Текст книги "Коварство и любовь. Перчатка"

Явление III

Фердинанд, Миллер. Оба ходят какое-то время, не говоря ни слова, взад и вперед на противоположных сторонах комнаты.

Миллер (наконец останавливается и грустно смотрит на майора). Барон! может, это хоть немного уменьшит ваше горе, если я вам скажу, что мне от всей души вас жаль!

Фердинанд. Э! полно об этом, Миллер! (Делает еще несколько шагов.) Я уж теперь и не понимаю, как я попал к тебе в дом, Миллер… По какому поводу?

Миллер. Как, барон? Ведь вы хотели учиться у меня на флейте? Вы это забыли?

Фердинанд (быстро). Я увидел твою дочь.

Опять несколько минут молчания.

Ты не сдержал слова, приятель! Мы условились, чтобы уединенные уроки наши были спокойны. Ты обманул меня и подсунул мне скорпиона. (Видя волнение Миллера.) Не пугайся, старик, полно! (С чувством обнимает его.) Ты не виноват!

Миллер (вытирая глаза). Видит Господь всеведущий…

Фердинанд (снова ходит, погруженный в мрачные думы). Странно! о! непостижимо странно играет нами судьба! На тонких, незаметных нитях висят часто страшные тяжести. Знал ли человек, что в этом плоде вкушает он смерть?.. Гм… знал ли он это? (Ходит быстрее, потом в сильном волнении берет Миллера за руку.) Миллер! я слишком дорого плачу тебе за несколько твоих уроков… Но тебе от этого нет прибыли… И ты, может быть, все теряешь. (Отходит от него тревожно.) Нужно было мне приниматься за эту несчастную флейту!

Миллер (старается скрыть свое волнение). Что-то долго нет лимонаду. Не пойти ли мне посмотреть, если вы позволите?

Фердинанд. Успеется, любезный Миллер! (Про себя.) Отцу-то наверное нечего торопиться… Останься!.. Что бишь хотел я спросить?.. Да! Луиза у тебя единственная дочь? Нет у тебя больше детей?

Миллер (с чувством). Нет, барон!.. Да и не надо мне больше. Луиза всем моим сердцем завладела… все, что было во мне любви, все я ей отдал…

Фердинанд (глубоко потрясенный). А!.. Посмотри-ка лучше, добрый Миллер, что лимонад!

Миллер уходит.

Явление IV

Фердинанд (один). Единственное дитя! Чувствуешь ли ты это, убийца! Единственное! Слышишь, убийца? Единственное! И у старика нет во всем мире ничего, кроме его скрипки и этого единственного ребенка… И ты хочешь отнять его? Отнять?.. Отнять последний грош у нищего? Сломать костыли у хромого и бросить их к его ногам? Как? и у меня достанет жестокости? Ничего не ожидая, будет он спешить домой, чтобы на лице дочери увидеть всю свою радость, и вдруг входит и видит – она лежит, как увядший цветок – мертвая, раздавленная в порыве отчаянья… последняя, единственная, величайшая надежда!.. И останавливается он перед нею, и стоит, и у всей природы вокруг словно занялось живительное дыхание, и помертвевший взгляд его бесплодно бродит по безлюдному бесконечному Пространству, и ищет блаженства, и уже не может найти его, и слепо смежается… Боже! Боже! Но ведь и у моего отца один сын… один сын, но не одно богатство. (Помолчав.) Как? Да что же он потеряет? Разве может она осчастливить отца, если священнейшие чувства любви были для нее лишь игрушками? Нет, нет! и меня еще следует благодарить, что я раздавлю ехидну, пока она не успела ужалить и отца!

Явление V

Фердинанд. Миллер возвращается.

Миллер. Сейчас подадут, барон! Бедняжка моя сидит и разливается-плачет. Она нароняет вам слез и в лимонад.

Фердинанд. Хорошо, если б это были только слезы! Давеча мы говорили о музыке, Миллер. (Вынимая кошелек.) Я еще перед тобой в долгу!

Миллер. Как? Что? Полноте, барон! За кого вы меня принимаете? За вами не пропадет. Не конфузьте меня… Бог даст, не в последний раз мы видимся.

Фердинанд. Почем знать? Возьми. Это на случай смерти.

Миллер (смеясь). Э, полноте, барон! В этом случае, кажется, за вас бояться нечего.

Фердинанд. И не боялись. Но разве тебе не случалось еще слышать, что умирают и в молодости? Умирают и девушки, и юноши, дети надежды, воздушные замки обманутых отцов… Не время подточит, не старость, так убивает часто гром. Ведь и Луиза твоя не бессмертна.

Миллер. Мне ее дал Бог.

Фердинанд. Выслушай меня… Я говорю: и она не бессмертна. Эта дочь тебе дороже зеницы ока. Ты привязался к ней и сердцем и душой. Будь осторожен, Миллер! Только отчаянные игроки ставят все на одну карту. Мы называем безумцем купца, который грузит все свое состояние на один корабль. Эй, послушайся моего предостережения. Да что ж ты не возьмешь деньги?

Миллер. Что, барон? Этот тяжелый кошелек? Что это вы выдумали, барон?

Фердинанд. Это мой долг. Возьми! (Бросает кошелек на стол, так что из него выкатываются золотые монеты). Не целый же век носиться мне с этой дрянью.

Миллер (в изумлении). Как? Боже милостивый! да это никак не серебро? (Подходит к столу и восклицает в ужасе.) Как, барон? ради Бога! Что вы! Что это вы делаете? Вот рассеянность-то! (Всплескивая руками.) Да ведь тут – или я околдован, или – Бог меня убей! да ведь это золото, чистое золото! Нет, сатана! на этом ты меня не поймаешь!

Фердинанд. Выпил ты сегодня, что ли, Миллер?

Миллер (грубо). Черт побери! Да вы посмотрите!.. Золото!

Фердинанд. Ну так что же?

Миллер. Фу, дьявол… я вам говорю… ради Бога, взгляните!.. Золото!

Фердинанд. Да что же тут необыкновенного?

Миллер (после некоторого молчания подходит к нему и говорит с чувством). Господин барон! Я простой, прямой человек. На мошенничество вы меня не купите. Видит Бог, таких денег не заслужить честно!

Фердинанд (тронутый). Будь спокоен, любезный Миллер! Ты давно заслужил эти деньги, и я не требую, чтобы ты, Боже упаси, покривил душой ради этих денег.

Миллер (подпрыгивая, как сумасшедший). Так они мои! мои! С Божьего соизволения и благословения, мои! (Бежит к дверям и кричит.) Жена! дочь! Ура! сюда! (Возвращаясь.) Боже правый! да как же это очутилось у меня вдруг такое богатство? Чем я его заслужу? Чем заплачу? Ах!

Фердинанд. Уж не музыкальными уроками, Миллер. Этими деньгами я плачу тебе… (Останавливается от внутреннего содрогания.) Я плачу тебе ими… (помолчав, с грустью) за длившийся три месяца счастливый сон о твоей дочери!

Миллер (крепко жмет ему руку). Барон! будь вы простой, ничтожный мещанин (быстро) и посмей не любить вас моя дочь – да я бы ее зарезал! (Опять подходит к столу и наклоняется над деньгами.) Да ведь эдак у вас ничего не останется? Пожалуй, придется мне, начавши за здравие, съехать на упокой! а?

Фердинанд. Не беспокойся об этом, любезный. Я уезжаю – а в той стране, где думаю поселиться, эти деньги не ходят!

Миллер (все время не отрывавший от денег жадного взора, с восторгом). Так они у меня остаются? у меня? Жаль только, что вы уезжаете. То-то я теперь воспряну! Мы теперь покажем себя! (Надевает шляпу и расхаживает по комнате.) Стану теперь давать уроки в хорошем месте, курить табак номер пятый, а уж как засяду я в театре на райке, так черт меня побери! (Хочет идти.)

Фердинанд. Постой! Молчи и спрячь деньги. (Выразительно.) Только сегодня вечером помолчи, да сделай мне удовольствие – отныне не давай больше уроков.

Миллер (еще больше горячась, хватает майора за пуговицу жилета, с чрезвычайной радостью). А дочь-то моя, барон! (Выпуская пуговицу.) Для мужчины что деньги?.. что?.. Мне что картофель, что тетерка, только бы сыту быть! А этот сюртук и век проношу, лишь бы сквозь локти солнце не стало светить. Для меня деньги – вздор! А вот дочери они нужны: только в глазах у нее прочту, чего ей хочется, – все будет!

Фердинанд (быстро прерывая его). Молчи!.. ах, молчи!

Миллер (еще с большим жаром). И по-французски выучится отменно, и менуэт танцевать, и петь – наславу, что называется! В чепчике будет ходить, как барышня знатная, в разных этих фалбарах ваших. На четыре мили в окружности, кого ни спроси, всякий будет знать музыкантову дочку!

Фердинанд (хватает его за руку, в сильнейшем волнении). Довольно! довольно! Ради Бога замолчи! Только сегодня помолчи! Одного этого требую я от тебя вместо благодарности.

Явление VI

Луиза с лимонадом. Те же.

Луиза (подносит майору на тарелке стакан; глаза у нее заплаканы, голос дрожит). Скажите, если не сладко…

Фердинанд (берет стакан, ставит его и быстро обращается к Миллеру). Ах, чуть было и не забыл!.. Можно попросить тебя, любезный Миллер? Сослужишь ты мне небольшую службу?

Миллер. Хоть тысячу! Что прикажете?

Фердинанд. Меня будут ждать к столу, а я, к несчастью, совсем не в духе. Мне никакой охоты нет быть в обществе. Не сходишь ли ты к моему отцу сказать, чтобы меня извинили.

Луиза (в испуге перебивает). Я могу сходить…

Миллер. К президенту?

Фердинанд. Не к нему самому. Скажи только в прихожей камердинеру. А чтобы тебе поверили, вот мои часы. Я побуду здесь, пока ты не возвратишься. Подожди там ответа.

Луиза (умоляющим тоном). Да нельзя ли мне сходить?

Фердинанд (Миллеру, который уже собрался идти). Постой! вот еще что! Нынче вечером я получил письмо для передачи отцу… может быть, что-нибудь важное. Заодно отдай и его.

Миллер. Слушаю, барон!

Луиза (обнимая Миллера в невыразимом страхе). Батюшка, ведь все это могла бы сделать я!

Миллер. Одна-то, Луиза, в этакую темную ночь? (Уходит.)

Фердинанд. Посвети отцу, Луиза! (Пока она идет со свечой за отцом, он подходит к столу и всыпает яд в стакан с лимонадом.) Да, и она! и она! Высшие силы ниспосылают мне свое грозное согласие, мщение небесное утверждает его, ангел-хранитель отступился от нее.

Явление VII

Фердинанд. Луиза. Она тихо возвращается со свечой, ставит ее на стол и останавливается поодаль майора, опустив глаза, и лишь изредка украдкой взглядывает на него. Он стоит и неподвижно смотрит перед собой. Долгое и глубокое молчание.

Луиза. Не хотите ли сыграть со мной, господин фон Вальтер? Я сяду за фортепиано. (Развертывает ноты. Фердинанд не отвечает. Молчание.) Вы еще в шахматы не отыгрались. Не хотите ли партию, господин фон Вальтер? (Опять молчание.) Господин фон Вальтер, бумажник, что я вам тогда обещала вышить, – я его начала. Не хотите ли посмотреть узор? (Опять молчание.) О! я очень несчастна!

Фердинанд (не меняя положения). Очень может быть.

Луиза. Я не виновата, господин фон Вальтер, что не умею вас занять.

Фердинанд (с презрительным смехом). Чем ты можешь занять мое пустое молчание?

Луиза. Я знала, что нам уж незачем теперь быть вместе. Я испугалась, признаюсь вам, когда вы посылали батюшку… Мне кажется, что эти минуты должны быть невыносимы для нас обоих, господин фон Вальтер. Если вы позволите, я схожу и позову кого-нибудь из своих знакомых.

Фердинанд. Разумеется! А я пойду приведу своих.

Луиза (смотрит на него в смущении). Господин фон Вальтер!

Фердинанд (гневно). Клянусь честью! умнее ничего нельзя придумать в этом положении! Наш неприятный дуэт мы можем превратить в удовольствие и с помощью известных любезностей отомстить за любовные капризы.

Луиза. Вы в веселом настроении, господин фон Вальтер!

Фердинанд. В таком веселом, что мог бы собрать вокруг себя всех мальчишек на улице! Нет! В самом деле, Луиза! Твой пример увлекает меня. Ты будешь моей учительницей. Одни глупцы толкуют о вечной любви. Вечно одно и то же надоедает: только перемена – приправа удовольствия. Да, Луиза! я с этим согласен. Станем порхать из романа в роман, попадать из грязи в грязь… Ты туда – я сюда… Может, мое потерянное спокойствие и найдется где-нибудь в публичном доме. Может, окончив свое веселое поприще, мы еще раз столкнемся – два истлевшие скелета – к общему нашему удовольствию, и узнаем друг друга по родственным чертам, обличающим родство, как это бывает в комедиях, и, может быть, позор и мерзость сольются в ту гармонию, которая была невозможна для нежнейшей любви.

Луиза. Фердинанд! Фердинанд! И без того ты несчастлив… Или тебе хочется еще новых несчастий?

Фердинанд (озлобленный, бормочет сквозь зубы). Я несчастлив? Кто это сказал тебе? Ты слишком мерзка, чтобы почувствовать это… Чем тебе оценить чувства другого? Я несчастлив? О! это слово могло бы вызвать из могилы мое бешенство! Меня ждало несчастие – она знала это! Смерть и проклятие! она знала это, и все-таки изменила мне. Змея! Это было единственное право твое на прощение. Признание твое обрекает тебя на смерть. До этой минуты я мог украшать твое преступление наивностью; презрение мое чуть не спасло тебя, от моей мести. (Быстро берет стакан.) Так ты была не легкомысленна – не глупа? Дьяволом ты была! (Пьет.) Лимонад пресен, как твоя душа. Попробуй!

Луиза. Боже мой! недаром боялась я этой беседы!

Фердинанд (повелительно). Пей!

Луиза (нехотя берет стакан и пьет).

Фердинанд отворачивается, лишь только она подносит стакан к губам, вдруг бледнеет и отходит в самый дальний угол комнаты.

Но лимонад хорош…

Фердинанд (не оборачиваясь и весь дрожа). На здоровье!

Луиза (поставив стакан). О! если бы вы знали, Вальтер, как страшно оскорбляете вы мое сердце!

Фердинанд. Гм!

Луиза. Будет время, Вальтер…

Фердинанд (опять выходя вперед). О! о времени теперь уж нечего говорить.

Луиза. Вы будете горько жалеть об этом вечере.

Фердинанд (начиная ходить быстрее, становится беспокойнее и сбрасывает с себя перевязь и шпагу). Прощай, служба!

Луиза. Боже мой! что с вами?

Фердинанд. Мне тесно и жарко… хочу немного облегчить себя.

Луиза. Пейте! пейте! Лимонад вас освежит.

Фердинанд. Разумеется… Потаскушка добра… впрочем, все они таковы!

Луиза (кидается к нему с выражением глубокой любви и хочет обнять его). И это ты говоришь о твоей Луизе, Фердинанд?

Фердинанд (отталкивает ее). Прочь, прочь! прочь с этими нежными страстными взорами! Я не устою. Явись во всей своей ужасной отвратительности, змея! Кинься на меня, ехидна! Разверни передо мной свои страшные кольца, взвейся к небу!.. во всем безобразии, в каком видел тебя ад!.. только не являйся ангелом… только не ангелом! Уж поздно… Я должен раздавить тебя, как гадину, или впасть в отчаяние. Сжалься надо мной!

Луиза. О! до чего дошло…

Фердинанд (смотрит на нее сбоку). И это – прекрасное творение небесного ваятеля… Кто этому поверит? Кто поверит? (Берет ее руку и поднимает кверху.) Я не испытую тебя, Господи! Но зачем разливаешь ты яд в такие чудные сосуды? Может ли вмещаться порок в этой кроткой, небесной наружности? Непостижимо!

Луиза. О! Слышать все это – и не сметь говорить!

Фердинанд. И этот сладостный голос… Как могут звучать такою гармонией разорванные струны? (Глядит на нее в упоении.) Все так прекрасно… так полно гармонии, все так божественно совершенно! На всем печать последнего дня творения! Клянусь Богом! весь мир, кажется, возник лишь как приготовление к этому чудному созданию! И только на душе не отразилось это совершенство! Может ли быть, чтобы это возмутительное исчадие природы явилось на свет без порока? (Быстро отходит от Луизы.) Или, может быть, природа увидела, что из-под резца ее выходит ангел, и, чтобы исправить свою ошибку, дала ей черное сердце?

Луиза. О, горькое упорство! Он готов обвинять небо и не заподозрить себя в ошибке!

Фердинанд (с горьким плачем бросается ей на шею). Еще раз, как в тот день, когда ты впервые поцеловала меня, когда первое «ты» сорвалось с твоих пылающих губ!.. О! казалось, это мгновение заключало в себе, как почка, семена бесконечных, неизреченных радостей. Прекрасным майским днем лежала вечность перед нашими глазами; золотые века мелькали в пышном венчальном уборе перед нашею душой… Я был тогда счастлив! О Луиза! Луиза! Луиза! Зачем ты погубила меня?

Луиза. Плачьте, плачьте, Вальтер! Ваша грусть будет ко мне справедливее вашего гнева…

Фердинанд. Ты ошибаешься. Это не слезы грусти – не та теплая отрадная роса, что льется бальзамом в душевные раны и снова приводит в движение застывшее чувство. Эти одинокие холодные капли – горькое вечное «прости» моей любви. (С грозной торжественностью, опуская руку на ее голову.) Это слезы о твоей душе, Луиза! Слезы о том, что божество не коснулось тебя своим бесконечным милосердием, что в тебе гибнет лучшее из его созданий! О! мне кажется, весь мир должен бы одеться в траур и оцепенеть от того, что происходит в его сердцевине! Не диво, что люди падают и теряют рай, – но как не стонать всей природе, когда чума поражает и ангелов?

Луиза. Не доводите меня до крайности, Вальтер! У меня немало силы душевной… но и она не устоит против сверхчеловеческого испытания! Вальтер, еще одно слово – и потом расстанемся. Грозная судьба смешала звуки наших сердец. Если бы я смела открыть уста, Вальтер, я могла бы сказать тебе… я могла бы… Но жестокий рок связал мой язык, как и любовь мою, и я должна терпеть – пусть ты обращаешься со мной, как с распутницей!..

Фердинанд. Хорошо ты себя чувствуешь, Луиза?

Луиза. К чему этот вопрос?

Фердинанд. Мне было бы жаль тебя, если бы ты ушла отсюда с ложью на устах.

Луиза. Вальтер! Умоляю вас!

Фердинанд (в сильнейшей тревоге). Нет! нет! Это была бы сатанинская месть! Нет, Боже меня сохрани! в тот мир я не перенесу ее. Луиза! Любила ты маршала? Ты уже не выйдешь из этой комнаты.

Луиза. Спрашивайте, что хотите. Я уж больше ничего не отвечу. (Садится.)

Фердинанд (серьезно). Позаботься о своей бессмертной душе, Луиза… Любила ли ты маршала? Ты уж не выйдешь отсюда.

Луиза. Я ничего не отвечу.

Фердинанд (в неописуемом волнении падает перед нею на колени). Луиза! Любила ты маршала? Эта свеча не успеет еще догореть, как ты будешь пред лицом Бога!

Луиза (вскакивает в испуге). Боже! Что такое? Мне вдруг так дурно стало!.. (Снова опускается в кресло.)

Фердинанд. Уже? Вы, женщины, останетесь вечной загадкой! Нежные нервы выдерживают преступления, подтачивающие в корне человечество, – и жалкий гран мышьяку убивает их.

Луиза. Яд! яд! Боже мой!

Фердинанд. Должно быть. Лимонад твой был подслащен в аду. Ты пила его во славу смерти.

Луиза. Умереть! умереть! Боже милосердный! Яд в лимонаде – и умереть! О! смилуйся над душою моей, Боже всемилостивый!

Фердинанд. Это главное. О том же молю его и я.

Луиза. А мать моя… отец… Спаситель мира! Мой бедный, погибший отец! Или нет никакого спасения? Я так молода – и нет спасения! И мне уж умирать!

Фердинанд. Спасения нет, и тебе надо умирать. Но будь спокойна. Мы отправимся вместе.

Луиза. Фердинанд, и ты? Яд!.. Фердинанд! От тебя! Боже, прости ему! Боже милосердный, сними с него грех!

Фердинанд. Подумай о своих грехах. Это, кажется, не мешало бы тебе.

Луиза. Фердинанд! Фердинанд! О!.. Теперь уж я не могу молчать… Смерть… смерть снимает с нас все клятвы… Фердинанд! Ни небо, ни земля не видали никого несчастнее меня! Я умираю невинною, Фердинанд!

Фердинанд (в испуге). Что ты сказала? Готовясь к этому пути, кажется, забывают о лжи…

Луиза. Я не лгу… Лишь раз солгала я во всю свою жизнь… Ах! какая дрожь пробегает у меня по всем жилам… только раз, когда написала письмо к гофмаршалу.

Фердинанд. О! это письмо! Слава Богу! мужество мое возвращается ко мне.

Луиза (слабо владея языком; пальцы ее в судорожном движении). Это письмо… Соберись с духом! Ты услышишь страшное признание… Рука моя писала, а сердце проклинало эти строки. Твой отец диктовал мне…

Фердинанд стоит неподвижно, как статуя, в долгом мертвом безмолвии и вдруг падает, как громом пораженный.

О, ужасная ошибка! Фердинанд! меня принудили… Прости! твоя Луиза предпочла бы смерть, но отец мой… опасность… Они сделали так хитро…

Фердинанд (вскакивает в ужасе). Слава Богу! Я еще не чувствую яда. (Выхватывает шпагу.)

Луиза (все более и более слабеет). Боже! Что ты задумал? Это отец твой…

Фердинанд (тоном неудержимого бешенства). Убийца и отец убийцы! Туда же пойдет и он, чтобы вечный Судия обратил весь свой гнев на виновного! (Хочет идти.)

Луиза. Спаситель прощал, умирая… Бог да сохранит и тебя и его. (Умирает.)

Фердинанд (быстро оборачивается, замечает ее последнее предсмертное движение и припадает к мертвой). Подожди! подожди! Не улетай, ангел небесный! (Берет ее за руку, но тотчас же выпускает.) Холодная, холодная и влажная! Душа ее отлетела! (Снова вскакивает.) Боже, нет моей Луизы! Помилуй, помилуй худшего из убийц! Это была ее последняя молитва! Как хороша, как прекрасна она и мертвая! Тронутая смерть пощадила эти прелестные щеки. Эта красота не была личиной, и смерть не унесла ее! (Помолчав.) Но что же это? Отчего я ничего не чувствую? Или сила молодости хочет спасти меня? Напрасный труд! Я этого не хочу. (Хватает стакан и допивает.)

Явление последнее

Фердинанд. Президент. Вурм и слуги. Все вбегают в ужасе. Потом Миллер с народом и полицией, которые собираются в глубине сцены.

Президент (с письмом в руке). Сын мой! Что это?.. Я не верю…

Фердинанд (бросает стакан к его ногам). Так убедись, убийца!

Президент (отступает в испуге).

Все в оцепенении. Минута грозного безмолвия.

Президент. Зачем ты это сделал?

Фердинанд (не глядя на него). Разумеется! Следовало сначала спросить сановника, годится ли для его игры эта штука! Нечего сказать, хитро и удивительно придумал разорвать союз наших сердец ревностью. Расчет был мастерски составлен; жаль только, что разгневанная любовь не покорилась этим пружинам так, как твоя деревянная кукла.

Президент (озирается безумными глазами). Неужто нет здесь никого, кто пожалел бы о безутешном отце?

Миллер (за сценой). Пустите меня!

Фердинанд. Девушка эта – праведница; за нее пусть отомстит другой. (Отворяет дверь Миллеру, вбегающему с людьми и полицейскими.)

Миллер (в ужасе). Дитя мое! дитя мое! Яд… яд, сказали тут… Дочь моя! где ты?

Фердинанд (подводит его к трупу Луизы и указывает на президента). Я не виноват. Благодари вот этого!

Миллер (падает на пол). Господи!

Фердинанд. Всего несколько слов, отец! Их у меня немного осталось… Жизнь моя подло украдена у меня – украдена тобой. Я трепещу суда Божия, но злодеем я никогда не был. Что бы ни выпало мне на долю в вечности – да не падет оно на тебя… Но я совершил убийство (грозно возвышая голос) – убийство, с которым – ты знаешь это – явлюсь я не один пред Всевышним судией. Торжественно передаю тебе большую и ужаснейшую его половину: управляйся с нею, как сам знаешь! (Подводит его к Луизе.) Взгляни, злодей! Полюбуйся ужасными плодами своего остроумия: на этом лице неизгладимыми чертами написано твое имя, и ангелы-мстители прочтут его! Пусть образ ее распахивает полог твоей постели, когда ты спишь, и подает тебе свою ледяную руку. Пусть этот образ станет перед твоею душой, когда ты будешь умирать, и прервет твою последнюю молитву! Пусть этот образ станет над твоею могилой, когда наступит день воскресения, – и перед Богом, когда он будет судить тебя… (Теряет чувство.)

Слуги поддерживают его.

Президент (в отчаянии подымая руки к небу). Не от меня, Владыка небесный, не от меня требуй отчета в этих душах, а от него! (Подходит к Вурму.)

Вурм (оживляясь). От меня?

Президент. Да! от тебя, проклятый! от тебя, сатана!.. Ты, ты дал мне коварный совет… Ты ответишь… Я умываю руки!

Вурм. Я? (Злобно хохочет.) Вот как! Неужто? Ну, я узнал по крайней мере, какая благодарность у дьяволов! Я безумный злодей?! Да разве это мой сын? разве я был твоим господином? Я отвечу? отвечу в том, от чего вся кровь застыла у меня в жилах? Я отвечу? Хорошо! пусть я пропаду, но уж и ты не уйдешь. Эй! Эй! Кричите караул по улицам! Зовите полицию! Жандармы, вяжите меня! ведите меня отсюда! Я открою такие тайны, что у тех, кто их услышит, встанут волосы дыбом. (Хочет идти.)

Президент (удерживает его). Сумасшедший! неужто ты…

Вурм (треплет его по плечу). Да, приятель! да! я все открою! Я точно сумасшедший – это твое дело. Ну, и действовать стану как сумасшедший. Рука об руку пойдем мы с тобою на плаху! рука об руку с тобой и в ад! Мне будет лестно, что я осужден вместе с тобой!

Его уводят.

Миллер (все это время лежавший в безмолвной скорби, припав головой на грудь Луизы, быстро встает и бросает кошелек к ногам майора). Отравитель! возьми свои проклятые деньги! Не дитя ли мое думал ты купить на них? (Убегает из комнаты.)

Фердинанд (прерывающимся голосом). Идите за ним! Он в отчаянии. Эти деньги сберегите ему. Это моя страшная признательность… Луиза! Луиза!.. Я иду… Прощайте… Дайте мне умереть около этой святыни!

Президент (приходит в себя из мертвого оцепенения, сыну). Сын мой, Фердинанд! неужели ни взгляда твоему убитому отцу?

Майора опускают рядом с Луизой.

Фердинанд. Богу милосердному последний взгляд мой…

Президент (в глубокой скорби бросается перед ним на колени). И создание, и Творец покидают меня! Неужто ни одного взгляда мне в утешение?

Фердинанд, умирая, подает ему руку.

Президент (быстро поднимаясь). Он простил меня! Теперь я в вашей власти! (Он уходит.)

Полиция следует за ним.

Конец