Текст книги "Русская народно-бытовая медицина"

Обращаются в таких случаях иногда не одни больные, но и совершенно здоровые, желая предупредить болезнь. – «Ты даешь хорошее лекарство от живота, дай и мне, как бы у меня не заболел», – просит лекарства одна баба. – «Наши сядут за стол, только подавай, а я и каши не хочу, а молоко в одну руку (без хлеба) хлебаю, – сомневается относительно своего здоровья другая. – «Я хоть сколько попью чаю, а на двор мало хожу, уж не захворать ли я хочу?» – тревожится третья и тоже просить лекарства.

Всё такие сообщения касаются почти исключительно тех случаев, когда кто-либо из представителей медицинского персонала является в деревню или же тех местностей, который близки к врачебным пунктам.

Это обстоятельство, свидетельствуя о любви нашего народа полечиться и до известной степени даже заботливом отношении его к своему здоровью, как будто, говорит за то, что одна из главных причин, почему он, помимо врачебной помощи, прибегает к другим, напр., знахарским средствам лечения, находится в зависимости от редкости и отдаленности врачебных пунктов; по крайней мере, этот мотив звучит в наших сообщениях очень нередко и косвенно указывает, что среди условий, препятствующих развитию земской медицины, есть много таких, которые лежат совершенно вне духовной сферы народа. Имея знахаря всегда под рукой и обращаясь часто к нему, мужик подчас сам очень разумно смотрит на такой вид помощи и на вопрос врача – был ли у знахаря, откровенно отвечает, что же греха таить? был, чтобы и своих ноге не сбивать, да и твоей головы не убивать» (Карачевск. у. Орловск. г.).

Вот почему большинство крестьян обыкновенно посещает врачебные земские пункты только кстати, между делом, когда бы-вает в месте жительства врача или фельдшера по каким-либо хозяйственным, торговым или другим делам, когда приезжает на базар что-либо продать или купить, по какому-нибудь делу в волостное правление, к следователю, становому или другому начальству, – нарочно же за медицинскою помощью мужик пойдёт только в редких и исключительных случаях, да и то лишь при условии, если поездка его не отразится невыгодно на полевых работах и хозяйстве. Самый обычный ответ на вопрос со стороны медицинского персонала, почему болезнь так запущена и почему он раньше не обратился за советом и лекарством? это – «было недосуг придти» или «лошади были в работе» (Васильсурск. у. Нижегородск. г.).[95]95
  Благодаря таким неустранимым условиям, до некоторой степени, делается справедливым упрек, что фактически земская медицина в большей степени служит интересам состоятельной части населения, чем бедной.


[Закрыть]

Скептики в медицине

Среди сообщений имеется немало таких, который рисуют скептическое отношение народа к медицине и те поводы, которые находят деревенские скептики для такого отношения.

В некоторых случаях играет роль своеобразная философия мужика.

«– Это пошавка (повальная болезнь) такая зашла, – резони-рует он, – Божье попущение… дохтуръ – не Бог, ее не изнимет. Время придет, если на живое, очунеетъ».

«– Послушай, видь докторов-то учат всем болезням. Пускай будет это пошавка по-твоему, но не от Божьего же она попущения? Один заболеет, а от него другой и так вся семья, затем и в другую избу. Это от плохого воздуха и от тесноты вашей: отчего же не обратиться к доктору?».

«– Не то ты балакаешь. Если же не Божеское на то попуще-нле, то подшут какой-либо. Дед в этом скорее помощь окажет: подшут снимет, или водицы наговорной даст. А дохтур што? палец посекёшь, «перхуй» (кашель) схватишь, если запорище какое выйдетъ, ну, знамо дело, облегченье даст, к тому ён и учён, а штоб того… пошавку уничтожить – ни в жисть», – стоит такой резонёр на своём (Орловск. г. и у.).

«– Всё это неправда, – говорят про медицину другие скептики: – кому умереть, такт, и доктор не поможет, а кому живому да здоровому быть, так. и без доктора оздоровит» (Болх. у. Орловск. г.).

Верный своему мировоззрению, мужик часто бывает уварен, что некоторые из болезней доктора лечить совсем не в состоянии.

По мнению многих новгородских, вологодских, пензенских и др. крестьян, они не могут, напр., лечить от притки, подшута, дурного глаза, озыка, порчи, нервных и душевных болезней и эпилепсии[96]96
  Белозерск. у. Новгор. г., Тотемск. у. Вологодск. г., Ветлужск. и Галичск. уу. Костромск. г., Гжатск, и Дорогобужск. уу. Смоленской губ., Меленковск. у. Владимирск. г., Тульск. губ. и у., Городищенск. у. Пензенск. г. и др.


[Закрыть]. По мнению немалого числа орловских крестьян, некомпетентность врачей простирается и на некоторые другие болезни: поясничную ломоту, круги, бородавки, рожу, волосатик, кашель-полуночник, младенческое, криксу, зубищи и пр. Уверенность костромичей (Солигалич. у.) в бессилии врачей что-либо поделать с такими болезнями настолько велика, что они категорически решают: – «если уж знахарь не вылечит, то никакому доктору в свете не сделать этого». – «Што дохтора понимают? – пренебрежительно отзываются о них другие – они только народ православный морочат да, людей на тот свет переправляют» (Пензенск. г. и у.).

По убеждению некоторых, врачи не могут также лечить все детские, а также женские болезни (Хвалынск, у. Саратовск. г.). Скептицизм иных простирается до того, что они отрицают способность врачей распознавать и лечить также и внутренние болезни: наружные болезни врачи, будто бы, еще могут, так-сяк, вылечить, а внутренних не понимают (Орловск. г. и у.). Поэтому при наружных болезнях, иногда даже очень незначительных крестьяне охотно идут к фельдшеру, при внутренних же обращаются к знахарям или знахаркам, а когда от последних помощи не будет, тогда уже идут к фельдшеру или доктору (Белозерск. у. Новгородск. г.).

Помимо того скептицизма, исходной точкой развития которого являются суеверие народа, большое сомнение возбуждает в крестьянине также способ действия лекарства, его доза и его видимые физические свойства. В большинстве случаев, уверенный, что каждое лекарство должно действовать чуть ли не сразу и не магически, крестьян начинает сомневаться, если оно действует медленно. Думая, что физическая тела не имеют никаких другим, свойств, кроме тех, которые определяются его чувствами, он часто относится с сомнением к тем лекарствам, которые не имеют цвета, вкуса и запаха,

Отношение народа к медицине скептическое, пишут нам из Балашовск. у, Саратовской г.; крестьянам хочется, чтобы болезнь прошла с 1–2 приемов лекарства.

Наши крестьяне нейдут к доктору, сообщают нам из Че-реповецкаго уезда с Новгородск. г., между прочим, потому, что лекарство его не сразу действует: «я, – говорит крестьянин – лекарство от доктора трижды принимал, а хоть бы те чего было – ничего не село».

Когда крестьяне получают лекарство, то прежде всего несут кому-нибудь показать, как тот скажет, потом попробуют сами, горько ли, сладко ли, чем пахнет, и затем уже дают больному. Если после одного – двух приемов ему не делается лучше, говорят, что плохо лечат, если же больному стало хуже, то всю вину взваливают на доктора (Карач. у. Орловск. г.).

При таких требованиях от медицины и врачей, вера в них крестьянина оказывается очень легковесной и чрезвычайно быстро утрачивается.

Полученные от доктора лекарства первый и второй день крестьяне принимают так, как приказал доктор, а если после нескольких приемов больному не станет лучше, то прием лекарства, пли удваивается, или сразу выпивается вся микстура. Если выпитое лекарство не поможет, мужик едет к доктору за новым. а если не помогает и это, бросает лечиться у доктора и идет к знахарю или лечится по советам соседей (Болховский у. Орловск. г.). Иногда в таких случаях приказ доктора исполняется и пунктуально, и с редким усердием, но все-таки, если больному мало легчает от трех – четырех поездок в больницу, мужик бросает доктора и обращается к знахарям (Балашовск. и Хвалынск, уу. Саратовск. г.).

Вообще этот переход от доктора к знахарю крестьянин с легким сердцем совершает во всех тех случаях, когда он побывал у доктора не однажды, а несколько, хотя и не много раз: несмотря на такой подвиг с его стороны, он не чувствует улучшения болезни и бессилие медицины для него становится совершенно ясным: лучше у своих старух полечиться», безнадежно машет на медицину рукой такой отчаянный скептик, или: «сходи-ка лучше к бабке», подают ему тогда участливый совет другие (Вельск. у. Волог. г.).

Иногда мужики сомневаются в пользе лекарства, представляя его действие самым примитивным образом. Доктор дает пить лекарство от головной боли – мужик не понимает: «ну, зачем он пить дал, когда голова болит? надо что-нибудь к голове, а это в животе останется». Удивляется также мужик, когда тифозному больному врач назначает обтирание: «на што, это, ён растирку даёт, когда у него вся боль в голове?» При головной боли фельдшер велит горчичники приставить к ногам – мужик опять недоумевает: «голова болит, а он к ногам велит становить, какой же тут будет толк, прости Бог греха?» Еще больше удивляет мужика, когда он вместо ожидаемой мази получает микстуру: «бок болит, а он дает пить в середину».

При золотухе у детей, когда болят глаза, мужики часто и верить не хотят, что надо принимать лекарство внутрь: «надо лечить глаза, а не нутро, – говорят они.

Очень не любит мужик внутренние, бесцветные и безвкусные лекарства и считает их за пустое. – «Хотя бы натираться чего дали, а дали одну воду– с чего и пользе-то быть»? – негодует один мужик (Шуйск. у. Владим. г.). – «Все вода да вода, весь колодезь, кажись, повыпил, а пользы все нет да нет», – сокрушается другой (Карач. у. Орловск. г.). – «Уж где я, где не была? – жалуется по такому же поводу баба, – и по дохтурам, и по больницам, а какая от них польза? Наболтают тебе в склянку воды, дуешь ее, дуешь, а всё в животе никакой твердости нет» (Орловск. г. и у.).

Уверенный, что болезнь должна пройти чуть не моментально, раз лекарство «дадено впопад», мужик очень недоволен, когда одно и то же лекарство повторяется несколько раз. – «Что в земскую больницу ходить? Я там был, никак, разов пять и все дают одно пойло. Я чую, что нутро у меня не болит, только нота, тута, хрип ломить: должно, кровишша, что ли? (Скопин. у. Рязанск. г.). – «Была и на, больнице, рассказывает баба, – да дали того же пойла. Попоила больного, да пользы то не вижу, ништо, так и вылила в лохань»[97]97
  Вера в быстроту действия лекарства и его специфичности прежде была общераспространенной. «Если с одного приема больным не облегчалась, это значило, что лекарство не поможет и царским медикам, в XVII ст., приказывали давать другое, и не позволяли повторять одного и того же несколько раз». Костомаров. «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII ст.» 1887 г.


[Закрыть] (Шуйск. у. Владим. г.).

Но чуть ли не с большим скептицизмом относится крестьянин к дозе лекарства. Имея очень смутные представления о ядах, кроме самых грубых и общеупотребительных, он впадает в большое сомнение, если назначенная доза какого-нибудь сильно действующего лекарства, напр., атропина, мышьяка и т. п., по его мнению, слишком мала. Одна капля подобного лекарства ему кажется совершенно ничтожной величиной, а пять – настолько малой, что он удваивает или утраивает приём, или пьёт лекарство из всего пузырька: «какая же беда, что я сразу выпью? – думает он: – от этого должна пройти боль, а вреда не может быть» (Калужск. г. и у.).

Наблюдаются десятки случаев, когда больные, получив от врача лекарство на неделю, выпивают его в два – три приема или сразу, в надежде, что, таким образом, они скорее «проймут хворь» «уж если от ложки будет польза, – соображает мужик, – то от бутылки побольше» (Скопинск. у. Рязанск. г.).

При таких несложных взглядах на болезни и их лечение, некоторые, не обращаясь к доктору, принимают лекарства, оставшиеся от других: «тебе получшало, – заключают они, – может, и у меня пройдет боль, дай-ка и я попробую».

В некоторых случаях большое сомнение в мужике возбуждает назначение диеты: нередко диета считается выдумкой докторов и возбуждает только насмешки. – «Может, для нежных людей так оно и нужно, а нашему брату, мужику, не приходится это. Ну, что это такое? того не ешь, этого, не пей. А что есть? Нет, коли ты настоящий доктор, дай лекарства такого, чтобы как рукой сняло. Так где же нам дадут? Барам да богачам – так, а нам – погоди. Мы, выжил – выжил, а подох – туда и место: столько и толков про нас» (Вяземскмй у. Смоленской г.).

У одного крестьянина, большого скептика относительно диеты, нашли доктора катар желудка, и запретили ему есть кислое и соленое. – «Вот выдумали, что сказать, – возмущается он, – как будто, мужику можно дыхать без квасу? Вон, доктор думает, как господа живут: того поесть, да другого, да третьего, а мужик, как квасу не попил, так и бока подвело. Бабка мне сказала: никакой катары нет, всё можно есть, лишь бы душа, принимала».

Вообще русский человек, даже больной, крепко стоит за квас. Летом 1898 г. во многих деревнях близ Шуи (Владимирской г.) свирепствовала дизентерия и заболевших лечили фельдшер и женщина-врач. Крестьяне охотно шли к ним за лекарством и охотно показывали больных. Полученными лекарствами лечились правильно, только не могли согласиться не поить больных квасом. «Что чай, что вода – только брюхо промывают хуже, да ими и не напьешься, а квас – хлебное, крепче в брюхе держится, а доктора мало ли что наскажут: все это пустое», – говорили тогда бабы.

Смущает иногда мужика и поверхностность врачебного осмотра. Земская больница, пишут нам из Кадниковского у. (Волог. г)., находится в с. Устье, верстах в 15-ти от нашей местности. Доктор там немец, худо говорящей по-русски, и два фельдшера[98]98
  Сообщение относится к 1898 г.


[Закрыть]. Крестьяне хотя к ходят в больницу за лекарством, но результатами лечения остаются недовольны, жалуясь, главным образом, на невнимательность осмотра. «Пришёл я к доктору, – передаёт свои впечатления мужик, – рассказываю про свою боль, а он и не слушает, не только што смотрит. Дали, вот, каких-то порошков, а пользы нет. Вдругорядь ходил туда: опять тех же порошков сунули». – «Спрашивает тебя доктор, – передаёт мужик уже из другой местности, – а, сам и не глядит на тебя, в окошко, вон, смотрит, на улицу, да мало и разговаривает-то с нашим братом» (Черепов, у. Новгородск. г.). – «Какой уж это доктор, – претендует третий, – коли больного порядком не только что не осмотрит, а и не расспросит? Боязно ему подробно и о болезни-то рассказывать, еще рассердится, пожалуй» (Ростовск. у. Яросл. г.).

В некоторых, хотя и редких случаях, женскую половину деревенского населения смущает, наоборот, необходимость более тщательного осмотра. Некоторые бабы лечиться у докторов от женских болезней считают за великий конфуз: бабе-де свое нутро перед людьми выворачивать зазорно. Когда такая конфузливая баба приходит в больницу и доктор, выслушав, скажет: «тебя надо осмотреть», – та стремглав бежать из больницы и старается скрыть ото всех слова доктора, чтобы потом не заслужить упрека от баб: «тебя давно все оглядели, ты уж лучше молчи» (Орловск. г. и у.).

Иногда источником скептицизма крестьянина, является его убеждение, что «доктор, дарьмя, настояще лечить не будет». «Даром и чирей не сядет», «сухая ложка рот дерет», – подкрепляет пословицами свое мнение крестьянин: «улечишь ли всех настояще, как нашего брата много, а он один? Вон, я в больниц был, так нас пришло 200 человек, – ну где ему всех настояще?»

Отношение к больницам и операциям

Земским врачам в начале своей деятельности предстояло, между прочим, победить ужас народа перед больницей, который создался, главным образом, на почве знакомства, его с порядками дореформенных больниц приказа общественного призрения, в особенности, так называемых желтых[99]99
  В Николаевскую эпоху все центральные больницы для душевнобольных в Poссии были окрашены в желтую краску.


[Закрыть], или «смирительных» домов и отчасти прежних военных лазаретов. Теперь этот ужас может считаться только историческим преданием. Во многих местах, даже глухих и отдаленных от центров, он сменился замечательным доверием народа к больнице, но местами всё ещё сильно проявляется недоверие и нерасположение к ней.

«К официальным врачам и особенно к больнице крестьяне относятся недоверчиво» (Тотемск. у. Вологодск. г.). «К больнице крестьяне относятся с недоверием и редко туда обращаются, разве когда деревенская знахарка отказывается лечить больного», – сообщают из Дорогобужского уезда (Смоленской г.). «Свет-то белый еще не надоел – ложиться в больницу, там боли-то еще надбавят, а то и совсем залечат», – аттестуют одну из больниц Грязовецкого у. (Вологодск. г.). «Случаи обращения к земской городской больнице редки, немаловажной причиной является боязнь умереть на чужой стороне, – сообщают из другого уезда (Вельского), той же Вологодск. г.

Местами и в центральном районе отношение к больнице не менее скептическое. – «Разве я дам положить свово в больницу? – часто можно слышат от баб: – Нукось, там льдом остудят? он и так чуть жив, а ему лед на голову: вся кровь в нём застынет – ну, и смерть получил».

«– И никак не уверишь баб, – говорить один из владимирских сотрудников, – что сами доктора лечатся теми же средствами, что и народу дают. Молодой народ стал больше читать, понимать и докторам, и больницам сочувствует, с гордостью говоря о своих бабах и стариках: прямо дело, народ серый, непонимающий» (Шуйск. у.).

В очень большом ряде случаев помещение больного в больницу является самой крайней мерой, когда истощены все другие средства помощи больному и когда остается одно – попробовать еще свозить в больницу[100]100
  Варнавин. и Ветлуж. уу. Костромск. г., Даниловский и Любинск. уу. Ярославской г., Городищ, у. Пензевск. г., Гжатск, у. Смол, г., Орлов. и Волхов, уу Орлов. г., Зубцовск. у. Тверск. г., Спасск. у. Кая. г., Вытегорск. у. Олонецк. губ.


[Закрыть]. Вот как живописует один из наших сотрудников ряд мероприятий в отношении больного и тот путь, который он проходит, прежде чем попасть в больницу.

«– При каждой болезни сначала перепробуют все домашние средства, потом лечат по совету родных и знакомых, своими же средствами. Коли лучше нет, то больного возят по «баушкам и лекарям», и, наконец, если ничто не помогает и положение больного всё хуже, отправляются в земскую больницу. – Плох, ни на какие лекарства нейдет – не минешь свозить в больницу; лучше-то не будет, да. и хуже-то не сделают, – говорят в таких случаях бабы, больше мужчин заботящиеся о больном. Но большинство все-таки предпочитает лечиться дома. – «Ради Христа, не возите в больницу, – просят больные, – там, всё равно, помоги не будет, только губы оборвут лекарствами и умереть-то в покое не дадут». – «С души рвет, дух от противен, а они, знай, в рот льют», – говорят больные про докторов и фельдшеров больничных.

Встречаются и такие пессимисты, которые вполне уверены, что доктора лечат только богатых, а бедных намеренно морят. – «Для чего же они вас будут морить, что им за выгода?»– спрашивают таких скептиков. «– А кто их ведает, – ноне народу стало много, утеснения, вот и морят, чтобы вольготнее было им».

Не меньший страх во многих местах держится перед операциями и нередко предложение простых разрезов при нарывах уже вызывает опасение и протесты деревенских пациентов.

«Чего тут резать-то?» – частенько противится больной с нарывом на пальце. – «Да он еще и не созрел, – протестует другой, – и Бог весть, сколь долго проболит, коли дать разрезать, а ведь мне работать надо: нельзя ли пластырю или мази?»

Больше всего мужик боится, что ему перережут «жилу», и когда после сухожильных или суставных абецессов у него получится тугоподвижность и контрактура пальца, бывает вполне уверен, что так оно и вышло: «излечиться-то излечился, да, вот, жилу перерезали», – жалуется потом такой мужик. Еще больше боятся и с большой решительностью протестуют против всяких разрезов женщины. – Я своей руке не лиходейка, – категорически заявляет деревенская баба или представляет еще более убедительный резон: «лучше помру, а резать не дам, все равно, сердце зайдется – не вытерплю». Иногда и у баб, как и у мужика относительно жилы, выступают особенные и совершенно неожиданные соображения. «– Да разве ж экое нежное место можно резать?» – в неподдельном изумлении обращается баба к врачу, предлагающему ей разрезать нарыв грудной железы.

При таком боязливом отношении к простым разрезам, крестьяне тем с большим недоверием и страхом относятся к большим операциям[101]101
  Смол, и Сычев уу. Смоленск. г., Великоустюжск. и Кадников. уу. Волог. г., Галич. у. Костромской г., Котельнич. у. Вятской г., Всасильсурск. у. Нижегор. г., Алатырск. у. Симбирск. г., Ростов. у. Яросл. г., Орловск. г. и уезд, Жиздрин. у. Калужск. г., Суздальск. у. Владим г.


[Закрыть]. Хотя во многих случаях страх мужика перед операщей обусловливается опасешем лишиться возможности работать и сделаться в тягость себе и окружающим, но несомненны и таше случаи, где этот страх поддерживается предубеждешем и простым непониманием. Очень многие крестьяне уверены, что доктора часто делают операции совершенно зря: «и не надо бы, а они, сейчас – резать» (Ростовск. у. Яросл. г., Волхов, у. Орловск. г., Спасск. у. Казанск. г.). «– Да что больница? – возражают крестьяне, – там знают только одно: разрезать или отрезать». «—Вишь, чем выдумал отучать народ от больницы, – негодуют на врача-хирурга, – и лекарства никакого не дает, а все твердит – резать, да резать давай». «Того гляди, отхватит руку или ногу», – подозревают докторов наиболее опасливые и робкие и, отправляя больного в больницу, напутствуют его советом: «Смотри, Ягор, не пей сонных капель, а то у сонного живо отпорсачут руку, им это нипочем, они за живорезство награду получают: смотри, не зевай»[102]102
  В некоторых местностях (Черепов, у. Новгор. г.) распевается следующая песенка новейшего пошиба: «не ходи, милый, в больницу, там отрежут пятки, а беги скорей домой, беги без оглядки».


[Закрыть] (д. Радомль, Болховск. у. Орловск. г.).

По мнению некоторых, операции делаются для того собственно, чтобы узнать, какая именно болезнь находится у человека и чем ее лучше пользовать, когда она появится у кого-нибудь другого, а есть и такие убежденные люди, которые считают всякую операцию непростительным грехом. (Зарайск. у. Рязанск. г., Саранск. у. Пензенск. г.). Многие признают их только лишним мучением для больного и полагают, что согласиться на операцию – это, значит, добровольно дать себя врачам зарезать (Зубцовск. у. Тверск. г.). «– Уж лучше целой да некропанной умереть, чем зашитой,» – категорически, отказываясь от операции, решает баба. «—Нет, уж лучше от Бога смерть принять, чем доктора зарежут», – не менее твёрдо заявляет. мужик, бесповоротно pешив предпочесть операции смерть (Вытегорск. у. Олонецкой г.). Другие, видя неизбежность конца, хотя и со страшной боязнью, соглашаются на операцию. «Ну, – говорят, – все равно умирать, что будет, то будет, дай попробую» (Тульск. г. и у). Неблагоприятный исход операции в таких случаях только подкрепляет убеждение в бесполезности хирургической помощи вообще и создает всеобщую уверенность, что больного «не иначе, как зарезали».

Есть среди народа и такие закоренелые скептики, которые совершенно не верят и не признают медицины, крестят её вещью бесполезною и пустым делом, про докторов говорят, что они лечат водой, про медицинские средства отзываются: «это отрава, любая бабка скорее и лучше вылечить» – и даже, случается, полученные лекарства выливают и посуду стараются вымыть, как можно, чище. На веру они выпьют, что угодно, – только не по совету и предписанию доктора. В случае заболевания, такой скептик терпит, жмется – и пошел к знахарю[103]103
  Сольвычег. и Тотемск. уу. Волог. г., Белозерск. у. Новгородск. г., Орлов. Волхов, и Карач. уу. Орловск. г., Шуйский у. Владим. г., Коротояк. у. Воронежск. г.


[Закрыть].

В некоторых местностях таких крайних скептиков, видимо, находится немало. «—Много и таких людей, – говорит один из наших сотрудников. (Балаш. у.[104]104
  Уезд с значительным числом раскольннков.


[Закрыть] Саратовск. г.), – которые вовсе не обращаются к докторам и говорят, что они лечат богатых и молодых, а старика скорее уморят, чем вылечат, если же не захотят уморить, то вместо лекарства дадут порошок скобленного мела или бутылку кипяченой воды: «какая от этого польза»? Людей, рассуждающих так, – прибавляет сотрудник, – пожалуй, не меньше трети всего населения, а человека, который бы не был у лекаря-шептуна, из крестьян едва ли найдешь».

Кое-где, главным образом в глухих и отдаленных от всяких центров углах и до сих пор держится, правда неясное убеждение, что врачи в больницах морят чуть ли не нарочно и попасть туда в некоторых случаях – дело опасное.

Нисколько не думая, чтобы этот нелепый предрассудок имел широкое распространение, мы, тем не менее, не думаем и того, что он был очень редким исключением[105]105
  В нашем материале относительно этого предрассудка имеются сообщения из Шуйского у. Владим., г., Балаш. у. Саратовск., г., Жиздринского у. Калужск. г., Орловского у. Орловск. г.


[Закрыть].

Последние холерные беспорядки в Астрахани, Хвалынске и др. городах и местностях Поволжья показывают, насколько легко верит народ басням, что врачи в больницах травят больных, кладут их в гроба живыми и т. п. Достойно замечания то, что толпа, производившая эти беспорядки и верившая этим нелепым россказням, состояла, главным образом, из пришлых людей, почти исключительно, земских губерний, где, казалось бы, они могли научиться доверию и к врачам, и к больницам и что среди этой толпы не нашлось или было очень мало представителей противоположных взглядов. Если этот факт и не говорит за то, чтобы и в обычное время толпа была настроена по отношению к больницам также нелепо скептически, то он не свидетельствует н о крепости, и солидности веры в больницы и врачей: убежденный в чем-либо человек, хотя бы и мужик, даже в минуты паники и возбуждения толпы, не так-то легко даст себя сбить с толку и поверит уверениям в противном[106]106
  Быть может, причина такого затаенного недоверия заключается в том, что прототипом врача в глазах народа является знахарь, который, по сохранившимся воззрениям, может и избавить человека от болезни, и «напустить» ее.


[Закрыть].

Несомненно, что в некоторых случаях это неясное представление о больницах, как об учреждениях, где «всякие дела делаются», и о врачах, как людях, которых не мешает в иных случаях и остерегаться, в глазах мужика иногда достигает полной определенности и убедительной ясности. И теперь еще, хотя и редко, – пишет нам сотрудник из Жиздринского у. (Калужск. г.), – приходится слышать, что лечиться у докторов и ложиться в больницы не следует, потому что лекарства их составляются из человеческого жира и, для добывания его, попавших в больницу доктора нарочно морят. Иногда являются чуть ли даже не свидетели, представляющие неопровержимые и совершенно убедительные доказательства этого.

«– Что же вы не отправили мать к больницу-то? – спрашивают в одном случае дочь умершей больной.

«– Да разве ж такую-то, как мать, можно в больницу отправлять? Ведь это на верную смерть».

– Почему же это на верную смерть?

– А потому, что она, мать-то, покойница, была женщина сырая да жирнящая. ведь они, дохтура-то, сморили бы её ради жира».

«– Как ради жира? Зачем?»

«– А затем, что ведь мази-то свои они из человечьего жира делают: вот, как попадется им жирный кто, они его и уморят, а там жир из него на помады вытопят».

«– Пожалуй, по вашему, все ихние порошки и капли тоже из жиров понаделаны?»

«– Конечно же, из жиров. Порошки они из человечьих костей толкут и перетирают, а капли из крови наводят, да из желчи. Уж это нам доподлинно известно. А што они вам того не говорять, так, вестимо, господ опасаются».

«– А вам они это говорят?»

«– Знамо дело, и нам не говорят, только думают, что мы темный народ, ничего не смекнем и не опасаются с нами. Вот, наш сусед пошел как-то в город, к дохтору, от поясницы полечиться, глядь, а у того в комнате-то шкелет человечий стоит. Дядя Митяй, бает, не запомню, как из той горницы выскочил. Ну, коли б не толкли на порошки эти самые кости, пошто ж бы шкелету-то стоять? А то, вот, насчет это крови и желчи вам сумнительно, так вот, тоже, нашей свахи-дочери свекровь пошла в город, да и схвати ее там чтой-то за сердце. Вот и пошла это она в такой гамазей, где снадобья всякия продаются. А она фабрая. Бывало, скажет: «ми, хошь помету безвяньего помешай, лишь бы полегчало от него». Ну, вот, пришла она в гамазей, да и просит, это, пособить ей от боли-то. Ну, лекарство это мешают ей в склянке, а. она – бедовищая баба – по сторонам-то озирается, и видит, стоят на оконцах пузырища: один с синим чем-то, другой с желтым, а третий с красным, сейчас видно, с кровищей. А Степанида-то, это нашей свахи-дочери свекровь, и говорит: —«а што, господин, у вас в пузырище стоить, вон, там-то, не из синя-моря вода? А он ей говорит – «да, да, бабушка, угадала;. А она, шустрая такая, всё не унимается – «а это, говорит, желтая– не желчь человеческая?» – «Во, во, она самая, – это ей лекарь-то говорить». – «Ну, а та-то, красная, наверняка – кровища человеческая?»– «Ай-да угадчица, всё знает» – это ей лекарь-то бает, – и даже денег не взял за своё снадобье: «ты, грит, бабушка, все наши лекарства знаешь, пожалуй, ими сама лечить начнешь, у нас покупателев отводить, лучше задобрить тебя даровщинкой». Ну, вот, и скажите теперя, что люди глупства болтают. Ведь Степанида-то два раза в год говеет, значить, врать не станет, да и дядя Митяй про шкелет в Великую Пятницу баял: тоже не такой день, штоб пустое брехать».

В заключение сотрудница[107]107
  Г-жа С-ва, Орловск. г. и у.


[Закрыть] говорит: «сельцо Хмелево, к которому относится этот рассказ, очень глухое, далеко от города, земской больницы и своего прихода, господа там никогда не жили, общий же уровень развития жителей очень низок».

Частная медицинская помощь в деревне

Из других течений современной деревенской жизни, поскольку они касаются медицины, мы отметим проявляющуюся в некоторых местах наклонность крестьян лечиться у вольно-практи-кующих врачей.

Об одном из таких врачей, г-не К., в г. Череповце, сообщают, что он берёт с больных за лечение то, что они могут дать – двугривенный, фунт масла, десяток яиц и т. п., и его приёмная, крестьянами из ближайших к городу деревень, посещается больше, чем земская. «Хороший доктор, – хвалят его мужики, – он у тебя все выспросить – и про боль, и про ребят, и много ли у тебя скотины, кончил ли ты косить, начал ли ты жать да сеять – окончательно все опросить и ничего не опустит, а всё потому, что не даром». О другом подобном же добровольце-враче в деревне и с такими же одобрительными мужицкими отзывами, сообщают нам из Скопинского у. Пензенск. г.[108]108
  В одном из сел Вятской г., в течение многих лет таким же образом практиковал врач Сычугов, теперь умерший, и приобрёл искреннюю любовь населения и справедливое название «друга народа».


[Закрыть].

Во многих местах народ не утратил привычки, как это было прежде, обращаться за советами и лекарством к барину-помещику, священнику, учителю, а. кое-где крестьяне пользуются и гомеопатическими средствами лечения. Некоторые из гомеопатов, но преимуществу священников, в своих и соседних деревнях пользуются большою известностью. Гомеопатнческим средствам крестьяне обыкновенно приписывают чудодейственную силу и бывают глубоко убеждены, что они помогают только тем, кто принимает их с верой. Помимо веры, относительный успех гомеопатического лечения в некоторых, случаях зависит и от других, побочных и чисто деревенских условий. Большинство народных врачей-гомеопатов – люди убежденные – принимают больных с охотой и внимательностью, а главное, они «свои», живут тут же, в деревне, или по близости и раздают лекарства даром[109]109
  Сообщ. из Орловск. у. Вятск. г., Спасск. у. Каз. г., Васильсурск. у. Ни-жегор. г., Инсарск. у. Пенз. г., Зарайск, у. Рязан. г., Волхов, у. Орл. губ… Тульск. у. и г.


[Закрыть]. Степень распространения в народе гомеопатии, конечно, очень незначительна, большинство крестьян не имеет о ней решительно никакого представления, а из ознакомившихся с ней далеко не все одобряют. «Дать средства настоящего, чтобы по всем жилам и поджилкам пошло оно, вот, это так, тогда можно и переломить болезнь. А это, – аттестует мужик гомеопатию, – пустота. Может, оно и хорошо для благородных людей, а для нашего брата-мужика – не идёт» (Дорогобужск, у. Смоленск, г.).

* * *

Таким образом, мы начали с полного признания народом медицины и врачей и кончили почти полным их отрицанием – противоречием, созданным самою жизнью и обусловливаемым тем переходным состоянием, в котором находится наш народ по отношению к научной медицине. Определяя различные ступени этого состояния, мы, как вывод из нашего материала, можем высказать, что, бесспорно, известная часть населения питает безусловную веру в научную медицину и относится к ней вполне сознательно, другая часть совершенно не признает её полезности и значения, и, наконец, третья, едва ли не самая многочисленная, настроена по отношению к ней, в той или другой степени, скептически и признает её значение только условно.

Конечно, никто из наших сотрудников не считал ни скептиков в научной медицине, ни строгих последователей её, ни её противников и никакой статистике не сделать подобного подсчета. Наши выводы основываются на доверии к сообщениям этих сотрудников, которых, в их наблюдениях, мы имеем основание считать беспристрастными: они не были связаны никакой предвзятой тенденцией[110]110
  См. программу этнографических сведений о крестьянах Центральной России Кн. В.Н. Тенишева.


[Закрыть]. В своих сообщениях они были совершенно свободны и, что важнее, всё они стоят около самого порога народной жизни, знают духовное существо крестьянина, и большинство их связано с ним не одним только формальным образом. Вероятность такого вывода, подтверждается тем, что он находится в полном соответствии с тем фактом, что медицинская помощь у нас доступна только меньшинству населения, большинство же его настолько отдалено от медицинских пунктов, что мало имеет даже возможности, как следует, узнать врача. Не в противоречии, а, напротив, в значительном соответствии с этим выводом, кажется нам, находится и цифра, определяющая число больных всех земских губерний России и приведенная нами в начале главы.