Текст книги "Четвертый протокол"

К счастью, когда такси превратилось для Престона в маленькую точку на горизонте, вспыхнули тормозные огни – водитель остановил машину. Винклер вышел где-то, где Солтергейт переходит в Эшгейтроуд. Подъехав поближе, Престон смог различить Винклера, стоявшего рядом с машиной. Других машин на дороге не было. Надо было идти пешком. Он неторопливо обошел такси и с видом человека, поздно возвращающегося домой, свернул на Фулджем-роуд и остановился. Затем он пошел дальше. Престон следовал за ним. Винклер больше не оглядывался. Он обогнул ограду честерфилдского футбольного стадиона и пошел по Комптон – стрит. Здесь он, наконец, подошел к дому и постучал. Престон, стараясь держаться в тени, встал за кустом в садике.

Оттуда он видел, как в доме зажегся свет и отворилась дверь. Винклер обменялся несколькими словами с человеком за дверью и вошел внутрь.

Престон вздохнул и начал устраиваться за своим кустом поудобнее – готовый просидеть здесь всю ночь. Отсюда он не мог разглядеть номера дома, куда вошел Винклер. Не мог он и видеть, что происходит во дворе, с другой стороны. Однако успокаивало то, что сразу за домом была каменная ограда стадиона, а значит, уйти оттуда через черный ход другой дорогой было нельзя.

В два часа ночи раздался слабый сигнал переговорного устройства. Буркиншоу был совсем рядом. Престон отозвался и сообщил, где он находится. В пол – третьего на улице послышались негромкие шаги. Престон тихонько свистнул. Буркиншоу протиснулся сквозь кустарник.

– Все в порядке, Джон?

– Да, он в доме. Видишь, второй за деревом, тот, где горит свет.

– Понял, Джон, а ведь нас встречали в Шеффилде. Двое из Специального отдела и трое в форме. Подняты по приказу из Лондона. Ты собирался его арестовывать?

– С какой стати? Винклер – курьер. Мне нужен тот, на кого он работает. И он может быть в этом доме. Что они там, в Шеффилде, с ума сошли?

Буркиншоу засмеялся:

– Благодари бога, что существует британская полиция. Шеффилд – находится в Йоркшире, а мы с тобой в Дербишире. Это дает тебе время до утра, пока главные констебли разберутся между собой, кто должен арестовать преступника.

– Угу, а где остальные?

– Сзади. Учти, мы приехали сюда на такси, машину отпустили. Своей тачки у нас нет. Потом скоро рассвет, а здесь негде укрыться.

– Двоих поставь здесь, а еще двоих в начале улицы, – распорядился Престон. – Я пойду в центр разыскивать полицейский участок. Придется им много ИМ СМИТЬБЮ./ поработать. Если наш «друг» уйдет, сообщи мне. Пусть за ним следят двое. Других оставишь здесь наблюдать за домом.

Престон пошел к центру Честерфилда. Полицейский участок он обнаружил на Битвелл-стрит. Все время, пока он шел, в голове крутилась одна мысль. В поведении Винклера не было логики.

Глава 20

Старший полицейский офицер Робин Кинг был очень недоволен, когда его в три часа ночи разбудил телефонный звонок. Но, когда ему сообщили, что в полицейском участке его дожидается сотрудник МИ-5 из Лондона, чтобы попросить помощи, он сразу же согласился прийти. Через двадцать минут, непричесанный и небритый, он появился у себя в участке.

Он внимательно выслушал Престона, изложившего ему вкратце суть дела: иностранец, вероятно, агент советской разведки, они «вели» его от самого Лондона, но он спрыгнул с поезда в Честерфилде. Ему удалось все-таки выследить, сейчас он в доме на Комптон-стрит, номер которого пока установить не удалось.

– Я еще не знаю, ни кто живет в этом доме, ни почему наш «объект» там. Я собираюсь это выяснить, но арестовывать его пока не хочу. Мне нужно, чтобы за домом было установлено наблюдение. Утром мы сможем договориться с главным констеблем графства Дербишир, а пока у нас есть более срочные дела. Сейчас на улице возле дома дежурят четверо сотрудников службы наблюдения, но как только рассветет, посты придется снять, чтобы не мозолить глаза, поэтому я прошу у вас помощи.

– Что конкретно я могу для вас сделать, мистер Престон? – спросил полицейский чин.

– У вас есть какой-нибудь фургон, который бы не привлекал внимания?

– Нет. Есть несколько полицейских машин без опознавательных знаков, а на двух наших фургонах надпись «полиция».

– Нельзя ли раздобыть где-нибудь обычный фургон и поставить его на улице, чтобы мои люди смогли в нем укрыться? Хотя бы временно?

Начальник полиции вызвал дежурного сержанта и задал ему тот же самый вопрос.

– Позвоните ему и попросите немедленно связаться со мной.

Престону он объяснил что в Дрестону у одного из его людей есть автофургон. Но такой он разбитый, что вызывает всеобщие насмешки.

Через полчаса заспанный полицейский констебль подобрал бригаду Буркиншоу у главного входа на стадион. Фургон доехал до Комптон-стрит и остановился прямо напротив нужного дома. Точно выполняя инструкции, полицейский выбрался из машины, потянулся и зашагал по улице, как человек, возвращающийся домой с ночной смены.

Буркиншоу внимательно рассмотрел дом из окна задней дверцы фургона. Затем он вызвал Престона по радио:

– Так намного лучше, – сказал он, – отсюда нам отлично видно дом. Между прочим, его номер 59.

– Посидите немного в фургоне. Я постараюсь найти что-нибудь получше. А пока, если Винклер выйдет, пошлешь за ним двух ребят, если сядет в машину, используй фургон.

Возможно, нам придется сидеть здесь долго. Может быть, снять комнату в доме напротив, желательно на втором этаже, с окнами на улицу. Как вы думаете, сможем ли мы найти кого-нибудь на Комптон-стрит, кто согласился бы пустить нас к себе?

Начальник полиции задумался.

– Я знаю одного человека, который живет на Комптон-стрит. Он масон, как и я, – Мы – члены одной ложи. Он бывший старшина военно-морского флота, теперь в отставке. Живет в доме номер 58. Где точно расположен его дом, я не знаю.

Буркиншоу сообщил, что дом 58 находится на другой стороне улицы через два дома от дома номер 59. Из окна второго этажа будет все прекрасно видно. Начальник полиции Кинг позвонил своему знакомому прямо из полицейского участка.

Как и просил его Престон, он сказал своему знакомому Сэму Ройстону, что полиция проводит важную операцию. Им необходимо последить за человеком, подозреваемом в тяжком преступлении, который укрылся в доме напротив. Когда бедный мистер Ройстон наконец понял, что от него хотят, он оказался на высоте положения. Ройстон – законопослушный гражданин и, конечно же, разрешит полиции воспользоваться комнатой с окном, выходящим на Комптон-стрит.

Автофургон переместился на Уэст-стрит, идущую параллельно с Комптон – стрит. Буркиншоу и его парни, не привлекая к себе внимания, проникли в задний дворик дома мистера Ройстона до того, как лучи летнего солнца коснулись мостовой Комптон-стрит, бригада наблюдателей уже устроилась за кружевными занавесками у окна в спальне Ройстонов, где еще не успели прибрать кровати.

Мистер Ройстон, прямой, как палка, одетый в домашний халат из верблюжьей шерсти, был преисполнен сознания собственной важности от того, что к нему обратились за помощью офицеры Королевской полиции. Он подошел к окну и с презрением глянул сквозь занавеску на противоположный дом.

– Они налетчики? Торговцы наркотиками?

– Да, вроде того, – кивнул Буркиншоу.

– Иностранцы, – проворчал Ройстон, – они мне никогда не нравились. Не надо было их пускать в страну.

Джинджер, чьи родители были выходцами с Ямайки, невозмутимо смотрел в окно. Шотландец Манго внес стулья снизу. В этот момент тихо, как мышка, из своего укромного уголка появилась миссис Ройстон, успев снять бигуди и вынуть шпильки.

– Не хочет ли кто, – спросила она, – чашечку хорошего чая?

Молодой и симпатичный Барни подарил ей одну из своих самых обезоруживающих улыбок:

– Было бы чудесно, мэм.

Она оживилась и начала готовить первую из бесконечной серии чашек чая. Этот напиток был основой ее рациона.

А в полицейском участке дежурный сержант уже установил личность проживающих на Комптон-стрит, 59.

– Двое греков-киприотов, сэр, – доложил он начальнику полиции. – Они братья. Холостяки. Андреас и Спиридон Стефанидисы. Живут здесь около четырех лет. Сообщил эти сведения полицейский, за которым закреплен участок. Кажется, они держат небольшой ресторанчик на Холивелл-кросс, где готовят кебаб и продают их на вынос.

Престон потратил около получаса на переговоры с Лондоном. Сначала он позвонил дежурному по МИ-6, который соединил его с Барри Бэнксом.

– Барри, разыщи «Си», где бы он ни был, и попроси его перезвонить мне.

Через пять минут сэр Найджел Ирвин был уже на проводе. Его голос звучал спокойно и уверенно, будто это было не раннее утро, а разгар рабочего дня. Престон сообщил ему о том, что произошло ночью.

– Сэр, в Шеффилде нас ждали. Двое из Специального отдела и трое из местной полиции с ордером на арест.

– В наши планы это не входило, Джон.

– Разумеется, нет, сэр.

– Хорошо, Джон. Я этим займусь. Ты нашел дом, теперь будешь брать.

– Но это пока еще только дом, – ответил Престон. – Решительных действий предпринимать не буду, уверен, что след тянется дальше. И еще, сэр, если Винклер уйдет отсюда и попытается вернуться домой, я хочу, чтобы его отъезду не препятствовали. Если он курьер, в Вене будут обязательно ждать. Если курьер исчезнет, они сменят все явки.

– Да, – сказал сэр Найджел задумчиво. – Я поговорю с сэром Бернардом. Вы останетесь в Честерфилде или вернетесь в Лондон?

– Я бы предпочел остаться здесь, если возможно.

– Хорошо. «Шестерка» обратится с просьбой о содействии к вам. Но вы тоже подстрахуйтесь. Свяжитесь с Чарльз-стрит и доложите о ходе операции.

* * *

Закончив разговор с Престоном, сэр Найджел позвонил сэру Бернарду Хеммингсу. Генеральный директор согласился позавтракать с ним в восемь часов в Гард-клубе.

– Как видите, Бернард, вполне вероятно, что Москва готовится к проведению какой-то очень крупной операции у нас в стране, – подытожил рассказ сэр Найджел, намазывая маслом второй тост.

Сэр Бернард Хеммингс был встревожен. Он даже не притронулся к еде.

– Брайан должен был сообщить мне о том, что произошло в Глазго. Какого черта он держит этот доклад у себя на столе?

– Мы все иногда ошибаемся. Человеку свойственно ошибаться, – негромко заметил сэр Найджел. – Мои люди в Вене сообщили, что Винклер является звеном давно действующей агентурной сети. А я пришел к выводу, что Ян Марэ входит в эту цепочку. Теперь, судя по всему, придется признать, что это две никак не связанные друг с другом операции.

Он, конечно, не стал признаваться сэру Бернарду в том, что сам сочинил вчера телеграмму из Вены, чтобы добиться у коллеги того, что было нужно, а именно: назначения Престона непосредственным руководителем операции по наблюдению за Винклером. «Си» бывал откровенным, но он умел молчать, когда того требовали обстоятельства.

– Что за вторая операция? Та, что связана с Глазго? Сэр Найджел в ответ пожал плечами:

– Я не во всем уверен, Бернард. Мы все сейчас движемся на ощупь. Очевидно, Брайан не верит в серьезность наших предположений. И, может быть, он прав. Но все-таки – случай в Глазго, загадочный передатчик в Минленде, появление Винклера. С Винклером нам просто повезло, может быть, второй такой удачи больше не выпадет.

– Какие же выводы, Найджел?

Сэр Найджел улыбнулся, как бы извиняясь. Этого вопроса он давно ждал.

– Определенных – никаких, Бернард. У меня есть лишь несколько предварительных умозаключений. Если Винклер – курьер, то он должен встретиться с тайным агентом и передать ему то, что должен передать, или же забрать нечто, предназначенное для Москвы. Встреча должна произойти в каком-нибудь общественном месте, скажем, на автомобильной стоянке, на набережной, на скамейке в парке.

Если здесь затевается крупная операция, в стране наверняка уже находится агент высокого ранга, контролирующий ее ход. Будь вы на его месте, Бернард, разве бы вы принимали курьеров дома? Конечно же, нет. Вы пользовались бы явками. Выпейте кофе.

– Хорошо, допустим. – Сэр Бернард подождал, пока коллега налил ему кофе.

– Поэтому, Бернард, мне и кажется, что Винклер – всего-навсего мелкая сошка: рядовой функционер, курьер, связник или что-то вроде в этом роде. То же самое можно сказать и о тех двоих киприотах в небольшом домике в Честерфилде.

– Они скорее всего пешки, – согласился Бернард.

– Похоже, что в Честерфилде у них нечто вроде приемного пункта посылок, почтового ящика, хранилища. Возможно, в доме находится передатчик. В конце концов он расположен как раз в том самом районе, где служба радиоперехвата засекла две короткие передачи – одну из района Дербиширского холма, другую из района на севере Шеффилда. В обе точки легко добраться из Честерфилда.

– Ну, а Винклер?

– Что тут можно сказать, Бернард? Он или техник, который приехал устранить какую-то поломку в передатчике, или инспектор, который прибыл посмотреть на месте, как идут дела. В любом случае, я считаю, что нам нужно дать ему возможность вернуться и сообщить своим, что все в порядке.

– Вы допускаете, что крупная рыба может появиться в этом доме?

Сэр Найджел опять пожал плечами. Больше всего он опасался, что Брайан Харкорт-Смит, которому не удалось осуществить арест в Шеффилде, постарается организовать штурм дома в Честерфилде. В настоящее время сэр Найджел считал такой шаг преждевременным.

– Допускаю, что у него обязательно есть связники. Он или сам приходит к ним, или же эти греки ходят к нему, – сказал он.

– Знаешь, Найджел, мне кажется нам не нужно торопиться, а понаблюдать за домом некоторое время. Шеф секретной службы посуровел.

– Бернард, дружище, я не могу не согласиться с вами. Но наш молодой Брайан слишком ретив и просто рвется взять быка за рога, произведя пару арестов. Он уже попытался сделать это в Шеффилде. Конечно, арест выглядит весьма эффектно, но...

– Найджел, предоставь мне разобраться с Брайаном Харкорт-Смитом, сказал сэр Бернард мрачно. – Может быть, я уже не тот, что раньше, но я еще докажу, что и старый пес не разучился лаять. Я приму на себя непосредственное руководство этой операцией.

Сэр Найджел наклонился и положил руку на плечо сэру Бернарду:

– Мне действительно этого очень хотелось.

* * *

Винклер вышел из дома на Комптон-стрит в половине десятого и пошел пешком. Манго и Барни выскользнули из дома Рейстонов через заднюю дверь и садами выбрались на угол Эшгейт-роуд, где и «подобрали» чеха. Тот пришел на вокзал, сел в лондонский поезд и доехал до вокзала Сент-Пэнкрэс, где его уже встречала свежая бригада «топтунов».

Манго и Барни вернулись в Дербишир.

Винклер больше не возвращался в пансион. Все вещи он оставил там так же, как оставил в поезде свой саквояж, в котором оказались пижама и рубашка. Он прямиком отправился в Хитроу. Дневным рейсом Винклер вылетел в Вену. Резидент МИ-6 в Вене позже доложил, что в аэропорту его встречали двое из советского посольства.

Престон провел весь остаток дня безвылазно в полицейском участке. Нужно было уладить массу проблем, связанных с организацией полицейской засады.

Бюрократическое колесо вращалось медленно. С Чарльз-стрит подталкивали министерство внутренних дел, оно – главного констебля графства Дербишир, тот – начальника полиции Кинга. Начальник полиции и без того был рад помогать Престону, но все формальности должны быть соблюдены.

На машине прибыла еще одна бригада наблюдения под командой Лена Стюарта. Ее разместили в мужском полицейском общежитии. Были сделаны фотографии обоих братьев, когда те около полудня отправились из дома на работу к себе в ресторанчик на Холивелл-кросс. Снимки доставили в Лондон. Из Манчестера прибыли специалисты, которые установили на местной телефонной станции прослушивающие устройства на обоих телефонах, принадлежавших братьям, – домашнем и том, что находился в ресторанчике. В их машину был вмонтирован специальный датчик сигналов, позволяющий точно определить местонахождение автомобиля.

Ближе к вечеру Лондону удалось узнать подробности о греках. Они действительно были братьями, ветеранами греческого движения ЭЛЛАС и двадцать лет назад перебрались из Греции на Кипр. Тем не менее Афины любезно информировали Лондон о том, что их настоящая фамилия была Костапопулос, а из Никозии сообщили, что братья исчезли с Кипра около восьми лет назад.

Архив иммиграционной службы в Кройдоне дал справку: братья Стефанидисы прибыли в Великобританию пять лет назад на законных основаниях как граждане Кипра и получили вид на жительство.

По сведениям из архива Честерфилда, в городе братья поселились три с половиной года назад, взяли на длительный срок в аренду ресторанчик, купили домик на Комптон – стрит. Все это время они жили тихо и считались вполне добропорядочными гражданами. Шесть раз в неделю в обеденное время они открывали свой кебаб-заус и работали до позднего вечера, бойко торгуя ужинами на вынос.

Никому из полицейских, кроме начальника полиции Кинга, не была известна истинная причина, по которой был взят под наблюдение дом на Комптон-стрит. Остальным сообщили, что в стране проводится операция по пресечению нелегальной торговли наркотиками.

Вечером Престон закончил свои дела в полицейском участке и собрался пойти к Буркиншоу.

Уходя, он долго благодарил начальника полиции Кинга за все, что тот для него сделал за день.

– Вы все время будете сидеть в засаде? – спросил начальник полиции.

– Да, я буду там. А почему вы спрашиваете? Полицейский грустно улыбнулся.

– Вчера почти полночи мы разбирались с одним очень сердитым носильщиком с вокзала. Кто-то столкнул его с мопеда на привокзальной площади и удрал на нем. Мы обнаружили мопед на Фолджамиб-роуд целым и невредимым. Носильщик оставил нам очень точное описание нападавшего. Вы ведь не собираетесь разгуливать по городу, правда?

– Думаю, нет.

– Очень благоразумно с вашей стороны, – заметил Кинг.

В доме на Комптон-стрит все-таки удалось убедить мистера Ройстона заняться своими обычными делами. Утром он сходил по магазинам, а потом отправился на площадку для боулинга. Запасы продуктов для «топтунов» должны были привезти вечером, когда стемнеет, чтобы у соседей не возникло подозрений по поводу аппетита Ройстонов. «Ребятам наверху», так окрестила их миссис Ройстон, доставили небольшой телевизор, чтобы не скучали.

Ройстоны перебрались в другую спальню, одна кровать осталась для Буркиншоу и его парней. На ней они будут по очереди отдыхать. Также им доставили бинокль на треноге, фотоаппарат с длиннофокусным объективом для съемок в светлое время суток и аппарат для ночных съемок. Неподалеку от дома наготове с полными баками стояли две машины, а в полицейском участке люди Лена Стюарта наладили пункт связи между наблюдателями и Лондоном.

Когда Престон появился на Комптон-стрит, все четверо там уже чувствовали себя как дома. Барни и Манго, вернувшись из Лондона, дремали, один – на кровати, другой – прямо на полу. Джинджер обосновался в кресле-качалке, попивая только что заваренный чай. Гарри Буркиншоу сидел неподвижно, как статуя Будды, в кресле перед окном и смотрел сквозь занавеску на пустой дом.

Гарри, который полжизни провел под дождем и ветром, был вполне доволен. Он сидит в тепле под крышей, карманы набиты мятными леденцами, он снял ботинки. В жизни «топтунов» такие условия – редкость. Хорошо, что за домом 59 возвышается бетонная ограда стадиона. Это значит, что никому не придется сидеть ночь в кустах, наблюдая за домом с другой стороны. Престон уселся на свободный стул рядом с Гарри прямо за фотоаппаратом на штативе и взял чашку чая, поданную Джинджером.

– Ты будешь вызывать бригаду? – спросил Гарри.

Он имел в виду «взломщиков», которых технические службы используют для незаметного проникновения в жилища.

– Нет. Во-первых, вдруг в доме кто-то остался. Во-вторых, там может быть сигнальное устройство от незваных чужаков. И, наконец, я жду появления «друга». Как только он объявится, мы сядем в машины и поедем за ним. А домом займется Лен.

Он немного посидел молча. Проснулся Барни.

– Есть что-нибудь по ящику? – спросил он.

– Ничего интересного, – ответил Джинджер. – Вечерние новости. Обычная дребедень.

* * *

На следующий день, в четверг, вечерние новости оказались очень интересными. На экране появилась премьер – министр в скромном синем костюме великолепного покроя. Она стояла на ступеньках своей резиденции на Даунинг – стрит, 10 и обращалась к толпе газетчиков и тележурналистов.

Премьер-министр только что вернулась из Букингемского дворца, где подала Ее Величеству просьбу о роспуске парламента. Британия начинает подготовку к всеобщим выборам, которые состоятся в следующем месяце, 18 июня.

Остальное экранное время шло обсуждение этой сенсации, интервью с политическими лидерами и другими знаменитостями. Все они с завидным единодушием заявляли о своей твердой уверенности в победе на предстоящих выборах именно их партии.

– Вот так так, – обратился Буркиншоу к Престону. Ответа не последовало. Престон долго смотрел на экран и наконец произнес.

– Кажется, я все понял.

– Только будь добр, не пользуйся общей уборной, – ляпнул Манго.

Когда гогот стих, Гарри спросил:

– Что ты понял, Джон?

– Сколько времени мне отпущено, – ответил Престон, но отказался объяснить, что собственно имеет в виду.

* * *

К 1987 году в Европе прекратили производство автомобилей со старомодными большими круглыми передними фарами. Однако модель «остин-мини» по-прежнему была популярна. Именно такая машина съехала 2 июня с парома, пришедшего из Шербура в Саутгемптон.

За четыре недели до этого дня машина была куплена в Австрии, затем ее перегнали в конспиративный гараж на территории Германии, там в ней сделали необходимые конструктивные изменения и отправили обратно в Зальцбург. Документы машины и туриста за рулем были безупречны. Австриец в действительности был гражданином Чехословакии, предоставленным СГБ в распоряжение майора Волкова для провоза в Великобританию компонентов, которые ждал Валерий Петровский.

На таможне машину тщательно досмотрели и ничего подозрительного не обнаружили. Выехав из сауттемптонских доков, водитель по дорожным указателям выбрался на лондонскую дорогу и поехал на север. В одном из дальних пригородов Саутгемптона он свернул с дороги на большую автостоянку и оставил свой «остин». Стемнело, поэтому с дороги машину не было видно.

Водитель вышел из машины и отверткой снял крепежные болты на фарах. Сначала он снял хромированное кольцо, прикрывающее зазор между фарой и окружающей ее металлической частью крыла, отверткой побольше освободил болты, удерживающие фару в гнезде. Затем он аккуратно вынул фару из гнезда, отсоединил провода, идущие от электрической сети автомобиля к патрону лампы, и положил фару, которая оказалась очень тяжелой, в холщовую сумку, лежащую рядом.

Чтобы снять обе фары, водителю потребовалось около часа. Когда он закончил, автомобиль ослеп – на мир смотрели пустые черные глазницы.

Приезжий знал, что утром купит в Саутгемптоне новые фары, привезет сюда, установит их на место и уедет.

Он поднял сумку и мгновение подержал ее в руке, пытаясь определить вес, затем вышел обратно на шоссе и прошагал метров триста назад, к порту. Там была автобусная остановка. Он посмотрел на часы: до встречи оставалось десять минут.

Ровно через десять минут человек в кожаном костюме мотоциклиста не спеша подошел к остановке. Вокруг никого не было. Незнакомец взглянул на дорогу и сказал:

– Последнего автобуса всегда приходится ждать долго. Чех с облегчением выдохнул.

– Да, – ответил он, – слава богу, я буду дома к полуночи.

Они молча подождали пока подошел автобус до Саутгемптона. Чех оставил ношу на земле, а сам сел в автобус. Когда огни автобуса исчезли из виду, мотоциклист поднял сумку и пошел по шоссе к небольшому поселку, где он оставил свой мотоцикл.

К рассвету, заехав в Тетфорд и пересев с мотоцикла на автомобиль, он привез домой в Ипсвич последний из всех необходимых компонентов, которые он ждал все это время. Курьер номер девять выполнил свою задачу.

* * *

Прошла ровно неделя с тех пор как в доме на Комптон – стрит в Честерфилде был организован пост наблюдения. Пока это не дало никаких результатов.

Братья-греки жили удивительно однообразно. Вставали в девять, занимались делами по дому (по всей видимости они сами справлялись с уборкой), а затем около полудня уезжали в ресторанчик на своем пикапе выпуска пятилетней давности. Там они оставались почти до полуночи, потом возвращались домой и ложились спать. К ним никто не приходил. Телефонных звонков тоже было немного. В основном это были заказы на мясо, овощи и другую снедь.

В ресторане на Холивелл-кросс тоже не происходило ничего особенного, судя по тому, что сообщал Лен Стюарт. Звонили туда чаще, но тоже для того, чтобы заказать обед или ужин, столик или несколько бутылок вина. Конечно, парни Стюарта не могли ходить туда ужинать каждый вечер: если греки настоящие профессионалы с солидным опытом конспиративной работы, то наверняка бы обратили внимание на посетителей, зачастивших к ним в ресторан. Стюарт и его бригада делали все возможное.

Для тех, кто дежурил у Ройстонов на Комптон-стрит, главной проблемой была скука. Мистер и миссис Ройстон стали уставать от неудобств, которые доставляли им «гости». Мистер Ройстон согласился стать предвыборным агитатором местной организации консервативной партии; он решительно отказался помогать кому-либо другому, теперь все окна его дома, выходящие на улицу, были заклеены плакатами, призывающими избирателей отдать свои голоса в поддержку местного кандидата от партии тори.

Это позволяло приходить в дом большому количеству людей. Любой входящий сюда с шелковой розочкой на лацкане – символ консерваторов – не привлекал внимания соседей. Эта военная хитрость позволила Гарри и его ребятам, которые, разумеется, обзавелись приличествующими случаю консервативными розочками, пока греки были у себя в ресторане, выходить время от времени поразмяться на улицу. Единственным человеком, которому не было скучно, был сам Гарри Буркиншоу.

Для остальных главным развлечением служил телевизор. Правда, когда Ройстоны уходили из дома, звук приходилось убавлять до минимума. Главной темой теленовостей круглые сутки была предвыборная кампания. Через неделю избирательной гонки очевидными стали три момента.

Альянс либеральной и социал-демократической партии так и не сумел приобрести более широкую поддержку среди избирателей. Стало ясно, что борьба разворачивается по традиционному сценарию между консерваторами и лейбористами. Вторым важным моментом было то, что по опросам общественного мнения разрыв между двумя главными соперниками стал гораздо меньше, чем можно было предположить четыре года назад, когда консерваторы одержали крупную победу. Сегодня опросы показывали: каким будет следующее правительство страны, решат во многом результаты голосования в восьмидесяти округах, где обе партии имели одинаковые шансы на успех. Опросы свидетельствовали о том, что существует группа избирателей, которая пока не определилась за кого отдавать свои голоса. Такие составляли от 10 до 20 процентов в каждом из округов, именно они могли в конечном счете повлиять на расстановку политических сил.

Третьим важным фактором было то, что, несмотря на все экономические и политические вопросы, вокруг которых велась предвыборная полемика, несмотря на то, что каждая политическая партия стремилась заработать себе как можно больший политический капитал на этих проблемах, на первое место в предвыборной кампании все больше и больше выдвигалась проблема одностороннего ядерного разоружения. Опросы общественного мнения выдвигали эту проблему на первое место в ряду приоритетных.

Пацифистские движения, представленные в основном левыми, в кои – то веки сумевшие объединиться, разворачивали собственную кампанию. Почти ежедневно проходили грандиозные демонстрации, которые потом подробно освещали пресса и телевидение. Эти движения оказались способными из объединенных средств финансировать поездки своих активистов по всей стране.

Известные лидеры крайне – левого крыла лейбористской партии (все до одного атеисты) на всех митингах и телепередачах появлялись вместе с церковнослужителями, изо всех сил стремившимися не отставать от жизни. Представители обеих сторон на протяжении всего отведенного им эфирного времени кивали головами с очень серьезным видом, одобряя то, что говорил собеседник.

Тем самым, хотя альянс не относился к числу сторонников полного разоружения, основной мишенью для нападок становились консерваторы. Лидер лейбористской партии, а с ним и ее национальный исполнительный комитет, поняв откуда дует ветер, публично заявили, что их партия полностью разделяет все требования об одностороннем разоружении.

Другим козырем левых был антиамериканизм. Журналисты и телерепортеры скоро поняли, что от сторонников идеи разоружения им не удастся добиться ни слова осуждения в адрес Советской России, зато ненависти к Америке в их речах было с избытком. Ее представляли оплотом империализма и милитаризма, страной, от которой исходит угроза миру.

В четверг, 4 июня, произошло событие, которое оживило предвыборную кампанию. Советский Союз выступил с предложением «гарантировать» всем западноевропейским странам (и нейтральным, и членам НАТО) в одинаковой степени зону, свободную от ядерного оружия на вечные времена, если американцы пообещают то же самое.

Попытка министра обороны Великобритании объяснить, что ликвидация соответствующих вооружений европейских стран и США поддается контролю, а советских – нет; что страны Варшавского договора имеют четырехкратное превосходство над НАТО в обычных вооружениях, потонула в криках толпы. Дело кончилось тем, что министра пришлось вызволять из кольца обступивших его пацифистов с помощью телохранителей.

– Можно подумать, – ворчал Гарри Буркиншоу, развертывая очередную конфету, – что это не выборы, а все – британский референдум по вопросу о ядерном разоружении.

– Так оно и есть, – коротко подтвердил Престон.

* * *

В пятницу майор Петровский обходил магазины в центре Ипсвича. В магазине скобяных изделий он приобрел легкую двухколесную тележку с короткими ручками, что используют для перевозки мешков, контейнеров для мусора и тяжелых чемоданов. В магазине стройматериалов он купил две толстые доски метра по три длиной.

В магазине офисного оборудования был куплен стальной шкаф для хранения документов, семьдесят пять сантиметров высотой, сорок пять сантиметров шириной и тридцать сантиметров глубиной, с надежно закрывающейся дверцей. В магазине стройматериалов он купил рейки, круглые палочки, короткие брусочки, набор слесарных инструментов, включая скоростную дрель с несколькими сверлами для работы и по металлу, и по дереву, а также гвозди, болты, гайки, шурупы и пара толстых рабочих перчаток. На складе упаковочных материалов Петровский купил пористый изоляционный материал. Утро завершилось посещением магазина электротоваров, где он купил четыре плоские батареи, напряжением по девять вольт каждая и несколько мотков цветного одножильного провода. Для того чтобы доставить все это в Черрихейз Клоуз, Петровскому понадобились две ездки. Он сложил все в гараже, а когда стемнело, перенес почти все в дом.