Текст книги "Утренняя заря"

Обыкновенно непонимаемый. В разговоре замечаешь, как кто-нибудь старается поставить сеть, чтобы попался в нее другой; не из злобы, как можно было бы думать, а просто из удовольствия, из желания насладиться своей ловкостью. Другие же подготовляют остроту, чтобы другой осуществил ее или свертывают петлю, чтобы тот завязал узел не из благодеяния, как можно было бы думать, а из злобы и презрения грубых интеллектов.

Центр. Чувство «я центр мира» выступает очень сильно, если вдруг почему-нибудь подавляет тебя стыд. Тогда стоишь, как оглушенный, среди волн и чувствуешь себя ослепленным как бы одним громадным глазом, который со всех сторон смотрит на тебя и сквозь тебя.

Свобода речи.«Правду должно высказать, хотя бы от этого разлетелся вдребезги весь мир!» – так громко заявил великий Фихте. – Да! да! но ее надобно иметь! – А он думает, что каждый должен высказать свое мнение, хотя бы из-за этого все пошло вверх дном. Об этом с ним можно спорить!

Расположение к страданию. В нашем теперешнем положении мы можем вынести порядочное количество неудовольствий, наш желудок рассчитан на тяжелую пищу: в противном случае обед жизни нам показался бы, может быть, невкусным, и без доброй воли к печалям мы должны были бы вынести слишком много радостей!

Почитатель. Кто преклоняется так, что распинает не преклоняющегося, тот принадлежит к палачам своей партии, – надо остерегаться давать ему руку, даже если принадлежишь к той же партии.

Следствие счастья. Первое следствие счастья есть чувство власти: она хочет обнаружиться против ли нас самих, или против других людей, или против представлений, или против воображаемых существ. Самые обыкновенные формы, в которых обнаруживается она, суть одарения, насмешки, уничтожения – все три имеют общее основное влечение.

Моральные жилища. Те моралисты, у которых исчезает любовь к познанию и которые знают только наслаждение страдания, обладают характером и неповоротливостью провинциалов, они тоже наслаждаются жестоким и печальным удовольствием украдкой следить за соседом и подставить ему иголку, чтобы он укололся об нее. В них осталось уродство маленьких детей, которым доставляет удовольствие мучить живых и мертвых.

Причины и их беспричинность. Ты чувствуешь нерасположение к нему и указываешь уважительные причины такого отношения, но я верю только твоему нерасположению, а не этим причинам! Указывая мне разумные причины того, что происходит инстинктивно, ты только ломаешься перед самим собой.

Называть что-нибудь хорошим. Брак называют хорошим, во-первых, потому что еще не знают его; во-вторых, потому что к нему привыкли; в-третьих, потому что его заключили. Но этим еще не доказано, что брак хорош.

Нет утилитаристов. «Сила и власть, с представлением о которых соединяется много дурного, ценится выше, чем бессилие, которому приписывается только хорошее», – так чувствовали греки. Т. е. чувство власти и силы ценилось ими выше, чем польза и хорошая молва.

Казаться безобразным. Умеренность кажется красивой; она не виновата в том, что в глазах неумеренного она кажется угрюмой и сухой, т. е. безобразной.

Различия ненависти. Некоторые ненавидят тогда, когда чувствуют себя слабыми и утомленными: в противном случае они бывают справедливы и снисходительны. Другие ненавидят тогда, когда они видят возможность мести: в противном случае они остерегаются всякого тайного и открытого гнева и стараются быть предупредительными, насколько это возможно.

Люди случая. Существенную роль в каждом изобретении играет случай, но большинству людей этот случай не встречается.

Выбор среды. Надобно остерегаться жить в среде, где нельзя ни достойным образом молчать, ни громко высказываться, так что наши жалобы, потребности и вообще вся история наших нужд остается невысказанной. Тогда бывают недовольны собой и недовольны этой средой; более того, к этой необходимости, которая заставляет нас жаловаться, прибавляется еще досада чувствовать себя постоянно жалующимися. Там надобно жить, где стыдятся говорить о себе и где в этом не бывает необходимости. Но кто думает об этом? Кто думает о выборе такой среды для себя? Потому-то и приходится жаловаться на «судьбу» и повторять со вздохом: «Я – несчастный Атлант!»

Модничанье. Модничанье есть страх показаться оригинальным, след., недостаток гордости, но не непременно недостаток оригинальности.

Преступник. Страдают, как, например, уличенный преступник, не от преступления, но от позора, или от досады за сделанную глупость, или от лишения привычного элемента, и, чтобы отыскать здесь эти оттенки, нужна тонкость, которая редко встречается. Всякий, кому приходилось посещать тюрьмы и исправительные дома, конечно, удивлялся, как редко можно встретить там искреннее «угрызение совести», но зато часто – тоску по старому, излюбленному преступлению.

Казаться всегда счастливым. Когда философия была делом публичного соперничества в Греции III в., немало встречалось философов, которые бывали счастливы при мысли, что другие, которые живут по другим принципам и мучатся, должны бы сердиться на них за их счастье. Они думали, что своим счастьем они лучше всего могут возразить своим противникам и для них было достаточно казаться всегда счастливыми; но при этом они должны были становиться счастливыми на долгое время! Такова была, например, участь циников.

Причина большого невежества. Нравственность увеличивающейся энергии радует и беспокоит; нравственность уменьшающейся энергии – вечером, во время болезни или в старости – заставляет страдать, делает равнодушным, удручает, нередко даже делает мрачным. Кто имеет одну из них, тот не понимает другой и считает ее безнравственностью или слабостью.

Возвыситься над своей ничтожностью. Вот, мои гордые друзья, что с целью восстановить чувство своего достоинства и важности постоянно нуждаются в других, над которыми они могли бы проявлять свою власть и силу, – именно в таких, бессилие и трусость которых позволяет, чтобы кто-нибудь безнаказанно выделывал пред ними важные и гневные жесты; следовательно, им нужна ничтожная среда, для того чтобы на минуту возвыситься над своей собственной ничтожностью! Для этого одному нужна собака, другому – Друг, третьему – жена, четвертому – партия, пятому (но это очень редко) – целое поколение людей.

Мыслитель любит своего врага. Никогда не скрывай и не замалчивай того, что сможет быть противопоставлено твоей мысли! Обещай себе это! Это – основа честности мысли. Каждый день ты должен совершать поход против самого себя. Победа, одержанная тобою, принадлежит не тебе, а правде, но зато и твое поражение – уже не твое.

Злой, сильный. Насилие, как следствие страсти, например гнева, может быть объяснено физиологически в смысле попытки предупредить угрожающий припадок. Оскорбления, которым подвергают других во время вспышек, только отклоняют прилив крови при помощи сильного действия мускулов, и, может быть, насилие вообще можно подвести под эту точку зрения. Злой сильный причиняет другому боль, не думая об этом, ибо сила ищет себе исхода, злой слабый хочет причинить боль и видеть знаки страдания.

К чести специалистов. Всякий раз, как кто-нибудь, не будучи специалистом, хочет произнести приговор, надобно протестовать – будь это мужчина или женщина. Увлечение вещью или человеком – не аргументы; ненависть к ним – точно также.

Изменническое порицание. «Он не знает людей!» В устах одного это означает: «он не знает общих свойств человека»; в устах другого – «он не знает исключительных явлений, а общие свойства знает очень хорошо».

Цена жертвы. Чем больше государство и короли лишаются права жертвовать индивидуумами, например, в судебных вопросах, в деле отправления воинской повинности и т. д., тем выше подымается ценность самопожертвования.

Говорить ясно. Можно говорить ясно, разделяя слова, по различным причинам: во-первых, из недоверия к себе, на новом непривычном языке; во-вторых, из недоверия к другим, вследствие их глупости или непонятливости. Точно так же и в духовном мире: наше сообщение бывает тогда ясно, отчетливо, педантично, когда те, кому мы сообщаем, иначе не поймут нас. Следовательно, совершенный и легкий стиль допускается только перед совершенной аудиторией.

Много спать. Что делать, чтобы возбудить себя, когда бываешь утомлен и пресыщен самим собою? Один рекомендует игру в банк, другой – электричество. Но лучше всего, мой милый меланхолик, много спать в собственном и несобственном смысле! Тогда опять для тебя настанет утро! К области жизненной мудрости принадлежит умение поставить сон туда, где он полезен.

Зачем слушаться фантастических идеалов. Там, где у нас есть недостатки, обыкновенно действует фанатизм. Фанатическое положение «любить» придумано было евреями, самыми сильными ненавистниками, какие только были; непорочность восхваляется обыкновенно теми, кто чудовищно распутно провел свою молодость.

Вероятное и невероятное. Одна женщина тайно любила одного мужчину, высоко ставила его над собой и втайне говорила себе сотни раз: «Если бы меня любил такой мужчина, это было бы милостью, за которую я преклонялась бы пред ним!» Этот же самый мужчина точно так же относился к этой же самой женщине и втайне сотни раз повторял ту же мысль. Когда, наконец, они оба, в минуту решимости, высказали друг другу сокровенные тайны их сердца, то наступило вдруг молчание: они оба очнулись. Женщина встала и равнодушным тоном произнесла: «Теперь все ясно! мы оба не то, что мы любили! Если ты только то, что ты говоришь, и ничего более, то я напрасно унижалась и любила тебя; демон соблазнил меня так же, как и тебя». Такая очень вероятная история не совершается никогда, – почему?

Испытанный совет. Из всех средств утешения ни одно не действует так благодетельно, как утверждение, что для данного случая нет утешения. В этом заключаются такие выгоды для печалящихся, что они снова подымают голову.

Знать свою «особенность». Мы легко забываем, что в глазах посторонних людей, которые видят нас в первый раз, являемся совершенно не похожими на то, чем мы считаем самих себя: по крайней мере ничем другим, как бросающейся в глаза особенностью, которая производит известное впечатление. Таким образом, самый кроткий и самый справедливый человек, если только у него длинные усы, будет сочтен, на первый взгляд, обладателем длинного уса, т. е. за военного человека, имеющего бурный характер, а иногда способного и на насилие. Сообразно с этим взглядом и начинают относиться к нему.

Садовники и сады. Уединение, нелюдимость заставляют делать заключения, которые появляются вдруг, точно грибы в пасмурную погоду. В одно прекрасное утро мы неожиданно натыкаемся на них и не знаем, откуда они, но видим только, что они белеют и сереют вокруг нас! Горе мыслителю, если он служит почвой, а не садовником своих растений.

Комедия сострадания. Когда мы сочувствуем несчастному, мы играем комедию в его присутствии: мы не говорим того, что и как мы думаем; мы так же осторожны в его присутствии, как врачи у постели тяжко больного.

Чудаки. Есть малодушные, которые ни во что не ценят свои лучшие дела и поступки и дурно или скептически отзываются об них. Из-за мести они ни во что не ставят сочувствие других и даже не верят в сочувствие: им стыдно показаться увлеченными, и они упорно чувствуют удовольствие от состояния быть смешными.

Тщеславие. Мы представляем из себя как бы витрину, в которой мы сами свои мнимые свойства, приписываемые нам другими, постоянно расставляем, прячем, ставим напоказ и этим обманываем самих себя.

Пафос и простота. Может быть очень неблагородная привычка – не упускать ни одного случая, где можно показать свой пафос ради наслаждения представить себе при этом зрителя, бьющего в грудь и чувствующего себя маленьким и жалким. Следовательно, смех над патетическим положением может быть признаком благородного.

Опыт размышления о браке. Если бы она любила меня, как тягостно было бы для меня долго пробыть с нею. Если бы она не любила меня, как тягостно было бы для меня долго пробыть с нею! Здесь может быть речь только о двух тягостных положениях, – итак, женитесь!

Мошенничество с чистой совестью. Быть обмеренным и обвешанным в мелкой торговле в некоторых странах, например в Тироле, неприятно потому, что злое лицо и грубая жадность, отражающаяся на нем, а вместе с тем нечистая совесть и вражда, поднимающаяся к нам у обманщика-продавца, скверно действуют на нас. В Венеции, наоборот, обманщик от всего сердца радуется удавшемуся обману, и в нем не подымается неприятного чувства к обманутому; он даже способен пошутить и посмеяться с ним, если у последнего есть к этому охота. Следовательно, обманывая, надобно иметь хорошее расположение духа и чистую совесть: это почти примиряет обманутого с обманом.

Несколько тяжело. Честные люди, которым несколько тяжело быть вежливыми и любезными, стараются отплатить серьезной услугой. Трогательно бывает видеть, как приносят они застенчиво слитки золота за то, за что другие дали бы только позолоченную монету.

Скрывать расположение. Если кого-нибудь мы поймаем на том, что он скрывает перед нами свое расположение, то мы называем такого злым, и притом тем более, если мы подозреваем, что его побудили к этому вежливость и обходительность.

Злая минута. Живые натуры лгут только одну минуту, потом они обманывают самих себя и становятся убежденными и честными.

Условие вежливости. Вежливость – очень хорошая вещь и принадлежит к числу четырех главных добродетелей, хотя и занимает среди них последнее место; но для того, чтобы не быть тягостными друг другу из-за нее, тот, с кем я имею дело, должен быть одной степенью выше или ниже меня в деле вежливости; в противном случае мы не двинемся с места.

Опасные добродетели. «Он ничего не забывает, но все прощает». В таком случае его вдвойне ненавидят, потому что он стыдит вдвойне своей памятью и своим великодушием.

Без суетности. Страстные люди мало думают о том, что думают о них другие: их состояние возвышает их над суетностью.

Созерцание. У одного мыслителя созерцательное состояние, свойственное мыслителю, постоянно следует за состоянием страха; у другого – постоянно за состоянием страсти. Для первого созерцательность соединяется с чувством безопасности, для второго – с чувством удовлетворения,т. е. первый становится при этом бодр, второй – вял и равнодушен.

На охоте. Тот на охоте гоняется за приятными истинами, этот – за неприятными. Но и первый больше удовольствия получает от охоты, чем от добычи.

Воспитание. Воспитание – продолжение рождения и часто дополнительная прикраса его.

В чем можно узнать пылкого. Из двух лиц, которые борются между собой или любят друг друга, или удивляются друг другу, тот, который более пылок, всегда попадает в более неудобное положение; то же бывает и с двумя народами.

Защищаться. Некоторые люди имеют право действовать так-то и так-то; но если они защищаются, об этом уже не думают, – и делают ошибки.

Моральная нежность. Есть морально нежные натуры, которые стыдятся при всяком успехе и чувствуют угрызение совести при всяком неуспехе.

Чему всего опаснее разучиться? Начинают тем, что разучаются любить других, и кончают тем, что не находят ничего достойного любви и в себе.

Тоже терпение. «Подержать одну минутку подольше на горячих углях и поджечь немного – это не повредит ни человеку, ни каштану! Эта маленькая неприятность делает зерно сладким, мягким и возбуждает аппетит». Да! Так судите вы, ищущие наслаждений!

Различная гордость. Женщины бледнеют при мысли, что любимый ими человек, может быть, не стоит их; мужчины бледнеют при мысли, что они, может быть, не стоят любимых ими женщин. Я говорю о мужчинах и женщинах вообще. Мужчины, имеющие обыкновенно в себе уверенность и чувство власти, в состоянии страсти испытывают стыдливость и сомневаются в себе; женщины, наоборот, чувствующие себя всегда слабыми, готовыми к преданности, в состоянии страсти ощущают гордость и чувство власти, как бы спрашивая: кто достоин меня?

Кому редко можно удовлетворить. Некоторые бывают способны к чему-нибудь хорошему и великому только после того, как совершат какую-нибудь тяжкую несправедливость: это их нравственность.

Роскошь. Склонность к роскоши таится в глубине человека: излишество и неумеренность есть вода, в которой любит купаться его душа.

Делать бессмертным. Кто хочет убить своего противника, пусть подумает, не увековечивает ли он его перед собой именно этим самым.

Против нашего характера. Если правда, которую мы должны высказать, идет против нашего характера, как это часто случается, – то мы ведем себя так, как будто бы мы лжем, и возбуждаем недоверие.

Где причина снисходительности. Некоторые натуры имеют выбор быть только или общественными злодеями, или тайными страдальцами.

Болезнь. Под болезнью можно подразумевать: безвременное приближение старости, безобразия и пессимистических взглядов – все это тесно связано между собою.

Трусливые. Именно неловкие и трусливые существа легко становятся убийцами: они не понимают легкой, соответствующей целям, защиты или мести; их ненависть, вследствие недостатка присутствия духа и отсутствия характера, не знает никакого другого исхода, кроме уничтожения.

Без ненависти. Ты хочешь расстаться со своей страстью? Расставайся с нею, но только без ненависти! Иначе у тебя будет другая страсть.

Способный и ограниченный. Он не способен ничего ценить, кроме себя самого; и если он будет ценить других, он должен постоянно превращать их сначала в себя. Но на это он способен.

Частные и общественные обвинители. Всматривайся в того, кто обвиняет и осуждает: он раскрывает при этом свой характер, – и притом нередко характер худший, чем имеет его жертва, чей проступок он преследует. Обвиняющий наивно думает, что всякий, кто преследует преступление и преступника, обладает ео ipso хорошим характером или таким, который должен считаться хорошим, и таким образом он высказывается.

Добровольно слепые. Есть фанатическая, доходящая до внешних выражений, преданность лицу или партии, которая обнаруживает, что мы чувствуем себя подавленными ими, и за это мы сердимся на себя. В наказание за то, что наш глаз слишком много видел, мы добровольно ослепляем себя.

Средство от любви. Против любви все еще помогает, в большинстве случаев, старинное радикальное средство – ответ на любовь.

Где злейший враг. Кто может хорошо вести свое дело и сознает это, тот, большей частью, примирительно настроен по отношению к своему сопернику. Но мысль и сознание того, что ты не способен отстоять для себя хорошую вещь, настраивают человека неумолимо враждебно к его противнику. Итак, пусть каждый сообразит, где надобно искать его злейшего врага.

Границы всякого смирения. Многие дошли до смирения, которое говорит: credo quia absurdum est, и отдают свой разум в жертву. Но никто, насколько я знаю, не дошел до такого смирения, которое делает еще один шаг дальше и говорит: credo, quia absurdus sum (верю, потому что я глуп).

Игра в правду. Есть люди, которые говорят правду не потому, что они гнушаются притворства, но потому, что им не удалось бы обмануть этим других. Короче говоря, они не доверяют своему актерскому таланту и предпочитают быть честными.

Смелость в партии. Бедные овцы говорят своему вожаку: «Ты иди только вперед, а у нас не будет недостатка в смелости идти за тобой». А бедный вожак думает про себя: «Вы только идите за мной, а у меня не будет недостатка в смелости вести вас».

Хитрость жертвенного животного. Есть печальная хитрость, когда хотят обмануться относительно того, кому принесли себя в жертву, и намеренно предлагают ему случай, где он мог бы явиться перед нами таким, каким мы желаем его видеть.

Через других. Есть люди, которые хотят, чтобы на них смотрели только сквозь других. Это очень предусмотрительно.

Радовать других. Почешу доставлять радость другим – выше всякого другого удовольствия? Потому что этим доставляется радость одновременно всем своим страстям. В одиночку радости могут быть очень малы; но когда соберешь их все вместе в одну руку, рука может переполниться; то же и с сердцем.