Текст книги "Исполняющий обязанности"

Турецкий предложил взять обе квартиры под временное наблюдение, хоть оно и хлопотно, а проще ему самому отправиться к Ольге и поговорить с ней серьезно, без всяких оговорок.

– Нам, – аргументировал свое предложение Александр Борисович, – многое о ней известно, а также и о ее подругах. Как воспользоваться этой информацией, будет видно по ходу разговора. И если она умная баба – а она, по мнению той же Варвары, очень неглупа и, судя по ее действиям, очень даже решительна, – с ней будет нетрудно договориться, объяснив, чем наше резкое вмешательство может закончиться не только для ее шефа, но и для нее самой, как и для ее подруг. Короче говоря, Ольга должна понять и пойти нам навстречу, как бы нелегко ей это ни было.

А главную миссию Александр Борисович решил взять на себя. Пошутили и по этому поводу, но приняли-таки его вариант как самый реальный. И тут же решили не откладывать дела в долгий ящик и начать операцию завтра прямо с утра. Пока никто ничего не подозревал, Александр Борисович хотел встретиться с Ольгой Ивановной. И в помощники для этой цели он себе выбрал Володю Яковлева – надо же было каким-то образом отвлечь внимание секретарши от важного разговора со старшей медсестрой!..

Но на всякий случай, скорее теперь для страховки, решили проследить и вечерний путь Ольги Ивановны. Куда она поедет? Оставалась ведь еще и третья подруга.

Однако Ольга Ивановна, как доложил совсем уже поздно Володя, который вместе с Севой заканчивал наблюдение за объектом, поехала к себе домой. Причем делала она это как-то неохотно. Пока ехала, часто останавливалась, приткнувшись в обочине, курила, потом выбрасывала окурок за окно и ехала дальше. Так и «довезла» своих наблюдателей до самой Стромынки, где и проживала с мужем в бывшем когда-то райкомовском доме. Этот адрес Володя уже знал от Варвары. Так что они проследили и… отправились по домам.

Операция, как уже знал Яковлев, должна была начаться рано утром, с приходом врачей на службу.

5

Вячеслав Иванович решил вспомнить и навестить еще одного своего, можно сказать, отчасти агента, с которым встречался лишь в тех случаях, когда в деле были замешаны проживавшие в Москве либо недавно прибывшие в столицу азербайджанцы.

Впрочем, назвать Рустама Алиевича агентом бывшего начальника МУРа было бы явной натяжкой. Случалось, Грязнов выручал директора ресторана «Узбекистан» от крупных неприятностей, грозивших тому со стороны потерявших чувство ответственности земляков, иногда Рустам Алиевич подсказывал Вячеславу Ивановичу верные решения, особенно когда они касались разветвленной азербайджанской диаспоры в России. Рустам Алиевич был очень уважаемым человеком в своей среде и пользовался большим, а в отдельных случаях и непререкаемым авторитетом среди соотечественников.

В данном случае Грязнову не давал покоя Исламбек Караев, появившийся в Москве относительно недавно, но проходивший по отдельным милицейским сводкам лишь тенью. Изредка его упоминали некоторые свидетели, но ничего путного сказать о нем не могли – не было компрометирующего материала. Однако, если судить по поступкам тех же Огородникова, Жеребцова, Вахтанга Гуцерии с его молодцами, врачей Баранова и Долина с их «гиппократами», то создавалось ощущение какой-то довольно устойчивой преступной группы, которая до сих пор действовала чрезвычайно скрытно. Разве что лишь последнее убийство Артемовой да попытка устроить дымовую завесу из якобы покушения на самого себя кинули следствию тот кончик веревочки, за который и следовало осторожно тянуть, чтобы не оборвать раньше времени.

Вот об Исламбеке и хотел поговорить с Рустамом Грязнов. Причем с той же прямотой и решительностью, с которой не так, кажется, и давно, каких-то пять – семь лет назад всего, говорил о братьях Мамедовых, о других преступниках, пытавшихся навязать России наркотическую войну. И где они все теперь? Сидят как миленькие либо вернулись на этническую родину в принудительном порядке. Но на место «павших бойцов» становятся новые «волонтеры», поскольку земли российские немереные и потенциальных потребителей наркотической заразы, по их убеждению, здесь пруд пруди.

Узнав от мэтрдотеля о приходе в ресторан Вячеслава Ивановича, Рустам Алиевич вышел сам встретить его как почетного гостя и проводить в личный, закрытый для всех прочих кабинет, где любое прослушивание исключалось. А в том, чтобы это было действительно так, да и при особой нужде, Рустаму Алиевичу охотно помогали сотрудники из ведомства Вячеслава Ивановича.

Пока Рустам – пожилой, щуплый и абсолютно полысевший за последние пару лет мужчина с орлиным взглядом и стальными нервами, совсем не похожий на большинство своих тучных и ленивых с виду, но чрезвычайно скорых, а в иных обстоятельствах и очень жестоких соотечественников – это все сказки про их восточную «женственную мягкость», – словом, пока Рустам предлагал гостю испробовать его лучшие коньяки на выбор, Грязнов, хваля напитки, сумел ненавязчиво намекнуть на свой интерес.

Он сказал, что, собственно, интерес к Исламбеку Караеву привел его сюда. Кто таков, откуда, чем занимается, какие планы? Вон сколько вопросов слились в один, главный, – необходимо самое всестороннее досье на этого человека. По возможности, и на его окружение, среди которого есть и грузин родом из Баку – Вахтанг Гуцерия. Кажется, очень неприятный тип.

Грязнов лишь упомянул имя Вахтанга, как по лицу Рустама словно тень пробежала. И он тут же легко согласился, что названный Вячеславом Ивановичем человек действительно неприятен многим.

А что же Исламбек? Или, как его зовут близкие знакомые – это и у Огородникова проскакивало вроде бы нечаянно, – Ислам?

– С ним, – изящно уклонился от прямого ответа Рустам Алиевич, – видимо, будет посложнее. Он умный и опытный человек, себя светить не любит. Возможно, для этой цели у него и состоит в подручных тот же Вахтанг, к которому у многих членов диаспоры отрицательное отношение. Нет, не потому, что тот грузин, в Азербайджане, хвала Аллаху, сто народов рядом уживаются, хотя случаются и проблемы, типа карабахской, а потому, что ведет себя с земляками вызывающе. Будто это не он к ним, а они к нему приехали и обязаны делиться. А здесь, в России, каждый из земляков-азербайджанцев пытается свой бизнес вести так, чтобы и соседу не помешать. Мирные люди азербайджанцы, мягкие… семьи свои любят, а воевать не любят…

Это Рустам завел свою любимую песню, понял Грязнов и остановил наконец свой выбор на старом «Юбилейном» армянском коньяке, чем ничуть не обидел хозяина – тот и сам предпочитал в своем заведении из коньяков именно армянский. Потому что знал истинный толк в этом божественном напитке. А все эти новомодные «керосины» типа многочисленных зарубежных бренди, включая даже французские коньяки старинных марок, не уважал. Все-таки в бывшем Советском Союзе Рустам Алиевич Алиев не зря считал себя настоящим патриотом в своем деле.

Не очень много знал он об Исламбеке с распространенной в Азербайджане тоже громкой, как и Алиев, фамилией Караев. По некоторым данным пытается держать в своих руках Юго-Восточный округ. Достаточно богат, чтобы иметь десятки магазинов и более мелкие торговые точки. Всерьез замахивается на оптовые рынки. Но, по тем же слухам, действует чаще всего через подставных лиц, тесня соотечественников. У него, кажется, даже нет российского гражданства, тогда как у других – и российское, и, естественно, азербайджанское. Поэтому если и имеется вид на жительство, то, скорее всего, какая-нибудь фальшивка, сработанная в тех же милицейских органах за крупную взятку.

И еще один красноречивый факт. Он собирается, говорят, купить себе целый коттеджный поселок по Каширскому шоссе. Есть там такой, из новостроек, – Зарядье называется, как район столицы, что рядом с Кремлем. И эта сделка, кажется, уже проходит стадию оформления, но тоже через подставных лиц.

Вероятно, выдавая осторожно генералу эту информацию, Рустам имел тут какой-то личный интерес. Скорее всего, защищал интересы диаспоры, с которыми, видимо, не захотел считаться Исламбек Караев. Ведь выдал же он информацию о гражданстве и подставных лицах. Все это нетрудно проверить, сделать выводы, и тогда отправится Исламбек восвояси, несолоно в Москве хлебавши. Хотя он наверняка уже сделал себе гигантское состояние именно здесь, если решил прикупить ни много ни мало целый поселок. И ведь что самое интересное, если вовремя не схватить за руку, ведь купит же! И сделку, как положено, другие продажные души оформят и в паспорт не посмотрят, потому что у него есть то, чего нет у них, – «дэнги».

Это как в том старом анекдоте. Стоит кацо на углу, деньги в пачке считает, а тут прохожий пытается уточнить, как удобнее пройти на соседнюю улицу. Кацо на глазах звереет! Сбивается со счета, трясет пачкой и кричит, плюясь, в лицо прохожему: «Дэлом надо заниматься! А не пустяки спрашивать!»

Так что и Караев примерно такой же. Вот у него Вахтанг и на подхвате. Впрочем, возможно, что они даже соперничают в чем-то, говорил же Огородников, точнее, писал в своих показаниях о каких-то тайных трениях между ними. А на что это указывает? На то в первую очередь, что если уж имеется хотя бы мельчайшая трещинка, то в нее можно и нужно вбить клинышек, хотя бы небольшой, и водичкой его полить, чтоб он разбух. И нбчать процесс, как говаривал последний генсек и он же – первый и последний президент СССР.

Вячеслав Иванович не стал требовать от Рустама Алиевича, чтобы тот немедленно выдал ему полную информацию на Караева, пока было достаточно. Но он намекнул, что тоже, пожалуй, не заинтересован в том, чтобы Исламбек прикупил себе поселок и поэтому хотел бы уточнить, где конкретно, в какой юридической конторе оформляется приобретение недвижимости. И, кроме того, добавил Грязнов, раз уж у них у обоих – он имел в виду себя и Рустама – сложилось весьма неприглядное отношение к Вахтангу Гуцерии, было бы неплохо выяснить, какими подвигами он отличился на родине, в Баку, и есть ли основания для немедленной экстрадиции его по требованию азербайджанских властей? А что касается выдворения Исламбека Караева за пределы России, то это, видимо, тоже вопрос недалекого будущего, если опять же он, Грязнов, правильно понял позицию Рустама Алиевича. Ему ведь, как одному из уважаемых старейшин, вовсе не нужны раздоры подобного рода в диаспоре, к которой высказал недавно столь уважительное отношение сам мэр столицы.

Вот в таких примерно взаимных экивоках и закончился легкий ужин Вячеслава Ивановича вместе с директором ресторана, который с удовольствием принял приглашение своего гостя, кстати говоря самим же Грязновым и оплаченное. Дружба, как говорится, дружбой, а в застолье платит тот, кто заказывает…

Уже утром следующего дня, когда группа приступала к проведению операции, связанной с доктором Барановым, на мобильник Грязнова вышел директор «Узбекистана» и сообщил адрес юридической конторы, в которой Исламбек оформлял документы на приобретение недвижимости в ближнем Подмосковье. А еще он добавил, что азербайджанские правоохранительные органы готовы представить целый ворох документов относительно господина Гуцерии. А не делали они этого прежде по той простой причине, что не знали о его местонахождении.

– Там, возможно, будет много интересного, – многозначительно сказал Рустам Алиевич.

Грязнов посоветовал сделать это, как обычно, по международным каналам, то есть связаться с международным отделом Генеральной прокуратуры, а там люди будут заранее поставлены в известность. Затем он сердечно поблагодарил своего… как сказать правильнее? Агента? Нет, не получается. Помощника? Пожалуй, да, но лишь в какой-то определенной степени. Наверное, человек просто не должен забывать сделанного ему добра, вот и все…

А тем временем оперативно-следственная группа пребывала в ожидании последних указаний своего руководителя Александра Борисовича, который в настоящий момент открывал дверь в ординаторскую, где за столиком, ожидая очередного пациента, сидела Ольга Ивановна Заборская – старшая медсестра.

Она с удивлением взглянула на Турецкого, которого вспомнила, поскольку тот приходил к доктору Баранову, а после беседовал с секретаршей Варькой. Та еще собиралась, по ее словам, «запудрить мозги» этому следователю, который выглядел вполне еще ничего.

Но теперь он входил в ее кабинет – просто, без приветливой или, наоборот, хмурой усмешки.

– Здравствуйте, – ответила она на его кивок, – вы к нам по делу или как? Вячеслава Сергеевича, к сожалению, нет на месте, и, когда он появится, мы не знаем. Вы хотите присесть? – Она заметила, что он взглянул на стул.

– Ну стоя разговаривать не совсем удобно, тем более что разговор, боюсь, может оказаться не коротким. И, я бы сказал, не формальным, а таким, от которого будет многое зависеть, в том числе и в вашей собственной биографии.

Тут Александр Борисович позволил себе приветливо улыбнуться, чтобы у медсестры, напрягшейся при его появлении – это же было видно и невооруженным глазом, – немного отлегло от сердца.

– Так я присяду?

– Да-да, конечно, – заторопилась она. Даже встала сама, как бы невольно продемонстрировав непонятному гостю всю свою привлекательную, сексуальную стать, туго затянутую в ослепительно белый, выглаженный халат со множеством карманчиков, над одним из которых затейливо вилась вышивка «Оля».

И Турецкий не счел возможным упускать такой приятный случай заставить напрягшуюся женщину тоже улыбнуться, сказав:

– О-ля… красиво вышито. А звучит как завлекательно! – Он едва не закатил глаза, а она ни с того ни с сего вдруг покраснела от такого пустячного комплимента.

«Кажется, контакт налаживается», – подумал Турецкий и жестом показал, что она тоже может сесть.

– Садитесь, садитесь, не стесняйтесь, все, что в вас есть внешне весьма привлекательного, вы мне уже показали. Поговорим о том, зачем я сейчас явился к вам, никем не позван, как говорил мой приятель, и, в сущности, не нужен. Секретаршей вашего директора в данный момент занимается мой помощник, поэтому нас ничто не будет отвлекать, вы согласны, Оля? Ольга Ивановна, извините! Виновата ваша вышивка. – Он значительно показал взглядом на кармашек, расположенный на высокой и тугой ее груди.

– А что мне еще остается в такой ситуации? Но, может быть, вам удобнее было бы побеседовать с другими врачами, более опытными и знающими? Я всего лишь старшая медсестра, вот если бы вам прописали уколы, тогда, – она тоже многозначительно посмотрела на него и даже подмигнула, – на меня еще никто не жаловался, говорят, у меня рука легкая… – Она показала свою руку, обнаженную по локоть.

«Хорошая рука, – отметил Турецкий. – Наверняка, этот поганец Баранов получал большое удовольствие, когда эти руки его обнимали»… Он даже позавидовал на минуту, но одернул себя: дело, прежде всего дело!

– Видите ли, Ольга Ивановна…

– Вы, – подчеркнула она, – можете звать меня Олей, я вам с удовольствием разрешаю, Александр Борисович.

«Смотри-ка, даже как зовут меня, запомнила!»

– Хорошо, Оля. Уже в первой вашей фразе, обращенной ко мне, вы сделали минимум две логические ошибки. Сказать какие?

– Интересно, – без всякого интереса ответила она и немного помрачнела.

– Вы сказали, что доктора Баранова нет на месте и, когда он появится, никто не знает. Но дело в том, что об отсутствии Баранова на рабочем месте всем уже известно несколько дней. А вот когда он появится, известно именно вам – по той простой причине, что прячете его вы, Оля.

Она набрала полную грудь воздуха и… молча выдохнула.

– Вот послушайте, я вам расскажу, откуда мне это известно. Итак, ваш любимый доктор… нет, скажу иначе, доктор, к которому вы неравнодушны в силу… ну, впрочем, тоже не важно, в силу чего. Предположим, что вы любите то же самое, что и он, а все остальные вас не понимают. Все, включая мужа. Отсюда и несколько странные, но не обременительные и даже приятные отношения, длившиеся до последнего времени. Пока не грянул гром. А вот гром таки грянул. А Баранов не посмел сказать вам об этом, возможно не желая втягивать вас в порочный круг своих интересов. Ну не стал, и на том, как говорится, спасибо…

– Вы рассказываете какие-то странные вещи, которые я должна слушать. Вы уверены в этом?

– Ага, – кивнул Турецкий, – вы просто обязаны, Оля, для своей же собственной пользы. Да что там польза! Для того чтобы остаться нормальным человеком, которого… которую любят друзья и подруги, у которой какая-никакая, но семья. Вы ведь не циничная в своей простоте Варвара. Слушайте дальше. Короче говоря, когда Баранов почуял, что с фальшивой дымовой завесой у него ничего не получилось, когда его, более того, прижали к ногтю и старые его подельники, и новые, с которыми он меньше всего хотел бы иметь дело, он решил на время спрятаться. Залечь на дно и никому о себе не говорить. И в этом он очень рассчитывал на вашу верность и вашу помощь. И не ошибся. Вы помогли, спрятали его, я даже знаю где, готов это немедленно сказать. Но если я об этом уже скажу, то есть произнесу вслух, мы обязаны будем применить к вам статью закона, по которой вы, помогая преступнику уйти от наказания, сами попадаете под действие статьи закона. А вот если вы мне сами сейчас назовете это место, можно будет считать такую вашу помощь осознанием собственной вины. И мера может вполне оказаться условной.

– Я должна подумать? – спросила она, и было заметно, что упрямство в ней сейчас сильнее всех остальных чувств.

– Я предлагаю еще более щадящий вашу совесть вариант. Дайте мне листок бумаги и карандаш. Я напишу адрес, по которому скрывается ваш доктор, а вы только посмотрите и решите, что вам делать. Потому что прямо от вас, и вместе с вами, мы отправимся за ним. Оперативная группа ждет внизу. А некоторые сотрудники уже второй день стерегут его, чтобы не сбежал раньше времени. Писать?

– Пишите! – с каким-то отчаянием махнула она рукой.

Турецкий написал: «Пожарский переулок, квартира Аси и Борика». Затем перевернул листок к ней и спросил:

– Писать дальше или достаточно?

– Достаточно, – выдохнула она. Но тут же снова напряглась, как героиня-партизанка перед гадким фашистом из гестапо. – А почему я должна вам верить, что от меня отвернутся?

«Это хорошо, что она спросила о себе, а не о Вячеславе Сергеевиче, значит, там не так уж все и серьезно».

– Ну сами поставьте себя на их место, Оля, вы же умная женщина! Является Генеральная прокуратура – это не представитель ЖЭКа какой-нибудь – и предъявляет им обвинение в том, что они прячут у себя преступника! Как они после этого должны посмотреть вам в глаза?.. Ну хорошо, скажем, их нет сейчас в Москве, они под Краснодаром. Но ведь и к готовящейся к родам Асе придут и там – с тем же обвинением. И картина окажется той же самой, с той лишь разницей, что вы прятали преступника в их квартире втайне от них! Еще хуже! А что скажет ваша Леся, которая, возможно, помогает вам советами, когда и ее привлекут как соучастницу? Да вы же все немедленно перессоритесь! А из-за чего? Вернее, из-за кого? Из-за человека, который ради своих шкурных, корыстных, дьявольских интересов пошел на подлое убийство прекрасной женщины Татьяны Васильевны Артемовой? Пожилого врача, коллеги. Да какой же он мужик-то после этого? Он преступник, совершивший по нашим твердым предположениям также недавно еще одно убийство, но уже своими руками. И тому имеются свидетельства.

– Да этого не может быть! – возбужденно воскликнула Ольга Ивановна. – Зачем вы на него наговариваете?!

– Это не наговор, а, к сожалению, факты. А они говорят о том, что доктор Баранов, призванный лечить людей от их мерзких пристрастий, сам вколол своему приятелю большую дозу наркотика, после чего тот, будучи на машине и потеряв всякую ориентацию – вам должно быть известно это, – врезался в парапет набережной, разбился и утонул. Вот таким бесчеловечным способом Баранов избавился от того, кто дважды организовывал по его указанию и за его же деньги акции с бомбами. Во время первой, как вы знаете, погибла доктор Артемова, а от второго покушения он якобы сумел избавиться сам, обнаружив заряд у себя под дверью. Такой вот хитрец! Но мы арестовали самого взрывника, и тот все нам чистосердечно выложил, рассчитывая на снисхождение в суде… А вы, я вижу, Оля, даже и не догадывались о том, какую двойную игру ведет ваш любимый доктор? Что ж, я уверен, это будет принято во внимание в судебной инстанции. Ничего более определенного обещать вам не могу. Так что скажете?

– Вы сейчас меня арестуете?

– Зачем? – искренно изумился Турецкий, и она поняла, что он не врет. – Вы будете работать, заниматься своими делами до тех пор, пока от вас не потребуют дачи свидетельских показаний. Ничего сложного – надо будет просто рассказать всю правду. Вы можете сделать это и раньше, написав чистосердечные признания, скажем, на мое имя, объяснить, что никакого отношения к делам Баранова не имели, а что видели?.. Ну вы же не следователь, в конце концов, чтобы на всякий мелкий, с вашей точки зрения, факт обращать пристальное внимание. И это вас освободит от ответственности.

– Но ведь я же прятала его, так получается, а вы сами говорите об уголовной ответственности.

– Заметьте, Оля, выражение «уголовная ответственность» я ни разу не произнес, это вы сами сейчас так назвали свои деяния. Но ведь вы же действительно могли не знать, что Баранов – преступник и что те акции организованы им самим, верно? А прятаться он мог от своих недоброжелателей, которых у него, при его-то профессии, возможно, немало, так? А вы просто помогли найти ему временное убежище, воспользовавшись отсутствием в Москве ваших друзей. Так что же здесь преступного, а?

Демагогия, знал Турецкий, тем и хороша, что может в устах опытного человека представить в одну минуту черное белым, в зависимости от требования момента. Такой момент и настал. Ольга Ивановна колебалась, – значит, следовало сделать легкий толчок – и она из твоего врага превратится в союзника.

– Да, в общем-то, да-а… – задумчиво протянула она. – Я как-то сразу и не подумала… Вот ведь куда, Александр Борисович, могут иной раз нас затянуть наши бабьи привязанности… А ведь все казалось таким простым и понятным…

– Мимикрия тем и опасна, Оля, что, умело пользуясь ею, человек запросто выдает свои преступные замыслы за самые привычные человеческие проявления. И чем убедительнее он это делает, тем больше мы им восхищаемся.

– Да, вы правы. Что ж, я готова поехать с вами… Мне надо будет, – она хмуро усмехнулась, – как показывают по телевизору, сделать так, чтобы он открыл дверь и не оказывал сопротивления?

– Ну вы уж его действительно держите за отпетого уголовника со многими судимостями! – засмеялся Турецкий. – Дверь он вам откроет. А мы ему объясним, надеюсь без мордобоя, зачем явились. И от того, как он станет себя вести, зависит его будущее – это уж могу сказать стопроцентно. Признание ведь всегда отчасти облегчает вину. А он крепко виноват, и самое время подумать об этом, чтобы не отягощать свое будущее более тяжкими преступлениями… Хотя, я думаю, он уже и сам все прекрасно понял и дополнительных объяснений ему не потребуется. Так едем?

– Что поделаешь? Мне ничего другого не остается.

– Да, в общем-то, вы правы… Кстати, Оля, вот такой попутный, что называется, вопрос. Вам незнаком доктор, который тоже занимается наркологией, – профессор Долин Роберт Каспарович. Кажется, он владеет частной клиникой «Гиппократ», не слышали?

Она подумала и честно ответила:

– Нет, скорее всего, нет, хотя… Может быть, именно что-то слышала, ведь круг наркологов не так велик, как, кажется, вы понимаете… Но мне он незнаком, это точно. Может, Слава знает… – вот так, запросто, назвала она Баранова и тут же поправилась: – В смысле доктор… знает. То есть он-то наверняка, особенно если тот работает в нашем округе.

«Это хорошо для нее, – подумал Турецкий, – значит, Баранов все-таки посвящал ее не во все свои преступные замыслы…»

– Ну что ж, сообщите о своем отъезде – ненадолго – своим коллегам, да поедем. И запомните, Оля, от вас сейчас требуется только одно – спокойствие. Постарайтесь держать себя в руках, не срывайтесь. А доктору, если он спросит, объясните, что у вас просто иного выхода не было. Потому что любые другие варианты задержания были бы весьма чреваты для него. Это и будет вашим алиби, если хотите…