Текст книги "Джон Говард. Его жизнь и общественно-филантропическая деятельность"

Глава VI

Первая ревизия английских тюрем. – Билль Попгема. – Отчет перед парламентом. – Благодарность последнего. – Говард – кандидат в депутаты. – Ревизия континентальных тюрем в 1775 году. – Бастилия. – Новый осмотр английских тюрем в ноябре 1775 года. – Печатание книги Говарда. – Успех ее. – Образ жизни Говарда

Путь, открывавшийся перед Говардом, был им ясно намечен, и неуклонное следование по избранной дороге составляет задачу всей жизни его. Еще в 1773 году начал он объезд Англии с целью осмотра тюрем и совершил его в три приема с небольшими перерывами.

Уже при первом осмотре английских тюрем у Говарда накопилось много фактов, способных возмутить общественное мнение. Общество уже начало к тому времени интересоваться состоянием тюремных дел, и инспекторская деятельность Говарда сделалась известна в парламентских кругах. Скоро представился случай воспользоваться приобретенными Говардом сведениями об английских тюрьмах. Еще в 1773 году мистер Попгем, член палаты общин, внес законопроект об уничтожении платы, взимаемой с заключенных в пользу смотрителей, и о назначении последним определенного жалованья. После второго чтения этого билля оказалось необходимым его исправить и дополнить, и лишь с 31 марта 1774 года он был окончательно принят парламентом. Это была первая законодательная мера к устранению злоупотреблений в управлении тюрьмами. Общий интерес свел Говарда с Попгемом, и благодаря последнему, а также и некоторым другим знакомым Говарда в палате общин, в парламент было внесено предложение о том, чтобы Говард на заседании палаты общин сообщил о результатах своих наблюдений и высказал свое мнение о состоянии тюрем в Англии. Предложение было принято, и в одно из ближайших заседаний Говард был приглашен сделать свой отчет. Со свойственной ему объективностью и точностью Говард подробно ознакомил депутатов со всеми результатами своих личных наблюдений. Сообщение Говарда вызвало большой интерес, и палата единогласно постановила выразить ему свою благодарность за предпринятое им человеколюбивое дело и те сведения, которыми он поделился с палатой; спикеру (председателю палаты) было поручено призвать Говарда и публично объявить ему о решении палаты. Эта высокая честь, оказанная Говарду, сделала его популярным в высших кругах; отныне общественное мнение внимательно следило за ним и с большим интересом относилось к его деятельности. Нет сомнения, что и лично на Говарда это высокое отличие повлияло благотворно: он стал верить в успех своего дела и с еще большею энергией принялся за дальнейшее осуществление своих планов.

В неутомимых разъездах и посещениях прошел весь 1774 год.

В начале 1775 года Говард вступил на политическую арену. Население Бедфорда должно было выбрать двух депутатов в палату общин. Выборная агитация, руководимая особой корпорацией в Бедфорде, шла полным ходом, когда Говард, по настоянию друзей, согласился выставить свою кандидатуру. Вместе с Говардом кандидатом выступил Вэтбрид, о котором мы упоминали выше, и еще два кандидата бедфордской корпорации. Последней удалось на выборах провести своих кандидатов, Говард же и Вэтбрид оказались с меньшинством голосов. При выборах допущены были такие неправильности, что Вэтбрид и Говард решились обжаловать их в палате общин и просить о создании комитета для проверки списков избирателей. Комитет был создан и, по исключении тех лиц, которые были неправильно внесены в списки, – большинство оказалось за Вэтбридом и одним из кандидатов корпорации, – Говард же все-таки оказался неизбранным.

Как смотрел Говард на свою кандидатуру и как он отнесся к испытанной им неудаче, показывает письмо его к Саймондсу из Лондона от 27 марта 1775 года. “Примите, – пишет он, – мою благодарность за Вашу помощь и усердную преданность делу, которое по воле Божией кончилось так неудачно для нас – диссидентов. Правительство употребило все усилия, чтобы диссидент не попал в депутаты”. Только потому Говард и согласился выступить кандидатом и в случае удачи оставить избранное поприще деятельности, что он считал свое избрание общим делом диссидентов и придавал ему большое значение в смысле достижения ими гражданской и политической полноправности.

Прежде чем приступить к обнародованию сделанных им наблюдений над английскими тюрьмами, Говард счел нужным ознакомиться с состоянием тюрем некоторых государств на континенте. И вот в апреле 1775 года он предпринимает первую континентальную поездку с ясно намеченной целью: изучение состояния тюрем. Первым объектом наблюдения Говард избрал Париж и его знаменитые тюрьмы. Но здесь исследователь натолкнулся на серьезное затруднение: тюремные власти не допускали посторонних к осмотру тюрем, особенно Бастилии – этой мрачной крепости, возбуждавшей ужас современников. Неутомимый и не останавливающийся ни перед какими препятствиями, Говард отыскал в законодательстве Франции старый, пришедший в забвение, хотя и никем не отмененный, закон, по которому в тюрьмы должен быть допускаем всякий желающий сделать какое-либо пожертвование в пользу заключенных. Засвидетельствованная надлежащим образом копия с этого закона оказалась, однако, недостаточной, и на этот раз Говард напрасно стучался в двери мрачных парижских тюрем. Пришлось прибегнуть к помощи английского посланника, и только с разрешения высших властей настойчивый британец был допущен к осмотру парижских тюрем, кроме, однако, Бастилии, – этому аду не суждено было иметь своего Данте, который поведал бы миру об ужасах тюрьмы, куда не проникает ни один луч света и милосердия. Подробно осмотрены были Говардом Пти-Шателэ, Консьержери, Абайе, Бисетр, напоминавший больше госпиталь, чем тюрьму, и другие. Но Говарду очень хотелось получить представление и о Бастилии. По целым часам бродил он вокруг мрачных стен крепости, ожидая какого-нибудь счастливого случая, который дал бы ему возможность проникнуть внутрь ее, и решился даже на удивительно смелый шаг, не увенчавшийся, однако, успехом. Стоя раз у ворот Бастилии, Говард уловил момент, когда они отворились, чтобы пропустить кого-то, и незаметно проник во внутренний двор крепости; благополучно минуя часовых, он подвигался вперед, но наконец был замечен и удален. К счастью, эта смелая попытка не имела никаких неприятных для Говарда последствий. Лишенный возможности лично сделать наблюдения над Бастилией, он усердно разыскивал разные сведения о ней и отыскал памфлет, написанный лицом, в течение многих лет содержавшимся в Бастилии, снял с него копию и по возвращении на родину перевел и включил его в свою книгу “Состояние тюрем”. С особенной радостью принял впоследствии Говард весть о падении Бастилии.

После Парижа Говард направился во французскую и австрийскую Фландрию и затем – в Голландию. Здесь взор его мог отдохнуть на голландских тюремных учреждениях, занимавших тогда одно из первых мест среди континентальных тюрем. Говарда приятно поразило незначительное число осуждаемых на смертную казнь и казненных. В Амстердаме за последние десять лет до посещения Говарда не было ни одной казни. В течение целого столетия в среднем на год не приходилось больше одной казни. По сравнению с обилием казней в Англии, и особенно в Лондоне, оказывалось, что на одного казненного в Амстердаме, – принимая во внимание и разницу в населении обоих городов, – приходилось десять казней в Лондоне. Здесь же Говард впервые познакомился с благодетельным влиянием на нравственное и физическое состояние заключенных тюремной работы, а также с мерами предупреждения преступлений, выразившимися в кратком афоризме: “Сделай человека прилежным, и он будет честным”. Говард мог лично наблюдать в “Прядильном доме” за благодетельным влиянием тюремной работы. И в своей книге он с особенною подробностью останавливается на голландских тюрьмах.

После Голландии Говард осмотрел германские тюрьмы. Ганновер, Кассель, Ганнау, Маннгейм и Майнц были главными пунктами, остановившими на себе внимание Говарда.

В ноябре 1775 года Говард вернулся в Англию и сейчас же приступил к проверке прежних своих наблюдений над английскими тюрьмами и сравнению последних с континентальными. Не успев отдохнуть после утомительного путешествия по континенту, он вскоре опять пускается в путь. Только к маю 1776 года эта вторая ревизия отечественных мест заключения была закончена. Но Говард не решался еще приступить к печатанию имевшегося у него материала. Он находит его недостаточным и предпринимает новое путешествие на континент с целью изучения не посещенных им еще германских тюрем и обозрения мест заключения в Швейцарии и Италии.

Только после того как сведения его были обогащены вторичной поездкой на континент и после трехлетнего личного, непосредственного наблюдения, – для чего ему пришлось проехать тринадцать тысяч четыреста восемнадцать английских миль, т. е. более двадцати тысяч верст, – Говард решается познакомить публику с собранным им материалом.

Первоначальную редакцию и подбор фактических данных для книги он поручил своему другу пастору Денсгему. Когда материал был отобран и план выработан, Говард обратился к своему школьному товарищу доктору Прайсу, который успел уже занять видное место в литературе и политике – с просьбой представить свои соображения о плане книги; и только после одобрения его Прайсом осторожный исследователь приступил к окончательной редакции рукописи, причем пользовался помощью доктора Айкина – одного из его самых близких друзей и впоследствии первого его биографа.

Появление книги Говарда “The State of the Prisons in England and Wales” (“Состояние тюрем в Англии и Уэльсе”) произвело большую сенсацию в Англии и на континенте. Движение в пользу реформы уголовного правосудия и законодательства было в полном разгаре. Книга Говарда застала уже знаменитую книгу Чезаре Беккариа “О преступлениях и наказаниях”. Вдохновенною проповедью благородного маркиза европейское общественное мнение было уже подготовлено к тому, чтобы выслушать объективную и ужасную правду о состоянии тюрем. В самой Англии недовольство уголовным законодательством все больше и больше проникало в интеллигентные слои и выражалось в парламенте, в прессе и в обществе. Книга Говарда отвечала, таким образом, на самые жизненные запросы, и этим объясняется ее успех.

Прежде чем перейти к дальнейшему изложению деятельности Говарда, нелишне будет сказать несколько слов об образе его жизни – дома и в пути.

Здоровье Говарда требовало строгой диеты. Ко времени его путешествий и обзора тюрем Говард не употреблял ни мяса, ни вина. Чтобы закалить свой организм, он ежедневно купался в холодной воде. Прилежание его было поразительным. Проживая во время печатания книги в Иоррингтоне, он вставал в два часа пополуночи, работал до семи, затем завтракал. В восемь часов утра он был уже в типографии и лично наблюдал за печатанием книги. Выходя гулять, он запасался фруктами, которые любил раздавать встречающимся на пути детям. Обед его состоял из хлеба и молока.

В дороге Говард придерживался той же строгой диеты. Его сопровождал, как правило, старый слуга Джон Проль, переживший своего господина и сообщивший впоследствии биографам Говарда немало сведений о личной жизни филантропа. В поездках Говард бывал положительно неутомим, и лишь внутренняя сила этого характера побеждала физическую немощь. Едва успев приехать на место назначения, он немедленно приступал к делу – к осмотру тюрьмы в данной местности. Говард был весьма щедрым путешественником, и никто из той массы лиц, с которыми ему пришлось иметь дело в дороге, не уходил от него недовольным. Его частые поездки по английским дорогам сделали его известным всем содержателям гостиниц, почтальонам и прочим, которые всегда встречали его с неподдельной радостью.

Поселяне в Кардингтоне не переставали быть предметом попечений Говарда даже тогда, когда он весь всецело отдался своему делу. Они всегда встречали в нем поддержку советом и материальной помощью. Нечего и говорить, что все поездки совершались им за свой счет, и только благодаря его постоянной умеренности во всем оказывалось возможным покрывать издержки путешествий из доходов от его сравнительно небольшого имущества.

Сын Говарда пребывал в школе и, будучи уже одиннадцати-двенадцатилетним мальчиком, вел себя так, что возбуждал опасения за его будущее; но Говард не жалел средств к тому, чтобы сделать все возможное для воспитания и образования своего единственного ребенка.

Недолгий отдых в Кардингтоне, который разрешил себе Говард по выходе в свет его книги, был внезапно прерван в августе 1777 года известием о тяжкой болезни, постигшей его единственную сестру, жившую в Лондоне. Она умерла и оставила все свое имущество Говарду. Смерть сестры глубоко опечалила филантропа, но ему некогда было предаваться личному горю – призвание влекло его к дальнейшей деятельности.

Глава VII

Система понтонных тюрем. – Новое путешествие по континенту. – Инцидент в Голландии и болезнь Говарда. – Эпизод в Праге. – Посещение тюрем в Вене. – Откровенное мнение Говарда о реформе Иосифа II. – Поездка по Италии. – Буря на море. – Возвращение на родину. – Новый осмотр тюрем

Одной из важных карательных мер в английской уголовной системе была ссылка в американские колонии. С объявлением независимости этих колоний Англия лишилась места для ссылки наиболее тяжких преступников. Оказалась надобность в постройке новых тюрем в метрополии. Между прочим предполагалось устроить понтонные плавучие тюрьмы на больших кораблях. Одна из таких тюрем-кораблей “Юстиция” находилась в Вульвиче. После посещения ее Говард был приглашен в палату общин дать свое заключение об удобствах и неудобствах этой системы тюремного заключения. 15 апреля 1778 года он представил свое заключение палате. Говард высказался за предпочтение этой системы ссылке, к которой он относился с большим недоверием, и предложил некоторые меры к улучшению содержания арестантов в плавучих тюрьмах. Согласно с заключением Говарда, был издан временный закон об устройстве и содержании понтонных тюрем. Предполагалось в будущем устроить большие тюрьмы, в которых отбывали бы наказания осужденные на каторжные работы. Для того чтобы собрать основательный материал, которым можно было бы воспользоваться при постройке новых тюрем, Говард счел нужным предпринять новое путешествие по континенту.

Лучше всего был поставлен тюремный труд в Голландии, и вот туда-то вновь направился Говард. 19 апреля 1778 года он отплыл из Англии. В Амстердаме с ним приключился несчастный случай, прервавший на некоторое время его работу. На него наскочила и опрокинула его вырвавшаяся лошадь, причинив ему значительные ушибы. В течение шести недель Говард не вставал с кровати, страдая от припадков нервной лихорадки. Лежа в постели, он вел дневник; так же как и записки, с которыми мы уже имели случай познакомить читателя, дневник имеет религиозное содержание. Едва неутомимый исследователь успел оправиться настолько, что мог оставить постель, он по совету врачей переехал в Гаагу. Здесь Говард действительно стал быстро поправляться и вскоре приступил к занимавшему его делу.

Из Голландии он направился в Пруссию и прибыл в Берлин в конце июня. В одном из писем из Берлина знаменитый филантроп пишет, что постигшая его болезнь в Голландии ослабила его и побуждает торопиться с выполнением своего плана, чтобы поскорее вернуться в Англию. В этом же письме он сообщает о своей аудиенции у принца Генриха, который с большим интересом расспрашивал его о путешествии и между прочим заметил, что “он с трудом может себе представить более тяжелое путешествие, но цель его – велика и человеколюбива”. Короля не было тогда в Берлине, он находился в Силезии – театре военных действий с Австрией. По этому поводу Говард в том же письме высказывает несколько горьких мыслей о биче всего человечества – войне. В Берлине с ним познакомился тогдашний русский посол при прусском дворе князь Долгорукий.

Посетив Шпандау, где была большая тюрьма, справедливо прозванная прусской Бастилией, а также Магдебург и Дрезден, – Говард наконец прибыл в Австрию.

Чрезвычайно характерен эпизод, имевший место в Праге, где он сделал краткую остановку. Желая ознакомиться с пражским монастырем капуцинского ордена, Говард задумал посетить его. Был постный день, и Говард надеялся застать отшельников пребывающими в молитве и строгом посте. Каково же было его удивление и негодование, когда его ввели в трапезную, где святые отцы сидели за обширным столом, обильно заставленным яствами и питиями, – в числе которых было немало и мясных блюд. На приглашение принять участие в “скромной” трапезе Говард не только ответил отказом, но тут же выразил свое негодование и пригрозил, что, по прибытии в Рим, сообщит папе о поведении монахов. Эта угроза вызвала панику среди сластолюбцев, и на следующий день к Говарду явилась депутация от капуцинов с просьбой не сообщать папе об их грехе, причем они торжественно обещались запомнить урок, данный им Говардом, и на будущее время свято соблюдать посты и загладить свои прошлые грехи молитвой. Говард, однако, не дал положительного ответа и оставил себе свободу поступить так, как найдет нужным, смотря по обстоятельствам.

Оставив Прагу, Говард прибыл в Вену. Здесь он был в первый раз и с особым интересом занялся осмотром венских мест заключения. Австрийский или, точнее, германский император Иосиф II усердно занимался реформой уголовного законодательства, он отменил пытку, поэтому в Вене Говард ожидал найти значительные улучшения и в тюремном устройстве. Но он обманулся в своих ожиданиях. Особенно сильное впечатление произвела на него одна из главных тюрем, прозванная “Maison du Bourreau” (“Дом палача”). Говард посвящает несколько слов увиденному там. “Здесь, как обыкновенно, я спросил, нет ли в тюрьме страдающих тюремной болезнью – гнилой лихорадкой, и получил отрицательный ответ. Заключенный в одной из темных келий, в которую нужно было спуститься на двадцать четыре ступени, показался мне больным тюремной лихорадкой. В тяжелых железных кандалах он был прикован к стене. Его лицо имело болезненный и несчастный вид, слезы текли по его щекам. Он даже не был в состоянии говорить со мною. Я осмотрел его грудь и ноги, нет ли на них кровавых пятен, исследовал его пульс и убедился, что он болен не лихорадкой. Сосед его по заключению сообщил мне, что это несчастное создание пыталось звать к себе на помощь, но его никто не услышал. Это – одно из крайне нежелательных неудобств заключения в темных отдаленных кельях”.

В первоначальном издании своего дополнения к книге (впоследствии оно вошло в книгу) Говард по поводу этого случая сообщает: “Многие спрашивали меня, какие меры предохранения я принимал при посещении зараженных мест в тюрьмах и госпиталях. Я здесь отвечу раз навсегда, что прежде всего – милосердие и благость моего Создателя, а затем умеренность и опрятность – всегда предохраняют меня. Надеясь на божественное провидение и следуя моему долгу, я посещаю самые опасные кельи. Никогда я не вхожу в тюрьму или госпиталь до завтрака и в зараженной комнате не дышу полной грудью”. Более благоприятными оказались впечатления, полученные Говардом при посещении госпиталя и дома для призрения бедных в Вене.

Во время своего пребывания в Вене Говард был приглашен к обеденному столу Марии-Терезии и, вопреки своему обычаю, принял приглашение. Во время обеда, данного в честь Говарда английским послом сэром Робертом Кейтом, где присутствовали многие дипломаты и придворные особы, один из гостей указал на заслугу императора, отменившего пытку. На это Говард возразил: “Простите, сэр, Его Величество отменил один только вид пытки, но вместо него установлен другой, более тяжкий. Прежняя пытка подвергала человека мучениям в течение нескольких часов, а вновь введенная – длится недели, месяцы, даже годы. Несчастные жертвы томятся в отравленной норе, пока не сознаются во всем, в чем их обвиняют”. Посол хотел прервать откровенную речь Говарда и шепнул ему, что следует быть осторожным, так как его слова несомненно будут переданы императору; но Говард ответил на это вслух: “Я никогда не воздержусь от того, чтобы не сказать правды, о ком бы ни шла речь, будь то о короле или императоре; я повторяю то, что сказал, и настаиваю на верности сказанного”.

Из Вены Говард направился через Штирию и Каринтию в Триест. После осмотра тюрем в этом городе он морем прибыл в Венецию, где осмотрел места заключения и обратил особенное внимание на галеры, к работам на которых присуждались в основном тяжкие преступники, большею частью пожизненно. После Венеции следовала остановка во Флоренции. Посетив тюрьму “Delle Stinche”, Говард заметил, что пища, отпускаемая арестантам, чрезвычайно недостаточна, поэтому поручил купить на данные им деньги говядины и раздать заключенным. Когда через несколько дней Говард опять появился в тюрьме, арестанты, не привыкшие к такой благотворительности, устроили ему трогательную встречу – припали к его ногам – и ему стоило большого труда уверить их, что он такой же простой смертный, как и они, и что он только желает сделать им добро из человеколюбия.

В Риме Говард провел сравнительно больше времени. Здесь он подробно осматривал знаменитый дом Св. Михаила для содержания бесприютных детей. Усилия его проникнуть в тюрьму святой инквизиции не привели ни к какому результату, и ему так и не удалось познакомиться с этой Бастилией католичества.

Посетив затем Неаполь, Говард направился на север Италии, в Чивитта-Веккиа, и затем отплыл в Ливорно. Буря, не утихавшая в течение трех дней, гнала корабль, на котором находился самоотверженный путешественник, а с окончанием ее корабль ожидало другое приключение, – население Ливорно опасалось чумы и, полагая, что этот корабль идет из “неблагополучных” мест, не пускало его в гавань. Новая буря прибила корабль к африканскому берегу, но и здесь пропуск оказался закрытым. Только после остановки на небольшом острове Горгоне, благодаря любезности местного губернатора, Говарду и его слуге удалось наконец добраться до Ливорно.

Через Милан, Пьемонт, Савойю Говард прибыл в Швейцарию; здесь вновь были осмотрены тюрьмы и госпитали, и затем через Германию и Фландрию он наконец вернулся к концу 1779 года домой, сделав по континенту семь тысяч верст. Прибыв в Лондон, Говард, по приглашению Общества попечения о бедных и раненых моряках, сделал сообщение на заседании общества о состоянии военных госпиталей. После короткого отдыха он решил вновь объехать Англию, чтобы ознакомиться со способом содержания пленных и удостовериться в справедливости того, что он слышал об этом во Франции. Проведя рождественские святки в Кардингтоне вместе со своим сыном, он с января до ноября 1779 года провел в путешествиях по Англии, сделав вновь десять с половиной тысяч верст пути. Из этой поездки Говард вынес утешительное убеждение, что его неимоверные труды не оставались бесплодными, что в состоянии тюрем за последнее время заметно значительное улучшение.

Реформа тюремного дела в Англии была на пути к осуществлению; парламент усердно занимался улучшением законодательства о тюрьмах, и недалеко уже было то время, когда английские тюрьмы сделались образцом для всей Европы.