Текст книги "Таинственный сад. Маленький лорд Фаунтлерой"

Глава 22
Когда солнце зашло

Как только голова Бена Везерстафа скрылась за стеной, Колин повернулся к Мэри.

– Поди встреть его, – сказал он.

Мэри побежала по траве к дверке, скрытой плющом.

Дикон не отводил от Колина глаз. На щеках у Колина горел яркий румянец; он выглядел странно, но стоял твёрдо, не шатаясь.

– Я могу стоять, – произнёс он торжественно, всё так же высоко держа голову.

– Я тебе говорил, что ты сможешь, если перестанешь бояться, – отвечал Дикон. – Так оно и вышло!

– Да, я больше не боюсь, – подтвердил Колин.

Внезапно он вспомнил слова Мэри.

– Скажи, а ты колдуешь? – спросил он отрывисто.

Широкий рот Дикона раздвинулся ещё шире в весёлой ухмылке.

– Это ты сам колдуешь, – возразил он. – Это то самое колдовство, что заставляет вот их, – и он легонько тронул своим грубым башмаком семейство крокусов в траве, – лезть из земли.

Колин посмотрел на крокусы.

– Да, – медленно проговорил он, – это великое колдовство, с ним ничто не сравнится! – И он ещё больше выпрямился. – Я хочу пройти вон к тому дереву, – сказал он, указав на дерево в нескольких шагах. – Когда Везерстаф явится, я буду там стоять. А захочу, так сяду, но только когда захочу. Если захочу, могу к дереву прислониться. Принеси-ка мне с кресла плед.

И ещё больше выпрямился. Он сделал несколько шагов, отделявших его от дерева. Дикон его поддерживал, но Колин шагал твёрдо. Подойдя к дереву, он прислонился к нему, но это было не очень заметно: держался он всё так же прямо – и казался очень высоким.

Когда Бен Везерстаф вошёл в сад, он увидел, что Колин стоит под деревом, а Мэри что-то тихонько бормочет.

– Что ты там говоришь? – спросил он невольно; он не мог отвести глаз от высокого стройного мальчика, гордо стоящего перед ним.

Мэри не отвечала и продолжала бормотать:

– Ты можешь! Можешь! Я же говорила, что ты сможешь! Ты можешь! Можешь!

Это было её колдовство – ей так хотелось, чтобы Колин остался стоять! Ей больно было думать о том, что он может проявить слабость при Бене Везерстафе. И Колин не сдался. Как ни был он худ, выглядел он просто красавцем – и Мэри радостно вздохнула.

Колин с комичной властностью смотрел на Везерстафа.

– Погляди на меня! – приказал он. – Всего меня осмотри! Разве я горбун? Разве ноги у меня кривые?

Нет, это было просто забавно! Но Бен Везерстаф ещё не пришёл в себя; впрочем, он постарался взять себя в руки. Голос его звучал почти совсем как обычно, когда он ответил:

– Ну нет! Ничего подобного! Только что это ты над собой выделывал? Прятался от глаз людских, чтобы все думали, будто ты калека и полоумный?

– Полоумный?! – гневно вскричал Колин. – Кто это так думал?

– А‐а, всякие дураки, – отвечал Бен. – На свете полным-полно болванов, которые болтают всякую чушь! Но ты-то зачем прятался?

– Все думали, что я умру, – отвечал Колин кратко. – А я буду жить!

Он произнёс это так решительно, что Бен Везерстаф только смерил его медленно взглядом.

– Ты-то умрёшь? – проговорил он со сдержанной силой. – Ну нет! Ты слишком упрям для этого. Когда я увидел, как ты скинул ноги на землю, я понял, что с тобой всё в порядке. Присядь-ка на коврик, молодой хозяин, и скажи, какие у тебя будут ко мне распоряжения.

В его голосе странно мешались угрюмая нежность и понимание. По пути от Длинной дорожки до заветной двери Мэри наскоро ввела его в курс дела. «Запомни, – говорила она Бену, – главное, что Колин выздоравливает, выздоравливает! Это всё сад! Нельзя, чтобы он думал о горбе и смерти!»

Раджа позволил усадить себя на коврик под деревом.

– Чем ты в садах занимаешься, Везерстаф? – спросил он.

– Всем, чем велят, – отвечал старый Бен. – Меня из милости оставили – потому что она меня любила.

– Она? – переспросил Колин.

– Твоя мать, – пояснил Бен Везерстаф.

– Моя мать? – повторил Колин и медленно обвёл сад взглядом. – Так это был её сад, да?

– Да, её сад! – Бен Везерстаф также медленно осмотрелся. – А уж как она его любила!

– Теперь это мой сад. Я его люблю! И буду приходить сюда каждый день, – объявил Колин. – Только это надо держать в тайне. А потому я тебе приказываю: никто не должен знать о том, что мы сюда приходим. Дикон и моя кузина здесь потрудились и сад возродили. Я буду иногда посылать за тобой, чтобы ты им помог. Только ты должен приходить, когда никто тебя не увидит.

Бен Везерстаф усмехнулся:

– Я уж сюда приходил, когда никто меня не видел.

– Как?! – вскричал Колин. – Когда?

Бен почесал подбородок и огляделся.

– В последний раз – года два назад…

– Но здесь десять лет никого не было! – воскликнул Колин. – Дверка-то от всех была скрыта.

– Только не от меня, – сухо возразил Бен. – И дверка мне ни к чему. Я через стену перелезал. Только вот эти два года ревматизм меня замучил.

– Так это ты тут розы подрезал? – догадался Дикон. – А я-то никак не мог понять, почему это розы подрезаны.

– Она так его любила, так любила! – медленно проговорил Бен Везерстаф. – И сама была такая красивая и молодая! Как-то она возьми да скажи мне: «Бен, – говорит, – если я заболею или меня не станет, ты должен приглядеть за моими розами!» А когда её и вправду не стало, нам велели и близко к этому саду не подходить. Но я прихожу. – И он упрямо повторил: – Я прихожу. Лезу себе через стену и раз в год кое-что делаю. Только вот ревматизм мне помешал. Она мне раньше приказывала.

– Если бы не ты, сад бы не сохранился, – сказал Дикон. – А я-то никак не мог понять…

– Я рад, что ты так поступил, Везерстаф, – произнёс Колин. – Значит, ты умеешь хранить тайну и нас не выдашь.

– Не выдам, сэр, – отвечал Бен. – Да и через дверку ходить мне будет легче.

На траве под деревом лежал брошенный Мэри совок. Колин протянул руку и взял его. Странное выражение появилось на его лице – он стал царапать им землю. Они молча следили за ним; Мэри смотрела затаив дыхание. Руки у Колина были слабые, но вот он вонзил совок в землю и копнул.

«Ты можешь! Можешь! – про себя твердила Мэри. – Я тебе говорю: ты можешь!»

Круглые глаза Дикона следили за Колином с жадным любопытством, но он не произнёс ни слова. Бен Везерстаф тоже с интересом наблюдал за Колином.

Колин не сдавался. Копнув несколько раз, он радостно сказал Дикону, стараясь выговаривать слова по-йоркширски:

– Ты говорил, что я ещё буду здесь ходить, как все, и землю копать. Я думал: ты просто выдумываешь, чтобы меня утешить. Сегодня – мой первый день, а я уже и ходил, и копаю!

Бен Везерстаф снова открыл рот от удивления, а потом тихонько хмыкнул.

– Э‐э! – произнёс он. – Похоже, что ты не дурак. Настоящий йоркширец, это уж точно! И копаешь неплохо. Хочешь что-нибудь посадить? Я могу принести тебе розу в горшке.

– Принеси! – распорядился Колин взволнованно и продолжал копать. – Да поторопись! Поторопись!

Всё произошло очень быстро. Забыв про ревматизм, Бен Везерстаф быстро зашагал прочь, а Дикон взялся за лопату, чтобы углубить и расширить ямку, которую начал неумело копать Колин. Мэри выскользнула из сада и принесла лейку с водой. Когда Дикон расширил ямку, Колин принялся рыхлить землю. Он взглянул на небо – от непривычного, хотя и не обременительного труда лицо у него раскраснелось и блестело.

– Я хочу всё кончить, пока солнце не село, – сказал он.

Мэри показалось, что солнце специально задержалось на несколько минут над горизонтом. Бен Везерстаф принёс из теплицы розу в горшке. Прихрамывая, он спешил по траве; его также охватило волнение. Он опустился на колени возле вырытой ямки и разбил горшок, чтобы вынуть растение с корнем.

– Держи, парень, – сказал он, подавая розу Колину. – Посади её в землю сам, как король, когда он приезжает на новое место.

Румянец на щеках у Колина зардел ещё ярче, а худые белые руки задрожали. Он опустил розу в землю и подождал, пока Бен засыплет ямку землёй. Ямку заполнили, землю утрамбовали. Мэри склонилась над ней, стоя на коленях. Ворон слетел с дерева и расхаживал по земле, следя за тем, что здесь происходит. Орешек и Скорлупка на вишне обсуждали происходящее.

– Ну вот и всё! – сказал наконец Колин. – Солнце только-только уходит за горизонт. Помоги мне подняться, Дикон. Я хочу проводить его стоя. Это часть колдовства!

Дикон подал ему руку. Колдовство – или это было что-то иное? – настолько вдохновило Колина, что, когда солнце скрылось за горизонтом и этот удивительный день кончился, он твёрдо стоял на ногах – и смеялся!

Глава 23
Магия

Дома их поджидал доктор Крейвен. Он уже подумывал, не послать ли кого на поиски. Когда Колин вернулся в свою комнату, доктор Крейвен окинул его озабоченным взглядом.

– Ты слишком задержался, – сказал он. – Тебе нельзя переутомляться.

– Я совсем не устал, – возразил Колин. – Мне эта прогулка пошла на пользу. Я завтра утром опять пойду – и днём тоже.

– Не знаю, могу ли я тебе это позволить, – заявил доктор Крейвен. – Это было бы неразумно.

– Было бы неразумно мне препятствовать, – серьёзно отвечал Колин. – Я всё равно пойду!

Даже Мэри давно уже стало ясно, что Колин совершенно не понимает, до чего он груб с людьми. Он словно жил на необитаемом острове и, будучи его полновластным хозяином, вёл себя как хотел, ибо равняться ему было не на кого. Мэри и сама была когда-то такой же, но, приехав в Мисселтвейт, постепенно уразумела, что её поведение странно и никому не нравится. Сделав это открытие, она поделилась им с Колином. Когда доктор Крейвен ушёл, она какое-то время молчала и только с любопытством поглядывала на Колина. Ей хотелось, чтобы он спросил, в чём дело, – что он, конечно, и сделал.

– Что это ты так смотришь? – спросил он.

– Я думаю: жалко мне доктора Крейвена!

– И мне тоже, – не без удовольствия согласился Колин. – Не видать ему Мисселтвейта как своих ушей: я умирать не собираюсь!

– Да, и поэтому тоже, – согласилась Мэри, – но я-то думала о другом. Как, должно быть, ужасно, когда столько лет приходится вежливо разговаривать с мальчиком, который вечно грубит! Я бы этого не смогла.

– Разве я грублю? – спокойно поинтересовался Колин.

– Будь ты его сыном и будь он другим, он бы тебя ударил!

– Не посмеет, – заявил Колин.

– Да, не посмеет, – согласилась, подумав, Мэри. – Здесь никто никогда не смел сделать ничего, что бы тебе не понравилось, – ведь ты должен был умереть, бедняжка!

– Но теперь я больше не бедняжка, – упрямо возразил Колин. – Я больше не позволю так о себе думать. Я же сегодня встал на ноги.

– Просто тебе все всегда уступали – вот ты и стал таким странным, – продолжала свою мысль Мэри.

Колин нахмурился и отвернулся.

– Разве я странный? – спросил он.

– Да, очень, – бесстрастно отвечала Мэри. – Ты только не обижайся – я тоже странная, и Бен Везерстаф тоже. Правда, я теперь не такая странная, как раньше. Теперь я к людям стала лучше относиться – и у меня есть сад!

– Я не хочу быть странным, – заявил Колин решительно. – И не буду! – И снова нахмурился.

Он был гордый мальчик. Какое-то время он лежал, задумавшись, а потом улыбка заиграла у него на губах. Лицо его осветилось.

– Я не буду странным, если каждый день буду ходить в сад. Там есть что-то волшебное – и доброе. Знаешь, Мэри, я просто уверен, что это так!

– И я тоже, – отвечала Мэри.

– Даже если и нет, – продолжал Колин, – можно притвориться, что это так. Но что-то там есть, что-то есть!

– Это Магия, – сказала Мэри, – только не чёрная, а белая. Белая, как снег!

Между собой они беспрестанно говорили о магии и волшебстве, – возможно, и правда было что-то волшебное в наступивших днях, дивных, сияющих, поразительных днях. А что творилось в саду! Если у вас никогда не было сада, вам всё равно этого не понять, а если был, тогда вы знаете: понадобилась бы целая книга, чтобы описать всё, что там происходило. Поначалу казалось, что из земли так и будут один за другим лезть зелёные ростки – они пробивались на лужайке, на клумбах, даже в трещинах стен. Потом на них появились бутоны, постепенно они распустились и засверкали всеми оттенками голубого, алого и лилового. Когда-то сад весь был засажен цветами. Бен Везерстаф своими глазами видел, как это делалось в те счастливые дни, и, бывало, сам выскребал известь меж кирпичами стен и сыпал туда землю для вьюнков. Стройные ряды ирисов и белых лилий подымались из травы, а в зелёных нишах стояли остроконечные, как копья, белые и голубые дельфиниумы, водосборы, колокольчики.

– А как она их, бывало, любила, – сказал Бен Везерстаф. – Мне, говорит, по душе всё, что к синему небу тянется. Не то чтобы она землю не жаловала, только синее небо ей больше всего было в радость.

Посеянные Диконом и Мэри цветы поднялись, словно над ними колдовали феи. Море шелковистых маков всех цветов колыхалось на ветру – это были весёлые и отважные цветы, не один год прожили они в саду и, по правде говоря, только диву давались, откуда здесь вся эта публика. А розы, розы! Они вставали из травы, обвивали солнечные часы, заплетали стволы деревьев, свисали с ветвей, льнули к стенам и, поднявшись наверх, низвергались гирляндами вниз. День ото дня, час от часу их становилось всё больше. Нежные свежие листочки… и бутоны… бутоны… Сначала крошечные, они росли и набухали словно по волшебству и, раскрывшись, превращались в благоухающие цветы, льющие по всему саду дивный аромат.

Колин внимательно следил за всеми переменами в саду. Каждое утро его привозили в сад, и, если не было дождя, он оставался там весь день. Даже пасмурные дни его радовали. Лёжа на траве, он следил за тем, как растёт всё кругом. Если набраться терпения, утверждал он, то можно заметить, как разворачиваются бутоны. Ещё можно увидеть разных насекомых, спешащих по своим непонятным, но, должно быть, очень важным делам: то они несли соломинку, пёрышко или крошку чего-то съестного, а то карабкались по травинкам, словно по деревьям, с вершины которых можно обозревать окрестности. Как-то раз целое утро Колин следил за тем, как вспучивался дёрн: это крот рыл свой подземный ход, а под конец набросал горку земли и высунул наружу лапки с длинными когтями, похожие на ручки малюток-гномов. Привычки и повадки муравьёв, жуков, пчёл, лягушек, птиц и растений – перед Колином открылся целый новый мир. Дикон всё ему показывал, да вдобавок ещё и рассказал про выдр и лисиц, хорьков и белок, водяных крыс и барсуков. Словом, было о чём поразмыслить и потолковать!

Впрочем, это было не самое главное. После того как Колину удалось единожды встать на ноги, он стал часто об этом задумываться; когда же Мэри рассказала ему про своё колдовство, он пришёл в волнение и очень одобрил её. Теперь он то и дело возвращался к этой теме.

– Конечно, на свете много всякого колдовства, – многозначительно заявил он однажды. – Только люди не знают, что это такое и как надо колдовать. Я думаю, сначала надо выбрать что-то хорошее и просто повторять: «Сейчас это случится!» И тогда так и будет. Попробую!

На следующее утро, едва войдя в сад, Колин послал за Беном Везерстафом. Бен поспешил как мог и увидел, что юный раджа стоит на собственных ногах под деревом, а на губах его играет ясная улыбка.

– Доброе утро, Бен Везерстаф, – приветствовал он старика. – Я хочу, чтобы ты с Диконом и мисс Мэри стали рядом и послушали меня, потому что я должен сообщить вам нечто очень важное.

– Есть, капитан! – отвечал Бен Везерстаф, беря под козырёк.

Оказывается, в юности Бен Везерстаф убежал из дома, стал матросом, плавал по разным морям и умел отвечать, как матрос. Когда дети об этом узнали, они пришли в восторг.

– Я хочу поставить опыт, – объяснил раджа. – Когда я вырасту, я совершу великие научные открытия, но сейчас я начну с этого опыта.

– Есть, капитан! – отозвался Бен Везерстаф, хотя он впервые услышал о том, что существуют великие научные открытия.

Мэри тоже впервые услышала о них; впрочем, она понимала, что Колин при всех его странностях очень начитан и умеет убеждать. Стоило ему поднять голову и поглядеть на тебя своими странными глазами, как ты ему веришь, хочешь того или нет. А ведь ему было всего десять лет! Сейчас его слова прозвучали особенно убедительно, потому что он говорил с упоением – ему очень нравилось произносить настоящую речь, как принято у взрослых.

– Я посвящу свои великие научные открытия Магии. Магия – это великая вещь, но о ней мало кто знает, только некоторые авторы старых книг, да ещё немножко – Мэри, потому что она родилась в Индии, где живут факиры. По-моему, Дикону о Магии тоже кое-что известно, только, пожалуй, он об этом и сам не догадывается. Он и людей, и животных умеет заклинать. Я бы ему ни за что не разрешил прийти ко мне, если бы он не умел заклинать всех зверят, а значит, и мальчиков, потому что мальчики тоже зверята. Я уверен, что во всём есть Магия, только мы не знаем, как ею овладеть и заставить на нас работать, как электричество, пар или лошадей.

Это звучало так внушительно, что Бен Везерстаф заволновался и переступил с ноги на ногу.

– Есть, капитан! – отчеканил он и стал по стойке смирно.

– Когда Мэри нашла этот сад, он казался совсем мёртвым, – продолжал оратор. – Но потом почему-то цветы полезли из земли и из ничего возникло что-то. Сначала ничего не было – а потом вдруг появилось! Я раньше за природой не наблюдал, и это меня очень заинтересовало. Учёные всегда хотят до всего додуматься, а я собираюсь стать учёным. Я себя спрашиваю: «Что это такое? Что?» Тут что-то есть! Не может быть, чтобы не было! Я не знаю, что это такое, и я называю это Магией! Я никогда не видел, как солнце встаёт, но Мэри и Дикон видели, и, судя по тому, что они говорят, это тоже Магия. Что-то будто тянет его и тянет, заставляя то садиться, то вставать. Когда я в саду, я иногда смотрю сквозь ветки на небо, и так мне бывает на душе хорошо, словно в меня что-то входит и заставляет сердце биться чаще! Это Магия, она всегда создаёт что-то из ничего. Всё вокруг живёт благодаря ей: и деревья, и цветы, и листья, и птицы, и барсуки, и лисы, и белки, и люди. Видно, она разлита кругом. В этом саду… Всюду… Это благодаря ей я встал здесь на ноги и понял, что буду жить. Я хочу поставить опыт: попробую впитать частицу этой Магии – пусть она меня поддержит и вдохновит, пусть сделает меня сильным и здоровым. Я не знаю, как этого добиться, но полагаю, что, если думать об этом и взывать к ней, она не заставит себя ждать. Может, с этого надо начать. Когда я в тот день попытался стать на ноги, Мэри про себя быстро-быстро повторяла: «Ты сможешь! Сможешь!» И я и вправду смог! Конечно, нужно было, чтобы я сам постарался, но она своей Магией мне помогла. И Дикон помог. Я буду каждое утро и каждый вечер, а когда вспомню, и днём повторять: «Магия во мне! Магия меня лечит! Я буду сильным, как Дикон, сильным, как Дикон!» И вы тоже повторяйте! Это будет мой опыт. Ты мне поможешь, Бен Везерстаф?

– Конечно, капитан! – отвечал Бен Везерстаф.

– Если вы будете это повторять так же исправно, как солдаты повторяют свои упражнения во время учений, тогда мы увидим, удался ли мой опыт. Ведь если что-то всё время повторять, и вслух, и мысленно, оно останется в тебе навсегда. То же будет и с Магией, уверен! Если её звать на помощь, она войдёт в тебя и сделает всё, что надо!

– Я однажды в Индии слышала, как какой-то офицер рассказывал моей маме про факиров, которые повторяют одно слово тысячи раз, – вспомнила Мэри.

– Я слышал, как жена Джема Феттлворта повторяла два слова тысячи раз, – усмехнулся Бен Везерстаф. – «Пьяный болван!» – говорила она. Можете не сомневаться, из этого кое-что вышло! Он её поколотил, ушёл в трактир – тут недалеко, «Синий лев» называется, – и напился.

Колин нахмурил брови и задумался, но потом просветлел.

– Вот видишь, – сказал он, – всё-таки что-то и вправду вышло. Только она, возможно, призвала не ту Магию, вот он её и побил. Если бы она всё сделала как надо и сказала бы ему при этом что-нибудь ласковое, он бы не напился, а может… может, купил бы ей новый чепец.

В проницательных глазах Бена Везерстафа мелькнуло восхищение.

– У тебя не только ноги прямые, но и голова неплохо работает, мастер Колин, – хмыкнул он. – Как увижу Бесс Феттлворт, намекну ей, что́ для неё Магия может сделать. А уж как она обрадуется, если твой научный опыт удастся! Да и Джем тоже!

Дикон слушал с горящими глазами. На плечах у него сидели Орешек и Скорлупка, а в руках он держал белого кролика с длинными ушами и тихонько поглаживал его – кролик от удовольствия только уши прижимал.

– Ты думаешь, мой опыт удастся? – спросил его Колин.

Ему так хотелось знать, что думает Дикон. Колину часто хотелось спросить, что думает Дикон, когда тот смотрел со своей улыбкой на него или на кого-то из зверюшек.

Дикон широко улыбнулся.

– Ещё бы! – отвечал он. – Когда солнышко землю нагревает, семена всходят – это уж обязательно. Так и твой опыт. Он обязательно получится. Хочешь, начнём сейчас же?

Колин обрадовался – и Мэри тоже. Вспомнив о факирах и бродячих монахах, которых он видел на картинках, Колин предложил всем сесть под развесистое дерево.

– Это будет как в храме, – сказал Колин. – Я немного устал и с удовольствием присяду.

– Э‐э, нет, так не пойдёт! – протянул Дикон. – Никогда не говори, что устал. Это может помешать Магии.

Колин обернулся и внимательно посмотрел в его круглые серьёзные глаза.

– Ты прав, – медленно проговорил он. – Я должен думать только о Магии.

Они уселись в круг. Всё было так торжественно, что Бену Везерстафу показалось, будто его каким-то хитрым способом заманили на молитвенное собрание. Обычно он ни на какие молитвенные собрания не ходил. «Вот ещё!» – отвечал он на все приглашения. Однако сейчас он не стал возражать – ведь это делалось для юного раджи. К тому же ему льстило, что Колин попросил его помощи. Мэри слушала затаив дыхание. Дикон не выпускал из рук кролика. Возможно, он незаметно подал магический знак своим «зверюшкам» – стоило ему опуститься на траву, как ворон, лисёнок, белки и ягнёнок приблизились и стали в круг вместе с детьми.

– И зверюшки с нами, – проговорил Колин серьёзно. – Они хотят нам помочь.

«Какой Колин сейчас красивый!» – подумала Мэри. Он держал голову высоко, словно жрец, глаза его сияли. Яркое пятно солнечного света падало на него сквозь ветки.

– Начнём, – сказал он. – Как ты думаешь, Мэри, может, нам надо раскачиваться взад и вперёд, как дервиши?[3]3
  Дервиш – нищенствующий мусульманский монах.


[Закрыть]

– Я раскачиваться не могу, – заявил Бен Везерстаф. – У меня ревматизм.

– Магия тебя вылечит, – произнёс Колин тоном верховного жреца. – Всему своё время. Ладно, тогда будем напевать.

– Напевать я тоже не могу, – угрюмо возразил Бен Везерстаф. – Я раз в церкви пробовал петь, но меня тут же из хора выгнали.

Никто не улыбнулся. Сейчас было не до смеха. Ни тени не мелькнуло в глазах Колина. Он думал только о Магии.

– Тогда петь буду я, – решил он, и на лицо его лёг отсвет вдохновения. И затянул: – Солнце сияет… сияет… Это Магия. Цветы тянутся ввысь… Корни их напрягают. Это Магия. Быть живым – это Магия, быть здоровым – это Магия. Магия во мне… Магия во мне… Она во мне… она во мне… Она во всех нас… Она у Бена Везерстафа в спине. Магия! Магия! Приди и помоги нам!

Он повторил эти слова множество раз – не тысячу, но достаточно много. Мэри слушала его как зачарованная. Всё было так странно и в то же время прекрасно; ей хотелось, чтобы он не смолкал. Бен Везерстаф чувствовал, как его начинает клонить в сон – это было так приятно! Жужжание пчёл в цветах сливалось с протяжным голосом Колина и убаюкивало. Дикон сидел, скрестив ноги и положив руку на спину ягнёнка; кролик спал у него на руках. Ворон столкнул белочку с плеча Дикона и сам устроился на её месте; глаза его прикрыла плёнка. Наконец Колин смолк.

– А теперь я пройдусь по саду, – сказал он.

Бен Везерстаф уронил голову на грудь, вздрогнул и проснулся.

– Ты спал! – воскликнул Колин.

– Ничего подобного, – пробормотал Бен. – Хорошая была проповедь, только на сбор пожертвований я не останусь.

Он ещё не совсем проснулся.

– Ты не в церкви, – сказал Колин.

– Конечно нет, – произнёс Бен, выпрямившись. – Кто говорит, что я спал? Я каждое слово слышал. Ты объяснил, что у меня в спине Магия. А доктор зовёт её ревматизмом!

Раджа повёл рукой.

– Это не та Магия, – заметил он. – Скоро тебе полегчает. А теперь я разрешаю тебе вернуться к работе. Только приходи завтра!

– Я бы хотел посмотреть, как ты ходишь по саду, – ворчливо сказал Бен.

В голосе его звучало не раздражение, а скорее упорство. Бен не очень-то верил в Магию и, будучи человеком упрямым, решил про себя, что, если его отошлют, он влезет на стремянку и будет следить поверх стены, чтобы в случае чего броситься на помощь. Однако раджа не возражал. Все приготовились. Образовалась целая процессия. Впереди Колин, Мэри с одной стороны, Дикон с другой. Бен Везерстаф за ними, а замыкали шествие зверюшки. Маленький лис и ягнёнок не отставали от Дикона, а белый кролик скакал за ними, время от времени останавливаясь пощипать травку, а ворон замыкал шествие, важно поглядывая по сторонам, словно чувствовал себя ответственным за происходящее.

Медленно, торжественно шествие продвигалось вперёд. Пройдя несколько шагов, останавливались отдохнуть. Колин опирался на руку Дикона, а Бен Везерстаф был готов подхватить Колина сзади. Время от времени Колин отнимал руку и делал несколько шагов самостоятельно. Голову он держал высоко и вид имел величественный.

– Магия во мне! – повторял Колин. – Магия меня укрепляет! Я чувствую её! Я её чувствую!

Как бы то ни было, но что-то его несомненно воодушевляло и поддерживало. По пути он присаживался на скамьи в нишах, а раз или два опустился на траву; а то просто останавливался, опираясь на Дикона. Но он не сдавался, пока не обошёл весь сад. Наконец он вернулся под дерево. Щёки у него разрумянились, а глаза сияли торжеством.

– Получилось! Магия сработала! – воскликнул он. – Это моё первое научное открытие!

– А что скажет доктор Крейвен? – хмыкнула Мэри.

– Ничего не скажет, – отвечал Колин, – потому что ничего не узнает. Мы будем всё держать в тайне. Никто ничего не должен знать, пока я не окрепну и не научусь ходить и бегать, как все. Каждый день вы будете меня сюда привозить, а потом увозить. Я не хочу, чтобы пошли пересуды, не хочу, чтобы мой отец об этом прослышал, пока мой опыт не удастся полностью. А потом он вернётся в Мисселтвейт, как-нибудь я войду к нему в кабинет и скажу: «Погляди на меня! Я такой же, как все мальчики, и не собираюсь умирать! Я этого достиг с помощью научного эксперимента».

– Он подумает, что ему это снится! – вскричала Мэри. – Он собственным глазам не поверит!

Колин вспыхнул от радости. Он убедил себя, что обязательно поправится, а ведь это уже половина успеха, хотя он этого и не знал. Его вдохновляла мысль о том, как удивится отец, увидев, что сын крепок и строен, как все. В прежние тяжёлые времена Колина особенно угнетало сознание, что он хилый и слабый, даже родной отец боится на него смотреть.

– Не поверит? – подхватил он. – Придётся поверить! А знаешь, что я сделаю, когда выздоровлю? Прежде чем заняться экспериментами, я займусь спортом.

– Недельки через две ты уже будешь драться, – сказал Бен Везерстаф. – Ты у нас ещё станешь чемпионом Англии по боксу!

Колин строго посмотрел на него.

– Везерстаф, ты слишком много себе позволяешь. Мы тебя в нашу тайну посвятили, но ты не забывайся! Магия, конечно, могущественна, но боксёром я не стану. Я буду Учёным-Экспериментатором, – отчеканил он.

– Виноват, сэр, – проговорил Бен, прикладывая руку ко лбу. – Должен был понимать, что это дело нешуточное.

Глаза у него поблёскивали – в глубине души он торжествовал. Он не обижался на то, что его отчитали, – значит, паренёк крепнет и телом и духом.