Текст книги "Завтра, завтра, завтра"

– Понятия не имею, – затряс головой Маркс, – честно. Но он скрытный, как черт. Поверь человеку, прожившему с ним бок о бок три с половиной года. Я даже про автокатастрофу узнал только полтора года назад. Мучился целых два года, строя предположения, что же с ним приключилось. Чуть голову себе не сломал. Намекал ему и так и сяк, а когда понял, что ему приходится несладко, делал все, чтобы облегчить ему жизнь, хотя он никогда ни о чем меня не просил. Но я ведь сгорал от любопытства, пытался его разговорить. Куда там! Обычный человек наверняка поделился бы своими переживаниями с соседом, но Сэм – человек необычный. Он любит секретничать. Поэтому, хоть я и тревожусь о нем, но тревожусь не очень сильно.

– И что его вынудило рассказать тебе об автокатастрофе?

– Его – ничего. Это Бон Чха мне рассказала.

Сэди засмеялась.

– Однажды он не общался со мной шесть лет.

– Что ты натворила? – ахнул Маркс.

– Да ничего ужасного. То есть я выставила себя не в лучшем свете, но по большому счету произошло досадное недоразумение. Такая чушь, что и говорить не о чем. И мне было всего двенадцать!

– Ну, если Сэм затаил обиду, это надолго.

– Черт, – расстроенно мотнула головой Сэди, – какая я дура, что позволила Сэму проводить меня до квартиры Дова.

– Сэди, не кори себя, с Сэмом все в порядке. Просто он влип в какую-нибудь смешную историю, которая потом нас знатно повеселит. – Маркс поднялся. – Слушай, я прошел половину уровней этой умопомрачительной игры и хотел бы ее закончить, если ты не против.

Сэди кивнула. Побрела в комнату Сэма, прикрыла дверь и залезла в его кровать. Позвонила Дову и сказала, что переночует у Маркса.

– Зачем? – возразил Дов. – Ты ничего не знаешь и ничего не можешь поделать. Какой смысл изводить себя? Дуй домой.

– Нет, я лучше останусь. Вдруг он позвонит.

– О молодость, молодость, – залился смехом Дов. – Я и забыл, как ты юна, Сэди. Ты ошибочно полагаешь, что твоя семья – это друзья и коллеги.

– Да, – сухо ответила Сэди, скрывая раздражение.

– Когда у тебя появятся дети, друзья отойдут на второй план, – предостерег ее Дов.

– Я устала. Пока.

Окончив разговор, Сэди закуталась в одеяло Сэма и провалилась в сон.

Проснулась она только в восемь часов вечера – как раз к тому времени, когда Маркс закончил играть в «Итиго». Сэди направилась в гостиную, спросить, не звонил ли Сэм, и увидела довольного, расплывшегося в лукавой улыбке Маркса, глазеющего в темный монитор.

– Маркс?

Он вскочил, подбежал к ней, подхватил ее на руки и закружил по комнате.

– Маркс! – завизжала Сэди.

– Я люблю ее, люблю, – воскликнул Маркс. – Что тут скажешь?

Он отпустил Сэди и грянул хорошо поставленным сочным актерским басом.

– Я втрескался в эту девушку! Я втрескался в эту игру! Куда черти забрали Сэма – никак только я не пойму!

Небеса приклонили слух к мольбам Маркса, и, не успел он закончить декламацию, как раздался телефонный звонок. Сэди и Маркс наперегонки кинулись к аппарату, но Сэди оказалась проворнее и первой сорвала с рычага трубку.

– Это он! – зашипела она Марксу. – Так тебя и растак, Сэм, ты где шлялся?

Сэм сломал лодыжку на своей и без того искалеченной ноге. В Массачусетской больнице общего профиля, куда его привезли, его состояние оценили как тяжелое и, не откладывая, провели экстренную операцию. В больнице Сэму предстояло провести еще одну ночь, и он попросил их навестить его утром и помочь вернуться домой.

– Почему ты не позвонил? – сорвалась на крик Сэди.

– Не хотел, чтобы вы волновались.

– Но мы волновались именно потому, что ты не позвонил! – Сэди, у которой словно гора с плеч свалилась, зарыдала. – Я думала, ты умер, Сэм! Умер! Я думала, мы закончили игру и ты… ты… Я прям не знаю…

– Сэди, Сэди, не плачь, все нормально, – увещевал ее Сэм. – Я цел и невредим. Скоро сама убедишься.

– Еще раз такой финт ушами выкинешь, я тебя придушу! Собственными руками! – всхлипнула Сэди.

– Договорились. Согласен, я должен был позвонить. Сэди? Сэди? Ты меня слышишь?

Пока Сэди прочищала нос, Маркс завладел трубкой.

– А я знал, я знал, что с тобой все хорошо. И я прошел игру! Вы гении, оба! И я от вас без ума. Мотай на ус.

Сэди выхватила у него трубку.

– Надо же, – выдохнул Сэм, – он первым прошел нашу игру. С начала и до конца! Получается, мы ее сделали?

– Думаю, да, – сказала Сэди. – Ну, по большей части. У меня тут родилась пара идей.

– И у меня.

– Давай я сейчас к тебе приеду.

– Боюсь, посещения дозволены только до девяти вечера, а на часах уже восемь с четвертью. Ты не успеешь сюда добраться. Тем более – разлиновать новый «Дневник добрых дел».

– Застрелиться и не жить, – фыркнула Сэди.

– Серьезно, ты не успеешь.

– Ладно, Сэмми. Тогда скажу просто: я тебя люблю.

– Ф-фу, гадость какая.

– До встречи! Не успеешь завтра глаза продрать, как мы уже тут.

Сэди повесила трубку.

Ворочаясь в больничной кровати – далеко не первой в его жизни, но первой с чудесным видом на реку Чарльз, – Сэм страдал от невыносимого одиночества и жалости к себе. Последние два дня он почти ничего не ел, и теперь его подташнивало от анестезии, введенной на голодный желудок. И хотя его накачали обезболивающими, он чувствовал слабую пульсацию в прооперированной ноге и понимал, что, как только отойдет от наркоза, его скрючит от невыносимой, всепоглощающей боли. А во сколько ему обойдется этот несчастный случай, он боялся даже и думать. Медицинская страховка и практически исчерпанный счет в банке лишали его последних остатков самообладания. Хирург, осмотрев его, сказал, что искореженная лодыжка неимоверно ухудшила и без того бедственное положение его левой конечности, и озабоченно добавил: «Нельзя безостановочно сращивать кости. Пора подумать и о других вариантах». Но «другие варианты» отдавали диким средневековьем, и Сэм из двух зол решил выбрать меньшее: попрыгать пару месяцев на костылях – и это в жуткую зиму! – и во всем положиться на Маркса и Сэди. Очнувшись в больничной палате, он не сразу позвонил им, потому что оробел и смутился. Он не ожидал, что судьба-злодейка подложит ему такую свинью. Он надеялся, его капельку подлечат, втюхают баснословно дорогую баночку аспирина и отправят восвояси. И никто ничего не узнает. Он не желал, чтобы Сэди и Маркс видели его разбитым, слабым и одиноким. Он устал от своего тела и капризной ноги, не переносящей даже малейших проявлений радости. Устал осторожничать и рассчитывать каждый свой шаг. Господи, как же ему хотелось скакать и резвиться! Как же ему хотелось превратиться в Итиго. Кататься на серфе и лыжах, прыгать с парашютом, летать на параплане, покорять горные вершины и лазать по крышам. Умирать миллионы раз от миллиона различных напастей, калечить и уродовать свое тело и на следующее утро просыпаться живым и невредимым, здоровым и полным сил. Он хотел жить, как Итиго, – в бесконечных и целомудренных, словно лист белоснежной бумаги, «завтра», свободных от ошибок и проклятий прошлого. Или, если обратиться в Итиго ему было не суждено, хотя бы воплощать свои фантазии в игре вместе с Сэди и Марксом.

Сэм грыз себя поедом и дошел до крайне плачевного состояния, когда через стеклянную дверь увидел своих друзей. Неотразимых, потрясающих Сэди и Маркса, невероятных, словно мираж.

Чтобы побыть с ним хотя бы пятнадцать минут, они схватили такси и примчались к нему в больницу, успев по дороге купить бутылку шампанского и пластиковые стаканчики.

– Поднимем бокал за вашу первую игру, – хитро подмигнул Маркс, вытаскивая покупки. – Такое событие случается не каждый день!

Сэм, несказанно обрадованный их появлением, сконфуженно покраснел, стыдясь своего жуткого вида, лилово-черных синяков и кровоподтеков на лице и несуразного, наложенного на ногу гипса, наверное сотого гипса в его жизни. Разве мог он равняться с Сэди и Марксом, этими славными и сильными молодыми людьми в шерстяных пальто, полубогами с румяными от мороза щеками и густыми волосами? Увидь их кто-нибудь рядом, подумал Сэм, и наверняка решил бы, что Сэм принадлежит к совершенно иной, вырождающейся человеческой расе. Впрочем, он тут же одернул себя: «Они не просто мои друзья. Они мои коллеги», припомнив, что коллегами их сделал именно он. От этой мысли ему полегчало. «Итиго» соединил их троих нерушимыми узами.

– Чего бы в тебя здесь ни вкололи, надеюсь, от шампанского тебя не заколбасит, – ухмыльнулся Маркс, плеснув Сэму в бокал немного игристого вина.

– Что с тобой стряслось? – спросила Сэди.

Сэм обратил все в шутку и задорно рассказал им о нелепых прыжках, стихотворении, счастье и радости бытия, охвативших его после завершения игры, но умолчал про видение матери.

– Вы знаете этот стих? Про то, что любовь – это все?

– Это «Битлз»! – воскликнул Маркс. – «Все, что тебе нужно, – это любовь…»

– Нет-нет, там упоминаются груз и сила тяжести. Не помните?

– Это Эмили Дикинсон! – выпалила Сэди. – «Должен быть груз приноровлен к силе тяжести». Это стихотворение есть в моей «ЭмилиБум».

– «ЭмилиБум»! – засмеялся Сэм. – Ну конечно! Эта строка показалась мне донельзя странной, и я оступился на тротуаре.

– То есть, можно сказать, эмилибумкнулся? – веселясь, подхватил Маркс.

– Знаете, все ребята на семинаре ненавидели эту игру, – призналась Сэди.

– Маркс, помнишь, что ты сказал, когда играл в «ЭмилиБум»? – спросил Сэм.

– Я сказал, что это самая жестокая и самая поэтическая игра, которую я когда-либо видел. И прибавил, что твой друг, по всей видимости, личность неординарная.

– Я польщена, – ухмыльнулась Сэди.

– А что нам теперь делать с «Итиго»? – поинтересовался Маркс.

– Покажем игру Дову и послушаем, что он скажет, – ответил Сэм.

Дежурная медсестра, старушка лет шестидесяти, дорабатывавшая последние годы до пенсии, позволила им остаться в палате Сэма до полуночи. Она с наслаждением прислушивалась к их звонкому смеху, добродушным шуточкам и беззлобным подтруниваниям. Коротая время, она развлекалась, выдумывая посетителям имена и биографии и связывая их вымышленными отношениями с пациентами. Так, сломавшего ногу мальчугана медсестра нарекла Крошкой Тимом. Азиатского паренька с модельной внешностью кинозвезды – Киану. А хрупкую брюнеточку с густыми бровями и причудливо изогнутым носом – Одри. Киану поглядывал на Одри с немым обожанием, однако никакой романтики между ними не было. А жаль. Иначе совсем юный, на первый взгляд, Крошка Тим мог оказаться их общим ребенком. Правда, вызывающая молодость Киану и Одри делала это предположение нелепым. Тогда кто из них кто? Может, Крошка Тим – маленький братец Киану и Одри? Или Одри – девушка Крошки Тима? Или Киану и Крошка Тим – сладкая парочка? Киану с такой нежностью подал ему воды, когда несчастный страдалец попросил об этом. В то же время Одри вела себя с Крошкой Тимом естественно и свободно, словно давно знающий его близкий и родной человек. И пока Киану чинно восседал на стуле, она без всякого стеснения прилегла на кровать Крошки Тима, непринужденно поглаживая его руки. Они прекрасно дополняли друг друга: Одри словно бы являлась продолжением Крошки Тима, а Крошка Тим – продолжением Одри. Да, здесь явно царила любовь, подумала медсестра и разочарованно вздохнула: любовь, но отнюдь не всепоглощающая страсть.

Сэди и еле державшийся на ногах Сэм целый месяц отлаживали игру и в конце января решили показать ее Дову. Все это время он помогал им и словом, и делом, но еще ни разу не видел их творения и не знал, что у них получилось. Сэди притащила жесткий диск с законченной игрой домой к Дову, и тот запустил первый уровень. Сэди, нависая над ним, подсказывала, как управлять персонажем и где схоронены тайники. Ее лихорадило от возбуждения. Она боялась реакции Дова, одновременно гордилась своей работой и хотела, чтобы Дов оценил ее по достоинству, ничего не упустив.

– Сэди, отвали, – досадливо отмахнулся Дов. – Дай мне спокойно поиграть. Не могу сконцентрироваться, когда ты дышишь мне в ухо.

– Хорошо-хорошо, буду тихой, как мышка.

Дов добрался до седьмого уровня, вселенной снега и льда, где Итиго впервые встречает Гомибако, призрачное страшилище, которое порабощает потерянных детей.

– Твой взгляд жжет мне спину! – не выдержал Дов. – Я слышу, как ты сопишь!

Он схватил ее за руку и потащил в спальню.

– А теперь будь пай-девочкой, – сказал он.

– Но…

– Ты что, бросаешь мне вызов?

– Нет, Дов.

– Так-то лучше… – Он оглядел ее. – Раздевайся.

– Я не хочу, Дов. Здесь холодно.

– Раз-де-вай-ся, – раздельно, чеканя каждый слог, приказал он. – Не смей мне перечить, ты знаешь, что за этим последует.

Она разделась.

Раньше, когда их любовь зарождалась, Дов не проявлял склонностей к садомазо. Замашки мучителя-изувера проявились у него только прошлой осенью, когда Сэди вновь переехала к нему. Поначалу Сэди это даже слегка заводило, но потом стало тревожить: она не знала правил этой игры и не понимала, почему они вынуждены в нее играть. Дов не был с ней груб и всегда спрашивал ее согласия. Но он сходил с ума по наручникам и затейливым секс-игрушкам и любил ею командовать. Ему нравилось раздевать Сэди, связывать ее и порой затыкать ей рот кляпом. Нравилось хлестать ее и шлепать, выдергивать ей волосы. Нравилось сбривать – осторожно и артистично – ее лобковые волосы. Однажды он и вовсе помочился на нее, но она закричала: «Прекрати!» – и он прекратил и больше никогда этого не делал. И всегда, после того как причинял ей боль, пусть и не очень сильную, он раскаивался и чуть ли не ползал на коленях, моля о прощении.

Он также любил, чтобы его лупцевали, но у Сэди не поднималась на него рука. Как-то ночью, празднуя свое тридцатилетие, он попросил Сэди влепить ему пощечину.

– Сильно. Наотмашь.

Она повиновалась.

– Сильнее!

Она повиновалась и, размахнувшись, так заехала ему по лицу, что Дов побагровел и на его глазах выступили слезы. Смахнув их, он бросился к телефону и позвонил в Израиль. Она слышала, как он умильно курлыкает с сыном на нежном, похожем на птичьи напевы, иврите. Знание иврита у Сэди ограничивались подготовкой к бат-мицве да религиозными праздниками, так что из телефонного разговора она не поняла ни слова, кроме имени – Телемах, или Телли, как ласково называл сына Дов. Телли исполнилось три.

В тот памятный вечер, когда Дов предложил Сэди возобновить отношения, он налил ей бокал вина и сообщил, что жена наконец-то согласилась с ним развестись.

– Хорошо, – медленно произнесла Сэди, тщательно взвешивая слова. – Если брак не принес тебе счастья.

– Ни малейшего! Конечно, развестись не так просто, как хотелось бы. Процедура сложная и очень дорогостоящая. Но свобода того стоит.

Они заговорили разом.

– Думаю, нам не стоит встречаться, – сказала Сэди. – Давай останемся коллегами и друзьями.

– Давай снова встречаться, – перебил ее Дов.

– Тебя не было целый год. Еще одного разрыва я не переживу.

– Никакого разрыва не будет. Обещаю.

И вот, этим вечером, Дов впервые играл в «Итиго».

Сразу же после секса с Сэди – быстрого, приятного, не отягощенного эротическими вывертами – Дов открыл тумбочку, достал наручники и приковал запястье Сэди к изголовью кровати. Все это произошло так стремительно, что Сэди не успела ничего возразить.

– Ты останешься здесь, пока я не пройду «Итиго».

– Но Дов, – всполошилась Сэди, – тебе еще часов тринадцать играть, не меньше!

Дов молча вышел из спальни и прикрыл дверь.

Сэди дотянулась до телефона, стоявшего на прикроватной тумбочке, и позвонила Сэму.

– Он закончил игру? – возбужденно спросил ее Сэм.

– Нет, дошел до Гомибако.

От мнения Дова зависело многое, очень многое. В игровой индустрии он пользовался уважением, имел влияние и связи. Если бы детище Сэди и Сэма пришлось ему по нутру, он мог бы предложить «Итиго» своему издателю или иной компании, выпускающей игры. Одно его слово (куда тут до него Сэму, Сэди и Марксу) – и весть об «Итиго» мгновенно разлетелась бы по всему игровому сообществу, привлекая к игре всестороннее внимание.

– Так чего ты там сидишь? Айда к нам! Мы собираемся в кино. Маркс говорит, сегодня в кинотеатре парка Фреш-Понд показывают «Марс атакует!».

– А как же твоя нога?

– Ну надо же мне разминаться, Сэди. Мы возьмем такси, а потом ме-е-едленно потащимся к кинотеатру.

– И никаких припрыжек?

– И никаких припрыжек и стихов. Клянусь.

– Я останусь с Довом, – произнесла Сэди, с тоской глядя на прикованное к кровати запястье. – Вдруг я ему понадоблюсь.

Читать было нечего. Кроме того, она недавно сходила в туалет и ее начинала томить жажда. Она, как смогла, закуталась в одеяло и попыталась заснуть, но сон бежал от нее. Да и попробуй тут поспать с задранной над головой рукой!

Сэди задумалась. Разумеется, без «Улисса» они долго блуждали бы впотьмах, как слепые котята, однако правильно ли они поступили, использовав движок Дова, Сэди не знала. И это ее настораживало. Дов, великий и знаменитый Дов, стал их продюсером, и Сэди беспокоило, что ее работа в глазах людей превратится в его работу. Что никто не поймет, где начинается ее творчество и заканчивается его помощь.

Учитывая интервью Дова, которое он дал интернет-сайту «Игрохранилище» после выхода «Мертвого моря II», Сэди была недалека от истины.

Игрохранилище. В этом году еще одна игра произвела сенсацию: я имею в виду «Итиго», игру, в которой использовался ваш «Улисс». Возможно, именно он и привел «Итиго» к успеху. Расскажите, как вы познакомились с ее создателями.

Д. М. Сэди [Грин, программист и дизайнер «Итиго»] была моей студенткой. Выдающейся студенткой, должен отметить. Она и сейчас выдающаяся. Говоря откровенно, я не торгую движками. И не заинтересован в продаже собственных наработок всяким там, с позволения сказать, дизайнерам. Мне кажется, повальное использование одних и тех же движков – порочная практика. Дизайнеры и программисты начинают сачковать, игры становятся скучными и неотличимыми друг от друга, как близнецы-братья: везде одна и та же игровая механика, одни и те же виртуальные миры и прочее. Однако Сэди и Сэм [Масур, программист и дизайнер «Итиго»] мыслили нетривиально, их идеи и образы оказались удивительно мне созвучны, и я захотел присоединиться к их работе и помочь им. Я предложил им «Улисса». Слушайте, «Улисс» ни капли не умаляет заслуг Сэди и Сэмми. Эти ребятишки своротили горы. Я всегда привожу их в пример своим студентам: вот, говорю, полюбуйтесь, какое волшебство сотворила парочка талантливых ребят на парочке допотопных компьютеров. Компании – разработчики игр постепенно превращаются в огромные корпорации, обрастают мхом и теряют индивидуальность. У них десять человек создают текстуры, десять – моделируют виртуальное пространство, еще десять – прописывают игровую вселенную, плюс кто-то выдумывает историю и сочиняет диалоги, и, грубо говоря, ни один из них знать не знает, что же делают остальные. Сборище зомби, уткнувшихся в компьютеры! Просто [непечатное выражение] кошмар!

Игрохранилище. Но не станете же вы отрицать свое влияние. Сцена шторма, например, это же ваших рук дело.

Д. М. Ну, это еще бабушка надвое сказала. Впрочем, если знать, где искать, какое-нибудь влияние найти всегда можно.

Когда Дов прошел «Итиго» и вернулся в спальню, в глазах его блестели слезы.

– Черт, Сэди, это прекрасно.

– Тебе понравилось? – с нажимом спросила Сэди. Ей не терпелось услышать от него правду.

– Понравилось? – заорал он. – Дурочка ты моя ненаглядная. Да ты убила меня. Сразила меня наповал. В мозгу не укладывается, как это крошечное удивительное существо создало подобное чудо.

Дов восторженно затряс головой, и по его щекам градом заструились слезы. Он даже не пытался утереть их. Вид Дова растрогал Сэди до глубины души, и она тоже расплакалась. Слова Дова значили для нее намного больше, чем слова Маркса. Маркс был их преданным поклонником, Дов – неумолимым судьей. Сэди обмякла. Колоссальное напряжение, не отпускавшее ее все десять месяцев, с того самого дня в марте, когда Сэм предложил ей создать игру, внезапно ослабло. Сэди почувствовала себя окрыленной. Продвижение игры ее особо не интересовало: займет ли их игра скромное место среди условно-бесплатных программ или же с оглушительной помпой протрубит о себе всему миру – неважно. Важно, что делом ее рук восхищается сам Дов Мизрах. И – довольно!

Ей захотелось прижаться к Дову, но наручники не пускали ее к нему. Обнаженная, она встала на колени и протянула к нему распахнутую ладонь. Дов горячо сжал ее и прошептал:

– Я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

– А еще я люблю «Итиго». Завтра первым же делом встречусь с Сэмми и Марксом. Эта игра – золотая жила. Мы все на ней разбогатеем.

Он заговорил – быстро, отрывисто, словно аукционист, – и, энергично жестикулируя и изредка подпрыгивая на одной ноге, принялся мерить шагами комнату, излагая свое видение будущего «Итиго».

– Дов! – с мольбой воззвала Сэди, тряхнув наручниками. – Прошу тебя…