Текст книги "Последнее слово"

Но Александр Борисович, интуитивно угадав, что слухи будут множиться и обрастать, скорее всего, нелепыми подробностями, решил использовать этот факт для нужд дальнейшего расследования. Уж он-то, как никто другой, понимал, что вывозом и уничтожением старой взрывчатки где-то на закрытом для посторонних полигоне дело не ограничится. Значит, следовало готовиться к продолжению следственных мероприятий.

А еще он мысленно поблагодарил старика Заскокина и подумал, что надо будет бросить ему письмецо с благодарностью, причем обязательно на красивом бланке Генеральной прокуратуры. Это ж будет деду как орден за все его прожитые годы. Пустяк ведь, а человеку, глядишь, лишний день радости доставит. Да хоть и час, а где радость, там и жизнь. Потому что, уж в этом уверен был Турецкий, единственное, что действительно продлевает человеку жизнь, – это доброе и благодарное к нему отношение…

Глава седьмая
По следу террористов

1

Вообще говоря, после окончания ночной операции на Киевском вокзале можно было позволить себе вздохнуть наконец свободнее. К краткой передышке располагал и утренний разговор в кабинете генерального прокурора, при котором присутствовал и Меркулов, как главный куратор расследования несостоявшегося террористического акта. Генеральный был доволен тем, что мог уже с чистой совестью доложить в президентскую администрацию о выполнении поручения, а также о том, что опасность людям больше не грозит. Ну а дальнейшее расследование – это, так сказать, привычная рутина, и особых сложностей здесь не предвидится, поскольку следственные кадры задействованы высококвалифицированные, как, впрочем, и в любом деле, которым занимается Генеральная прокуратура.

Словом, все шло к тому, что в сумасшедшей гонке намечается короткая пауза, чтобы можно было перевести дыхание. Но Александр Борисович призвал коллег ни в коем случае не расслабляться, ибо именно теперь у террористов, по его убеждению, появились все основания уйти в подполье и начать спешно готовить новый теракт. И угрозы, высказанные в Интернете, не такой уж и пустой звук, поскольку на вокзале готовилась действительно бесчеловечная акция, но в последний момент она сорвалась по независящим от «исполнителей» обстоятельствам. Именно поэтому, зная причины срыва операции, они наверняка учтут свои ошибки и попытаются подстраховаться. А где может возникнуть новая угроза, на каком конкретном объекте, и что вообще известно террористам, какой информацией они владеют, – все это были сплошные вопросы без ответов. Впрочем, и сами террористы какие-то странные. Или это странными кажутся «исполнители», тогда как организаторы могут оказаться довольно известными фигурами международного уровня. В этом еще разбираться и разбираться. Но сперва надо найти троих бывших заключенных, то есть обрубить «руки», а уж потом заниматься «головой».

Воспользовавшись удобным случаем – присутствием обоих своих шефов, Александр Борисович высказал одно несколько рискованное, с точки зрения генерального прокурора, соображение, но Костя активно поддержал идею Турецкого, и генеральный был как бы вынужден согласиться, переложив на всякий случай ответственность за возможные осложнения на плечи своего первого помощника, то есть опять же на Турецкого. Ну а ему, как говорится, не привыкать. Но, выходя из кабинета, Костя все же сказал:

– Мы позже обсудим некоторые детали. Это чтоб ты шашкой не размахивал и народ не пугал, а то у тебя есть такая манера. Публичность, конечно, вещь хорошая, и я тебя в аналогичных ситуациях, ты знаешь, всегда поддерживал. Однако в нашем случае можно, даже самую малость переборщив, невольно посеять серьезную панику. А уж то, что поднимется жуткий вой оппозиционных средств массовой информации, это для меня несомненно. Так что тебе надо будет в своих аргументах предусмотреть даже крайне негативную ответную реакцию и самому проявить разумную сдержанность.

– Само собой, – беспечно бросил Турецкий, довольный, что его идея все же прошла, получив пусть относительное, но «добро».

– Вот-вот, именно это я и имею в виду. – Меркулов нахмурился, и Турецкий немедленно изобразил на лице виноватое выражение, быстро сообразив, что слишком беспечно и явно преждевременно расслабился. А с этими «хищниками» из больших кабинетов надо постоянно держать ухо востро, иначе слопают, и ты даже не заметишь.

– Я все понял, Костя, – заторопился Турецкий. – Давай тогда поговорим позже, а то у меня в кабинете дожидается Галка. У нее срочное задание.

– Ты с ней, пожалуйста, поаккуратней, она все-таки девушка – во-первых, а уже во-вторых – оперативный работник.

Ну понятно, Меркулов всегда относился ревниво к племяннице покойной Шурочки Романовой. А Галка, между прочим, совсем не ценила такого к себе отношения и нередко лезла на рожон, и тогда ее приходилось в буквальном смысле вытаскивать из опасных ситуаций. Так что Костя в принципе знал, о чем говорил. Но теперь и Турецкий, в отместку разумеется, не мог не воспользоваться возможностью вогнать Костю в смущение.

– Девушка, говоришь? – словно бы удивился он и невинно уставился на Меркулова.

– Тьфу, чтоб тебя! – Костя и в самом деле сердито сплюнул в сторону. – Ну что вы за жеребцы такие? Что ты, что Вячеслав! Слова нельзя сказать, чтоб не переиначили по-своему! И когда поумнеете? Ну постареете, что ли?

Но Турецкий, сунув шефу «шпильку», «сделал ручкой» и почти бегом удалился по коридору. Костя ведь, если его «завести», мог бы и на ходу лекцию о высокой нравственности прочесть, приводя многочисленные и обязательно отрицательные примеры из жизнедеятельности дружков-приятелей Грязнова с Турецким…

Галя по-своему интерпретировала идею Турецкого, которую он высказал ей после того, как каждый из членов группы определил для себя задачу на очередной день.

Все уже разбежались, а она ожидала в кабинете. Суть ее задания, сформулированная Александром Борисовичем, заключалась в том, чтобы оперуполномоченная Романова, под видом девушки, «согласившейся» наняться на работу к Савину в качестве приходящей прислуги, смогла проникнуть в его квартиру и постараться разузнать все о своем потенциальном хозяине. То есть что он за человек, каков в быту, что у него произошло с женой и по какой причине и все прочее, из чего складывается личная жизнь каждого. А о служебных его делах, о преступлениях, в которых он был обвинен своими же коллегами, собирал максимально полную информацию подполковник ФСБ Павел Лаврентьев. Ему и карты в руки – своя же епархия!

Такова была общая идея Турецкого. Галя, обдумывая задание, расширила эту идею и обосновала. Для полнейшего уже собственного алиби она, с помощью экспертов-криминалистов, «сварганила» страничку газеты «Из рук в руки», где нормальным типографским текстом было напечатано соответствующее объявление о найме помощницы, причем обязательно не старше тридцати пяти лет, для ведения домашнего хозяйства у одинокого, пятидесятилетнего мужчины-пенсионера. Был также указан контактный телефон, по которому предлагалось спросить Николая Анисимовича. Условия выдвигались вполне сносные, зарплата по договоренности и в валюте, чего ж было сомневаться-то в искренности предложения? Девушка даже и раздумывать долго не стала, в таких делах решения надо принимать без колебаний.

И вот, размахивая газетной страницей, Галя появилась в доме на Профсоюзной улице, всем своим внешним видом демонстрируя, что она не боится конкуренток, поскольку ее совершенно не смущает работа у «одинокого, пятидесятилетнего» мужчины. Даже больше, она готова была подчеркнуть, что в определенной степени рассчитывает на свои чары, а возраст хозяина ее вовсе не беспокоит – и в пятьдесят люди заводят себе любовниц. И чтобы максимально подчеркнуть свое явное превосходство перед другими кандидатками, если таковые вдруг возникнут (хотя откуда им было взяться?), она применила все полагающиеся умной и целеустремленной женщине манки. Одежда в обтяжку на ее замечательной фигуре сидела так, что редкий мужик не всхлипнул бы завистливо – мол, и везет же кому-то! Макияж тоже был на том профессиональном уровне, который поддерживают торгующие на рынках, еще не до конца испорченные Москвой и ее азербайджанскими «коммерсантами», размечтавшиеся о сладкой жизни, крикливые представительницы бывшей братской «незалежной». Словом, вид у Гали был не просто решительный, а воинственный, как у ирокезов, вышедших на тропу войны. Такое вот несколько банальное сравнение, но оно отвечало действительному положению дел. Гале надо было устроиться на эту работу во что бы то ни стало, и она готова была доказывать это свое право любым соседям Николая Анисимовича, если вдруг его самого почему-то не окажется дома. В этом, как теперь говорят, и была главная фишка.

Прихорашиваясь у зеркала в лифтовой кабине, Романова поднялась на нужный ей этаж, нашла среди четырех выходящих на лестничную площадку дверей ту, ради которой явилась, и принялась звонить. Потом стучать. Затем громко выражать свое крайнее недоумение. После этого она принялась звонить в двери соседям, и в результате на площадке оказалось, в общей сложности, не менее десятка любознательных старушек, пожилых мужчин и среднего возраста домохозяек, которым было интересно все, поскольку дело касалось Савина.

Не менее любознательная Галя без труда выяснила несколько «потрясающих» фактов биографии уволенного за шпионаж подполковника ФСБ, от которого немедленно ушла жена, причем сбежала с бывшим другом своего мужа, а сам Савин сел в тюрьму, но недавно вышел на свободу, однако дома его пока никто из соседей толком и не видел.

Это было потрясающе интересно! У Гали пылали здоровым природным румянцем щеки, словно наливные яблочки, сверкали брызжущие золотинки в расширенных от возбуждения черных зрачках, взволнованно трепетала полная, высокая грудь – было ясно видно, что девушка в своей стихии.

В ответ Галя пустила по рукам вырванную из газеты страничку с обведенным красной губной помадой объявлением. И это уже была настоящая сенсация!

В свое оправдание, хотя оправдываться ей, собственно, было не в чем, она объявила, что вчера вечером лично говорила по телефону с Николаем Анисимовичем по поводу напечатанного им объявления. И он, выслушав Галю о том, кто она, чем занимается, каково положение с видом на жительство в Москве – Галя тут же и эту бумажку на бланке пустила по рукам, чтоб люди чего не подумали, – пригласил подъехать к нему с утра сегодня и продиктовал свой адрес. Вот он, Галя его записала. Но, будучи человеком давно уже не легковерным и зная, что иной раз подобные объявления дают бандиты, чтобы обманывать своих жертв, Галя с утра перезвонила, чтобы подтвердить договоренность о встрече. Голос был тот же, но он показался девушке, как и вчера, уж больно старческим. В пятьдесят, она знает по опыту, мужики вон еще как выглядят!

Пожилые мужчины на площадке тут же приосанились под жгучим взглядом такой симпатичной, общительной девушки.

Стали вспоминать голос Савина и сошлись на том, что до заключения он был совсем молодцом. А жена – так просто красавица, дряхлому грибу с ней просто нечего делать. Но, может, после тюрьмы голос изменился? А точно это был он, не произошла ли ошибка?

Галя уверяла, что никакой ошибки быть не может, он сам представился Николаем Анисимовичем Савиным, больше того, звал приехать еще вечером, но у Гали была работа, которую она не могла оставить. А теперь-то что ж делать?

Романова в недоумении подошла к двери и снова забарабанила в нее. Тишина.

Очень важно было, чтобы идея о какой-нибудь беде с хозяином этой квартиры была высказана самими соседями. Вот Галя и рассчитывала на «моральную поддержку», всячески подогревая интерес к Савину, телефонным звонкам и его отсутствием, вопреки твердой договоренности.

И эта мысль мелькнула у одного из пожилых мужчин, которому, наверное, очень хотелось помочь невольно обманутой девушке. А может, он рассчитывал, что, когда все уладится и Галя станет здесь хозяйничать в роли домработницы, мало ли, а вдруг она проявит симпатию? По доброму, так сказать, по-соседски? Сама ж говорила, что мужчина в пятьдесят – еще о-го-го! Ну а в шестьдесят пять что, велика разница?

Короче говоря, мысль была озвучена. И выглядела она следующим образом.

Поскольку Савин не выходил из дома, то есть соседи его не видели, нельзя исключить, что он просто заболел, что ему стало плохо. А теперь он дома, но не может ни ответить, ни дверь открыть, потому что находится без сознания. И ему необходима срочная помощь.

Ввиду полной неосведомленности соседей, вероятно, Савин, в спешке сборов, не выполнил одно из распоряжений Базанова – обязательно оповестить соседей о своей долгосрочной командировке, чтоб именно не возникло таких недоразумений, как сейчас.

Ключи от квартиры сбежавшая супруга Савина оставила у соседей, у Марины Захаровны. Та немедленно вышла вперед и подтвердила данный факт. Но она сама передала их Савину, когда тот вернулся. А дубликатов у нее не было. Значит, надо вызывать кого-нибудь из жилконторы, чтобы объяснить ситуацию, затем звать оттуда же слесаря, который сумел бы открыть двери, ну и посмотреть, что случилось. В случае острой нужды вызвать «скорую помощь». Да, и участкового надо пригласить обязательно, без милиции ведь никак нельзя.

Словом, часу не прошло, как дверь была аккуратно вскрыта, она была заперта на один английский замок, и слесарь ловко отжал его своим специальным инструментом. Имелись на двери и другие запоры, но они не были задействованы, о чем в дальнейшем был составлен протокол, поскольку квартира оказалась пустой. Однако следы недавнего пребывания здесь человека имелись. Немытая посуда в раковине, остатки еще не покрывшейся плесенью пищи, незачерствелый кусок хлеба на кухонном столе. И все это словно брошено второпях, может, хозяин куда-то спешил? Народ-то этого не знал, но Галя догадывалась о причине. И поэтому уже видела, что даже самый тщательный обыск здесь ничего не даст, наверняка Савин забрал с собой все улики, которые могли быть в его квартире. Ну да, и бежал быстро. Отчего? Тут вопрос. От собственной неудачи, либо хищники почувствовали присутствие охотника? Во всяком случае, строгое наблюдение за квартирой придется установить обязательно.

Еще когда только вошли, Галя, как лицо наиболее заинтересованное – еще бы, ведь от состояния здоровья хозяина квартиры напрямую зависела ее судьба! – чуть ли не первой вбежала в квартиру и успела заметить за распахнутой дверью, на крючке вешалки, небольшую связку ключей. Скорее всего, это были запасные. Галя чисто машинальным движением подняла с пола упавшую куртку, наверное, Савин собирал вещи в спешке и уронил ее или просто бросил за ненадобностью, и повесила на крючок так, чтобы она скрыла собой связку ключей. На девушку, к счастью, никто не обратил внимания, люди прошли вперед, и ключи немедленно перекочевали в Галин карман.

Собственно, на этом все и закончилось. Протокол о вскрытии составили, свидетели подписали. То, что Гале было нужно, она узнала. Теперь войти в квартиру можно было в любой необходимый момент.

Уходя, они снова захлопнули дверь на английский замок. А вот опечатывать нужды не было, хозяин действительно мог куда-то выйти или даже отъехать по своим делам. Но, скорее всего, он в претензии на соседей не будет, они ж ведь только о его здоровье и заботились.

Представители власти ушли, а Галя получила от сердобольной соседки номер ее телефона, чтобы девушка могла позвонить и узнать, не появлялся ли Савин. Соседка обещала проследить, чтоб в квартиру не влезли воры, ей не в новинку, вон, больше двух лет приглядывала.

А Галя отправилась домой, чтобы стереть с лица свой «боевой» макияж и одеться прилично, как и подобает серьезной сотруднице правоохранительных органов. Сегодня ей еще предстояла работа на Киевском вокзале. Вместе с Поремским они должны были произвести опознание рабочих, занимавшихся долбежкой стены, по фотографиям, привезенным тем из Калужской колонии.

2

Идея, которую Турецкий предложил своему высокому начальству, заключалась в следующем: провести в Доме журналистов, куда Александр Борисович уже много лет был вхож в качестве и внештатного работника пера, и почетного гостя, пресс-конференцию для сотрудников московских средств массовой информации, с обязательным приглашением представителей ведущих телевизионных каналов, чтобы информация о ней максимально широко прошла в прессе и по телевидению.

Ну уж в последнем Турецкий не сомневался – он собирался, помимо главной темы своего сообщения, подкинуть журналистам, охочим до сомнительных сенсаций, любопытный материал, касавшийся недавнего, «горячего» прошлого страны, в котором были замешаны так или иначе и криминал, и спецслужбы. Тема, конечно, всегда интересная, а если ее красиво подать, слопают за милую душу.

Договориться о пресс-конференции труда не составило. Едва в СМИ узнали, что речь пойдет о предотвращении террористического акта на Киевском вокзале – а о странном взрыве там пресса была уже наслышана, хотя никакой толковой информацией не владела, – все немедленно ринулись звонить в Управление Генеральной прокуратуры по связи с общественностью, чтобы уточнить и заявить о своем обязательном участии в пресс-конференции. Вопрос вызвал немедленный интерес, это было бесспорно.

В середине дня, заранее договорившись с корреспонденткой «Новой России», настырной, но очень симпатичной девицей, с которой Александр Борисович был в приятельских отношениях, о тех вопросах, которые он собирался осветить, и объяснив ей, в чем должна была заключаться помощь ему с ее стороны, он прибыл на своем синем, сверкающем «пежо» к подъезду Домжура, как его называли свои.

В фойе, в ожидании начала, толпился молодой народ. Турецкого многие знали, и он тоже был знаком со многими, поэтому, проходя к мраморной лестнице, ведущей в большой зал, без конца кивал, улыбался, с некоторыми здоровался за руку и выглядел при этом словно именинником. А народу собралось столько, что в помещении, где обычно проводятся пресс-конференции, все просто не уместились бы, вот и перенесли в большой зал.

Александр Борисович встал из-за стола на сцене, где он сидел вместе с представителем ИТАР-ТАСС, главным, так сказать, организатором действа, подошел к краю сцены и заговорил о том, что его привело, собственно, сюда, под «перекрестный огонь» ведущих представителей пера. Оглядывая зал, забитый журналистами с диктофонами и фотоаппаратами в руках, телеоператорами с их громоздкими камерами, осветителями, готовыми «врубить» свои слепящие лампы для съемки, Турецкий отметил присутствие Лины, которая также заметила его взгляд и с улыбкой подмигнула: мол, все в порядке, договоренность прежде всего.

Он решил напрочь отказаться от всякого рода эмоций.

Рассказ о предотвращенной катастрофе – теперь можно было вещи называть своими именами – прозвучал сухо и спокойно, тон выступления первого помощника генерального прокурора был скорее констатирующим, объективно фиксирующим ряд прошедших событий, нежели живописующим трудности, с которыми пришлось столкнуться следствию. В итоге получалось так, что все события развивались как бы и не совсем по воле террористов, а отчасти даже вопреки их желаниям. И в этом лукавстве, попутно отмечал про себя Турецкий, имелась своя правда, пусть и горькая, которой больше всего подошло бы определение «повезло». Но с другой стороны, и сказать также, что события происходили под контролем правоохранительных органов, конечно, было бы определенной натяжкой. Однако то, что они и без внимания не оставались, – это тоже факт.

Тут Александр Борисович с трудом сдержал улыбку, подумав, что тот милиционер на вокзале, разумеется, очень подходит под категорию «внимательных наблюдателей», знали б об этом корреспонденты, сидящие в зале, – вот бы повеселились.

Хитрая постановка проблемы не укрылась тем не менее от чутких «акул пера», в зале загомонили. Значит, пока не стали перебивать вопросами, надо было несколько обострить тему. Не сильно, но заинтересовать народ обязательно. И Турецкий обратился к истории. Точнее, к слухам, которые циркулировали вокруг некоторых важнейших исторических фактов.

Не вдаваясь в подробности, он рассказал присутствующим о похожем скорее на миф указе Комитета Обороны, подписанном Сталиным по поводу минирования важнейших объектов Москвы. Не стал разочаровывать слушателей, что и сам разделяет такую точку зрения, ибо никаких конкретных документальных подтверждений сему факту пока не найдено, да и вряд ли теперь что-то всплывет.

Тут от него маленько досталось органам госбезопасности, поторопившимся уничтожить все следы, может, и справедливого тогда, в сорок первом году, с точки зрения текущего момента решения, но чрезвычайно опасного для потомков. Дело-то оставлено, по сути, бесхозным, и если все известное – правда, то любой, кто о нем осведомлен, уже способен представить для общества в целом потенциальную опасность. Короче говоря, так это или не так, а некоторые подтверждения, к сожалению или счастью, получены. Это не означает, что план минирования был выполнен полностью, по всем указанным ста объектам в столице, возможно, успели заминировать всего несколько сооружений, и часть этих «закладок» уже найдена. Но главная трудность в данном случае у следствия заключается в том, что практически не осталось свидетелей, производивших те работы.

И, кстати, пользуясь случаем, он, помощник генпрокурора, вынужден обратиться с этой трибуны к людям, которые были причастны к исполнению постановления о «ста объектах». Он убедительно просит их, не пожалев своего времени, найти возможность встретиться с ним либо передать известную им информацию по телефону. Если надо, он готов и сам немедленно подъехать, ибо любая оказанная помощь в этом деле будет неоценимой.

Турецкий продиктовал свой контактный номер телефона и перешел к рассказу о том, как удалось отыскать живого свидетеля, который и дал точную информацию о минировании Киевского вокзала, в то время как террористы такой информацией не обладали. И в этом отчасти тоже причина их неудачи.

Ох как мгновенно журналюги ухватились за слово «неудача»! Так, значит, все-таки была совершена серьезная попытка теракта? Значит, угроза была действительно страшной, а теперь господин Турецкий просто микширует событие, пользуясь чужими просчетами?

Вот этого момента он и ожидал. Раз посыпались вопросы уже без вмешательства ведущего пресс-конференцию, значит, самое время перехватить инициативу.

«Воображаю, что творилось бы тут сейчас, если бы я рассказал им про расстрелянный состав заключенных…»

И Александр Борисович бросил беглый взгляд на Лину. Та быстро поняла и послушно, как ученица в классе, подняла руку. Турецкий немедленно отреагировал, тоже поднял одну руку, призывая к тишине, и протянул другую в сторону Лины, говоря при этом:

– Господа, только не надо базара! Давайте установим цивилизованную очередь, и я обещаю вам ответить буквально на каждый ваш вопрос. Слово даю. Предлагаю начать с дамы. Я слушаю вас, девушка, представьтесь, пожалуйста.

– Еженедельник «Новая Россия», Капустина. Скажите, Александр Борисович, вот на фоне происходящих событий, у которых нет «железного» официального подтверждения, как никто не может и толком их опровергнуть, не выглядит ли ваша информация еще одной, далеко не первой уже, попыткой наших доблестных правоохранителей, в том числе и Генеральной прокуратуры, сбросить со своих плеч ответственность за то, что террористы продолжают действовать, как хотят, несмотря на жесткие обещания властей «утопить их всех в сортире»?

В зале засмеялись, вопрос понравился.

– И продолжение вопроса. – Лина подняла руку с раскрытым блокнотом. – Не выглядят ли все ссылки на какие-то старые указы той, извините, «липой», которой Генпрокуратура, в частности, прикрывается от направленной в ее адрес критики средств массовой информации? И вообще, возникает подозрение, что вы, я имею в виду вашу контору, всякий раз, когда не в силах остановить преступников, ссылаетесь на какие-то мифические причины. То у вас пытались обнаружить пресловутую «Белую стрелу», то теперь возникли столь же мифические «Сто объектов». Да полно, может, ничего этого нет и не было, а вы просто слагаете нам красивые легенды, которые, как вы сами только что заметили, невозможно проверить, но трудно и отрицать? Объясните, что это за игры? Благодарю вас.

И снова по рядам прокатился смех. Турецкий тоже оценил колкий намек, благожелательно улыбнулся и сказал:

– Вопрос интересный, господа. Спасибо, госпожа Капустина, если вы мне дадите немного времени, я постараюсь ответить на него максимально подробно. Начнем, как говорится, с конца.

Турецкий сделал загадочную мину, подошел к столу, порылся в своей папке с документами, которыми он и не собирался пользоваться, и достал несколько листов с напечатанным на них текстом. Повернулся к залу, держа их на весу.

– Господа, вы можете мне не верить, но я, в силу своей профессии, никогда не сбрасывал со счетов подсказки собственной интуиции. Можете улыбаться, но я почему-то был уверен, что в связи с моей информацией, приготовленной для вас, должен будет обязательно, в той или иной форме, возникнуть и так называемый слух о «Белой стреле». Еще раз спасибо, госпожа Капустина. Так вот, поскольку и «Стрела», и сталинский указ представляются вам, да, наверное, и не только вам, но и вашим коллегам несерьезными попытками той же Генпрокуратуры оправдать свою бездейственность, позволю зачитать один короткий документ. Поверьте, для вас он представит интерес, поскольку никогда не публиковался и не был озвучен официально.

Турецкий надел очки и начал читать.

– «Вопрос. Расскажите подробнее об этой группе.

Ответ. Речь о группе людей, которым надоел этот бардак. Финансовая и уголовная мафия давно стали единым целым, одна без другой практически уже не может существовать. Каждый фирмач создает при себе собственную службу безопасности, под рукой и охрана, и отличный способ вполне легально разобраться с партнерами-должниками. О нелегальных разборках нечего и говорить…» Дальше я пропускаю, здесь приводятся конкретные примеры довольно громких разборок, происходивших в девяносто первом – девяносто втором годах в Москве. – Турецкий перевернул лист. – «Так вот, собственно, о группе. Есть, сказал он мне, такая группа честных людей, которые объявили крестовый поход против всей этой мрази. Группа спецназначения при нашем министерстве…» Поясняю, – прервал чтение Турецкий, – речь в данном случае идет об МВД. Дальше читаю. «Имеется в этой группе свой штаб, мозг, так сказать. Туда поступает информация отдела разведки – это толковые ребята, обэхаэсэсники, сыщики, уволенные из органов за строптивость характера или за несогласие. Помните такую вредную и опасную формулировочку, которой больше всего боялось начальство? В связи с несогласием с методами руководства. Немало и бывших опытных оперативников из КГБ, которым не нашлось места после смены руководства. Кроме того, поступают сведения от службы контроля, которая официально называется инспекцией по личному составу. Это все – их агентура. Еще имеется служба внутренней проверки, в таком деле без нее никак нельзя, сами понимаете. И наконец – служба ликвидаторов, которая подчиняется, как я вам сказал уже, полковнику Ивану Подгорному, моему, стало быть, тезке и боевому соратнику, с которым мы Афган начинали, еще дворец Амина штурмовали.

Вопрос. Это что ж получается, сами себе следователи, судьи и исполнители приговоров?

Ответ. Получается так… А что прикажешь делать, говорил он мне, если ни с нашей новой зарвавшейся буржуазией, ни с криминальными авторитетами нет сладу? Им же наши правоохранительные органы помогать стали. Судья выпускает убийцу! А почему? А потому что киллер пообещал, что с того с живого шкуру спустят оставшиеся на воле. А шкура у судьи – одна, и охранять его жизнь никто не собирается. Вот против этого беспредела они и создали «Совет». Некоторые романтики называют себя еще и «Белой стрелой», у Стивенсона – черная, а мы, мол, значит, белая. Начитались в детстве приключений… Так вот, сказал он, для моего сведения. За последние три года группой было «списано» семнадцать паханов и одиннадцать бизнесменов. Причем троих достали в дальнем зарубежье, а пятерых, как теперь говорят, в ближнем. Остальных по разным городам. В Москве только за один год – трое. А список длинный. Если сложить тех и других – за сотню.

Вопрос. Но вы, Иван Арсентьевич, не дали своего согласия на вступление в их организацию? Подгорный очень настаивал?

Ответ. Что значит настаивал? Такие приглашения не повторяются. Но дело в том, что в их списке оказался и мой хозяин. Я не поверил, но Иван сказал, что его мужики не ошибаются. Я все равно упросил его подождать, а сам глаз не спускал. И не уследил. Конец вы знаете…»

– Что это за текст? – спросил кто-то тихо.

– Я вам только что прочитал, господа, несколько коротких отрывков из протокола допроса майора спецназа в отставке Ивана Арсентьевича Кашина, начальника службы безопасности концерна «Нара». Президент этого концерна Никольский был взорван буквально на его глазах в своем автомобиле. После этого Кашин пришел в Генеральную прокуратуру, чтобы сделать чистосердечное признание. Оно было им написано. Затем у следователя состоялся допрос Кашина, эпизоды из которого вы только что слышали. Допрос длился больше трех часов.

– Он жив сейчас? – немедленно последовал вопрос из зала.

– Он был убит выстрелом из снайперской винтовки в тот момент, когда, дав показания, выходил из здания Генеральной прокуратуры. Прямо у дверей. Стреляли с противоположной стороны улицы. Винтовка была с глушителем.

– Вы разоблачили ту группу?

– Часть ее участников была арестована. Малая часть, несколько человек. Другие немедленно оказались в очередных отпусках и секретных командировках. Но и в указанных местах их, естественно, не оказалось. Основной же контингент, как мы и предполагали, никуда не девался, он был отлично законспирирован. Следствие длилось больше года, но в девяносто третьем году, когда у многих «поехали мозги», дело было прекращено и все обвиняемые освобождены ввиду отсутствия у следствия веских доказательств их вины. Однако, как говорится, нет худа без добра. Деятельность «Совета», или «Стрелы», как вам угодно, была также прекращена. Не исключаю, что окончательный удар ей нанес девяносто третий год.

– А кто допрашивал Кашина?

– Я, в те годы старший следователь по особо важным делам при генеральном прокуроре.

– А как отреагировало Министерство внутренних дел?