Текст книги "Учитель покаяния. Жизнеописание святителя Игнатия (Брянчанинова)"

Семигородная Успенская пустынь Кадниковского уезда Вологодской епархии

Вологда. Берег реки Вологды

Семигородная Успенская пустынь расположена между городами Вологдой и Кадниковым, близ правого берега реки Двиницы, среди болот и лесов. Первоначально пустынь входила в состав Семигородской волости, откуда и получила свое название.

Обитель основана в начале XV века иноками Дионисиевского Глушицкого монастыря. После нескольких разорений вследствие моровой язвы и литовского нашествия в 1632 году, Успенская пустынь была восстановлена как женский монастырь старицей Московского Новодевичьего монастыря Иулианией. Затем обитель вновь была преобразована в мужской монастырь.

Главной святыней пустыни являлась чудотворная икона Успения Божией Матери, именуемая Семигородною, по преданию написанная преподобным Дионисием Глушицким[85]85
  Письмо к Софии Афанасьевне Брянчаниновой.


[Закрыть].

Вологда. Берег реки Вологды

Брянчанинов вел переписку с Павлом Петровичем Яковлевым: «Можете ли поверить, что мне от безумия кажется, будто духовным чувством ясно вижу Ваше сердце и ощущения оного, и не нуждаюсь, чтоб кто-либо извещал мне о Вас то или другое»[86]86
  Письмо П. П. Яковлеву. Август. 1830. – Странствие ко вратам вечности. С. 207.


[Закрыть].

Недолго пробыл Димитрий Брянчанинов в Семигородной пустыни, где написал глубокое и пронзительное произведение «Плач инока», в котором печально оплакивал скорбь юношеской души, горящей ко Христу, но не находящей сочувствия среди людей. Отношения с отцом строителем не сложились. Помогавшего ему человека Феодосия сменил Павел. Вначале репутация у Павла была скверная, но Брянчанинов сердцем чувствовал людей: «А теперь все дивятся, что в столь короткое время он так переменился, не понимая того, что я – человек заразительный»[87]87
  Письмо П. П. Яковлеву. Октябрь. 1830. – Там же. С.212.


[Закрыть].

Зимой 1830 года Димитрия Александровича впервые увидел купеческий сын Петр Дмитриевич Мясников (будущий архимандрит Пимен): «В первый раз довелось мне увидеть Брянчанинова на набережной реки Золотухи (в Вологде): я был на левом берегу, а он шел по правому. Как сейчас вижу его: высокого роста, стройный и статный, русый, кудрявый, с прекрасными темно-карими глазами; на нем был овчинный тулуп, крытый нанкою горохового цвета, на голове – послушническая шапочка»[88]88
  Воспоминания архимандрита Пимена, настоятеля Николаевского монастыря, что на Угреше. – М., 1877.


[Закрыть].

20 февраля 1831 года владыка Стефан по просьбе Димитрия направил молодого человека послушником в более уединенный, пустынный Глушицкий Дионисиевский монастырь. Отсюда он часто ездил в полюбившуюся ему Семигородную пустынь.

Сосновецкий Дионисиево-Глушицкий монастырь Кадниковского уезда Вологодской губернии

Сосновецкий Дионисиево-Глушицкий монастырь, находящийся недалеко от города Кадникова на берегу реки Глушицы, был основан в 1420 году учеником преподобного Кирилла Белозерского, преподобным Дионисием Глушицким. Подвижник, основав близлежащий Покровский Глушицкий монастырь, стремился к еще большему уединению и часто удалялся в пустынную келью, которую устроил в лесу под огромной развесистой сосной, отчего это место стали называть Сосновицами. Впоследствии преподобный построил в малой пустыни храм и кельи и устроил небольшой монастырь с условием, что у обеих обителей будет один игумен.

Главными святынями монастыря являлись святые мощи преподобных Дионисия и Амфилохия Глушицких, иконы письма самого преподобного Дионисия (образ Знамения Богоматери, Покрова Пресвятой Богородицы и Божией Матери Одигитрии), чудотворный деревянный крест его же работы, рукописи, написанные рукой самого чудотворца Глушицкого[89]89
  Православные русские обители.


[Закрыть].

В Глушицком монастыре Димитрий Александрович познакомился с Петром Мясниковым (будущим архимандритом Пименом (1810–1880 гг.), настоятелем Николо-Угрешского монастыря, ныне прославленным в лике местно-чтимых святых Московской епархии): «В том же году на Сырной неделе я отправился на богомолье в Глушицкий монастырь, к которому Брянчанинов был приукажен. В то самое время, как я пришел в монастырь, Брянчанинов садился в сани (наподобие лодки, какие в употреблении у чухонцев) и отправлялся в Семигородную пустынь, куда и я также направлялся. Переночевав в Глушицком монастыре с четверга на пяток, я наутро отправился пешком и пришел в Семигородную пустынь уже в субботу, и пристал на гостинице, а Брянчанинов, гораздо заранее меня приехавший, остановился у настоятеля, игумена Мельхиседека, в так называемых архиерейских покоях. В субботу я ходил к вечерне и под воскресенье был у утрени.

Церковь там трехпрестольная, довольно обширная, настоящая, во имя Успения Пресвятой Богородицы, аркою отделяется от трапезной, в которой по сторонам приделы, а посредине – столб, поддерживающий своды, и на этом столбе устроен киот с чудотворной иконой Богоматери, именуемой Семигородною, празднество оной совершается в Успеньев день.

Вологда. Кафедральный собор во имя Воскресения Христова

В Прощальное воскресенье я был у обедни. Когда я пришел в церковь, Брянчанинов был уже там и стоял в настоящей церкви за правым клиросом, а я стал за столбом налево под аркою. Брянчанинов ни разу не обернулся и, следовательно, не мог видеть, что кто-либо стоит за ним. Ему поднесли просфору, и когда по окончании обедни служащие и братия пошли в придел совершать установленное молебствие, которое там всегда бывает после литургии, Брянчанинов обернулся и, подошедши прямо ко мне, дал мне просфору и, спросив меня, где я остановился, сказал мне «Я к Вам приду». Мы друг друга совершенно не знали и до этого никогда не разговаривали. Я был поражен от удивления… Он вышел, а я остался дослушивать молебен и, когда пришел в гостиницу в свой номер, то нашел его уже у себя, меня поджидавшим.

Мы посидели весьма недолго и, немного поговоривши, расстались потому, что скоро ударили к трапезе: я отправился в братскую трапезу, а Брянчанинов пошел к настоятелю и обещал мне, что как только отобедает, то пришлет за мною.

Выходя из трапезы, я, действительно, увидел игуменского келейника, присланного за мной, и он повел меня к Брянчанинову. Беседа наша началась, может быть, в первом или во втором часу дня и продолжалась, пока не ударили к утрени. Невзирая на его молодые еще лета видно было, что Брянчанинов много читал отеческих книг, знал весьма твердо Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина, Добротолюбие и писания других подвижников; и потому беседа его, назидательная и увлекательная, была в высшей степени усладительна. Эта продолжительная беседа его со мной меня еще более утвердила в моем намерении удалиться из мира и вступить в монашество. Поутру мы расстались: мой собеседник отправился обратно в Глушицкий монастырь, а я пошел в Спасо-Каменный»[90]90
  Воспоминания архимандрита Пимена…


[Закрыть]. Александр Семенович Брянчанинов не терял надежды вернуть своего старшего сына в мир и продолжал настойчиво требовать, чтобы он оставил монастырь и поступил на государственную службу. Ввиду упорства отца Димитрий попросил епископа Стефана оказать ему милость и поспешить с монашеским постригом. Владыка согласился, зная духовный настрой послушника, но приказал хранить подготовку к пострижению в глубокой тайне от своих родных. Дело о представлении Брянчанинова к мантии было переда но в Синод. Димитрий Александрович был вынужден остановиться на постоялом дворе и в неспокойной обстановке готовиться к великому событию своей жизни.

Вологда. Кафедральный собор во имя Воскресения Христова

28 июня 1831 года владыка Стефан постриг послушника Димитрия Брянчанинова в малую схиму в кафедральном Воскресенском соборе города Вологды и нарек ему имя Игнатий в честь священномученика Игнатия Богоносца. После пострижения инока оставили одного в соборе. Вначале Брянчанинов праздновал день своих именин в первую память святого, 20 декабря, затем избрал второй день празднования, 29 января. Восприемником Димитрия от Евангелия стал ректор Вологодской Духовной семинарии, архимандрит Евтихий. Родные новопостриженного монаха Игнатия были ошеломлены неожиданным постригом, свидетелем которого стали в соборе невольно, приехав ради богослужения. Родители, особенно отец, выказывали крайнее недовольство. Надежды Александра Семеновича на светскую карьеру первенца рушились. После пострига Игнатию пришлось приютиться вначале у Петра Дмитриевича Мясникова, затем – в загородном доме своего крестного отца, Дмитрия Ивановича Самарина, и принять денежную помощь родственницы из рода Воейковых.

Вологда. Кремль. Святая София

4 июля монах Игнатий был рукоположен во иеродиакона, а 25 июля – во иеромонаха. Руководителем иеродиакона Игнатия во время его обучения диаконскому служению стал чтимый вологодцами за праведную жизнь диакон Александр Воскресенский, предсказавший ученику епископство еще до его пострига[91]91
  Л. Соколов.


[Закрыть]. Владыка Стефан временно оставил Игнатия при архиерейском доме в ограде Вологодского Кремля. Учил Брянчанинова священнодействиям настоятель Вологодского Воскресенского кафедрального собора протоиерей Василий Нордов (1797–1883), в то время служивший в храме Спаса Обыденного. «Свершилось! Я пострижен и посвящен в иеромонаха. Когда меня постригли, казалось мне, что я умер, когда посвятили – казалось – воскрес. Живу какою-то новой жизнию; весьма спокоен; не тревожит меня никакое желание; во время каждой обедни ощущаю, что достиг конца желаний, ощущаю, что получил более, нежели сколько бы мог пожелать»[92]92
  Письмо П. П. Яковлеву. Август. 1831. – Там же. С. 214.


[Закрыть].

Иеродиакон Игнатий

Родные, знакомые отца Игнатия часто навещали его, приглашали к себе, многие искали знакомства с ним, будучи наслышаны о необычной судьбе красивого, молодого иеромонаха. Брянчанинов страдал от чрезмерного, временами назойливого, внимания к себе и просился обратно в свою пустынную Глушицкую обитель. Однако у епископа Стефана были иные планы в отношении него. Когда в конце 1831 года скончался строитель Пельшемского Лопотова монастыря иеромонах Иосиф, владыка поручил совершить обряд его погребения отцу Игнатию и 6 января 1832 года назначил его на место усопшего. 14 января иеромонаху Игнатию Брянчанинову было дано звание строителя с возложением набедренника. Честолюбие отца, Александра Семеновича Брянчанинова, было несколько удовлетворено.

Лопотов Григориево-Пельшемский монастырь Кадниковского уезда Вологодской губернии

Лопотов Григориево-Пельшемский монастырь расположен близ города Кадникова на реке Пельшеме в низкой, болотистой местности. Его основал в 1426 году преподобный Григорий, происходивший из знатного галичского рода бояр Лопотовых, поселившийся здесь после долгих странствий по лесным пустыням. В 1764 году монастырь был оставлен за штатом.

Главными святынями обители были святые мощи преподобного Григория, его железные вериги, железная полумантия и железная кольчатая рубашка, а также каменный крест, высеченный руками самого преподобного[93]93
  Православные обители.


[Закрыть].

Монастырь, доставшийся в управление новому строителю, представлял собой печальные руины храмов и келий, в которых жили насельники, вполне в духовном отношении являвшие руины человеческие. Наличной суммы в монастыре было 1 рубль 33 копейки. Обитель предполагалось упразднить и оставить лишь как приходскую церковь. Однако отец Игнатий не унывал и принялся за восстановление обители, используя не только свои природные дарования, унаследованную от отца энергичность, деловитость, умение систематично вести хозяйство, твердость характера, но и инженерное образование, светские и родственные связи и знакомства. Его собственное высокое духовное устроение оказывало глубокое влияние на монашествующих обители. Архимандрит Пимен (Мясников) вспоминал о своем посещении Лопотова монастыря при иеромонахе Игнатии (Брянчанинове): «Я застал его живущим в сторожке, она была сбоку от Святых ворот. Вошед к отцу Игнатию, я нашел его сидящим у большого стола, перед ним лежали простые черные сухари и какое-то начатое стихотворение, которое он, вероятно, писал во время чая, чтоб и это время не пропадало даром. Келья была не просторна, и стены от времени совершенно потемнели»[94]94
  Воспоминания архимандрита Пимена…


[Закрыть].

Вскоре после назначения Брянчанинова строителем в монастырь потекли пожертвования от почитателей преподобного Григория. Из обителей, в которых некоторое время пришлось жить строителю Игнатию в качестве послушника, под его крыло стали переходить близкие ему по духу монахи, число братии умножалось.

Вначале молодой настоятель привел в порядок хозяйственные службы, трапезную, улучшил церковное пение и возобновил строгое уставное богослужение. Затем были обновлены облачения, приобретены новые, дорогие священные сосуды и священные предметы, новые богослужебные книги и творения святых отцов, отреставрирована церковь. В благоустроенную обитель потянулись паломники, увеличилось число постоянных прихожан.

Между тем мать строителя чувствовала себя все хуже. Отец Игнатий бывал у родителей, старался подготовить Софию Афанасьевну к переходу в вечность, беседовал с ней о духовных вопросах. «… На смертном одре, за несколько минут до кончины, [она] произнесла: «Теперь, в этот час, у меня одно утешение: мой старший сын – в монастыре»[95]95
  Святитель Игнатий (Брянчанинов). Т. VII. Письма. – М., 1993. № 39. (Собрание писем святителя Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского. Составитель игумен Марк Лозинский. – М. – СПб., 1995. № 112 (204, 39).


[Закрыть]. 25 июня 1832 года София Афанасьевна Брянчанинова мирно скончалась. Иеромонах Игнатий сам совершил чин отпевания и погребения в родном имении Покровском. Он держал себя сдержанно, спокойно, благоговейно перед лицом смерти самого родного человека. Слезы не омрачали его внутреннего мира.

28 января 1833 года иеромонаха Игнатия возвели в сан игумена[96]96
  Послужной список. – Л. Соколов.


[Закрыть]. Петр Дмитриевич передал ему в подарок специально изготовленный игуменский посох. Большим утешением и опорой в деле восстановления обители стал для отца Игнатия его давний друг, Михаил Васильевич Чихачев. Узнав о назначении товарища юности на должность настоятеля, Михаил немедленно «прилетел» в Лопотов монастырь. В своих записках он особенно удивлялся тому, что Брянчанинов обрадовался, увидев друга, не так восторженно, как тот ожидал. Прежде товарищи всегда были вдвоем, ныне отец настоятель заботился о целом монастыре, и сила его сердечной любви распространялась не только на Чихачева, но на всех насельников обители.

Будучи знатоком церковного пения, обладая замечательным музыкальным слухом и прекрасным басом-октавой, Михаил Васильевич организовал хор, который стал украшением монастыря. Игумен Игнатий облек его в рясофор. Архимандрит Пимен, вспоминая, писал: «Чихачев Михаил Васильевич из весьма древнего и известного дворянского рода был лет двадцати двух, роста весьма высокого, видный и красивый юноша, говорил очень скоро и пел октавою. Волосы имел черные и в молодых летах уже чрезвычайно скудные. Он был весьма добр, простосердечен и ко всему временному и мирскому совершенно беспристрастен и равнодушен. Послушанием он имел клиросное пение, а когда ему приходилось читать сутки, то так как он был весьма близорук и читать на обыкновенном налое не мог, по благорасположению к нему настоятеля для него был сделан превысокий налой, соответственный его высокому росту. За свой добрый характер он был всеми любим»[97]97
  Воспоминания архимандрита Пимена…


[Закрыть]. Нечаянно познакомившись в Новгородском Юрьевом монастыре с графиней Анной Алексеевной Орловой-Чесменской[98]98
  Смотри о ней: В. Улыбин. Архимандрит Фотий (Спасский) и графиня Орлова-Чесменская. – СПб., 2001.


[Закрыть], он рассказал ей о бедственном состоянии Лопотова монастыря, для которого графиня пожертвовала 800 рублей и несколько книг. Знакомство с Анной Алексеевной Орловой-Чесменской сыграло большую роль в судьбе обоих друзей.

Вместе с заботами о внешнем состоянии монастыря настоятель с особым вниманием занимался духовной жизнью иноков, став для них не только начальником, но и духовным отцом, руководителем их внутренней жизни. Первым делом он постарался поднять нравственный уровень жизни насельников. Монахи, отвыкшие от строгого жития, роптали. Почитатель отца Игнатия, некий поселянин Карп, отличавшийся благочестивой жизнью, часто приходил в обитель для беседы с настоятелем и однажды рассказал ему о своем видении: он видел, будто монастырская братия жаловалась преподобному Григорию, основателю монастыря, на игумена, который «не велит ходить в церковь с заплетенной косой, запрещает на клиросе нюхать табак, не велит носить красных кушаков и не позволяет ходить в деревню…». Преподобный Григорий в ответ на жалобы отвечал: «Могу ли их послушать? Настоятель делает, как надо, и если пребудет в заповедях Божиих до конца, причтен будет с нами»[99]99
  Л. Соколов.


[Закрыть].

Филарет (Дроздов), митрополит Московский

«В сей обители Вологодской местоположение низменное, атмосфера наполнена гнилыми испарениями…», – печально писал Брянчанинов[100]100
  Святитель Игнатий (Брянчанинов). Т. VII. Письма. – М., 1993. № 14 (5). (Собрание писем святителя Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского. Составитель игумен Марк Лозинский. – М. – СПб., 1995. № 27 (42, 14).


[Закрыть]. Упорный, тяжелый, многозаботливый труд по возрождению Лопотова монастыря, болотистый, сырой климат надорвали здоровье игумена Игнатия. Он вновь заболел, но с терпеливым мужеством переносил страдания. В монастыре отец игумен имел, по его словам, довольно странную судьбу: Семигородная братия ждали его в Семигородную, Тотемская – в Тотьму, Корнильевская – в Корнильев и проч.

Болея сердцем за друга, Михаил Чихачев робко предложил похлопотать о переводе его в другой монастырь. Брянчанинов согласился и благословил его труды. Михаил Васильевич направился в Псковскую епархию и по дороге в Петербурге остановился у расположенной к нему Анны Алексеевны Орловой-Чесменской. Графиня тепло приняла его и с участием отнеслась к болезни игумена Игнатия, к которому давно относилась с уважением. Она лично пыталась просить за Брянчанинова Псковского и Санкт-Петербургского архиереев, но те отказались принять его за неимением вакансий. Тогда по совету Анны Алексеевны отчаявшийся было Чихачев обратился на подворье Троице-Сергиевой Лавры к митрополиту Московскому Филарету (Дроздову). Святитель радушно принял Михаила Васильевича и предложил отцу игумену должность настоятеля третьеклассного Николо-Угрешского монастыря.

В то же самое время отец Игнатий услышал от поселянина Карпа о том, что Господь открыл ему новое место служения Лопотовского настоятеля в месте, расположенном совсем недалеко от Петербурга. Впоследствии описание храма и обители полностью совпали с местом нового назначения, – Троице-Сергиевой пустыней Санкт-Петербургской епархии[101]101
  Святитель Игнатий (Брянчанинов). Т. VII. Письма. – М., 1993. № 14 (5). (Собрание писем святителя Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского. Составитель игумен Марк Лозинский. – М. – СПб., 1995. № 27 (42, 14).


[Закрыть].

Вид на Зимний Дворец

Игумену Игнатию неудобно было лично просить о переводе своего покровителя, епископа Вологодского Стефана, поэтому о новом назначении Брянчанинова того известили через Священный Синод. Владыка обрадовался за своего послушника и дал ему исключительно высокую характеристику. При деятельном участии графини Орловой-Чесменской все обстоятельства жизни «любимого фельдфебеля» Брянчанинова и его друга Чихачева дошли до сведения Императора Николая Павловича. Государь приказал вызвать игумена Игнатия в Петербург для личного представления ему и заявил, что если Брянчанинов ему в новом качестве понравится, как и прежде, то он его митрополиту Филарету не отдаст. Владыка отправил указ о срочном отъезде отца Игнатия из обители для представления его Государю.

Император Николай I

В назначенный день, в шесть часов, 12 января 1834 года, игумен Игнатий (Брянчанинов), сдав дела в Лопотовом монастыре, явился к Императору Николаю в Зимнем дворце. Государь с радостью обнял своего воспитанника, неоднократно повторяя: «Друг мой, друг мой», – Игнатий «кричал: «Отец мой! Отец мой!»[102]102
  Письмо Александру Семеновичу Брянчанинову от 1 января 1834 года. – Христианство и русская литература. С.16. Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова. Т. 3. – М., 2001. С. 572.


[Закрыть]. После беседы Николай Павлович сказал: «Ты мне нравишься, как и прежде! Ты у меня в долгу за воспитание, которое я тебе дал, и за мою любовь к тебе. Ты не хотел служить мне там, где я предполагал тебя поставить, избрал по своему произволу путь, – на нем ты и уплати мне долг твой. Я тебе даю Сергиеву пустынь, хочу, чтоб ты жил в ней и сделал бы из нее монастырь, который в глазах столицы был бы образцом монастырей»[103]103
  Жизнеописание епископа Игнатия Брянчанинова, составленное его ближайшими учениками, и письма Преосвященного к близким ему лицам. – Спб., 1881.


[Закрыть]. Затем Николай Павлович представил молодого игумена своей супруге, Государыне Императрице Александре Федоровне. Она вначале не узнала в монахе бывшего пансионера, а узнав, попросила его благословить всех своих детей.

Императрица Александра Федоровна

Сергиева пустынь была в ведении викарного епископа Венедикта при Санкт-Петербургском митрополите. По повелению Государя обер-прокурор Священного Синода Стефан Дмитриевич Нечаев (1792–1860), устранив сложности отношения владыки и обители, передал ее в управление игумена Игнатия (Брянчанинова). Знакомство Нечаева с Брянчаниновым длилось долгие годы и переросло в духовную дружбу.

Троице-Сергиева пустынь Петергофского уезда Санкт-Петербургской епархии

Вид на Троице-Сергиеву пустынь

Троице-Сергиева пустынь, что на Петергофской дороге, расположена на южном берегу Финского залива. Прежде на этом месте находилась приморская дача Великой Княгини Екатерины Иоанновны. После ее смерти сестра княгини, Императрица Анна Иоанновна, подарила дачу своему духовнику, архимандриту Троице-Сергиевой Лавры Варлааму (Высоцкому). С разрешения Государыни и Священного Синода в 1735 году архимандрит Варлаам основал на месте дачи мужскую пустынь, подчиненную Троице-Сергиевской лавре, которая в 1764 году обрела самостоятельность. Главной святыней обители была чудотворная икона преподобного Сергия Радонежского с крестом и частицей мощей святого чудотворца[104]104
  Обитель северной столицы. Свято-Троицкая Сергиева пустынь. Исторический очерк. – СПб., 2002.


[Закрыть].

Интерьер храма во имя прп. Сергия Радонежского

К 1834 году монастырские здания очень обветшали, насельников было немного, и нравственность их оставляла желать лучшего. Обитель была в совершенном запустении. Государь Император Николай Павлович, беседуя о плачевном состоянии Приморской Троице-Сергиевой пустыни, воскликнул: «Вот я их приведу в порядок: я дам им моего фельдфебеля!»[105]105
  Л. Соколов.


[Закрыть]. По Высочайшему повелению 25 декабря 1833 года состоялось назначение игумена Игнатия настоятелем монастыря.

1 января 1834 года в Казанском соборе Петербурга игумен Игнатий (Брянчанинов) был возведен в сан архимандрита. 5 января, в год столетия со дня основания обители, он выехал к месту своего назначения в сопровождении Михаила Чихачева и только что принятого в келейники двадцатидвухлетнего юноши Ивана Малышева.

Император Николай I

«Негостеприимно приняла [его] обитель – Сергиева пустынь». Поскольку настоятельский корпус был запущен и не топился по меньшей мере в течение нескольких десятков лет, Брянчанинову и прибывшей с ним братии пришлось поместиться в Инвалидном доме графа Зубова: «…Когда приехал в Сергиеву Пустынь, то не имел, где главу приклонить, должен был остановиться в постороннем доме и в нем жить первую зиму. Начиная с соборной церкви, все представляло одни развалины. А с братиею пришлось не только слезы, но и кровь пролить»[106]106
  Святитель Игнатий (Брянчанинов). Т. VII. Письма. – М., 1993. № 21. (Собрание писем святителя Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского. Составитель игумен Марк Лозинский. – М. – СПб., 1995. № 29 (47, 20).


[Закрыть]. Первым важным делом стало восстановление храма во имя преподобного Сергия и настоятельского корпуса, которые соединяла трапезная. За постройками и поиском местного гранита для строительства наблюдали лучшие воспитанники военного Инженерного училища, – архимандрит Игнатий (Брянчанинов) и Михаил Васильевич Чихачев. «Гранит [для нового храма преподобного Сергия] был найден поблизости монастыря, из него вышли прекрасные колонны, также цоколь гранитный и дверь высечена из гранита»[107]107
  Святитель Игнатий (Брянчанинов). Т. VII. Письма. – М., 1993. № 56.


[Закрыть].

Средств в распоряжении настоятеля было очень мало, поэтому главным источником стали пожертвования Государя; членов Императорской семьи; представителей наиболее богатых и знатных родов Санкт-Петербурга, среди которых первой следует назвать графиню Анну Алексеевну Орлову-Чесменскую; представителей Санкт-Петербургского купечества, например, Макария Васильевича Макарова, будущего схимонаха Троице-Сергиевой пустыни. Михаил Васильевич отдал в обитель все состояние, унаследованное им от родителей.

Николай Павлович искренне любил своего «фельдфебеля», отдавая должное уважение его уму, духовным и душевным дарованиям. Спустя несколько месяцев после назначения архимандрита Игнатия, летом, по дороге из Петергофа, Государь заехал в обитель, зашел в храм и спросил у послушника, дома ли отец архимандрит. Получив утвердительный ответ, он попросил доложить, что «прежний товарищ хочет его видеть». Дружески, просто приветствовав своего бывшего пансионера, Николай Павлович увидел входившего следом Чихачева и обнял его, растрогав Михаила Васильевича до глубины души: «…такое впечатление сделал, что я сам обеими руками схватился за шею его, и мы, по крайней мере, раз пять поцеловались при всем народе и при Императрице с Наследником, взошедшими в церковь несколько позже Государя». Император расспрашивал друзей о том, всегда ли они вместе, о судьбе их бывшего третьего товарища Федорова, вернувшегося в мир, которому, по словам Государя, «монастырский хлеб сух показался». Внимательно осмотрев обитель, Николай Павлович высказал пожелание отцу архимандриту в первую очередь отстроить обветшавший соборный храм во имя Святой Троицы[108]108
  Жизнеописание епископа Игнатия Брянчанинова, составленное его ближайшими учениками, и письма Преосвященного к близким ему лицам. – Спб., 1881.


[Закрыть].

Благодаря живому участию Государя Императора, на восстановление собора были отпущены значительные средства из казны. Помимо строительных работ много сил и внимания настоятеля отнимало устройство монастырского хозяйства: нужно было упорядочить вопрос о владении монастырской землей крестьянами, организовать собственное монастырское хозяйство. Прекрасно решили проблему питания братии, искусно сочетая соблюдение строгого церковного устава, мастерство опытных и умелых поваров, поддерживание чистоты в трапезной. Успешный опыт восстановления Лопотова монастыря и хозяйственная школа родительского села Покровского помогли отцу архимандриту поднять внешнее состояние Сергиевой пустыни на должную высоту и возвести в мае 1836 года монастырь до статуса первоклассного.

Интерьер Свято-Троицкого собора

Разумеется, наиболее важным в духовном отношении было исправление опустившейся братии и воспитание новых насельников, пришедших вслед за молодым и горячим настоятелем. Музыкальный и певческий дар Михаила Чихачева вполне раскрылся в организации монастырского хора, в чем большую помощь обители оказали друг митрополита Филарета (Амфитеатрова), церковный композитор, протоиерей Петр Иванович Турчанинов, с 1836 до 1841 года проживавший неподалеку от пустыни, в Стрельне, и директор придворной певческой капеллы Алексей Федорович Львов. Архимандрит Игнатий не считался с расходами, подбирая музыкальных диаконов, способных к пению иноков и послушников. Известные композиторы, глубоко чтившие отца архимандрита, писали церковные сочинения специально для хора Сергиевой пустыни. П. И. Турчанинов написал несколько лучших своих произведений, среди которых можно назвать: «Слава и ныне», «Херувимская», «Достойно есть», «Да исправится молитва моя». Благоговевший перед Брянчаниновым Михаил Иванович Глинка (1804–1857) помогал в развитии и воспитании музыкального дарования келейника отца архимандрита, Ивана Григорьевича Татаринова (будущего архимандрита Иустина, 1827–1890). По просьбе Михаила Ивановича отец Игнатий записал свою беседу с ним, известную ныне как сочинение «Христианский пастырь и христианин-художник»[109]109
  Полное собрание творений святителя Игнатия Брянчанинова. Т. 4. – М., 2002. С. 503–509.


[Закрыть].

«Согрелось сердце мое, запылал в нем огнь – и песнопения мои отселе я посвящаю Богу…», – под впечатлением направления, данного ему архимандритом Игнатием, композитор надеялся в Вене найти материалы по древним мелодиям Восточной Церкви, но не успел. Более всего в минуты тяжелой болезни он хотел принять Святые Тайны из рук почитаемого им отца архимандрита. Брянчанинов старался привить в Троице-Сергиевой пустыни величественное, простое, трепетное и глубокое по набожности пение, особенно отвратительным ему казалось «московское пение с его фигурами и вариациями».

Интерьер Свято-Троицкого собора

Кисти знаменитого художника Карла Павловича Брюллова принадлежал храмовый образ Святой Троицы, написанный им для Троицкого собора. Отец Игнатий видел, что душа живописца «в земном хаосе искала красоты, которая бы ее удовлетворила», что его картины были выражением «сильно жаждущей души»[110]110
  Письмо к К. П. Брюллову. – (Собрание писем святителя Игнатия Брянчанинова, епископа Кавказского и Черноморского. Составитель игумен Марк Лозинский. – М. – СПб., 1995. № 246 (340).


[Закрыть].

Здесь нужно отметить, что святитель Игнатий с горечью наблюдал, как западное просвещение, нахлынувшее в Россию, вторглось в церковь. Художники, воспитанные на западных, католических, образцах, наполняли храмы чувственными иконами, вполне недостойными звания икон, поскольку в них отсутствовала святость и веяние Святого Духа. Вместе с тем, трезвый и чистый ум его не мог не видеть духовного ослабления современного ему человека. Брянчанинов был убежден, что важен не столько пластический язык старинной церковной живописи сам по себе, сколько пронизывающий его дух веры и нравственности художника. Он полагал, что церковный живописец может использовать выразительные средства высокой классической школы Академии при условии, что будет проводить жизнь самую благочестивую, чтобы иметь возможность самому стяжать опытное познание духовных состояний.

Длительные уставные богослужения, величавое, благоговейное проведение церковных служб самим настоятелем, благочестивое поведение монашествующих, воспитанных им, общая дисциплина, установленная в обители, заставляли подтянуться более слабых монахов. Не обошлось без искушений, поскольку старые насельники, привыкшие к разболтанности и беспорядочности, не могли смириться со строгостью нового устава.

Особенно нужно отметить редкую способность Брянчанинова находить нужных ему людей, раскрывать дарованные им от Бога таланты и определять их на самые подходящие для свойственных им возможностей места. «Душа человека стяжавает качества, соответственные своей деятельности. Как в зеркале изображаются предметы, против которых оно будет поставлено, так и душа запечатлевается впечатлениями соответственно своим занятиям и делам, соответственно своей обстановке»[111]111
  О последовании Господу нашему Иисусу Христу. С. 81.


[Закрыть].

Исключительное положение Троице-Сергиевой пустыни, стоявшей на перепутье, близкой к месту жительства Императорской фамилии, принуждало быть особенно осторожным в выборе насельников обители. Людей сомнительного нравственного поведения отец архимандрит не принимал, хотя терпеливо и снисходительно старался исправить тех, кто по слабости не мог оставить грех.

Свято-Троицкий собор

Остановимся на самых близких помощниках и сотрудниках Брянчанинова, которые, словно капли росы, приняв в себя лучи солнца, сами испускали лучи, подобные лучам солнечным.

Михаил Васильевич Чихачев, ближайший друг архимандрита Игнатия, был пострижен им в монашество с именем Мисаила. «Священства он не желал и никаких видных должностей никогда не принимал, вел жизнь уединенную и воздержную, в Сергиевской пустыни, как и в Новоезерском монастыре, был всеми любим. Единственный его недостаток, впрочем, не от него зависевший, а происходивший от природных способностей, это слабость характера и неимение собственного своего суждения, почему и в старческих, преклонных годах он остался совершенным младенцем»[112]112
  Воспоминания архимандрита Пимена…


[Закрыть]. Когда Михаилу Васильевичу приходилось ехать во дворец к Государю, он одевал чужую рясу за неимением приличной собственной. В 1866 году, по представлению архимандрита Игнатия Малышева, Чихачев принял пострижение в схиму с именем Михаила. В одном и том же монастыре он прожил до своей кончины «сорок лет, ничего не желая и ничего не добиваясь: воистину великая добродетель!»[113]113
  Воспоминания архимандрита Пимена…


[Закрыть] Все его существо было предано одному: служению Господу. Однажды, встретившись у своей родственницы, Марии Павловны Фермор-Кавелиной, со знаменитым итальянским певцом Рубини, он поразил того красотой своего голоса, баса-октавы. В ответ на сетования певца на то, что такой удивительный талант пропадает в безвестности, Чихачев ответил: «Он не пропадает: я пою им Богу моему дондеже есмь»[114]114
  Лесков Н. С. Инженеры-бессребренники. – Собрание сочинений. Т. 8. – М., 1958.


[Закрыть]. В конце жизни Чихачев мучительно страдал от ран и отеков ног, но терпеливо переносил боль и скрывал свои страдания.