Текст книги "Парень, который будет жить вечно"

II

Оставшись одни, Стэн и Эстрелла сидели по очереди. Вначале Стэн сидел на связке травы, снятой с сиденья хичи, а Эстрелла старалась разместиться на этом раздвоенном насесте. Потом они менялись местами. Потом один стоял, а второй почти удобно лежал на траве. Потом оба стояли, точнее – бродили по каюте, потому что все острее чувствовали голод, усталость, вид каюты все больше раздражал их; раздражали не только хозяева-хичи, но и они сами друг друга, потому что бесконечно задавали вопросы, на которые не могли ответить. Кем был странный тип в забавной одежде? Когда корабль стартует? Что имел в виду этот чудак, когда назвал их героями Врат, и откуда он вообще знает о Вратах? Почему Соль не приходит и не разрешает им выйти? И разве им не пора, скажите на милость, перекусить?

Еще Стэну хотелось в туалет. Несмотря на близость, существовавшую между ними в пятиместнике, ему не хотелось облегчаться у Эстреллы на глазах. Но давление в мочевом пузыре усиливалось, голод становился нестерпимым, и Стэн сдался.

– К дьяволу! – сказал он и пошел к двери, намеренный найти способ ее открыть, какие бы чертовы замки хичи ее ни держали, или по крайней мере колотить по ней, пока кто-нибудь не придет.

Но проблема разрешилась сама собой. Едва он коснулся двери, та плавно скользнула в сторону. Он увидел коридор, по которому они пришли. Этот коридор заканчивался в большом веретенообразном помещении. Эстрелла пошла за Стэном.

Слабый аммиачный запах хичи подсказал ему, что он увидит. В помещении было несколько хичи; двое негромко разговаривали у панели управления, один рассеянно рылся в веерообразных книгах, собираясь вставить какую-то из них в машину для чтения. Остальные – не менее пяти-шести – ели и пили за столами, возникшими словно ниоткуда. Среди них не было самца, заходившего в каюту. При виде Стэна и Эстреллы все прекратили свои занятия и уставились на вошедших.

После мгновенного колебания женщина по имени Соль встала из-за стола и направилась к ним.

– Хотите поесть с нами? – спросила она. – Мы почти закончили. Мы не знали, когда предложить вам еду, потому что не хотели нарушать ваше уединение.

– О да, мы бы хотели поесть, – сразу ответила Эстрелла, а Стэн подтвердил:

– Я тоже хочу. Очень. Но вначале дайте минутку на то, чтобы освежиться.

* * *

Когда хичи увидели, как Стэн и Эстрелла пытаются разместиться на насестах, они стали издавать чихающие звуки – возможно, смеяться. Эстрелла рассказала Соль, как они решали эту проблему в каюте. Последовало быстрое обсуждение на языке хичи. Почти тут же появились и были уложены в развилку сиденья пучки травы.

Потом подали обед.

Снова еда хичи, ничего не поделаешь: другой на корабле нет. Стэн неохотно попробовал несколько разновидностей. Непривычная по консистенции, необычного цвета, вкус неописуемый – в последнем Стэн был уверен, потому что пытался описать этот вкус для себя и не смог. Может, эта розовая пружинистая штука должна иметь вкус мяты? Несомненно, какая-то пряность, но скорее кошачья мята, чем имбирь. А темно-коричневые комки, которые крошатся во рту, вообще не имеют вкуса. Тем не менее, решительно сказал себе Стэн, это пища, и она действительно позволяет заполнить пустой желудок.

Соль сказала им, что старт корабля они пропустили.

– Вы не чувствовали толчка? Легкого раскачивания? Но мы уже довольно давно в полете. Надеюсь, вы хорошо выспались.

– Мы совсем не спали, – ответила Эстрелла. – И у нас был гость.

Соль перестала жевать; впрочем, Эстрелла была уверена, что Соль это делает за компанию.

– Не понимаю, – сказала хичи. – Почему ты так говоришь? Я уверена, никто из нас не нарушал ваше уединение.

– Кое-кто нарушил, – поправил ее Стэн, набив рот чем-то горьковатым, но по мягкости похожим на зефир. – На нем забавная одежда и шапочка, и он хорошо говорит по-английски.

Эти слова произвели на Соль очень сильное впечатление. Шерсть по бокам ее головы встала дыбом, лицевые мышцы по-змеиному извивались под кожей, рот широко раскрылся. Она как будто с трудом понимала.

– Кто-то нарушил уединение вашей каюты? – недоверчиво переспросила она.

– Еще как, – кивнул Стэн.

– Но это… – начала она и тут же замолчала. В явном расстройстве похлопала запястьями, повернулась к другим хичи и заговорила с ними. Ни Стэн, ни Эстрелла не понимали, о чем, потому что говорила она на своем языке, но ее речь произвела впечатление. Казалось, все хичи вдруг заговорили одновременно, размахивая тощими руками, тряся черепообразными головами, тыча костлявыми пальцами в Эстреллу и Стэна, и слабый запах аммиака заметно усилился.

Стэн проглотил остатки жилистого куска пищи и повернулся к Эстрелле.

– У нас неприятности? – спросил он.

Эстрелла тревожно пожала плечами.

– Соль просила нас не разговаривать с ним, – сказала она. – Не знаю, как нам это удалось. Ведь это он пришел к нам и заговорил.

И тут, после того как каждый хичи сказал все, что хотел, и большинство – по несколько раз, Соль сказала людям почти то же самое.

– Вы не нанесли оскорбления, – сказала она. – Это он пришел к вам и заговорил. Вы к нему не приходили и не обращались. Так что вы не виноваты. Подобное не повторится: сейчас этот хичи в своей каюте с ответственным старшим спутником по имени Легкий Удар. Который прежде всего не должен был допускать подобное, – мрачно добавила она. Помолчала и продолжила: – Поразительно, что он искал вашего общества. Дело в том, что он ненавидит людей.

III

Эстрелле хотелось знать, почему их ненавидят. («Почему он нас ненавидит? Ведь мы с ним никогда не встречались!») Стэн хотел знать, что может сделать с ними этот хичи, если он их действительно ненавидит. После полудюжины неудачных попыток ответить на отдельные вопросы, Соль, сдаваясь, помахала запястьями и начала с самого начала.

Их гость (его имя, сказала она, в переводе с языка хичи звучит примерно как «Тот, кто многого достигает») входил в состав исследовательской группы. Экипаж состоял из трех хичи, они должны были отыскать следы разумной космической расы Убийц.

Когда Эстрелла спросила, почему эту расу так назвали, Соль удивилась.

– Потому что они самые настоящие убийцы, – объяснила она. – В дни до Ухода они убивали всех, кого встречали, всех до одного. Никого не оставляли. Как еще их назвать? Хотя, – тут же поправилась она, – иногда мы называем их «Врагом», так как для нас они враги.

– Понятно. И этот тип решил, что мы и есть убийцы? – предположил Стэн.

Соль словно бы подавилась – эквивалент человеческого смеха, но тут же вежливо смокла.

– Вовсе нет. Позвольте закончить пояснения.

Стэн покорно попросил ее продолжить объяснения; так она и поступила. Эти три исследователя-хичи летали в поисках следов Убийц по всей галактике, но успеха не добились. Стэн не совсем понял, о каких «следах» говорила Соль. Насколько он сумел понять, корабль хичи пытался отыскать в ненаселенных районах галактики нечто вроде запаха, оставленного Убийцами. Она использовала слово, буквально означающее «запах». Стэн на это возразил.

– В космосе невозможно уловить запах, – покачал он головой. – Неважно. Продолжай как хочешь.

Исследователи не обнаружили добычу и тогда использовали другой метод. Они привели свой корабль туда, где хичи перед Уходом оставили много своих кораблей. Это был астероид на орбите у маленькой желтой звезды…

– Боже! – воскликнул Стэн, а Эстрелла прошептала:

– Врата. Ты говоришь о Вратах.

Соль согласно энергично подвигала челюстью.

– Да, он говорил об этом месте. Провел там четыре года. – И тут она испытала значительные трудности, пытаясь объяснить, что делал хичи все это время. Его занятие имело отношение к кораблям на Вратах. Он анализировал отчеты о полетах один за другим, надеясь, что какой-то из этих кораблей столкнулся с Убийцами в суматошные дни перед тем, как хичи скрылись в Ядре. Этим он занимался четыре года.

– И все это время он был один, – серьезно продолжала Соль. – Да, его окружали сотни, даже тысячи людей, но он был совершенно один.

– Минутку, – сказал Стэн. – Ведь время от времени прилетали другие хичи.

– Сейчас не очень часто. А тогда еще реже. Лишь несколько. Да и те ненадолго.

Вмешалась Эстрелла:

– Но он не был один. Ведь их было трое.

– Разве я не сказала? Тогда – уже нет. Достигающий… он все это время проверял отчеты о полетах. А пока он оставался на астероиде, остальные двое улетели, с другой целью. И поэтому… – Она замялась, как будто не хотела продолжать. Потом все-таки продолжила: – Только он, понимаете? И много-много вас. Под конец он уже не выносил вида человека. Но у него не было выбора. Приходилось работать. Теперь ему предстоит отдых и реабилитация в Сверкающих Слюдяных горах на Лесистой планете у Теплого Старого солнца номер Двадцать Четыре – той самой, куда я пригласила вас.

Стэн и Эстрелла несколько минут обдумывали ее слова. Вопрос задала Эстрелла.

– А что за отдых и реабилитация?

– Это трудно объяснить. Отдых. Наряду с… – Она в отчаянии помахала запястьями. – На вашем языке нет подходящих слов. Может, нет и понятий. – Она выглядела расстроенной. – Самое печальное, что мы, в сущности, не знаем, что делать. Нам хотелось бы избавить его от ненависти к вам. Вы называете такое состояние…

Она замолчала. За нее закончил Стэн.

– Ты имеешь в виду сумасшествие?

– Вероятно, да, – неохотно согласилась Соль. – Недостаток интеллекта, ведущий к необычным и пагубным поступкам. Но хичи это не свойственно. Поэтому мы и не знаем, как его лечить.

– Совсем не свойственно? – недоверчиво переспросила Эстрелла.

– Совсем, – уверенно ответила Соль. – Мы по своей природе к этому не склонны.

Эстрелла по-прежнему сомневалась, но спросила:

– И что же вы будете с ним делать?

Мышцы под кожей лица Соль взволнованно зашевелились.

– Поселим его в определенном месте в Сверкающих Слюдяных горах на Лесистой планете у Теплого Старого солнца номер Двадцать Четыре. Это место предназначено для лечения болезней. Например, там живут старики, приближающиеся к смерти. Понимаете, такие, которые больше не могут правильно контролировать функции своего тела. – Но чем старательнее она пыталась объяснить назначение этой больницы, санатория или чего бы то ни было, тем хуже у нее получалось. – Это место предназначено для… – снова начала она и надолго смолкла, прежде чем опять продолжить. – Там личность превращают в Сохраненного Предка. Но не эту личность. – Новая долгая пауза. – Допустим, кто-то надел не принадлежащую ему одежду. Надел без разрешения. Нужно принять меры. Чтобы он больше так не делал. Понимаете? – Но Стэн и Эстрелла не понимали. Наконец Соль помахала запястьями, сдаваясь. – Это место для него не совсем подходит, – заключила она. – Но другого у нас нет.

7. Рождение «Феникса»

I

Меня зовут Джель-Клара Мойнлин, и, вероятно, больше никаких представлений не требуется. Если же требуется, то вы просто невнимательны: я очень часто фигурирую в новостях.

Когда мы пересекли волновой фронт Крабовидной сверхновой, мы находились в половине дня от Земли. Само пересечение не вызвало никаких сигналов тревоги, вообще ничего. Я бы этого даже не заметила, но мозг моего корабля – Гипатия – запрограммирован так, что замечает то, чего не замечаю я, если считает, что мне это интересно. Поэтому Гипатия спросила, хочу ли я на это взглянуть, и я захотела.

Конечно, я уже несколько раз видела восстановленную компьютером картину взрыва этой обреченной старой звезды, но, будучи человеком из плоти и крови, я чаще предпочитаю реальное изображение. Гипатия уже включила экран хичи, но на нем виднелось только неровное серое пятно – в представлении хичи подходящее изображение катастрофы. Гипатия понимает это изображение, но я не могу его понять, поэтому ради меня она сменила фазу.

Я увидела звездное поле, точно такое же, как все другие звездные поля. Пришлось спросить:

– Какая из них?

Она ответила:

– Ты пока не можешь ее видеть. Нет достаточного увеличения. Но смотри внимательно. Подожди немного. Еще немного. Вот.

Она могла и не говорить этого. Я увидела сама. Неожиданно вспыхнула огненная точка, она становилась все ярче и ярче, пока не затмила все остальные звезды на экране. Мне даже пришлось зажмуриться.

– Все происходит очень быстро, – сказала я.

– Ну, на самом деле не так быстро, Клара. Наша векторная скорость относительно этой звезды гораздо выше скорости света, так что мы видим ускоренное развитие событий. К тому же мы пересекаем волновой фронт, поэтому видим все в обратном порядке. Скоро все исчезнет.

Мгновение спустя так и произошло. Точно так же как она стала самой яркой из звезд, эта звезда померкла. И снова стала простой звездой, такой обыкновенной, что я не могла бы ее узнать. Планеты, о которых мне рассказывали, еще не обожжены, их население, если оно было, еще не уничтожено.

– Ну хорошо, – сказала я. Зрелище не произвело на меня особого впечатления, но я не хотела, чтобы Гипатия знала об этом. – Выключи экран, и вернемся к работе.

Гипатия фыркнула. Она встроила в себя весь спектр поведения человека. Это была исключительно ее идея, я ее на это не программировала. Она мрачно заявила:

– Действительно, надо поработать, иначе мы не сможем оплатить все счета за эту штуку. Ты себе представляешь, сколько она стоит?

Конечно, она ворчала не всерьез. У меня есть проблемы, но, поскольку я Джель-Клара Мойнлин, оплата счетов к ним не относится.

Впрочем, я не всегда была такой платежеспособной. В молодости я жила в выгоревшем аду, который называют планетой Венера, сопровождала туристов в летающих кораблях и старалась не истратить за вечер все, что заработала днем. Тогда больше всего я хотела денег. Не огромного состояния, нет. Достаточно денег, чтобы заплатить за Полную Медицину и за место для жизни, которое не пропахло бы гнилыми морепродуктами. Никаких грандиозных мечтаний.

Однако вышло иначе. Сначала у меня совсем не было ни денег, ни надежды разбогатеть. Потом у меня оказалось больше, гораздо больше денег, чем нужно, и я поняла кое-что о том, что значит быть при деньгах. Когда их у вас столько, что приходится произносить Д-Е-Н-Ь-Г-И, это все равно что держать в доме котенка. Деньги хотят, чтобы вы с ними играли. Вы пытаетесь забыть о котенке, но он карабкается вам на колени и кусает за подбородок, чтобы вы обратили на него внимание. А вы не собираетесь идти ему навстречу. Просто отпихиваете и идете заниматься своими делами. Но в этом случае один бог знает, какие неприятности котенок вам доставит. И потом, где все те удовольствия, которые могут принести деньги?

Поэтому, когда мы не в корпорации «Феникс», мы с Гипатией обычно играем с моими деньгами. Вернее, я играю, а Гипатия подсчитывает. Она лучше меня знает, чем я владею, – для того она и создана, – и у нее всегда множество предложений относительно инвестиций, которые я должна сделать или от которых следует воздерживаться, а также относительно новых предприятий, в которых мне следовало принять участие.

Ключевое слово здесь – «предложения». Я не обязана делать то, что предлагает Гипатия. Как правило, я в четырех из пяти случаев следую ее предложениям. В пятом случае я делаю что-нибудь другое – просто чтобы она не забывала, что не она здесь принимает решения. Я знаю, это не очень разумно и обычно обходится мне дорого, но ничего. У меня на все хватит денег.

Впрочем, существует и предел щекотанию брюшка деньгам. Когда я достигла его, Гипатия опустила световую указку и взмахом руки убрала все графики и таблицы. Чтобы развлечь меня, она сделалась оптически видимой: я люблю видеть того, с кем говорю. На Гипатии платье пятого века и диадема из грубо обработанных рубинов. Она бросила на меня вопросительный взгляд.

– Нужен небольшой перерыв, Клара? – спросила она. – Не хочешь поесть?

Да, перерыв мне был нужен, и есть я хотела. И она это отлично знала. Она постоянно ведет наблюдение за моим организмом – еще одна цель, ради которой она создана, но в данном случае я предпочитаю сохранять свободу воли.

– На самом деле, – сказала я, – я бы хотела выпить. Как у нас со временем?

– Идем точно по расписанию, Клара. Прибудем примерно через десять часов. – Она не пошевелилась – точнее, не пошевелилось ее изображение, – но я услышала на кухне стук падающего в стакан льда. – Я связалась с корабельным мозгом «Феникса» – на случай, если ты захочешь узнать, что происходит.

– Давай, – ответила я, но она уже начала действовать. Снова взмахнула рукой – просто театральный жест, конечно, но от Гипатии только того и жди, – и я увидела новый набор изображений. Когда небольшая служебная тележка вкатилась и остановилась у моего локтя, мы смотрели – уже через приборы «Феникса» – на обширную паутину в форме тарелки. В паутине ползали какие-то мелкие существа.

Я не могла представить себе реальные размеры этой паутины: в пространстве поблизости не было ничего для сравнения. Но мне и не нужно было сравнивать. Я знала, что она огромна.

– Выпей тоже, – сказала я, поднимая стакан.

Она бросила на меня терпеливый и в то же время раздраженный взгляд и промолчала. Иногда она готовит и себе голографический напиток, когда я пью настоящий, но на этот раз она была намерена поучать.

– Как видишь, Клара, – сообщила она мне, – прибыл новый груз оптических зеркал, и роботы устанавливают их на место в параболическую тарелку. Первое изображение планеты появится примерно через час, но не думаю, чтобы ты захотела его увидеть. Пока все не собрано, разрешение очень небольшое; а для окончания сборки нужно еще восемнадцать часов. Тогда оптическое разрешение позволит нам наблюдать планету.

– В течение четырех дней, – сказала я, отхлебывая из стакана.

Она бросила на меня иной взгляд – по-прежнему учительский, но такой, каким учитель смотрит на особенно тупого ученика.

– Эй, Клара. Ты ведь знала, что много времени для наблюдений не будет. И не я решила явиться сюда. Все то же самое мы могли наблюдать с острова.

Я прикончила стакан и встала.

– Но я этого не хотела. С вами, голограммами, беда в том, что вы не представляете себе, что такое реальность. Разбуди меня за час до прибытия.

И я направилась в свою каюту с огромной круглой кроватью. Мне больше не хотелось говорить с Гипатией. Главная причина, по которой я позволяю ей давать мне финансовые советы, в том, что это мешает ей давать мне советы другого рода. А она постоянно пытается это делать. И не напоминает о том огромном, о чем я сама никак не могу забыть.

Тележка с черным кофе и свежевыжатым апельсиновым соком – слово «свежевыжатый» следовало бы взять в кавычки, но Гипатия слишком хорошо работает, чтобы я могла заметить разницу, – уже стояла у моей постели, когда Гипатия разбудила меня.

– Девяносто минут до стыковки, – оживленно сказала она, – и сегодня отличное утро. Включить душ?

Я ответила:

– Гм.

Девяносто минут – ни секундой дольше, – для меня время необходимое, чтобы выпить черный кофе, глядя в пространство, и набраться сил для душа. Но потом я посмотрела в зеркало у кровати; то, что я увидела, мне не понравилось, и я решила немного прихорошиться.

Меня никогда нельзя было назвать хорошенькой. Во-первых, брови у меня слишком густые. Раз или два за эти годы я выщипывала их, приводя в соответствие с модой, – просто чтобы проверить, что из этого выйдет. Ничего не выходило. Я даже пыталась изменить структуру костей: больше челюстных, меньше подбородка, чтобы выглядеть не такой мужеподобной. Но в результате лицо только глупело. Несколько лет я была блондинкой, однажды попыталась стать рыжеволосой, но вовремя спохватилась и, прежде чем выйти из салона красоты, велела все вернуть назад. Все это были ошибки. И ничего они не давали. Когда бы я на себя ни поглядела, что бы ни делали косметологи и пластические хирурги, я видела прежнюю Джель-Клару Мойнлин, прячущуюся за этими ухищрениями. Поэтому я все забросила. И уже довольно давно хожу в своем естественном виде.

Ну, почти естественном. Я совсем не хочу выглядеть старой.

И, конечно, не выгляжу. К тому времени как я приняла душ, причесалась и надела простое черное платье, открывающее мои действительно неплохие ноги, я смотрелась не хуже, чем всегда.

– Почти прибыли, – сказала Гипатия. – Тебе лучше за что-нибудь держаться. Мне нужно уравнять скорости, а это трудно. – Говорила она раздраженно. Впрочем, как всегда, когда я даю ей действительно сложное задание. Разумеется, задание она выполняет, но жалуется. – Я могу лететь быстрее скорости света, медленнее скорости света, но когда нужно уравнять скорость с объектом, который движется точно со скоростью света, возникают необычные побочные явления… прошу прощения.

– Стоит попросить, – ответила я, потому что толчок заставил меня пролить кофе. – Гипатия! Что, по-твоему, надеть: жемчуга или камею?

Она изобразила двух-трехсекундную паузу, как будто ей действительно необходимо время, чтобы принять решение, потом вынесла свой приговор.

– Я бы надела камею. Только шлюхи носят жемчуга днем.

Поэтому я, конечно, решила надеть жемчуга. Она вздохнула, но не возразила.

– Ладно, – сказала она, открывая выход. – Мы причалили. Иди осторожно, а я буду с тобой на связи.

Я кивнула и шагнула через порог на корабль корпорации «Феникс».

Никаких «шагов», конечно, не было. Зато произошел резкий переход от удобного одного g на моем корабле к тяготению корабля «Феникса». Мой желудок протестующе сократился, но я ухватилась за поручень и осмотрелась.

Не знаю, что я ожидала увидеть: может быть, что-нибудь похожее на старый астероид Врата. Но «Феникс» выглядел гораздо роскошнее, и я задумалась, не слишком ли щедро давала деньги. В противоположность кислой застарелой духоте Врат здесь пахло свежей зеленью из теплиц. Вдоль стен повсюду стояли горшки с цветами, папоротниками и лианами, они росли во всех направлениях, потому что тяготение было нулевым. Если бы я подумала об этом вовремя, то не стала бы надевать юбку. Единственным человеком в поле зрения оказался высокий почти обнаженный чернокожий мужчина, который цеплялся пальцами ног за стенную скобу и разминал мышцы с помощью тренажера с металлическими пружинами. («Хамфри Мейсон-Мэнли, – прошептала мне на ухо Гипатия. – Археолог и антрополог из Британского музея».) Не прерывая упражнений, Хамфри досадливо взглянул на меня.

– Что вы здесь делаете, мисс? Посещения воспрещены. Это частная собственность, и…

Но тут он пригляделся повнимательнее, и выражение его лица изменилось. Оно не стало гостеприимней, но я произвела на него некоторое впечатление.

– Черт побери, – сказал он. – Вы Джель-Клара Мойнлин, верно? Это немного меняет дело. Наверно, мне следует сказать: «Добро пожаловать на борт».