Текст книги "Кровавый омут"

Фрэнсис Пол Вилсон
Кровавый омут

Я многим обязан книгам Джеймса Рэнди («Энциклопедия обманов и мистификаций в оккультизме», «Целители-экстрасенсы», «Держи вора!») и М. Ламара Кина («Экстрасенсорная мафия»), которые указали мне, что искать у спиритов и медиумов.

Благодарю постоянную команду, работавшую над рукописью: мою жену Мэри, моего издателя Дэвида Хартвелла и его заместителя Моше Федера, Элизабет Монтелеоне, Стивена Спруилла и моего агента Альберта Цукермана. Спасибо за помощь в издании книги наборщику Блейку Долленсу – мастеру своего дела.

Посвящается пропавшим без вести Полу Андерсону, Ричарду Лаймону

Пятница

1

Белое подвенечное платье невесты.

Правда, оно – как минимум, на пару размеров теснее – было не на невесте и превратились со временем в бежевое.

– Можно полюбопытствовать, – наклонился Джек к Джиа, – почему наша хозяйка в подвенечном платье?

Она, сидя рядом на драном диване, купленном из третьих рук у старьевщика, попивала белое вино из пластикового стаканчика.

– Можно.

Ожидалась обычная вольная вечеринка. Знакомые художники собирались слегка отметить успехи одного из членов клана в мансарде бывшего склада у старого армейского сборного пункта в Бруклине. Пошли, предложила Джиа, развлечемся.

Развлекаться давно не хотелось, но ради нее Джек решился пойти.

Человек двадцать бродили по чердаку под громыхавшие из динамиков тяжелые звуки последнего альбома «Пейвмент», которые отражались от высокого потолка, огромных окон, стен из голых кирпичей. Гости щеголяли волосами всех цветов видимой области спектра, пирсингом, татуировками и немыслимо пестрой одеждой.

Хеллоуин через два месяца не сравнится.

Джек присосался к принесенной пивной бутылке. Вместо привычного «Роллинг рок» с длинным горлышком захватил с собой упаковку из шести бутылок «Харпа». Тоже хорошо. Наряженная невестой хозяйка припасла светлый «Будвайзер». Он никогда не пробовал разбавленную коровью мочу, но на вкус она наверняка лучше светлого «Буда».

– Спасибо. Почему наша хозяйка в подвенечном платье?

– Хильда никогда не была замужем. Она художница. Просто делает заявление.

– Какое? Кроме призыва «посмотри на меня».

– Ей, вероятно, хотелось бы, чтоб каждый сам решил.

– О'кей. По-моему, просто жаждет внимания.

– Ну и что тут плохого? Если ты смертельно боишься привлечь к себе внимание, это не означает, что так же должны поступать и другие.

– Вовсе я не боюсь, – проворчал Джек, не желая сдаваться.

Мимо прошла высокая стройная женщина с мертвенно-белой прядью сбоку на вьющихся черных, зачесанных назад волосах.

Он посмотрел ей вслед:

– Ее заявление вполне понятно: мой муж – чудовище.

– Карин не замужем.

Перед ними плавно скользнул парень с намазанной гелем неоново-желтой головой и бровями, проколотыми по меньшей мере дюжиной золотых колечек.

– Привет, Джиа, – махнул он рукой и направился дальше.

– Привет, Ник.

– Догадываюсь, что в детстве Ника напугал карниз для штор, – буркнул Джек.

– Я смотрю, ты сегодня не в духе, – покосилась она на него.

Не то слово. Второй месяц после смерти любимой сестры Кейт приступы ярости чередовались с глубокой депрессией. Казалось, от этого никогда не избавиться. По утрам он с трудом заставлял себя встать с постели; встав, ничем не хотел заниматься. Тащился к Эйбу, к Хулио, к Джиа, притворяясь, будто все прекрасно. Тот же самый старина Джек, просто в данный момент без работы.

Жизнь осложнял гневный отцовский голос на автоответчике, упрекавший его за отсутствие на поминках и на похоронах. «Только не говори, что у тебя были дела поважнее. Это твоя сестра, черт возьми!»

Ему это отлично известно. После пятнадцатилетней разлуки Кейт вернулась в его жизнь на неделю, за которую он ее снова узнал, полюбил... И ушла навсегда.

Факты свидетельствуют, что он не виноват, но ему это не мешает винить себя. И еще одного человека...

Джек разыскивал отчасти подозреваемого в гибели сестры мужчину, не зная его настоящего имени – то ли Сол Рома, то ли М. Аролос. Кругом всех расспрашивал, никто ничего не знал и не слышал. В конце концов пришлось признать – видимо, никогда не было никакого Сола Ромы.

Кейт осталась бы в живых, если бы Джек все делал по-своему вместо того, чтобы слушаться...

Стоп. Бессмысленно возвращаться на хорошо исхоженную тропу. Отцу он не перезванивал. Через какое-то время тот перестал звонить.

Джек с усилием изобразил перед Джиа улыбку:

– Извини. Эти чокнутые меня просто бесят.

– Они ничуть не хуже тех, с кем ты обычно общаешься.

– Совсем другое дело. Мои по-настоящему чокнутые, от души. Просыпаются, одеваются во что попало, что подвернется под руку, в том и ходят весь день. А эти часами торчат перед зеркалом, чтобы придать себе экстравагантный вид. У моих волосы торчат в разные стороны так, как они утром скатились с кровати, а эти моют голову травяными шампунями, мажут галлонами геля, расчесывают специальной расческой, чтоб казаться немытыми и лохматыми. Мои сами по себе живут, а эти отчаянно хотят войти в общество, но, чтоб никто об этом не догадался, стараются превзойти друг друга в чудачествах.

Джиа скривила губы:

– А самый типичный сидит со мной рядом в клетчатой рубашке с короткими рукавами и в джинсах с рабочими башмаками.

– И коротает вечер, наблюдая, как претензии сталкиваются с претенциозностью. Разумеется, исключая присутствующих.

Среди многого прочего он любит в Джиа естественность. Волосы светлые от природы коротко подстрижены для удобства, широкие бежевые брюки с бирюзовой кофточкой подчеркивают голубизну глаз, из косметики только чуточка губной помады. Больше ей ничего и не требуется. Вид здоровый и свежий, в полном противоречии с нынешней субкультурной модой.

Субкультура просочилась в доминирующую культуру, крайности стали господствовать. Раньше рабочие-строители кидали в хиппи кирпичи и обзывали педиками, теперь сами носят конские хвосты и серьги.

– Пожалуй, и мне пора себя украсить, – решил Джек.

Джиа вздернула брови.

– Сделаешь пирсинг?

– Ну да. Не обвешанный цацками и не вымазанный чернилами, иногда себя чувствую белой вороной.

– Чем не вымазанный?

– Не татуированный. – Кругом почти все разрисованы. Если хочешь остаться невидимым, надо следовать общей тенденции. – Разумеется, не навечно, – оговорился он, не желая лишаться особенностей хамелеона. – Какое-нибудь колечко в ухо, пару смывающихся татуировок...

– По-моему, у тебя что-то было на пальцах.

– Не забыла?

Картинки в стиле тюремных наколок, выполненные несмываемыми чернилами, однажды понадобились для опасного дела, после чего рассвирепевшие члены банды с Брайтон-Бич прочесали пять районов в поисках парня с наколкой «крутой вираж» на костяшках. Смыть удалось не скоро.

– Нет, думаю, нужно что-то большое и красочное.

– Скажем, сердце, оплетенное розами, с моим именем в центре?

– Предпочитаю зеленый череп с оранжевым пламенем, вырывающимся из глазниц.

– Высокий класс, – мурлыкнула Джиа, хлебнув вина.

– Еще бы. Шлепнуть такую картинку на одном плече, на другом разъяренного красного черта на танке, надеть майку на узких бретельках – и полный порядок.

– Серьгу не забудь.

– Точно, висячую, с логотипом «Металлик».

– Ты помешан на тяжелом металле.

Джек вздохнул:

– Украшения, аксессуары... Мне внушали, что настоящий мужчина о моде не думает.

– Мне тоже, – кивнула Джиа. – Впрочем, у меня есть оправдание: я росла в сельской Айове. А ты на северо-востоке...

– Правда, но взрослые мужчины, которых я знал в детстве, – отец, его знакомые, – одевались очень просто. Почти все воевали в Корее. По случаю принаряжались – на свадьбу, на похороны, – а вообще ходили в удобной одежде. Без всяких прибамбасов. Перед зеркалом надо стоять ровно столько, чтобы причесаться, побриться. Проторчи дольше – станешь павлином.

– Добро пожаловать в Город Павлинов двадцать первого века, – провозгласила Джиа.

Мимо снова проплыл Ник.

– Что он рисует? – полюбопытствовал Джек.

– Он не рисует. Ник – мастер перформанса. Под псевдонимом Гарри Адамский.

– Замечательно. – Джек ненавидел перформанс. – В чем это заключается?

Джиа прикусила верхнюю губу.

– По его выражению, художественное испражнение. Можно сказать, абсолютно интимная форма скульптуры... м-м-м... и на этом покончим.

Он уставился на нее. Неужели...

– Ох, черт. В самом деле?

Она кивнула.

– Господи! – не сдержавшись, воскликнул Джек. – Осталось на свете хоть что-нибудь, не объявленное искусством? Искусство войны, искусство торговли, искусство чистки ботинок, бывший представитель высокого искусства Принц...

– По-моему, он опять называется Принцем.

– ...искусство ремонта мотоциклов. Мажешь себя шоколадом – искусство, вешаешь унитаз на стенку – искусство...

– Хорошо, успокойся. Я надеялась, вечер в гостях поднимет тебе настроение. Возвращайся к жизни. В последнее время ты только ешь, спишь и смотришь кино. Ничего не делаешь, не работаешь, никому даже не перезваниваешь. Кейт наверняка не хотела бы, чтобы ты до конца дней хандрил.

Он отвел глаза, признавая ее правоту, увидел направлявшуюся в их сторону гибкую тоненькую блондинку лет двадцати пяти, с бокалом для мартини в руках, наполненным красноватой жидкостью, кажется «Космо». Низ короткой, полосатой, как зебра, блузки не доходил до верха облегающей леопардовой мини-юбки. В пупке между ними поблескивал крупный бриллиант.

– Может, пупок проколоть? – задумался Джек.

– Отлично, только мне на глаза не показывайся, пока живот не побреешь.

– Или в язык колечко продеть?

Джиа на него покосилась со сладострастной улыбкой.

– Вот это уже интересно. – Она подняла глаза на блондинку. – Ох, вот и Джуни Мун, почетная гостья.

– Имя настоящее?

– Не уверена. Но сколько я ее знаю, она так представляется. Пробивалась наряду со всеми, а в прошлом году Натан Лейн купил одну ее абстрактную картину, начал расхваливать. Теперь она жутко модная.

– Сколько стоят оригинальные произведения Джуни Мун?

– От двадцати тысяч и выше.

Джек прищурился:

– Двадцать штук? Хорошая художница?

– Между модной и хорошей большая разница, хотя ее работы мне нравятся. Уникальное сочетание жара и холода. Смесь Де Кунинга с Мондрианом, если можно себе такое представить.

Невозможно, не помня ни одной картины ни того ни другого художника.

– Кажется, ты за нее рада.

– И правда. Хорошая девочка. Я почти на десяток лет старше, и она в последние годы взяла меня как бы в приемные матери. Пару раз в неделю звонит поболтать, посоветоваться.

– Ничуть не завидуешь ее успеху?

– Ни капельки. Не скажу, конечно, будто не хотела бы такой удачи, но если кому-то должно повезти, то хорошо, что Джуни. У глупышки есть талант, и я ее люблю.

Тут вся Джиа. Попечительница без капли ревности. За это среди многого прочего он ее любит. Впрочем, даже если это ничуть ее не задевало, Джек раздраженно смотрел на дерьмо, вывешенное в галереях, на выставках, куда она его постоянно таскает, когда ее собственные холсты пылятся в мастерской.

– Спорю, ее работы гораздо хуже твоих.

– Мои совсем другие.

Джиа зарабатывала на жизнь коммерческим искусством, занималась рекламой, за долгие годы заработала среди художественных редакторов городских издательств репутацию талантливой и обязательной художницы. На прошлой неделе водила его к «Барнсу и Ноблу», показав пяток своих твердых и мягких обложек.

Симпатичные картинки не имели ничего общего с написанными для себя картинами, которые очень нравились Джеку. Он не сильно разбирался в искусстве, но кое-чего нахватался, сопровождая Джиа в походах по выставкам и музеям. Ее городские пейзажи с крышами напоминают работы Эдварда Хоппера – одного из немногих художников, привлекших его внимание.

Джуни втиснулась на диван рядом с Джиа, расплескав свой напиток. Веки, подкрашенные голубыми тенями, слегка опустились. Сколько ж для этого надо принять?

– Привет.

Она чмокнула Джиа в щеку, та представила ее Джеку, они пожали друг другу руки. Джуни тоже явно пребывала в унынии.

Джиа локтем ее подтолкнула:

– Чего куксишься? В твою честь праздник.

– Угу, поскорей надо праздновать. – Джуни хлебнула коктейля «Космополитен». – Пятнадцать минут скоро кончатся.

– Что это значит?

– Пропал мой счастливый браслет. Только он приносил мне успех.

– Думаете, украли? – спросил Джек, оглядывая ее запястья и руки гостей вечеринки. Ревнивцев тут наверняка немало. – Когда вы его видели в последний раз?

– Во вторник. Помню, сняла, закончив картину... приняла душ, пошла по магазинам... Назавтра хотела надеть перед новой работой и не нашла.

– Что-нибудь еще пропало? – расспрашивал он.

– Ничего. – Джуни залпом осушила бокал. – Браслет гроша не стоит. Старая рухлядь из лавки старьевщика. Кустарный – усыпан шариками из кошачьего глаза, представьте, – а мне почему-то понравился. Как только я его надела, возник спрос на картины... Благодаря браслету.

– Да ну? – хмыкнул Джек. Догадываясь о дальнейшем, Джиа попробовала остановить его, ущипнув за ляжку, но он все-таки договорил: – Не таланту?

Джуни тряхнула головой, пожала плечами:

– Я же стиль не меняла, а как только стала работать в браслете, первую написанную картину купил Натан Лейн. Дальше больше. Браслет принес удачу. Обязательно надо его найти.

– Ты хорошо искала? – спросила Джиа.

– Все перевернула вверх дном. Завтра получу профессиональную помощь.

– Ищейки-бладхаунда? – уточнил Джек, заслужив новый щипок.

– Нет, ясновидящего. – Джуни нервно хихикнула. – То есть медиума.

Ляжку прихватило клещами – пришлось принять во внимание.

– Наверняка поможет.

– Конечно! Он просто изумительный! Ради Ифа-сена я месяца два назад бросила своего старого предсказателя и ни разу не пожалела. Потрясающий тип!

– Что за Ифасен? – Джек знал, по крайней мере по слухам, почти всех основных игроков на местном поле спиритического бизнеса, но это имя ничего ему не говорило.

– Недавно появился. Только что переехал в Асторию[1]1
  Астория – торгово-промышленный и жилой район Нью-Йорка, связанный мостами с Бронксом и Манхэттеном (Здесь и далее примеч. пер.)


[Закрыть]. Боже, как я не сообразила! Это же совсем рядом! Может, прямо сейчас удастся увидеться...

– Уже довольно поздно, – заметила Джиа.

– Дело срочное! Он должен меня принять.

Она вытащила сотовый телефон, вызвала записанный в памяти номер, послушала и захлопнула крышку.

– Черт возьми! Автоответчик... Ну, все равно поеду. – Встала с дивана, шагнула вперед, пошатнулась. – Поймаю такси.

Джиа перевела озабоченный взгляд с Джека на девушку:

– Здесь такси ни за что не поймаешь.

Джуни усмехнулась, задрав мини-юбку до самого верха бедра.

– Найду. Как та самая... в том самом фильме... ну, как его...

– "Это случилось однажды ночью" с Клодет Кольбер, – автоматически подсказал Джек, гадая, когда в столь поздний час в районе бывшего Бруклинского армейского сборного пункта в последний раз появлялось такси. – Причем кто-нибудь непременно подумает, что вам нужна не просто машина. Давайте по телефону закажем.

– Никогда не приедет, – буркнула Джуни, направившись к выходу.

Джиа вновь озабоченно посмотрела на Джека:

– Нельзя ее отпускать в таком состоянии...

– Она взрослая женщина.

– Это только так кажется. Слушай...

Она склонила голову набок, глядя на него круглыми глазами девочки-скаута, продающей печенье. Отказывать ей всегда трудно, а при таком взгляде...

– Ну ладно. – Он покорно поднялся, протянул руку, поднял Джиа с дивана. По правде сказать, обрадовался возможности улизнуть с вечеринки. – Подбросим. Хоть и не «совсем рядом». Придется пилить в верхнюю часть Куинса.

Джиа улыбнулась своей уникальной улыбкой, отчего у него по всему позвоночнику побежали мурашки.

Пока прощались с хозяйкой-невестой и шли к машине, случайно добавились еще два попутчика: Карин – виртуальная жена Франкенштейна – и ее дружок Клод, парень ростом в шесть футов, страдающий, видно, отсутствием аппетита, с торчавшими козырьком надо лбом волосами, отчего голова в профиль смахивала на наковальню. Оба хором охнули – до чего круто побывать дома у медиума!

В «краунвик» места много. Будь Джек один, он, скорее всего, предпочел бы метро, но Джиа надо везти в безопасном автомобиле. Усадив ее на соседнем сиденье, а трех пассажиров сзади, он направил большой черный «форд» вверх по выезду на автостраду. Бруклин – Куинс и на север по эстакаде. Понадеявшись, что возражений не будет, открыл окна, никого не спрашивая. В конце концов, это его машина. Кому не нравится, пусть пешком топает.

Не слишком сырая и не слишком жаркая летняя ночь напомнила времена ранней юности, когда он водил старый битый «корвейр» с откидным верхом, купленный за гроши после того, как люди послушались Ральфа Нейдера[2]2
  Нейдер Ральф (р. 1934) – юрист, общественный деятель, основатель движения потребителей, добившийся снятия с производства автомобиля «корвейр» фирмы «Дженерал моторс», как не отвечающего требованиям безопасности.


[Закрыть] и начали избавляться от лучших в мире автомобилей. По вечерам садился за руль, поднимал верх, ехал куда глаза глядят, обдуваемый ветром.

Впрочем, сейчас воздушных вихрей нет. Даже в столь поздний час автострада Бруклин – Куинс забита машинами, а из-за неумолчной болтовни Джуни о своем гуру-медиуме кажется, будто они вообще не движутся с места. Ифасен общается с мертвыми, Ифасен обеспечивает вам контакт с мертвецами, Ифасен проникает в самые сокровенные темные тайны, делает удивительные, невозможные, невероятные вещи.

Джек не видел тут ровно ничего невозможного и удивительного, хорошо знакомый с невероятными вещами, которые проделывает Ифасен. Абсолютно ясно, как отыщется браслет Джуни.

Глупая девчонка, хотя симпатичная.

Рассчитывая заглушить музыкой треп об Ифасене, он сунул в плеер самостоятельно записанный диск. Салон заполнил голос Джона Леннона.

«Однажды... я видел свет...»

– "Битлз"? – спросил Клод с заднего сиденья. – Не думал, что их еще кто-то слушает.

– Еще раз подумай, – посоветовал Джек, прибавляя звук. – Послушай мелодию. Леннон и Маккартни родились, чтобы петь вместе.

– Запомни, – вставила Джиа, – ничто современное Джеку не нравится.

– Это еще почему?

– Посмотри на свою квартиру, на свои любимые дома, на любимую музыку. – Она с улыбкой кивнула на плеер. – Ни одной песни, записанной после восьмидесятых годов.

– Неправда.

– Какую поп-группу, кого из современных солистов ты слушаешь? – пискнула сзади Карин.

Джек, решив позабавиться, не стал докладывать, что в бардачке лежит последний диск «Тинейшес Ди».

– Мне очень нравится Бритни Спирс.

– Наверняка тебе очень нравится на нее смотреть, – заметила Джиа, – а песню какую-нибудь назови. Хоть одну.

– Э-э-э...

– Попался! – рассмеялась Карин.

– У Эминема кое-что нравится...

– Да ну тебя, – фыркнула Джиа.

– Правда. Нравится песня о совести, где в одно ухо говорит праведный голос, а в другое неправедный, помнишь? Здорово.

– Готов купить?

– Ну...

– Снова попался! – воскликнула Карин. – Попробуем девяностые годы. Что слушал в девяностых?

– Пускай я не фанат «Спайс герлс», но в девяностых жил полной жизнью.

– Докажи. Кого покупал и слушал?

– Запросто. «Тревеллинг Уилберис».

Клод расхохотался, а Карин простонала:

– У меня уже башка трещит.

– "Битлз" избавят тебя от головной боли, – заверил Джек. – Тут только то, что было написано до «Сержанта Пеппера», когда они еще не забурели. Хорошие вещи.

Автомобиль заполнили звуки вступления для двух гитар из песни «И твоя птица умеет петь», а Джек продолжал пробираться по извилистой автостраде вдоль берега Бруклина, то поднимаясь до третьего этажа, то опускаясь на два этажа ниже уровня улиц. Когда проезжали под нависшими Бруклинскими высотами, перед ними постепенно возник замечательный вид на нижний Манхэттен, сплошь залитый огнями.

– Прямо как в фильме «Власть луны», – заметила Карин.

– Только во «Власти луны» башни-близнецы еще стояли, – вставил Клод.

Джеку башни Всемирного торгового центра никогда не нравились, даже не подумал бы, что ему будет не хватать скучных посеребренных пеналов-двойняшек. Оказывается, не хватает – до сих пор при виде пустого неба на их месте накатывает приступ ярости. Наверно, террористы, как и все чужаки в этом городе, видели в башнях венец на его силуэте и нанесли удар по голове. Интересно, как бы реагировал город, если в они выбрали целью Эмпайр-стейт или Крайслер-билдинг, во многом олицетворяющие его сердце, душу, историю. На Эмпайр-стейт карабкался Кинг-Конг – настоящий Кинг-Конг.

На мосту Косцюшко Бруклин перешел в Куинс, и шоссе понеслось, извиваясь, сначала через Лонг-Айленд, потом через столь же непривлекательные Высоты Джексона.

Район Астория расположен на северо-западном выступе Куинса вдоль Ист-Ривер. В этих местах Джек бывал часто, но обычно не на машине. На Стейнвей-стрит находится один из его абонированных почтовых ящиков. Подъезжая, подумал, не сделать ли небольшой крюк, чтоб забрать почту, и отбросил эту мысль. Пассажиры могут задать ненужные вопросы. Лучше приехать в метро на следующей неделе.

Следуя несколько беспорядочным распоряжениям Джуни, которая всегда ездила сюда в такси и неуверенно отыскивала ориентиры, он съехал с автострады Бруклин-Куинс на бульвар Астория и повернул на север вдоль домов непрерывной рядовой застройки.

– Что такой крутой малый, как Ифасен, делает в подобном захолустье? – поинтересовался Джек.

– Куинс не захолустье! – возразила Джуни.

– А по-моему, настоящая глушь. Слишком открытое место. Чересчур много неба. На меня прямо дрожь нагоняет... – Он резко вывернул руль. – Ух ты!

– Что случилось? – воскликнула Джуни.

– Только что видел стадо бизонов. Собирались перебежать дорогу перед машиной. Говорю же, типичная глушь.

Под смех пассажиров на заднем сиденье Джиа, по обыкновению, больно ущипнула его за ляжку.

Проехали мимо массивного здания греческой православной церкви. Сновавшие перед ней по тротуару люди были одеты в широкие брюки, ермолки и сари. Раньше в Астории проживали почти одни греки, теперь прибавилось индийское, корейское, бангладешское население. Многоязычный район.

Свернув на Дитмарс-бульвар, оказались в торговом квартале с обычным набором лавок с одеждой, хозяйственных магазинов, туристических агентств, зоомагазинов, аптек, вездесущих экспресс-кафе «Кентакки фрайд чикен», «Данкин Донатс», «Макдоналдс», деликатесных с греческими сандвичами, шашлыком и кебабом. Миновали пакистанский ресторан с вывесками на фасаде, написанными не только на чужих языках, но и незнакомыми буквами. Греческое влияние по-прежнему сильно чувствуется – на тентах над греческими кофейнями, греческими пекарнями и даже пиццериями изображен афинский Акрополь, греческие боги.

– Вот! – Джуни, подавшись вперед, указывала в ветровое стекло на продовольственный магазин с желтым тентом с надписью по-английски и другой, вроде бы на санскрите. – Узнала! Поверни направо на следующем углу.

Джек покорно свернул в тихий жилой квартал. В отличие от остальных в этом районе улиц рядовой застройки здесь стояли отдельные двухквартирные дома. Наверху по темневшей эстакаде прогромыхал поезд.

– Дом 735, – продолжала Джуни. – Не проедем. Единственный одноквартирный дом во всем квартале.

– Наверно, единственный во всей Астории, – добавил Джек.

– Должен быть где-то справа. – Она снова махнула рукой. – Вон! Ур-р-ра! – Сзади послышались громкие аплодисменты. – Я же вам говорила, что найду дорогу!

Джек отыскал пустое место у обочины, не успел остановиться, как Джуни выскочила на тротуар:

– Пошли, ребята! Пообщаемся с мертвецами!

Карин с Клодом вывалились наружу, Джек не двинулся с места.

– Пожалуй, мы дальше поедем.

– Нет! – воскликнула Джуни, склонившись к переднему окну. – Джиа, ты должна с ним познакомиться, посмотреть, на что он способен!

Джиа взглянула на Джека:

– Что скажешь?

Он понизил голос:

– Знаю я эти игры. Ничего хорошего...

– Ты был медиумом?

– Нет. Однажды ассистировал.

– Прекрасно! Тогда все мне потом объяснишь. – Она с улыбкой потянула его за руку. – Пошли. Будет забавно.

– Так же, как на вечеринке?

Джиа бросила на него такой взгляд, что он пожал плечами и сдался:

– Ну ладно, пойдем. Посмотрим, заслуживает ли этот парень восторженного пресс-релиза Джуни.

Джуни радостно взвизгнула, ведя к дому Карин и Клода. Джек запер машину и подошел к Джиа, ждавшей на тротуаре. Сделал несколько шагов и замер перед домом.

– В чем дело? – спросила она.

– Ты только посмотри...

Дом ему почему-то сразу не понравился. Здание в колониальном стиле, с пристроенным гаражом какого-то темно-коричневого цвета. Возможно, днем смотрится лучше. Хорошо выстриженный газон, среди других растений перед парадным высажены цветущие недотроги и ноготки. Однако дом кажется неким огромным голодным злым гадом, притаившимся на просторной лужайке, плотоядно поглядывая на тротуар. Из дверей вот-вот выскочит змеиный язык, схватит неосмотрительного прохожего...

– Выглядит в самом деле погано, – согласилась Джиа. – Архитектор напортачил.

– Не ходите туда, – проговорил слева голос с акцентом.

Джек оглянулся на худую темноволосую индианку в ярко-синем сари, шагавшую по тротуару с немецкой овчаркой на поводке.

– Простите? – переспросил он.

– Очень плохое место. – Женщина подошла ближе. Черные волосы заплетены в длинную толстую косу, перекинутую через правое плечо; в правую ноздрю продето тонкое золотое кольцо. – Дурное прошлое. Будущее еще хуже. Держитесь подальше. – Не замедляя шага, она сверкнула черными глазами на Джека. – Держитесь подальше... – Перевела взгляд на Джиа. – Особенно ты.

И пошла дальше. Собака оглянулась, а женщина смотрела вперед.

– Бред какой-то, – хмыкнула Джиа с неуверенной улыбкой.

Джек всегда думал, что можно бороться со страхом, глядя ему прямо в глаза. Недавние события заставили его усомниться в мудрости этой мысли. А когда рядом Джиа...

– Пожалуй, стоит прислушаться.

Джиа рассмеялась:

– Ох, перестань! Либо она работает на того самого типа, приводя посетителей в соответствующее настроение, либо местная сумасшедшая. Неужели ты всерьез ее принял?

Джек оглянулся на удалявшуюся фигуру в сари, уже едва различимую в темноте. После пережитого в последнее время кошмара он принимает всерьез многое, над чем лишь посмеялся бы раньше.

– Не знаю, – пробормотал он.

– Ну, пошли. – Джиа потянула его за собой. – Джуни месяца два ходит к этому самому медиуму, и у нее все в полном порядке.

Джек обнял ее за талию, они вместе направились к дому, догнали остальных у парадного, глядя, как Джуни тщетно нажимает на кнопку звонка.

– Где же он?

– Может, его дома нет? – предположил Джек.

– Должен быть! Я же...

Дверь со скрипом чуть-чуть приоткрылась. В щелке показался глаз и узкая полоска смуглой щеки.

– Ифасен, это я, Джуни! Слава богу, вы дома!

Створка открылась шире, в проеме возник высокий худой темнокожий мужчина лет тридцати, в белой футболке и серых брюках, с волосами сплетенными в тугие аккуратные локоны, ниспадавшие на широкие плечи. Похож на Ленни Кравица в худшие времена.

– Мисс Мун, – проговорил он с непонятным акцентом. – Время позднее.

Джек сдержал улыбку, слыша это очевидное заявление. Человек, видно, опытный. Любой другой спросил бы: «Что вы тут в такой час делаете?» Но когда люди думают, будто тебе все известно – пускай даже не все, просто дьявольски больше, чем прочим, – следует не задавать вопросы, а формулировать утверждения.

Выражение лица Ифасена удивило его. На нем было написано... облегчение. Кого он ожидал увидеть?

– Знаю, – кивнула Джуни. – Помню, мой визит назначен на завтра, но мне обязательно надо вас видеть.

– Не можете дождаться, – заключил он спокойным, уверенным тоном.

– Вот именно! Мне нужна ваша помощь. Я потеряла счастливый браслет... Вы должны его найти!

Ифасен задумчиво оглядел спутников Джуни, столпившихся на пороге:

– И целую компанию привели.

– Я им о вас рассказывала, они жутко хотят познакомиться. Можно войти? Пожалуйста!

– Прошу. – Ифасен отступил назад, полностью открыв дверь. – Уделю вам несколько минут. Мне нужен отдых перед утренним приемом клиентов.

Верно, вспомнил Джек. Конец недели – горячее время для медиумов.

Джуни шагнула вперед, за ней Карин с Клодом. Как только Джек и Джиа перешагнули порог, воздух наполнился грохотом, дрожь прохватила их до костей, и весь дом содрогнулся.

– Бомба! – крикнул Ифасен. – Вон! Все прочь отсюда!

Затем раздался другой звук – пронзительный, оглушительный, эхом отразившийся от стен вопль, полный боли, страха, радости – точно не скажешь...

Хотя грохот, по мнению Джека, нисколько не походил на взрыв бомбы, он не стал рисковать, схватил Джиа в охапку, потащил на лужайку. Джуни, Клод и истошно вопившая Карин понеслись за ними.

Ифасен замер в дверях, крича:

– Чарли! Чарли!..

Джек бежал к машине, толкая перед собой Джиа. Потом что-то заметил и остановился.

– Подожди... Чувствуешь?

Она глянула на него, опустила глаза:

– Земля...

– Точно... Трясется...

– Господи! – крикнула Джуни. – Землетрясение! Толчки прекратились столь же внезапно, как и начались.

Джек огляделся. На другой стороне улицы вверх и вниз по кварталу вспыхивал свет, из домов выскакивали люди, одетые, чаще раздетые, кричавшие или просто растерянные.

Джиа снова на него взглянула:

– Землетрясение? В Нью-Йорке?

– Помнишь, что было в Верхнем Истсайде в 2001 году?

– Читала, но ничего тогда не почувствовала. А это почувствовала. И мне не понравилось...

Ему самому не понравилось. Может, в таких местах, как Лос-Анджелес, люди привыкли к подобным вещам, но чертовски неприятно, когда качается и дрожит под ногами твердая гранитная порода под добрым старым Нью-Йорком...

– А крик слышала?

Джиа кивнула, прижалась поближе, вцепилась в плечо.

– Словно проклятая душа кричала...

– Должно быть, от толчков со скрипом вылезли старые гвозди.

– Тебе лучше знать. Только очень похоже на человеческий голос.

Конечно похоже, мысленно согласился Джек. Не стоит пугать ее еще больше.

Оглянувшись вокруг, он увидел, что к ним приближается Ифасен с другим темнокожим парнем помоложе, с теми же фамильными чертами. Похожее телосложение, лица, хоть второй без косичек, с аккуратно подстриженными волосами, в черных брюках, черных кроссовках, легкой черной водолазке с длинными рукавами.

– Землетрясение! – охнула Джуни. – Можете в это поверить, Ифасен?

– Я ждал чего-то подобного, – ответил медиум. – Но надвигающаяся сейсмическая активность мешает общению с духами, поэтому не получил точного сообщения.

Джек одобрительно кивнул. Ловкая импровизация.

– Можно теперь в дом зайти? – не отставала Джуни.

Ифасен покачал головой:

– Не знаю...

– Ну, пожалуйста!

– Хорошо, – вздохнул экстрасенс, – ненадолго. Кстати, – он положил руку на плечо молодого человека, – это мой брат Кехинде. Живет вместе со мной в Менелай-Мэнор.

Менелай-Мэнор, повторил про себя Джек, глядя на старый дом. У дома есть имя?

Кехинде повел к парадному всю компанию. Джек немного отстал вместе с Джиа, чтобы поговорить с Ифасеном.

– Почему вы решили, что взорвалась бомба?

Ифасен слегка прищурил невозмутимые глаза цвета оникса:

– С чего вы взяли?

– Не знаю. По-моему, когда дом затрясся, вы крикнули: «Бомба!»