Текст книги "История политических доктрин. Монография"

Глава XIX

40. Теория политического класса

Две традиционные классификации форм правления сформулированы Аристотелем и Монтескье. Первая имеет деление на монархии, аристократии и демократии по тому, как суверенные власти сосредоточены в руках одной персоны, – узкого класса или же у всеобщности граждан. Монтескье определяет как деспотические те режимы, в которых воля одного суверена не встречает противодействия со стороны традиции, местных привилегий, классов, законов, которые он сам принимает как монархические – те, в которых наряду с монархом действуют отмеченные сдержки, наконец, как республики – те формы, те политические организации, в которых нет наследственного главы государства, а суверенитет относится или к части сограждан, как это имеет место в аристократических республиках, или к их всеобщности, как это происходит в демократических республиках.

Эти классификации имеют общий недостаток: они сформулированы на основе наблюдений за одним-единственным моментом истории политического организма. Классификация Аристотеля по существу основана на условиях существования эллинского города-государства в V и IV вв. до и. э. Классификация Монтескье учитывала организацию только европейских государств, современных автору, когда в Венеции, Генуе и Швейцарии не было наследственного главы государства, во Франции действовала монархия, только до определенного момента ограниченная обычаями, относительной самостоятельностью магистратуры и привилегиями классов и корпораций; в Турции правил единственный деспот, который открыто регулировал все по своему усмотрению. Однако между строк сочинения «О духе законов» видно, что его автор находит совершенным тип монархии, ограниченной в своих правах, какая существовала в Англии.

Однако главный недостаток указанных классификаций состоит в поверхностных критериях, на основе которых они сформулированы, поскольку они имеют в виду больше кажущиеся характеристики, нежели сущностные, на основе которых и происходит диверсификация политических организмов. Если вникнуть по существу в классификацию Монтескье, можно легко констатировать, что между политической структурой двух республик существует большая разница, чем та, которая имеется между одной из них и определенной монархией. В качестве примера укажем на большую разницу между Соединенными Штатами Америки и французской республикой, чем на отличие последней от бельгийской монархии. Здесь же следует вспомнить, насколько велика разница между современной республикой и республикой античной или средневековой. Вместе с тем, если проанализировать классификацию Аристотеля, мы должны признать, что один-единственный монарх не сможет управлять миллионами подданных без помощи иерархии функционеров или же руководящего класса. В одинаковой мере невозможно функционирование демократии, если действия народных масс не будут координированы и направляемы организованным меньшинством или же другим руководящим классом.

Сегодня новый метод политических исследований имеет тенденцию концентрировать внимание теоретиков именно на формировании и организации руководящего класса, который в Италии повсеместно получил наименование политического класса[81]81
  Это наименование начинают находить также и у иностранных авторов наряду с наименованием «элита», употребляемым Парето.


[Закрыть].

По правде сказать, этот метод в сущности не столь уж нов, поскольку отдельные догадки о важности и необходимости руководящего класса можно найти даже в классической античности и в произведениях Макиавелли, Гвиччардини и Руссо. Еще больше об этом говорят авторы XIX века, среди которых, конечно, значительное место занимает Сен-Симон[82]82
  См.: Г. Моска. Элементы политической науки /1ос. eit./ часть 11, гл.1.


[Закрыть], но только к концу прошлого века и в течение века текущего получило распространение новое видение политического мира.

Одним из первых результатов нового метода стало понятие, получившее с 1883 года название политической формулы[83]83
  Г. Моска. О теории правительств и парламентарном правлении. Турин Лошер, 1884 г.


[Закрыть]. Политическая формула есть констатация того, что во всех странах, достигших хотя бы среднего уровня культуры, политический класс оправдывает свою власть, опираясь на верование или чувство в эту эпоху или у этого народа повсеместно принятые, которыми могут быть в разных случаях предполагаемая воля народа или Бога, сознание и стремление сформировать достойную нацию или избранный народ, традиционная верность династии или вера в некоего индивида, наделенного исключительными качествами.

Естественно, каждая политическая формула должна соответствовать степени интеллектуальной и моральной зрелости народа и времени, в котором она существует. Поэтому она должна точно подходить особенному восприятию мира, которое свойственному народу в определенный период и всем индивидам, составляющим данный народ.

Поэтому, когда политическая формула, скажем так, преодолена, когда ослабла вера в принципы, на которых она основана, и охлаждены чувства, которые ее создали, это знак того, что в политическом классе зреют внутренние трансформации. Французская революция произошла, когда огромное большинство французов утратило веру в божественное право короля, а русская революция разразилась, когда почти вся интеллигенция и большинство русских рабочих и крестьян перестали верить в то, что царь получил от Бога миссию управлять самодержавно Святой Русью.

Наоборот, когда политическая формула пребывает в гармонии с менталитетом данной эпохи и с чувствами, наиболее распространенными среди данного народа, ее полезность становится неоспоримой, потому что очень часто она служит установлению границ действия тех, кто командует и облагораживает в известной мере подчинение, не будучи сама исключительным результатом материального принуждения.

Поскольку в каждом политическом организме необходимым образом присутствует и функционирует руководящий класс, становится очевидным, что усилия тех, кто желает изучать политические феномены, должны концентрироваться на исследовании различных типов организации и ее формирования.

Что касается организации, можно утверждать, что до сих пор она представлена тремя различными типами: феодальным, бюрократическим и третьим типом. Последний менее распространен, но им не следует пренебрегать из-за интеллектуального наследства, которое он оставил, и важности, которую он в свое время приобрел. Разумеется, мы имеем в виду эллинский и италийский города-государства.

Система – благодаря историческим реминисценциям мы назвали ее феодальной – является наиболее простой и примитивной и в то же время наименее совершенной, которой с трудом удавалось постоянно координировать усилия всего народа для достижения единой гражданской или военной цели. Ее главная характеристика состоит в том, что территория государства была разделена на множество частей, в каждой из которых представитель верховного иерарха соединял в своих руках все суверенные власти. Так обстояло дело в средневековой Европе, когда барон был в одно и то же время военным руководителем, судьей и мог вводить подати и налоги в пределах своего феода.

Это приводило к тому, что каждая часть государства могла поддерживать свою почти независимую позицию перед центральными властями и даже с относительной легкостью отделяться от них. Поэтому в феодальных режимах единство государства и сочленение его различных частей могло поддерживаться только, когда центральный орган возглавляло лицо с таким престижем и энергией, которые могли внушать уважение местным руководителям; или же когда национальное чувство было настолько сильным, что представляло собой ощутимое препятствие разделению государства, как произошло в Японии перед сёгунатом Токугава[84]84
  Сёгунат Токугава утвердился в первые годы XVII в. С этого времени до XIX в. центральная власть в Японии была достаточно сильной, потому что крупные феодалы, находились под строгим наблюдением, и большая часть страны, особенно ее стратегические пункты, зависели напрямую от сёгуна.


[Закрыть].

Бюрократическая система характеризуется тем, что функции управления распределены не в зависимости от территории, но по их природе, поэтому военное управление отделено от судопроизводства, то, в свою очередь, – от финансовой сферы, и каждое проявление суверенитета доверено такой же специальной иерархии функционеров, которые получают руководящий импульс из центрального органа государства; поскольку разные виды деятельности правительства доверены разным людям, становится более эффективным и надежным управление небольшой группы, стоящей во главе государственной организации, и более затруднительны попытки каких-то районов отделиться от остальной территории и жить собственной жизнью.

Древние империи Востока и исламские государства почти всегда сохраняли характер феодального государства, но в Древнем Египте мы находили временами следы эволюции к бюрократическому государству. Начальную бюрократизацию, несмотря на достаточно широкие полномочия, предоставленные местным правителям, можно обнаружить в Китае в лучшие периоды существования китайской цивилизации. Более значительной была независимость сатрапов, или местных правителей, в Персидской империи, и излишняя независимость стала одной из причин довольно быстрого распада Багдадского халифата и империи Великого Могола.

Переход от организации феодальной к организации бюрократической происходит довольно медленно. Характерный пример длительности такой трансформации нам дает Франция, где борьба между централизованной монархией и феодалами длилась в различных фазах почти семь столетий – от Гуго Капета до Людовика XVI. Хотя и со значительными трудностями, небюрократические государства также могут претерпеть распад и разложение, как это произошло в Западной Римской империи в V в. и. э., и разложение тогда было наиболее полным, а длительность примерно такой, какими бывали периоды упадка феодальных государств. К распаду политического организма добавляется трансформация моральных сил и упадок сил экономических, руководивших до этого обществом.

Мы уже отмечали оригинальные черты, которыми отличались города-государства в античной Греции и Италии от других типов политической организации. Эти черты частично могут встречаться также в средневековых коммунах, которые после X в. стали образовываться в Западной Европе.[85]85
  Что касается античной Греции и Рима, см.: рр. 30–67, средневековых Коммун см.: рр. 81–83.


[Закрыть] Как в одном, так и в другом случае руководящий класс был, по крайней мере по видимости, очень широким, поскольку из-за краткой длительности исполнения публичных должностей, их сменяемости и чередования он охватывал значительную часть населения города-гегемона[86]86
  Нет необходимости напоминать, что в Греции из гражданства исключались рабы, домицилированные иностранцы, а иногда даже те, кто не были детьми гражданина и гражданки. Известно, кроме того, что Аристотель, который, конечно, не был аристократом, не хотел допускать к публичным должностям мелких торговцев и мелких ремесленников.


[Закрыть]. Хотя фактически, в особенности в Риме, наиболее важные должности замещались почти всегда выходцами из небольшого числа наиболее выдающихся семей, так же и в Греции, когда возобладало демократическое течение, дошедшее до попытки введения абсолютного равенства всех граждан вследствие гражданской войны и лишения имущества богатых, которые подготавливали олигархический режим, тесно сплоченный вокруг тирана.

Аналогичным образом в средневековых коммунах наиболее важные должности, как правило, доставались руководству главных цехов или, как это происходило в Венеции, ограниченному числу высокопоставленных семей, и там, где концентрации власти в одном узком классе не было, почти всегда Коммуну замещала Синьория, похожая на античную тиранию.

Нет необходимости напоминать, что как в античном городе-государстве, так и средневековой коммуне было почти невозможно расширить государство, не изменив порядки, на которых оно было основано. Только политическая мудрость Рима смогла частично преодолеть эту трудность. Но и Рим, в известной мере, должен был трансформироваться в бюрократическое государство, когда его господство распространилось на все Средиземноморье. Однако достойна удивления констатация силы и сопротивления несчастьям, которые пропорционально своей обширности этот тип политической организации смог продемонстрировать в разных обстоятельствах. В самом деле, известно, что Афины могли послать около 40 тысяч людей на Сицилию, когда предприняли свою неудачную экспедицию против Сиракуз и что, несмотря на то, что на родину возвратились лишь немногие участники экспедиции, город нашел в себе силы почти десять лет сопротивляться Пелопоннесскому союзу. Рим, вопреки огромнейшим потерям, выиграл Первую и Вторую пунические воины. Пиза, население которой в XIII в. не превышало 80 тысяч, понесла потери – 5 тысяч погибших и 11 тысяч пленных в сражении при Мелории[87]87
  По всей вероятности половина численности войск, посланных на Сицилию, не были арийскими гражданами, но с учетом того, что последних насчитывалось не больее 35–40 тысяч, усилия, приложенные Афинами, – удивительны. Подобным же образом часть тех, кто сражался на стороне Пизы под Мелорием, должна была быть набрана в тосканской Маре, но та была слабо населена, и остается признать значительным напряжение, выдержанное городом-гегемоном, понесшем в предыдущем сражении серьезные потери.


[Закрыть]. Нет необходимости напоминать и о том вкладе, который внесли Афины, Флоренция и Венеция в искусство, письменность, литературу, науку.

Интеллектуальное влияние этой формы государства способствовало, не считая других положительных воздействий, созданию и поддержанию того типа политической организации, которую можно было бы назвать либеральной, в противопоставлении той, которую называют автократической. Главная характеристика либеральной системы состоит в том, что передача власти происходит снизу вверх, т. е. чиновники занимают свои места благодаря всеобщему голосованию тех, кто должен потом им подчиняться, в то время, как в системе автократической высшая иерархия назначает своих непосредственных сотрудников, которые в свою очередь назначают подчиненных им функционеров[88]88
  Наименование, конечно, несколько условное, которое мы дали прилагательным «либеральный» и «автократический», но оно то же самое, которое мы уже приняли в «Элементах политической науки».


[Закрыть].

Известно, что древние империи Востока были организованы по правилам автократической системы. Такими же были исламские государства, Римская и Византийская империи, с некоторой оговоркой так же западноевропейские монархии с XVI до начала XIX в. Напротив, можно рассматривать как принадлежащие к либеральному типу, помимо городов-государств античности и средневековых коммун, республиканские режимы и парламентарные монархии, хотя, по правде говоря, в Европе, как республики, так и ограниченные монархии должны рассматриваться в качестве смешанных типов, поскольку бюрократия, держащая в своих руках значительную часть реальной власти, назначается почти всегда по автократической схеме.

В целом можно утверждать, что автократические режимы более длительны, чем организованные по системе либеральной. Поскольку последние – весьма тонкие организмы, которые могут действовать хорошо, только когда им это позволяют условия жизни народов, принявших этот режим, и в эпохи экономического процветания и высокого интеллектуального расцвета. Было бы наивно полагать, что либеральные режимы в соответствие с политической формулой, которая их оправдывает, опираются на ясно выраженный консенсус численного большинства граждан, поскольку, как уже было показано выше, на выборах борьба разворачивается между различными организованными группами, имеющими средства, способными повлиять на массу неорганизованных избирателей, которым ничего не остается, как выбирать из небольшого числа представителей этих групп[89]89
  См. по этому поводу нашу Теорику правительств и наши Элементы политической науки, уже цитированные.


[Закрыть].

Однако в борьбе за голоса дезорганизованного большинства каждая группа старается быть информированной, по крайней мере, по видимости, относительно идей и чувств, бытующих в этой массе, а если что и разрешено либеральным режимам – это объяснить применение чрезвычайной силы в чрезвычайных условиях, с другой стороны – сделать так, чтобы руководящий класс испытывал влияние наиболее многочисленных элементов, хотя и не слишком осознающих истинные проблемы общества, именно потому, что наибольшая опасность, угрожающая либеральным институтам, состоит в предоставлении избирательного права наиболее необразованным стратам населения[90]90
  Поэтому Трейчке в своей «Политике» имел право сказать, что логика есть худший враг демократии. Действительно, представительный режим, основанный на политической формуле народного суверенитета, понимаемого как суверенитет большого числа, должен довести дело до принятия всенародного голосования, которое надолго сделает невозможным или по крайней мере очень затруднит правильное функционирование этой формы правления.


[Закрыть].

Если важно заниматься изучением различных типов организации политического класса, то еще важнее исследовать различные методы, используемые при их формировании, или разные критерии, по которым она допускает и приближает к себе определенное число одних индивидов и держит на расстоянии многих других.

Критерий, повсеместно превалирующий и почти обязательный для формирования руководящего класса, состоит в способности руководить или же, как уже было интуитивно предсказано Сен-Симоном, в обладании такими персональными качествами, которые в данное время данным народом наиболее оценены и приемлемы в управлении обществом. К этому следует добавить волю к господству и сознание необходимости обладать этими качествами. Последние тоже должны меняться, потому что постоянно меняются интеллектуальные, моральные, экономические и военные условия любого народа, а это приводит к тому, что и политические порядки и административное управление должны соответственно меняться.

Названные изменения совершаются медленно, и в этом случае новые элементы, которые проникают в руководящий класс, не меняют скоропалительно ни его духа, ни его структуры. Иногда они происходят быстро и беспорядочно, и тогда замена новыми элементами старых может произойти в ходе смены одного или двух поколений почти в полном объеме. В первом случае можно утверждать, что превалирует тенденция, которую в другом месте мы назвали аристократической, во втором – тенденция, которую мы назвали демократической[91]91
  См.: Г.Моска, Приницп аристократический и демократический в «Ежегоднике Университета Турина» учебного года 1902-03 и Элементы политической науки, cl 1., часть 11, rn.IV.


[Закрыть].

Довольно затруднительно, более того невозможно, устранить полностью действие одной из этих тенденций, потому что абсолютное превосходство аристократической тенденции предполагало бы, что мысль и условия жизни человеческого общества не должны никогда меняться, что, как учит долгий опыт, – абсурдно; с другой стороны, абсолютное превосходство демократической тенденции могло бы иметь место, если бы дети не наследовали средства, отношения и знания, которые служили отцам для занятия лучших социальных позиций.

Частную собственность на землю, капиталы и все средства производства определяют как главную причину наследственного влияния на политику. Нельзя отрицать, что в этом утверждении содержится часть истины, но полагаем, как мы уже показали, что если собственность на эти инструменты принадлежит государству, то те, кто управляет государством, – а это меньшинство, аккумулирующее экономическую и политическую власть, – располагают широчайшими возможностями, чтобы устроить карьеру собственным детям или персонам, находящимся под их защитой.

Быстрое и почти полное обновление руководящего класса во времена достаточно отдаленные нередко происходило вследствие вторжения варварских племен, не знавших еще оседлого образа жизни, которые устанавливали в завоеванной стране свои порядки и занимали места прежних правителей. Очень часто успех завоевателей был обеспечен в значительной мере расколом и упадком старого политического класса и, почти всегда, безразличием, а иногда и сосуществованием плебеев с новыми хозяевами завоеванной страны[92]92
  Замечено, что за несколько веков до падения Западной Римской империи и вторжения варваров Галлия была взбудоражена восстанием багаудов, банды которых состояли из колонов и рабов. Также и в Африке восстанию циркумцеллионов предшествовало вторжение вандалов. Приск в интересном сообщении из посольства в Аттиле рассказывает о встрече при дворе суверена гуннов с одним греком, который был пленником у варваров и потом, будучи освобожден, смог достичь высокого чина в армии гуннов. Он заявлял византийскому послу, что для выдающегося человека намного предпочтительнее жить среди варваров, чем быть объектом притеснений и постоянных вымогательств имперских чиновников.


[Закрыть].

Эти политические катаклизмы отнюдь не были редкими в древних империях Востока. От некоторых из них пострадала цивилизация в Месопотамии и уже давно известно о разрушениях, которые произвело вторжение гиксосов в Древний Египет. Подобные вторжения в разные эпохи пришлось испытать Китаю и Индии и не надо напоминать о падении Западной Римской империи и нападениях арабов и турок.

С прогрессом цивилизации зоны, занятые варварами и кочевниками, мало-помалу сокращались, а обитаемые территории населялись плотно и постоянно. Оседлые народы занимались ремеслом, торговлей, интенсивным земледелием. Кроме того, развитая цивилизация располагала средствами защиты против варваров, все более эффективными по сравнению с теми, что использовались в эпоху Чингисхана и Тамерлана. Поэтому катаклизмы такого рода, о которых упоминалось, становились весьма затруднительными, если не невозможными.

Напротив, во времена недавние и совсем близкие быстрые и насильственные обновления руководящего класса происходили по инициативе новых политических сил, зародившихся в разных странах, и в силу распада старых руководящих классов. Иными словами, вторжения были замещены революциями. В качестве примера можно привести Великую французскую революцию, возможно ту, которая произошла в Японии в 1853–1868 гг. и, наконец, самую большую из всех, русскую революцию[93]93
  Впрочем, думается, что революции не были неизвестными даже и в самые древние периоды истории. Согласно документам, переведенным за последние пятнадцать лет, даже в Древнем Египте, в период, длившийся с древней империи и до новой империи, т. е. примерно с 2360 до 2160 гг. до и. э., царила анархия, в ходе которой старые социальные иерархии были смещены. Представляется, что иностранные вторжения приводили только к установлению беспорядков и совсем не были главной причиной распада управляющего класса. Волнительно читать сейчас, спустя сорок веков, выражения огорчения и боли тех, кто с высоких социальных позиций был ввергнут в нищету, в то время как другие, из наиболее низких страт общества, были вознесены высоко.


[Закрыть]. Каковы бы ни были причины политических катаклизмов, обновивших состав и порядок деятельности руководящего класса, почти всегда более или менее многочисленные фрагменты старого класса входили в класс новый.

Из объективного изучения истории можно извлечь как следствие то, что лучшие режимы существовали на протяжении длительного времени и умели избегать тех насильственных кризисов, которые время от времени, как это имело место в случае падения Римской империи, отвергали гуманизм ради варварства. Эти режимы смешанные, т. е. такие, в которых не превалирует абсолютно ни автократическая, ни либеральная система, а аристократическая тенденция умерена медленным, но постоянным обновлением господствующего класса, готовым, таким образом, принять в себя те элементы здорового господства, которые постепенно утверждаются в управляемом классе. Но чтобы подобный режим мог существовать, требуется целый комплекс обстоятельств, которые никакая мудрость законодателя не может самопроизвольно создать. Поскольку необходима такая множественность и такое равновесие руководящих сил, какие может породить только весьма продвинутая цивилизация, в которой религиозная власть должна быть отделена от власти политической, управление экономикой не быть захваченным полностью правителями государства, вооружение не находиться исключительно в руках одной фракции общества, отделенной и отличной от всех остальных, а культура и техническая подготовка являлась одним из условий, открывающих путь в управляющий класс.

И всего перечисленного недостаточно: потому что только систематическое воспитание, формирующее человека, и богатый опыт будут способны найти практические пути и способы заглушать насильственные и преступные инстинкты, часто сопровождающие чувство власти. Эти инстинкты столько раз проявлялись во время больших политических кризисов, после того как длительный период порядка и социального мира заставлял поверхностных наблюдателей верить в то, что они сошли на нет.