пример короля Артура и его двенадцати рыцарей, но также имеют место темы паломничества и особенно крестового похода. Это поэмы, самые главные из которых во Франции появляются в XII веке и предназначены для чтения вслух: образец задается с 1100-х годов «Песнью о Роланде». Среди самых известных текстов – куртуазные романы Кретьена де Труа (ум. ок. 1190): «Тристан и Изольда» (утерян) и романы о короле Артуре («Ланселот», «Персеваль», «Ивейн, или Рыцарь со львом»…). Жан де Берри владеет роскошной «Книгой мессира Ланселота Озерного», приобретенной в 1405 году за 300 золотых экю у парижского книготорговца Рено дю Монте, и «покрытой зеленым шелком с двумя золотыми застежками, на каждой из которой V [пять] жуковин из позолоченной меди»[95]95
  BnF ms fr. 117. Репродукция миниатюр: http://gallica.bnf.fr/Catalogue/noticesInd/MAN00805.htm


[Закрыть]. Мало-помалу начинают появляться любовные, даже эротические мотивы: «Роман о Розе» Гийома де Лорриса и Жана де Мёна – самый знаменитый пример[96]96
  Langlois E. Les Manuscrits du Roman de la rose: description et classement, Lille, 1910.


[Закрыть]. Этот текст можно найти во многих королевских или частных библиотеках, среди которых библиотека герцога Беррийского, получившего рукопись в подарок в 1403 году от Мартена Гужа, главного казначея и будущего епископа Шартра (1408–1415)[97]97
  BnF, ms. fr. 380. Отец Гийом Бюдэ тоже владеет очень красивым иллюминированным манускриптом «Романа о Розе», который может датироваться XIII веком и имеет, несомненно, парижское происхождение (Paris, Bibl. Ste-Geneviève ms 1126).


[Закрыть]. Сам успех этого произведения находится в основе характерного для французских прегуманистов противостояния: Жан де Монтрейль (ум. 1418), канцлер Карла VI, друг Колуччо Салутати и сам утонченный латинист, – один из самых горячих защитников текста. Среди его противников Жерсон, пишущий в 1402 году «Трактат против Романа о Розе», в котором объясняет, что, если бы он располагал его экземпляром, даже имеющим огромную ценность, он предпочел бы его сжечь, чем продать, из страха поспособствовать его успеху[98]98
  Johan Huizinga, L’Automne du Moyen Âge, trad. fr., nelle éd., Paris, 1980, p. 120 et 121. Хейзинга Й. Осень Средневековья. Санкт-Петербург: Издательство Ивана Лимбаха, 2011, с. 199–201.


[Закрыть].

То же самое с ростом числа переводов на народный язык – мы к этому еще вернемся. В краткие сроки и вопреки прежней практике в мире письменной речи совершенно логично утверждается культурное многоязычие, как только этот мир выходит за узкие границы одних только групп специализированных клириков. К этому мы должны лишь добавить рукописи, которые излагают античных классиков и постклассических авторов, а также «учебники», сборники писем (сам факт существования которых свидетельствует о расширении практики письма), медицинские книги, пособия по соколиной и псовой охоте, даже по экономике сельского хозяйства («Книга о сельских доходах» Пьера де Кресана). Часть этих произведений также выйдет в печатном виде. Со временем новая письменная культура распространяется путем воспроизведения в слоях знати и постепенно среди городской буржуазии. Начинает меняться и статус автора: связанный с фигурой принца, автор часто принадлежит к малому ордену (что позволяет ему получать церковные доходы), но очевидно, что у него нет никакой возможности зарабатывать себе на жизнь своим пером. Первым автором, добившимся известности, станет Петрарка (1304–1374). В Италии и Авиньоне, а также в целом чувство авторства – а значит текста – делается более ощутимым. У Ришара де Бюри в «Филобиблионе» (ок. 1343) сами книги жалуются следующим образом:

Каждый день невежественные компиляторы, переводчики и переделыватели унижают наше достоинство, приписывая нам новых авторов. Меняя свой древний титул, мы опускаемся все ниже и ниже всякий раз, когда рождаемся заново в многочисленных копиях; нас, вопреки нашей воле, заставляют писать слова, которые употребляют дурные авторы, и у детей отбирают имена их настоящих отцов…

Несмотря на то, что развитие книги шло в сторону секуляризации, инструменты и практики работы с книгой по-прежнему оставались почти такими же, что и до 1000 года. Есть бессчетное количество изображений писцов, наиболее детальные из которых относятся к Позднему Средневековью. Писец погружен в работу: подготовка пергамена, затачивание перьев (в VI веке тростниковое перо вытесняется гусиным), затем собственно переписывание. Из текстологического анализа книги или продукции определенной мастерской иногда можно сделать выводы о принципах работы: определить, например, была ли рукопись изготовлена методом наложения – когда переписывание ведется на горизонтальной поверхности, до того как тетрадь складывается. Носитель – пергамен, обычно изготовленный из бараньей кожи, затем бумага. Писец пишет на коленях, особенно если это студент, иногда на столе, установленном на подмостках, или на специальной подставке более или менее сложной конструкции. Чаще всего это наклонный пюпитр, с высящимися над ним книжными полками, которые в свою очередь могут быть помещены в небольшой закрывающийся шкаф. Сбоку полка для обычных письменных принадлежностей, среди которых рожки для чернил: переписчики и миниатюристы сами готовили свои чернила и краски, и эти рецепты получают широкое распространение. Над пюпитром находится полка, на которой лежит переписываемая рукопись. Конструкция может быть более сложной, как на картине Джованни ди Паоло из Сиены, написанной около 1465 года: художник выбрал сцену, в которой св. Иероним является св. Августину. Августин, занятый работой над рукописью, погребен под книгами, он сидит за пюпитром с полками на разных уровнях, к которому также примыкают два маленьких шкафа и еще один предмет обстановки, состоящий из двух книжных шкафов и складной полки. Повсюду книги, а также письменные принадлежности, чернильница, пара очков, перья… Картина также свидетельствует о современной практике чтения – экстенсивного чтения нескольких произведений сразу, к которым обращаются по работе для уточнений, вместо постоянно возобновляемого интенсивного чтения одного-единственного текста, который как бы «пережевывается»; чтения, отныне чаще всего индивидуального и происходящего про себя, вместо чтения вслух перед кружком слушателей[99]99
  Berlin, Gemäldegalerie, 2142 (reprod.: http://cgfa.sunsite.dk/paolo/ppaolo6.htm). Другая репрезентация со святым Жеромом де Гирландайо в 1494 году (reprod.: http://www.wga.hu/frames-e.html?/bio/g/ghirland/domenico/biograph.html).


[Закрыть].

Как бы то ни было, переписывание идет медленно и его стоимость значительно возрастает из-за цены пергамена, не говоря о том, что по окончании книга еще может попасть к мастерам по художественному оформлению и рубрикации, миниатюристам и переплетчикам…

Открытость общества по отношению к книге также предполагает изменение экономического принципа: если в монастырском scriptorium вопрос о стоимости изготовления в действительности не стоял, то когда речь заходит об обществе в целом, ситуация меняется. Стремление сократить расходы проявляется в переходе с дорогого носителя (пергамен) на более доступный (бумага), при этом увеличивается плотность текста на странице, в некоторых случаях почти в три раза. Еще один метод облегчения доступа к книгам – создание библиотек, в частности в университетах и колледжах.

В совершенно иной плоскости развитие схоластического метода окажет влияние не только на возникновение и направленность текстов, но и на постраничное расположение текста и материальную форму книги, вводя новые практики. Сразу устанавливается связь между физическим аспектом книг, практиками чтения, которые им присущи, и интеллектуальными категориями, которые лежат в основе усваивания их содержания[100]100
  Mise en page, passim.


[Закрыть]. Схоластика постулирует возрастающую делимость всего, которая дает возможность анализа и понимания, и эта концепция, на которой основывается университетское преподавание, проявляется как в сфере архитектуры[101]101
  Erwin Panofsky, Architecture gothique et pensée scolastique, trad. fr., nelle éd., Paris, 1986 («Le sens commun»).


[Закрыть], так и в сфере письменности. В готической архитектуре игра колонн и сводов воплощает иерархию сил, задействованных при постройке здания. Что касается письма, то каролингский минускул в X–XI веках вытесняется, уступая место новым формам готического шрифта: ductus сохраняется[102]102
  Ductus – это движение пера при написании буквы и, шире, порядок черт, образующих каждую букву при ее написании, а также ее наклон.


[Закрыть], но разбивается на несколько последовательных штрихов, акцентирующих противопоставление полноты и разреженности. Можно сказать, что готическое письмо устроено как некий анализ письма, чьи соединительные штрихи напоминают архитектурную игру и отсылают к развитию интеллектуального анализа, столь внимательного к артикуляции как целого, так и его частей. Его использование по всей Европе в XII–XIII веках объясняет то, что можно привести его типологию в зависимости от региона и области применения: идеально сбалансированный готический шрифт суммы (Rotunda) предназначен для научных трактатов («сумм»), тогда как Textura (также «формальное письмо») используется прежде всего для церковных книг и будет взята за образец Гутенбергом для шрифта в его 42-строчной Библии (1455). Наконец, бастарда с ее легким наклоном в основном используется для переписывания книг на народном языке. Самые курсивные формы являются одновременно самыми распространенными, находя применение в нотариальных документах или в некоторых университетских рукописях.

В каролингских манускриптах слова как правило не отделялись друг от друга, что требовало чтения вслух. Постепенно автономизация текста начинает, в особенности у образованных людей, связываться с развитием практики чтения про себя. Ведь именно такая практика создает для восприятия текста рамки, в которых он сам содержит указания относительно того, как обеспечить его эффективное чтение. Таким образом, мы видим, особенно с начала XI века, глубокие изменения в устройстве книги: разделение слов, распределение текста по частям и разделам, появление указателей и т. д.[103]103
  Mise en en page, passim.


[Закрыть] Точно так же получает всеобщее распространение нормализованная система пунктуации, в особенности в XII веке, со знаком точки (отмечающей основное скандирование), точка с запятой и точка с циркумфлексом (для второстепенных скандирований), а также дефис (для разделения слов в конце строки)[104]104
  Vezin J. La ponctuation aux XIIIe, XIVe et XVe siècles // Mise en en page, p. 443–445, ill.


[Закрыть]. Слабая пунктуация обознается при помощи косой черты (/), знака, из которого в дальнейшем разовьется запятая. Инициал, выделенный цветом, отмечает начало фразы, знак ¶ заменяет наше разделение на абзацы. Цитаты (например, отрывки из Библии) все чаще начинают выделять, чтобы подчеркнуть, что это часть передаваемой речи. Главное новшество зародится вскоре в кругу итальянских гуманистов, где все чаще начинает использоваться восклицательный знак и скобка (около 1400 года). Эта совокупность знаков, образующая определенный код, будет развиваться в печатных книгах, чтобы придать текстовым практикам определенные рамки и создать метод, позволяющий с точностью идентифицировать буквальный смысл текста.

Значение этих явлений нельзя переоценить: начиная с того момента, как в тексте обнаруживают прежде всего буквальный смысл, который в него вложил автор, вокруг определенного корпуса текстов могут складываться группы читателей со сходным восприятием, которые иногда называют «текстовыми сообществами». Именно в этом заложен один из ранних истоков движения за реформирование церкви, цель которого в возвращении к Слову и изначальной церкви. Первая книга, становящаяся предметом изучения, – Библия, и эта работа носит тем более неотложный характер, что университеты и школы нуждаются в унифицированных рукописях священных текстов. Доминиканцы с улицы Сен-Жак, прежде всего под руководством Гуго из Сен-Шера, занимавшего должность настоятеля с 1233 по 1236 год, становятся зачинателями этого движения: Библия исправляется с учетом Вульгаты блаженного Иеронима, Стефан Лангтон вводит разделение на главы[105]105
  Современные строфы будут введены Робером Этьенном в его изданиях с 1551 по 1557 г. Печатник и книготорговец из Лиона Жан Фреллон вставляет абзацный отступ в начале первой строчки строфы (1555).


[Закрыть]. Священный текст широко расходится в виде небольших манускриптов очень тонкого пергамена, где текст написан мелким почерком и хорошо структурирован на страницах. Будет произведено несколько сотен экземпляров этой «университетской Библии», чему, возможно, поспособствовали спекуляции парижских книготорговцев… Текстологическая работа также подтолкнула доминиканцев к подготовке конкорданций Библии: вычитка текста in extenso, классификация всех слов в алфавитном порядке и указание для каждого из них мест, где оно встречается, что позволяет раскрыть и уточнить его значение. Сохранилось более 80 экземпляров третьей, наиболее подробной версии этих конкорданций, скопированных в Париже в период 1280–1330 годов[106]106
  BnF ms lat. 513 (et Dieu en son royaume, Paris, 1991, n° 77).


[Закрыть]. В конечном итоге аналогичные процедуры начинают применяться не только к текстам Священного Писания. Когда Николай Орем переводит Аристотеля, он завершает свой труд «Таблицей примечательных предметов», приведенных в алфавитном порядке: речь идет об указателе важных тем, с отсылками к книгам и главам основного текста. Он добавляет к этому второй рабочий инструмент, своего рода таблицу «сильных слов Политики», которая соответствует специализированному глоссарию. Везде и всюду видна работа со словами и размышление над их возможным значением[107]107
  Lusignan S. Lire, indexer et gloser: Nicole Oresme et la Politique d’Aristote // L’Écrit dans la société médiévale [Mélanges Lucie Fossier], Paris, 1991, p. 167–181.


[Закрыть].

Предварительная разметка для создания копии часто предполагает определенное постраничное расположение текста, которое начиная с XI века может быть очень сложным и состоять из нескольких уровней. Из-за особенностей структуры средневекового обучения и системы комментирования текст становится неотделим от аппарата комментариев, которые порой оказываются важнее его самого. Основной текст переписывается более крупными буквами, а глосса (комментарий) дается возле соответствующих пассажей на полях и более мелким шрифтом (маргинальная глосса). В других случаях глосса вклинивается в сам текст (интерлинеарная глосса). Системы могут сосуществовать на одной странице в зависимости от уровня предлагаемого комментария: более короткие комментарии (объяснение слова) даются в интерлинеарной глоссе, более пространные окружают основной текст. Строение страницы еще больше усложняется, когда требуется вставить комментарий к комментарию, а это происходит нередко. В таком случае используют систему указаний, которые позволяют соотнести каждую глоссу с отрывком, к которому она относится. Нумерация листов (фолиация) или страниц (пагинация) распространяются очень медленно начиняя с XII века, но колонтитулы, как правило, возникают раньше[108]108
  Современный колонтитул в верхнем поле каждой страницы указывает название издания, книги или главы или содержание данной страницы.


[Закрыть].

Организация дискурса становится все более заметной, сначала за счет разделения слов, затем – различения частей текста: последнее производится не столько при помощи абзацев (с выступами и отступами первой строки), сколько путем написания первых слов более крупным шрифтом, использования цветных чернил и т. д. Содержание фрагмента при необходимости приводится на полях в виде краткой выжимки или просто при помощи заметки на внешнем поле страницы (manchette)[109]109
  Jacquart D., Burnett C. Scientia in margine. Études sur les Marginalia dans les manuscrits scientifiques du Moyen Âge à la Renaissance, Genève, 2005 («Hautes études médiévales et modernes», 88). См. также p. 260.


[Закрыть]. Сложная система отсылок сильнее всего развивается в библейских рукописях, в связи с чем появляются и развиваются конкорданции, таблицы и указатели, особенно в трудах доминиканцев[110]110
  House M. A., Houset R. H. La naissance des index // HEF, p. 76–85.


[Закрыть]. Кроме того, получает некоторое распространение оглавление, иногда с нумерацией глав, но обычно без указания страниц. Распространение систем ссылок указывает на то, что чтение больше не происходит in extenso, последовательно, но что к тексту обращаются за ответом на тот или иной вопрос, а также к тому или иному его месту по желанию. Противоположным образом ситуация сложится в XV веке, когда рукописи гуманистов будут концентрироваться на тексте, которому посвящается все пространство страницы, а для написания используется новый почерк (гуманистический), порой с роскошными украшениями – например, в рукописях венгерского короля Матьяша I Корвина. Постраничное расположение текста с самого начала и на переходе от одной эпохи к другой указывает на меняющийся статус как основного текста, так и его автора.

Украшения в тексте, в меньшей степени иллюстрации, образуют полезный инструмент, используемый не только как выразительное средство, но и как способ организации текста. Порой именно иллюстрация отображает особенности нового мировоззрения: в рукописях «О природе вещей» Альберта Великого порой иллюстрируется каждая из статей, и при этом чувствуется желание снабдить текст такими изображениями, которые бы объективировали описываемый предмет. При безусловном наличии эстетической составляющей важным оказывается и то, что изображение также призвано обогащать текст с точки зрения науки в начальном этапе ее существования. Но в то же время зрелищный и торжественный характер декоративных элементов складывается в систему, позволяющую видеть структуру текста через иерархию его разделов и подразделов. Мы видели, что инципит становился предметом отдельной работы (использование цветных чернил, более крупных букв или другого шрифта), но эта работа иногда выходит за рамки поля письма: начало текста подчеркивается декоративным бордюром или фризом, орнаментальным или сюжетным иллюминованным инициалом, иногда рисунком или миниатюрой. Переписанная в Сен-Амане в третьей четверти XII века Библия Савало представлена в пяти томах ин-фолио, выполненных одним и тем же писарем, и с замечательными украшениями. На страницах этой рукописи одни за одним сменяются разновидности структурирования текста: роспись содержания Евангелий, конкорданции в архитектурной рамке в романском стиле, крупные инициалы, украшенные мотивом плетенки в сочетании с анималистическим декором, крупные буквы заглавий, при этом каждый том начинается со своеобразного декоративного «ковра», подписанного художником[111]111
  Городская библиотека Валансьена, ms 1–5, согласно прим. Франсуаз Симрэ в: Simeray F. Livres parcours, Valenciennes, 1995, p. 4. Reprod.: http://www.ville-valenciennes.fr/bib/accueil/manu1-5.asp.


[Закрыть]. В готическую эпоху украшенный инициал порой интегрируется в декоративное оформление поля страницы. Широкое распространение получает мотив виноградной лозы (vigne, отсюда название «виньетка»), которая пускает побеги и служит опорой, особенно в парижских рукописях, для фигур персонажей или животных («дролери»). Еще одна распространенная модель – сюжетный инициал (включающий в себя определенную сцену), например, буква «I», которой открывается текст Книги Бытия (In principio creavit Deus…). Возникают и другие мотивы: так в Ветхом Завете безумным считается тот, кто не верит (Пс. LII Dixit insipiens in corde suo: «Non est Deus» = Безумный сказал в сердце своем «Нет Бога»), что объясняет появление фигуры сумасшедшего в иллюминованных инициалах для буквы «D»… Эта логика маркировки текста внешними элементами сохранится и в печатных книгах.

Книга – материальный объект, чьи характеристики неотделимы для читателя от ее содержания. Выбор подхода ко внутреннему устройству в первую очередь определяется выбором библиографического формата, который задает одновременно и содержание, и область будущего применения книги. Большие, если не сказать монументальные, форматы до XII века преобладают в сфере Священного Писания, в соответствии с моделью, которая будет сохраняться очень долго и которой будут следовать даже рукописные Библии XVI века. Книги, используемые во время богослужения, и основные трактаты учебных библиотек тоже чаще всего имеют монументальный формат – тексты Отцов Церкви, комментарии к Священному Писанию, большие юридические трактаты и т. д. Классические тексты, наоборот, переписываются в более мелких форматах, часто в ин-кварто, по традиции, восходящей к Каролингскому возрождению. Эта модель также преобладает в мире университетских рукописей, начиная с XII века, когда в большом количестве появляются манускрипты более мелкого формата, в частности для Библий. Наконец, формат рукописей на народном языке, количество которых растет начиная с XIII века, меняется в зависимости от содержания текста и статуса владельца. Книга становится показателем социальной принадлежности: большие, монументальные копии выполняются для власть имущих, более мелкие форматы выбираются для читателей попроще. Часослов, который не был богослужебной книгой в прямом смысле слова, должен быть прежде всего удобным в обращении: это маленькие рукописи, выполненные с большой тщательностью, такие, какими их воспоет Эсташ Дешан в конце XVI века:

Нужен мне такой часослов Нотр-дама / Чтобы был как у дамы / Благородного происхождения / И изящного исполнения / Из злата и лазури, богатый в текстуре / Красиво украшенный и всеми цветами раскрашенный / С красивой обивкой и обложкой / И золотой застежкой / Чтобы все кто его видели / Везде говорили, что он самый прекрасный / Меня не обидели…