Текст книги "Огневой вал. Артиллерия в прошлом, настоящем и будущем"

Дирижабли и самолеты с момента их появления были сразу признаны грозным боевым средством, с которым придется считаться в предстоящую кампанию; все почувствовали необходимость дать войскам, сражающимся на земле, возможность снижать летательные аппараты или, по крайней мере, препятствовать нм производить наблюдение и разведку.

Очевидно, что пушка была наиболее пригодным для этого средством. Но условия стрельбы по воздушным целям во многом отличаются от стрельбы на земле; для попадания в летящую цель, обладающую большой скоростью, необходимо орудие с большим вертикальным и горизонтальным полем обстрела, скорострельное и с большой начальной скоростью. Пушки для наземной стрельбы не обладают этими качествами в достаточной степени. Представлялось возможным два решения: или приспособить обычные пушки для стрельбы как по наземным, так и по воздушным целям, или же создать новое орудие специально для стрельбы по воздушным целям.

На первый взгляд, первое решение являлось более соблазнительным: было бы огромным преимуществом, если бы вся артиллерия могла выполнять все задачи. Ввиду этого сперва возникло стремление улучшить имеющиеся орудия, прежде всего 75-мм пушку, и разработать орудие универсальное.

Полк. Депор, вышедший в отставку, но продолжавший на заводе Шатильои-Комантри опыты по изучению скорострельных орудий, сконструировал в 1909 г. орудие, обладавшее благодаря лафету с раздвижными станинами горизонтальным полем обстрела до 900 тысячных и вертикальным от – 10° до +50°; по его заявлению, это орудие было пригодно для зенитной стрельбы. Представленная в комиссию по новой материальной части в апреле 1912 г. пушка Депора не была принята.(19) По предложению председателя комиссии, военный министр, который уже на основании других соображений поручил произвести опыты по усовершенствованию 75-мм пушки образца 1897 г., решил расширить программу этого усовершенствования требованием возможности стрелять по воздушным целям; это требование стремились распространить на все новые полевые орудия, в том числе и на легкие гаубицы, за исключением, впрочем, пушек тяжелой подвижной артиллерии. Общая программа была одобрена в октябре 1912 г. Но к августу 1914 г. не было предложено еще ни одного удовлетворительного решения.

Большинство офицеров не проявляло никакого беспокойства. Для них – согласно уставному положению – 75-мм пушка образца 1897 г. была пригодна для решения всех задач и, следовательно, достаточна и для поражения воздушных целей. Хотя для этого нужно было стрелять при больших углах возвышения, иметь специальные приспособления для увеличения вертикального поля обстрела, но этого считали возможным достигнуть путем быстрого устройства платформы в виде усеченного конуса, приподнятого над почвой и окруженного кольцеобразной канавой, по которой двигается сошник лафета. Это чрезвычайно простое приспособление, устраиваемое в момент необходимости при помощи нескольких ударов киркой, позволяло придать пушке угол возвышения до 4°, который считали достаточным, так как самолеты и дирижабли летали в то время еще очень низко.

К счастью, несколько офицеров, выдающихся техников, мастерских Пюто, имели совершенно другие взгляды. Они уже с 1907 г. поняли, что в деле стрельбы по воздушным целям первая задача, требующая разрешения, это вопрос о лафете: необходим специальный лафет или особая платформа, позволяющая очень быстро наводить орудие на любую точку пространства и легко следовать за всеми перемещениями быстро двигающейся цели. Чтобы удовлетворить указанным условиям, этот лафет нуждается в многочисленных сложных механизмах, утяжеляющих его сверх допустимого для полевой пушки веса, что вынуждает пользоваться для перевозки автомобильной тягой. При решении данного вопроса в пользу механической тяги выступает еще следующее соображение: зенитные орудия как орудия специальные могут иметься лишь в ограниченном количестве и, чтобы выполнять свои задачи, должны компенсировать свое незначительное число быстротой передвижения. Кроме того, в то время речь шла главным образом о стрельбе по дирижаблям, н лишь автомобильное орудие считалось способным перерезать путь, по которому, на основании полученных сведений, направлялся аэростат. Таким образом, зенитное орудие могло быть лишь а в т о п у ш к о й.

Исходя из этого взгляда, безусловную правильность которого подтвердил опыт войны, техникам Пюто удалось осуществить в 1914 г. 75-мм автопушку, совершенство которой не было с тех пор превзойдено, ни даже достигнуто никаким другим французским и иностранным орудием. Правда, в течение войны механизмы для наводки были усовершенствованы, были введены более совершенные измерительные приборы, и при стрельбе стали применяться новые методы, отличные от первоначальных. Благодаря этому действительность орудия радикально изменилась, но само по себе оно осталось прежним.

К сожалению, в августе 1914 г. имелся один единственный экземпляр этого превосходного орудия, а для интенсивного его изготовления требовалось много месяцев. Но и здесь, как и в вопросе тяжелой артиллерии, вся подготовительная работа была сделана, все опыты закончены, оставалось лишь начать фабричное производство.

Глава II. Артиллерия во время войны

2 августа 1914 г. началась война. В первых же столкновениях выяснились два основных недостатка нашей тактической доктрины и нашей организации: недооценка могущества огня, качественный и количественный недостаток тяжелой артиллерии и неумелое применение ее огня.

Во второй половине августа все французские армии перешли в наступление и завязали пограничное сражение. В Лотарингии, в Арденнах, в Бельгии – везде одна и та же картина: наша легкая артиллерия, неожиданно застигнутая в походных колоннах дальнобойным огнем германской тяжелой артиллерии, поспешно занимала позиции на пересеченной, закрытой и лесистой местности, где трудно было маневрировать и обеспечить связь; дальнобойность ее была недостаточна для поражения тяжелой артиллерии противника, которая, оставаясь сама недосягаемой, забрасывала ее снарядами и дезорганизовала. Бой протекал так быстро, что наша скромная тяжелая артиллерия, двигавшаяся в хвосте колонны, не успевала вовремя вмешаться, и наши 75-мм пушки не могли оказать пехоте необходимую поддержку, которой, впрочем, от них часто и не требовали.

Наша пехота, полная порыва и воодушевленная командным составом, проникнутым превосходным наступательным духом, бросалась в атаку, как се обучал устав, без артиллерийской подготовки. Она наталкивалась на нетронутую неприятельскую пехоту, располагающую всеми средствами и ожидающую атаки под защитой окопов даже за проволочными заграждениями.

Огневые средства противника – ружья, пулеметы, легкие и тяжелые пушки – сохраняли, таким образом, свободу действий и все свое разрушительное могущество: они вели огонь, как па маневрах, буквально скашивая нашу несчастную пехоту, которая несла колоссальные потери, главным образом в командном составе, и в результате должна была отступать.

Французское главное командование мудро решило прервать неудачно завязанное сражение, чтобы вернуть себе свободу действий, реорганизовать свои силы и вновь перейти в наступление уже с восстановленными и хорошо спаянными между собой армиями. Оно предписало использовать все препятствия, дабы короткими и энергичными контратаками задержать наступление противника или, по крайней мере, его замедлить. В области тактики оно рекомендовало замедлить темп нашего пехотного боя, подготовлять атаки артиллерией и, наконец, атаковать более разреженными строями.

Тем временем противник сам перешел в наступление, его армии проникли на французскую территорию и шли на Париж. В наступательных сражениях, которые они при этом вели, временное отсутствие не успевавшей следовать за ними тяжелой артиллерии сильно дало себя почувствовать. Наша 75-мм пушка снова выявила свое превосходство и свободно развивала свое смертоносное действие по достаточно близким и открытым целям, производя подчас настоящее избиение германской пехоты. Трудности возобновились для нас с того момента, когда тяжелая германская артиллерия присоединилась, в конце концов, к войскам, и нам пришлось отрываться и отходить под огнем тяжелых орудий, на который мы не могли отвечать.

Так продолжалось до Марнского сражения. Наше главное командование, считая, что стратегическая обстановка вновь стала благоприятной, приказало возобновить наступление с утра 6 сентября. Наша пехота, получившая подкрепления и наученная горьким опытом начала войны, стала осторожнее и проявила свои выдающиеся качества. Немецкая же пехота, опьяненная своими первыми успехами, менее поддерживаемая отставшей артиллерией, не успевавшей подвозить снаряды, попадала на действительных дистанциях под огонь наших 75-мм пушек, которые производили в ее рядах тяжелые опустошения.(20)

Противник, сильно потрепанный, в свою очередь, отошел и зацепился за естественную крепость, представляемую плоскогорьем между р. Уазой и Эн. Там его тяжелая артиллерия, вновь присоединившаяся и хорошо снабжаемая благодаря сокращению коммуникаций, вновь свела на нет действие нашей полевой артиллерии, которую она удерживала вне ее дальнобойности. После ряда жестоких боев, где наши войска сильно пострадали от ужасной бомбардировки крупных германских орудий, оба противника были вынуждены признать свое временное бессилие; сражение на р. Эн постепенно затихло, и гам, так же как и раньше в Шампани, Лотарингии и Эльзасе, фронт мало-помалу застывал.

Затем начался так называемый «бег к морю», закончившийся кровавыми сражениями на Изере и под Ипром. Германские армии, несмотря на значительность их сил и поддержку мощной тяжелой артиллерии, взятой из-под Антверпена, в результате потерпели неудачу, которая стоила им около 500 000 человек. Несомненно, этим результатом мы обязаны героизму союзников, но героизм этот был в сильной степени поддержан нашей артиллерией. Последняя, обильно снабжаемая снарядами (за счет уже установившихся участков фронта, не получавших больше ничего), творила чудеса, уничтожая неосторожную неприятельскую пехоту, хуже подготовленную, чем вначале, хуже управляемую и плотными массами бросаемую в атаку своими начальниками, желавшими закончить кампанию любой ценой. Также и здесь, начиная с 15 ноября, фронт стал постепенно устанавливаться. Крупные операции повсюду прекратились из-за недостатка артиллерийских средств, главным образом снарядов, и наступила долгая окопная война.

Что делала в течение всего этого первого периода войны паша скромная тяжелая артиллерия? Последняя вынуждена была выматывать свои силы, чтобы компенсировать недостаточную численность: так, I тракторный дивизион 120-мм пушек(21) который всю первую часть кампании вплоть до Марны сражался в составе 3-й армии, 20 сентября оказался в районе Реймса, пройдя свыше 700 км. Оттуда он вышел 16 октября и, покрыв в четыре дня 300 км, 20 октября открыл огонь на Изере. При отходе наша тяжелая артиллерия часто теряла орудия; кроме того, чтобы возместить свою недостаточную дальнобойность, она постоянно стреляла полным зарядом, что влекло за собой быстрый износ орудий; 10 сентября приданный 4-й армии дивизион 155 C. T. R. имел лишь одно способное стрелять орудие; все остальные были изношены и непригодны к службе.

Этот первый период войны дал много цепных уроков.

Могущество огня. Первые же сражения показали всем ужасающее могущество огня, который дезорганизует, опустошает и останавливает даже лучшую пехоту. Мы были первыми его жертвами в пограничном сражении, но затем и немцы заплатили ему тяжелую дань, главным образом в сражении на р. Изере.

Расход снарядов. Это могущество огня было достигнуто, впрочем, лишь ценою расхода артиллерийских снарядов, превышавшего все, о чем едва осмеливались думать до войны. Мы начали войну, имея 1 300 выстрелов на каждую 75-мм пушку, и уже к концу Марнского сражения снабжение сократилось до внушающих опасения размеров. Главное французское командование могло питать сражение на Изере 75-мм снарядами исключительно за счет других участков фронта, почти полностью лишив последние подвоза снарядов. К счастью для нас, ту же ошибку в расчете допустило и германское командование; запас снарядов 77-мм германских пушек, составлявший лишь по 800 выстрелов на каждое орудие, был близок к концу после Марнского сражения; лишь их тяжелая артиллерия, богаче снабженная(22) и менее стрелявшая, оставалась обеспеченной до ноября месяца.

Значение тяжелой артиллерии: калибр и дальность. Несмотря на свои превосходные качества, 75-мм пушка, вопреки слишком распространенному во Франции мнению, не могла решить всех задач па поле сражения; она успешно производила опустошение в рядах пехоты, появляющейся на действительной дистанции, в недостаточно разреженных строях, и отлично уничтожала застигнутые врасплох батареи, становившиеся на позиции в пределах ее дальнобойности, но во многих случаях ее калибр и дальность оказывались недостаточными.

Тяжелая германская артиллерия, в частности 15-см гаубица, обнаружила исключительное могущество. Для разрушения препятствий, опорных пунктов и окопов оказалось безусловно необходимым располагать тяжелыми снарядами с большим разрывным зарядом. Моральное действие их разрывов было значительно: иногда, в особенности в начале войны, когда оно усиливалось эффектом внезапности, его одного было достаточно для того, чтобы вызвать очищение позиций еще до подхода неприятельской пехоты или же полностью прекратить движение войск.

К преимуществу более крупного калибра присоединяется еще выгода большей дальнобойности: тяжелая артиллерия обладает большей дальнобойностью, чем легкая. Неоднократно германцы имели возможность атаковать, потеснить и даже дезорганизовать наши колонны огнем тяжелых гаубиц прежде, чем наша артиллерия могла начать действовать. Своими длинными дальнобойными пушками, в частности 13-см, они могли утомлять наш тыл, беспокоить резервы, тревожить командование, наносить большие потери во время выхода из боя и, напротив, облегчать отход своим войскам.

Необходимость борьбы с артиллерией. Мешающее и дезорганизующее действие германской артиллерии заставило искать с начала войны средств бороться с нею и приводить ее к молчанию. Кроме того, мы отрешились от странной идеи, упомянутой в предыдущей главе, согласно которой не следует завязывать артиллерийской борьбы, так как последняя никогда не бывает решительной; теперь поняли, что если и нельзя уничтожить неприятельской артиллерии, то, по крайней мере, можно ее нейтрализовать, вынудив прервать свой огонь. К сожалению, наше вооружение было недостаточно для артиллерийской борьбы: наша 75-мм пушка не имела ни достаточной дальнобойности, ни в большинстве случаев необходимой мощности, чтобы самостоятельно вести эту борьбу, и мы на себе испытали правильность германского взгляда на особую пригодность тяжелой артиллерии для ведения артиллерийской борьбы.

Недостаточность наблюдения, связи и авиации. Могущество огня, с одной стороны, и дальнобойность германских орудий, с другой, обусловливали ведение боя на больших, чем предполагалось, дистанциях. На этих дистанциях командиры дивизионов и батарей, оставаясь у своих орудий, не могли ничего видеть: они вынуждены были, оставляя свои орудия, отправляться на многие сотни и даже тысячи метров вперед, до гребня, с которого открывался бы обзор поля пехотного боя или район позиций неприятельских батарей. Но чтобы сохранить связь со своими частями и продолжать руководить огнем, они должны быть снабжены средствами связи, а именно лучшим из них – телефоном. Здесь сказалась печальная ошибка, допущенная перед войной, когда так скупо снабдили наши батареи средствами связи.

После первых же опытов наши артиллеристы стремились заполнить этот пробел; они повсюду использовали почтовые отделения, искали по частным домам хотя бы пару аппаратов н несколько метров провода, которого им так не доставало; были случаи, когда командиры армейских корпусов посылали в Париж своих офицеров для закупки какого-нибудь телефонного имущества.

Там, где наземное наблюдение из-за большого расстояния становилось невозможным, его нужно было заменить воздушным. Но военная авиация была еще в стадии зарождения. Незначительное число самолетов, которым располагало командование, применялось им для дальней разведки. Однако в некоторых армейских корпусах, где догадались уступить несколько самолетов артиллерии, они оказали ей блестящую услугу, указывая действующие батареи или готовящиеся пехотные атаки и позволяя артиллерии сокрушать их внезапным и действительным массовым огнем.

В области артиллерии более всего поразило сражавшихся подавляющее могущество огня тяжелой артиллерии. Главное командование было чрезвычайно встревожено громадным расходом боеприпасов, быстрым истощением запасов снарядов и совершенной недостаточностью их изготовления.

Чтобы помочь не терпящему отлагательств недостатку, лучше всего сразу же использовать все имеющиеся в распоряжении ресурсы. В начале сентября главнокомандующий разрешил некоторым армиям воспользоваться частью запасов снарядов восточных крепостей. И несколько дней спустя он запросил у министра разрешение взять личный состав и материальную часть сперва из тяжелой крепостной артиллерии (пушки 95-мм, 120-мм, 155-мм, гаубицы 155 С., мортиры 120-мм) и вскоре затем даже и из береговой артиллерии (мортиры 270-мм, пушки 14-см и 16-см). Мы смогли, таким образом, путем импровизации создать не достававшую нам тяжелую артиллерию и противопоставить ее мощным орудиям крупного калибра наших противников.

Наконец, запиской от 14 октября 1914 г. главнокомандующий предложил общую программу по использованию наличных ресурсов материальной части. В общих чертах эта программа сводилась к следующему:

– организовать около 100 батарей 90-мм орудий Банжа в целях сбережения 75-мм пушек, пока изготовление снарядов к ним не будет достаточным;

– сформировать как можно скорей запряженные дивизионы 95-мм и 120-мм пушек и организовать из них тяжелую корпусную артиллерию;

– продолжать организацию батарей 155-мм пушек на колесах с башмаками и на платформах, 155 С. образца 1912 г., мортир 220-мм, обслуживаемых частями пешей артиллерии;

– снабдить армии дивизионами запряжек для перевозки этих батарей;

– разработать в кратчайший срок организацию частей, вооруженных наиболее мощными калибрами, заимствованными у морской или береговой артиллерии или же изготовленными частной промышленностью;

– заменить для всех этих орудии бездымный порох черным порохом, имеющимся еще в запасе;

– снабдить все части телефонным проводом.

Выполнение этой программы началось немедленно. При помощи тяжелой артиллерии, вооруженной старыми образцами (95-мм пушки на полевом или на осадном и крепостном лафете, 120-мм пушки и 155-мм пушки на осадных лафетах, снабженных колесами с башмаками, 155-мм С. образца 1912 и 1914 гг., мортиры от 220 до 270 мм), мы боролись с противником в течение первых лет войны. К концу военных действий значительное число этих старых орудий еще продолжало служить на фронте. Устаревшие, не скорострельные, на жестких лафетах, они, тем не менее, были так хорошо сконструированы в баллистическом отношении полк. Банжем и так хорошо, с точки зрения металлургической, осуществлены артиллерийскими заводами, что и 40 лет спустя после принятия их на вооружение они еще с честью выполняли свои задачи и позволили нам дождаться изготовления новых, более современных орудий. Нельзя не воздать должное тем артиллеристам, которые в 1877–1881 гг. дали нам эти замечательные системы артиллерийских орудий.

Программа от 14 октября была дополнена предписанием армиям от 27 ноября 1914 г., согласно которому каждому армейскому корпусу придавался тяжелый артиллерийский дивизион (155-мм, или 120-мм, или 105-мм пушек). Следует запомнить эту дату, как характеризующую эволюцию наших взглядов на тяжелую артиллерию.

Однако хотя и важно было своевременно снабдить наши армии мощными орудиями, но еще настоятельнее требовалось предоставить им необходимые снаряды для питания имевшейся артиллерии. Между тем, как мы уже видели, после сражения на Марне положение в этом отношении стало в высшей степени тревожным: первоначальные запасы, не превосходившие I 300 выстрелов на одну 75-мм пушку, были почти исчерпаны(23), а ежедневное изготовление, намеченное в размере 13 600 – 75-мм снарядов и 465 выстрелов для 155-мм С. Т. К., было, очевидно, недостаточно не только для пополнении этих запасов, по даже для покрытия текущего расхода. Таким образом, выяснилась необходимость радикальных мер. Немедленно было предпринято следующее:

– была введена строгая экономия в расходовании оставшихся снарядов для 75-мм пушек, часть которых была заменена старыми 90-мм и даже 80-мм орудиями, имевшими еще большие запасы снарядов;

– значительно увеличили производственную программу по снарядам. В принципе изготовление снарядов в военное время было поручено лишь артиллерийским заводам(24), частная же промышленность привлекалась только к поставке сырья. От этих ошибок своевременно отказались и энергично обратились за помощью к частной промышленности. Военный министр созвал 20 сентября в Бордо совещание, на которое были приглашены виднейшие промышленные деятели Франции и где были заложены основы фактической мобилизации промышленности. 15 сентября главнокомандующий потребовал, чтобы суточная продукция 75-мм снарядов ввиду крайней необходимости была увеличена с 14 000 до 40 000, т. е. почти утроена. Министр решил повысить суточную продукцию до 100 000 – 75-мм снарядов; вскоре затем он дал заказ на снаряды тяжелой артиллерии, изготовление которых ранее не было предусмотрено. Однако прошло еще много месяцев, прежде чем производство снарядов достигло желаемых размеров.