Текст книги "Прогулки по старой Коломне. История развития живописного района Северной Венеции"

В 1739 г. присвоено название – 3-я Солдатская улица. Название связано с тем, что здесь предполагалось расселить солдат Адмиралтейского морского ведомства. Название фактически не употреблялось.

Первое реально существовавшее наименование – Мясной переулок (1798–1828 гг.), дано по Мясному рынку (на месте дома № 2–4), возле которого проходил переулок. С 1836 г. – Рыночный переулок, название связано с расположением рядом Литовского рынка. На плане 1849 г. обозначен и как Тюремный переулок. Позже это наименование получил нынешний переулок Матвеева.

Современное название присвоено в 1859 г. – по городу Минску, в ряду близлежащих улиц, наименованных по губернским городам западной части России.

Дом № 1. Доходный дом (1862 г., арх. К.К. Руска; левая часть).

Дом № 3/3. Доходный дом (1835 г., арх. В.Е. Морган).

Мясная ул., 19. Фото 2000-х гг.

В 1739 г. присвоено наименование – Прядильная улица, по находившимся поблизости прядильным мастерским, в этом районе существовали также река Пряжка. Название улицы встречается на картах и в справочниках вплоть до 1762 г., но фактически оно не употреблялось. Первое реально существовавшее наименование – Большая Мясная улица (1776–1822 гг.), дано в связи с тем, что рядом находилась скотобойня. С 1820 г. – Мясная улица.

Дом № 5. Доходный дом (1881 г., академик арх., архитектор Министерства Императорского двора А.А. Бравура; включено существовавшее строение).

Дом № 7/19. Доходный дом (1860 г., арх. Е.И. Ферри де Пиньи; расширение).

Дом № 9/16. Доходный дом (1900 г., арх. Л.Л. Фуфаевский; включен существовавший дом).

Дом № 10. Доходный дом (1907 г., техник-арх. Городской управы Е.С. Бикарюков (Шевченко)).

Дом № 17. Здание Института слепых ведомства Императорского человеколюбивого общества (1875 г., арх. Министерства народного просвещения Х.X. Тацки; надстроено).

Дом № 18. Доходный дом (1904 г., арх. А.Г. Петров).

Дом № 19/105. Доходный дом (1893 г., арх. Придворной певческой капеллы М.Ф. Гейслер; перестройка). В 1907–1915 гг. на третьем этаже жил Б.М. Кустодиев.

Кустодиев Борис Михайлович (1878–1927), живописец, сценограф

Борис Михайлович родился в Астрахани; рисовал с детства. В 1896 г. поступил в Петербургскую Академию художеств, в мастерскую И.Е. Репина. Среди академических учеников Репина Кустодиев – один из самых талантливых. Энергичные портреты углем, слегка подсвеченные сангиной и мелом, которые он дает на академические выставки рисунка, первыми обратили на него внимание публики. Среди работ такие незаурядные образцы портретной графики, как портреты Б.К. Поленова и С.Ю. Витте, «Женский портрет». По достоинству оценив талант ученика, Репин приглашает его и другого своего ученика, И. Куликова, для совместной работы над заказанной ему картиной «Торжественное заседание Государственного совета».

В глубине зала Мариинского дворца художникам выделили место. Здесь же И. Репин установил тяжелый фотоаппарат на широком треножнике, предварительно получив инструкции от академического фотографа. Рядом с И. Репиным Б. Кустодиев делает альбомные зарисовки, этюды интерьера зала заседаний в Мариинском дворце, пишет, стремясь приблизиться к репинской манере. Почти вся правая часть огромной картины выполнена им.

«Базар в деревне» – первая большая картина Кустодиева. Ею, показанной на отчетной выставке 1903 г., он окончил Академию, за нее удостоен золотой медали и получил право на пенсионерскую поездку.

В январе 1903 г. Кустодиев обвенчался с Юлией Евстафьевной в маленькой церкви на Екатерининском канале. Вообще 1903-й для художника был счастливым, удачливым годом. Женитьба. Рождение сына. Окончание работы над «Советом». И наконец, пенсионерская поездка за границу для знакомства с мировой живописью, «для усовершенствования в художестве».

По возвращении из-за границы Кустодиев с женой поселились на Мясной улице, там же была его мастерская. У него своя тема, свои герои, свои образы. Возникает тот Кустодиев, какого любит и знает сегодняшний зритель. «Ярмарки» и «Деревенские праздники» имеют успех на выставках «Союза русских художников», где теперь экспонируется Кустодиев. «Отличительные черты его дарования, – говорил И.Е. Репин, – самостоятельность, оригинальность и глубоко прочувствованная национальность». В 1909 г. по представлению Репина, Куинджи и Матэ Борис Михайлович удостаивается звания академика живописи.

В 1910-х гг. Кустодиев становится одним из активнейших членов группы «Мир искусства», пишет серию этюдов к неосуществленному групповому портрету художников «Мира искусства», которую мастер выполнял в течение шести лет.

Б.М. Кустодиев. Худ. Л. Бакст

Из мирискусников Борис Михайлович более всего был дружен с Добужинским. Что-то прочно объединяло этих, казалось, противоположных людей. Один – истинный петербуржец, другой влюблен в провинцию. Один по-европейски сдержан, изящен, другой по-российски непосредственный и молодцеватый. Их сдружил 1905 г., сотрудничество в сатирических журналах, объединяло сопротивление академизму, поиски своего места в бурной художественной жизни начала XX в., умение сохранить независимость. Наконец, они просто питали друг к другу симпатии, дружны были их жены, дети, да и жили они неподалеку (Добужинский жил в Дровяном переулке).

Еще в 1906 г. в творчестве Кустодиева возник мотив провинциального русского города – картиной «Провинция» художник начинает новую тему, новый круг героев и образов. Из наблюдений, сделанных в городах Поволжья, вырастает сочный образ города Калинова, где протекает действие пьесы А.Н. Островского «Горячее сердце», поставленной в московском Театре К. Незлобина: декорации к ней – дебют Б. Кустодиева в театре (1911 г.). Из тех же источников возникает и знаменитая впоследствии картина «Купчихи» (1912 г.). Оформлением «Смерти Пазухина» в МХТ он уверенно вписывает свое имя в историю русской театральной живописи начала XX в., рядом с именами таких мастеров, как А. Головин, К. Коровин, А. Бенуа и М. Добужинский.

Из длинного ряда живописных портретов резко выделяется большой портрет Ф.И. Шаляпина (1921 г., находится в Париже; вариант-повторение 1922 г. – в Русском музее).

«Много я знал в жизни интересных, талантливых людей, но если я когда-либо видел в человеке действительно высокий дух, так это в Кустодиеве. Все культурные люди знают, какой это был замечательный художник. Всем известна его удивительная яркая Россия, звенящая бубенцами и масленой. Только неимоверная любовь к России могла одарить художника такой веселой меткостью рисунка и такой аппетитной сочностью краски в неутомимом его изображении русских людей…» (Ф.И. Шаляпин).

Последние девять лет Кустодиев жил на Введенской улице. Безнадежно больной, мучимый судорогами, будучи полным инвалидом, Кустодиев создает последнюю большую картину «Русская Венера» (1925–1926 гг.). Он два года работал над ней, создавая народный идеал красоты. «Венера» стала его лебединой песней: в мае 1927 г. Б.М. Кустодиев умер.

Дом № 20. Доходный дом (1876 г., арх., военный инженер М.А. Брусилов).

Дом № 28/103. Доходный дом (1903 г., арх. страхового общества «Якорь» А.Г. Петров; надстройка и расширение).

Никольская площадь образовалась из части земель, принадлежащих Морскому ведомству. При Петре I здесь находился обширный плац Морского полкового двора. Прилегающая к нему территория была застроена деревянными одноэтажными казармами для служащих Военно-морского ведомства. В соответствии с планом преобразований этой части города, разработанным Комиссией о Санкт-Петербургском строении, на юго-западе, с правой стороны от Глухой речки, по замыслу П.М. Еропкина в 1738 г. началось строительство казарм. Ближе к Фонтанке предполагаемое строительство каменных казарм Морского полка не осуществилось.

Никольская пл., 1. Городской дом трудолюбия и ночлежный дом. Фото 2000-х гг.

Созданная П.М. Еропкиным Садовая улица ограничила площадь, и при облицовке гранитом берегов Кривуши, превращенной в канал, этот участок ее русла выпрямили вдоль Садовой улицы, и он стал южной границей площади. Северная ее граница проходит вдоль Екатерингофского проспекта. Западной границей стал канал, прорытый в 1782–1787 гг. и названный сначала Никольским, а затем получивший общее название с Крюковым каналом. Восточная сторона площади ограничена домами, идущими вдоль Екатерининского канала. Осью площади считают отдаленную Морскую полковую улицу (ул. Глинки), разделившую когда-то деревянные казармы.

В 1753–1762 гг. на южной части площади недалеко от того места, где в 1743 г. стояла деревянная церковь, построенная для жителей Морской слободы, по проекту архитектора С.И. Чевакинского в стиле русское барокко возведен Николо-Богоявленский морской собор. В 1828 г. площадь называлась Церковной, а с 1839 г. – Никольской.

В 1869 г. епархиальный архитектор Г.И. Карпов построил Тихвинскую и Александровскую часовни при Никольском соборе на площади (не сохранились).

В 1908 г. на Никольской площади установлен памятник морякам броненосца «Император Александр III» (арх. Я.И. Филотей, ск. А.Л. Обер).

Дом № 1, корп. 2, 1б. Городской дом трудолюбия и ночлежный дом (академик арх. П.Ю. Сюзор совместно с А.П. Максимовым).

Дом № 4. Доходный дом (1839 г., военный инженер К.Е. Егоров; перестройка; 1881 г., техник-арх. М.А. Андреев; перестройка).

В 1739 г. присвоено наименование – Морская Полковая улица. На улице предполагалось разместить Морской Полковой двор Адмиралтейского ведомства. Название встречается в справочниках и на планах вплоть до 1762 г., но фактически оно не употреблялось. Первое реально существовавшее наименование – Никольская улица, известно с 1769 г. Дано по местонахождению (Никольская пл.) собора. В 1821–1835 гг. существовал также вариант Никольский проспект. Улицу переименовали 20 ноября 1892 г. в честь М.И. Глинки, русского композитора, в связи с 50-летием премьеры оперы «Руслан и Людмила» (это первое в длинной череде переименований в честь, так изуродовавших топонимический облик города).

Дом № 1/100. С 1835 г. Российское общество страхования капиталов и доходов «Жизнь». Доходный дом барона Фитингофа (1856 г., академик арх. К.К. Андерсон). Дом Немкова (не сохранился).

Каратыгины

«Отец мой Андрей Васильевич и мать Александра Дмитриевна были артистами Императорских театров; оба они воспитывались в Театральном училище, которое в царствование Екатерины II находилось подле Зимнего дворца, где теперь Преображенские казармы; здание, бывшее в то время, называлось лейб-кампанским корпусом…», – так писал о родителях Петр Каратыгин в известных «Записках». У актерской четы было десять детей, пятеро умерли во младенчестве, а двое сыновей, Василий и Петр, вошли в историю театра России.

Каратыгин Василий Андреевич (1802–1853), актер

Ведущий актер родился в Петербурге, его родители не завоевали сценической славы и потому не хотели, чтобы старший сын повторил их участь. И по указанию отца Василий поступает в Горный институт, где готовили инженеров. «Отец и мать наши имели тогда казенную квартиру в доме Голидея на Офицерской улице. Квартира была очень тесная, она состояла из четырех маленьких комнат, а семья наша была довольно большая.

Тут-то и зародилась у моего брата Василия страсть к сценическому искусству, а вместе с нею начал развиваться и талант его» (П.А. Каратыгин).

Но у Василия Каратыгина, кроме отца, был еще и духовный наставник, офицер элитного Преображенского полка штабс-капитан Павел Катенин, переводчик драм Расина и Корнеля, который в совершенстве знал пять языков и страстно любил театр. Увидев юношу в домашних спектаклях, где Василий играл комические и драматические рольки, Катенин поразился талантом подростка, что стал пророчить ему славу и два года давал бесплатно уроки театрального искусства. Юноша проявил в обучении замечательные способности и железную дисциплину.

В.А. Каратыгин

Увидев успехи сына, родители отменили прежнее решение и стали готовить Василия к актерской профессии. Для дебюта в трагической роли Фингала (трагедия Озерова «Фингал») отец заказал сыну новый костюм, а мать сама делала грим в гримуборной.

Дебют состоялся 3 мая 1820 г. в Большом театре в бенефис отца и стал самым ярким дебютом российской сцены XIX в. «Восемнадцатилетний юноша не вполне еще тогда сложился, хотя его рост был высок не по годам, орган также не окреп еще для выполнения сильных трагических ролей; был заметен недостаток сценической ловкости, которая приобретается опытностью, но при всем том все данные говорили в его пользу, – и по первому дебюту можно было тогда судить о будущих его успехах» (П.А. Каратыгин).

Василий Каратыгин легко завоевал столичную публику, покорил Императорский двор и, наконец, самого императора Николая I. Успех у власти имущих – решающее условие славы. Николай I благоволил к внешне чрезвычайно похожему на него актеру. Однажды император в сопровождении адъютанта заглянул, по своему обыкновению, к Каратыгину за кулисы. «Ты, говорят, хорошо меня изображаешь, – обратился он к актеру. – Покажи!» – «Не смею, Ваше Императорское Величество!» – «Я тебе приказываю!» Тут Каратыгин приосанился, как бы на глазах вырастая, взгляд его приобрел стальной гипнотизирующий оттенок, и он властно, отрывисто обратился к адъютанту: «Слушай, голубчик, распорядись послать этому актеришке Каратыгину ящик шампанского!» Николай I расхохотался, и наутро шампанское доставили к дому актера.

Каратыгин стал ведущим трагиком петербургского Александринского театра, первого по рангу театра России. Ему пожаловали колоссальное для того времени жалование – 4000 руб. плюс 8000 руб. лично от императора, а еще выдали казенную квартиру и десять сажен бесплатных дров ежегодно для отопления домашних печей.

Двухметровый стройный великан с громовым баритоном и величественными жестами, мастерство перевоплощения и темперамент сделали Каратыгина лучшим исполнителем ролей классического репертуара. Он исполнял роли Карла Моора в «Разбойниках» Шиллера, царя Эдипа в одноименной трагедии Эсхила, шекспировских героев – Гамлета. Отелло и короля Лира, Велизария в пьесе Шенка. Каратыгин любил эффекты и умел ими пользоваться. Голос его, и без того сильный, в энергических сценах становился громовым. Его техника была превосходной. Когда он на сцене падал, то всегда заслуживал рукоплескания. Пластику актер довел до «красоты античной».

И.И. Панаев утверждал, что Каратыгин «…отличный декламатор и превосходный пластик, он был на нашей сцене последним и талантливым представителем отжившего искусства. Постоянно герой, он почти никогда на сцене не был просто человеком, и из груди его редко вырывались звуки истинной страсти…

А Щепкин говорил, что Каратыгин – это “мундирный Петербург”: затянутый, застегнутый на все пуговицы и выступающий на сцену, как на парад, непременно с левой ноги…».

Н.В. Гоголь был в восторге от игры Каратыгина. Позже он с наслаждением вспоминал, как этот великий актер «схватывает вас в охапку насильно и уносит с собой, так что вы не имеете даже времени очнуться и прийти в себя».

Каратыгин – умный и образованный артист, много занимавшийся своим искусством. Он много читал и, по рассказу племянника артиста, В.А. Панаева, у его дяди в доме одна из комнат была сплошь уставлена зеркалами, и тот, готовясь к выступлениям, отделывал в этой комнате каждый жест. И эта предварительная работа обнаруживалась на спектаклях.

Василий Каратыгин – первый актер, который заработал огромное состояние. Тридцать три года он являлся царем русской сцены. Между ним, премьером, и актерами театра существовала пропасть, которую Каратыгин подчеркивал; он мог накричать на режиссера и вел себя в театре единоличным диктатором, но на сцене – благодарный партнер и своей игрой помогал игре самых третьестепенных лицедеев.

Публика его боготворила. Он играл только при переполненных залах. Уже при жизни о нем стали писать мемуары. Обожание публики – второе слагаемое славы.

Каратыгин простудился во время похорон старого актера, когда стоял на морозе с непокрытой головой, и умер через несколько недель, 13 марта 1853 года, на пятьдесят втором году жизни. Смерть трагика потрясла весь Петербург. В день похорон было очень холодно, но десятки горожан вышли на балконы, чтобы видеть траурную процессию… Гроб Каратыгина от церкви до кладбища несли сотни людей, а могилу поклонники засыпали голыми руками, не позволив могильщикам взять лопаты.

Дом № 2. Главное интендантское управление Военного министерства (1864–1918 гг.).

Дом № 3–5/27. Доходные дома A.M. Тупикова (1874 г., арх. Е.П. Варгин; перестройка и расширение).

Дом № 4/14. Особняк Мордвиновой (1895 г., арх. В.Ф. Нагель; перестройка, надстроен).

Дом № 6. Особняк Гюбена (1836 г., арх. Е.Т. Цолликофер; расширение). Особняк Щигельского (1858 г., академик арх., профессор Л.Л. Бонштедт; перестройка).

Дом № 8/35. Особняк Е.О. Горголи (1836 г., арх. Е.Т. Цолликофер; перестройка). Здание статс-секретариата Царства Польского (1847 г., академик арх. И.Д. Корсини; перестройка).

Дом № 9–11/16. Доходный дом (1876 г., академик, профессор арх. А.И. Кракау; перестройка и расширение).

Дом № 13. Особняк В.Я. Рогозы (1873 г., академик арх. А.Я. Соколов). Дом попечительства Императрицы Марии Александровны о слепых (1904 г., арх., профессор Г.Г. Кривошеин и В.П. Апышков; внутренняя перестройка). Особняк великого князя Кирилла Владимировича (1910-е гг., арх. Двора великого князя Кирилла Владимировича Н.И. Алексеев; отделка интерьеров). Частично сохранился.

Великий князь Кирилл Владимирович (1876–1938)

Великий князь Кирилл Владимирович – сын великого князя Владимира Александровича, внук Александра II, двоюродный брат Николая II. Кирилл Владимирович – морской офицер, до Первой мировой войны разъезжал по всему свету. Посетил Дворы Китая, Японии, Кореи – это немаловажный дипломатический жест. Не отличаясь остротой ума, он был статен, красив – настоящая звезда «золотой молодежи» Петербурга. Много путешествовал, недурно танцевал, приятен в обращении и служил украшением семейства, пока не навлек на него большой скандал.

Великий князь много лет любил свою двоюродную тетку – герцогиню Викторию Мелиту, которая была замужем за великим герцогом и имела двоих детей. Посылая Кирилла в странствия, семья пыталась отослать его подальше от немецкой герцогини. Но к его возвращению она была уже в разводе.

В начале Русско-японской войны Кирилл Владимирович служил на флагмане «Петропавловск», когда тот подорвался на мине. Великий князь был контужен, получил ожоги. Из 711 человек тогда спаслось 80. Пережив шок, Кирилл Владимирович до конца дней уже не мог заставить себя подняться на борт корабля.

Уехав за границу для поправки здоровья, он в 1905 г. тайно женился на Виктории. Затем вернулся в Петербург, и разразился скандал: государь отказался его принять и велел ему покинуть Россию, лишив всех чинов и наград (кроме титула великого князя, который никто не мог отнять).

Последующие годы Кирилл Владимирович проводит в изгнании, ему позволили приехать лишь на похороны отца и дяди. В 1910 г. ему разрешили вернуться в Россию. В Первую мировую войну служил начальником военно-морской части Петербургского гарнизона, Гвардейского экипажа.

В начале Февральской революции государь распустил Думу, и мятежные полки двинулись к зданию Думы в Таврический дворец. Кирилл Владимирович, нацепив красный бант, повел своих гвардейцев к Думе, т. е. первым из Романовых публично нарушил присягу государю, что расценили как позорное поведение, потому-то позднее значительная часть эмиграции отвернулась от него.

В престолонаследии Великий князь стоял третьим: первый – больной царевич Алексей, второй – брат Николая II – Михаил, но он был женат на разведенной женщине не княжеских кровей.

Великий князь Кирилл Владимирович

В 1917 г. Кирилл Владимирович благоразумно покинул Россию и уехал в Финляндию, чувствуя особую угрозу, будучи законным обладателем несуществующего престола. У великого князя к этому времени было две дочери: Мария и Кира, а в Финляндии в 1917 г. родился сын – великий князь Владимир, претендент на престол. Семья довольно долго жила в Финляндии, вблизи от Петербурга, на случай победы белых и реставрации монархии.

В 1922 г. семья перебралась во Францию, и в 1924 г., когда стало ясно, что нет в живых всех членов царской семьи, великий князь принял все подобающие русскому царю титулы, в том числе «великий государь Всероссийский». Но вдовствующая императрица Мария Федоровна (мать Николая II) и великий князь Николай Николаевич-младший, ставший ведущей фигурой эмиграции, не простили измены Кириллу Владимировичу, да еще его брак без благословения Русской церкви, а такие браки русское престолонаследие не признает.

Кирилл Владимирович поселился с семьей в Бретани, поддерживал связь с эмигрантами по всему миру и издавал высочайшие манифесты. Написал мемуары. Как и многие русские, был убежден, что падение советской власти вопрос времени. Выдал дочерей замуж за немецких герцогов; скончался в 1938 г., и все его титулы перешли сыну, Владимиру Кирилловичу.

Дом № 15/37. В 1820-е гг. здесь жил кн. И.А. Долгоруков («осторожный Илья»). Особняк Н.Л. Бенуа (1849 г., академик арх., профессор Н.Л. Бенуа; надстройка).

Бенуа – Кавос – Лансере

На протяжении целого века этим домом владела семья Бенуа – Кавос – Лансере, многие представители которой широко известны во всем мире; дом – семейное гнездо.

Судя по архивным изысканиям, участок этого дома в 1796 г. выкупил известный архитектор екатерининского времени В.И. Баженов. Видимо, здесь был «собственный дом» Баженова. Подтверждением этому служит и то, что и в подлинной постройке, и в проекте совпадает чисто баженовский прием двухэтажного здания, закругленного в боковой части, с высоким цокольным этажом. Кроме того, фасад здания украшают скульптурные маски, которые как атрибут тоже часто встречаются в работах архитектора, маски приписывались скульптору Прокофьеву.

В 1808 г. наполовину построенный дом у наследника архитектора полковника В.В. Баженова приобретает придворный метрдотель Леонтий Николаевич Бенуа. Сын Леонтия Николаевича архитектор Николай Леонтьевич Бенуа после смерти отца надстроил еще один этаж. Сделано это очень тактично и почти незаметно, совершенно не изменив общего характера здания, позднее, в 1850 г., Н.Л. Бенуа ввел в центр фасада ажурный чугунный балкон и козырек на столбиках над входной дверью.

«По простоте тогдашних нравов, наша “парадная” не отапливалась, и в ней не было швейцара. Лишь дежурный дворник, завернувшись в свою шубу, дремал ночью снаружи в любой холод у входных дверей. До полуночи лестница освещалась газом, рожки которого были заключены в большие стенные фонари, сохранившиеся от времен, когда она освещалась масляными лампами. На ночь эти фонари тушились. Дверь нашей квартиры была со стороны лестницы обита для тепла черной клеенкой, а прибитая на ней гладкая медная дощечка курсивными буквами гласила, что здесь проживает “Николай Леонтьевич Бенуа, архитектор”. <…>

Наша обстановка не была выдержанной, а представляла собой смесь разных типов обстановок. Передняя была, как всякая передняя в “хорошем доме”, с обязательными громоздкими вешалками, с длинным ампирным зеркалом над подзеркальником красного дерева. Особенностью нашей передней было лишь то, что для сидения служил большой деревянный ларь светлого дерева с волютами на боках и что спинкой этому ларю служила дверка, закрывавшая специальный шкаф, занимавший всю толщину стены и хранивший особенно ценные вина. Необходимой принадлежностью во всякой передней в то время был и большой красного дерева барометр. Наш был конца XVIII века; он хронически бездействовал или врал.

Из передней дверь вела в длинную и глубокую “залу”, выходившую окнами на Никольскую улицу. Простенок между окнами был занят зеркалом во всю высоту стены, но оно было перегорожено подстольем, на котором красовались бронзовые золоченые часы и канделябры с пышными, круглыми амурами. Намекая на принадлежность к художеству нашей семьи, один из этих путти держал циркуль, другой палитру, а у ног их валялись бюст, фолиант и тому подобное.

В зале надлежало быть фортепьяно (слово “рояль” появилось позже), стенным бра, люстре и той группе мебели, которая служила специально для визитов. Фортепьяно у нас было, но это не был ни Бехштейн, ни Блютнер, ни даже Шредер или Беккер, а это был почтеннейший длинный (палисандровый, а не черный) Гентш, что и было начертано курсивной надписью, инкрустированной над клавиатурой. Каждый новый настройщик при виде этой надписи говорил одно и то же (чаще по-немецки, ибо все настройщики были немцами): “Ах, у вас Гентш, это прекрасная, но уже давно не существующая фирма”. Когда я прощался со всей моей обстановкой в момент отъезда навсегда из Петербурга в 1926 году, мне особенно тяжело было расстаться с этим старым другом.

Насупротив фортепьяно помещался помянутый “уголок” для визитов. То был полученный мамой в приданое ансамбль туровского производства (Тур, как и Гамбс, были знаменитыми мебельщиками в середине XIX века), и состоял он из большого дивана, двух бержерок, четырех кресел, двух кушеток и нескольких стульев. Дерево этой мебели было темно-ореховое, крыта же она была синим “капитонированным” бархатом. Форма этой мебели была тяжелой, но все вместе создавало все же довольно внушительное и уютное целое, а когда на этом бархате сидели дамы в пышных тогдашних шелковых платьях, то получалось в общем и нечто парадное. Настоящую же парадность этому месту придавал превосходный портрет мамы в молодости работы художника Капкова, вставленный в роскошную золоченую раму, висевший над диваном. На столе перед диваном стояла (покоясь на гарусном, имитирующем траву, плато) фарфоровая лампа с букетом цветов на белом фоне. Под столом лежал пестрый ковер обюссон с желтыми разводами и крупными, яркими цветами.

В детстве я особенно гордился этим ковром, а также тем небольшим „золотым шкафиком“, что стоял на углу зала, а также тем, что на нем стояло. Шкафик был в стиле буль, черно-мраморную его доску поддерживали золоченые амурчики-кариатиды, а вся лицевая сторона была густо забрана орнаментом из медной и черепаховой инкрустации…» (А. Бенуа. Мои воспоминания).

Кто же составлял круг самых близких родственников, населявших этот дом? Главой семейства являлся Николай Леонтьевич Бенуа – известный архитектор. Многие его дети, а их у него было девять, посвятили себя искусству. Видимо, в этом доме невозможно было не начать рисовать… Альберт Бенуа – талантливый акварелист, Леонтий Бенуа – известный архитектор, Екатерина Бенуа, в замужестве Лансере, – жена талантливейшего скульптора Евгения Лансере, сама была способная художница. После ранней смерти мужа от туберкулеза она с шестью детьми поселилась в родительском доме. Подросла, стала художницей, вышла замуж дочь Зинаида Серебрякова. Художником стал один из сыновей, Евгений Лансере, архитектором другой – Николай Лансере.

Но весь налаженный строй жизни перевернула революция. Еще в первые послереволюционные годы дух дома Бенуа удавалось сохранить. Вскоре в двух комнатах поселились искусствовед С.Р. Эрнст и художник Д.Д. Бушен. В этом же доме, этажом выше – Александр Николаевич Бенуа с семьей, а по другой лестнице – его брат Альберт Николаевич. В квартире Александра Николаевича жили и его дочь Анна вместе с мужем – художником Ю. Черкесовым и маленьким сыном Александром… Над ними жил художник Н.А. Тырса. В этом же доме поселился и женившийся вскоре Н.А. Бенуа.

Но многие из обитателей дома вынуждены эмигрировать, уехали братья Бенуа, вслед за ними уехала Зинаида Серебрякова с двумя детьми, надеясь вызвать вскоре к себе мать и оставшихся с ней сына и дочь, что не удалось. Екатерина Лансере умерла в 1933 г. в уже не своей квартире (ул. Глинки, 15).

А.Н. Бенуа. Худ. Л. Бакст

«…В пустующие комнаты въехали совершенно чужие и уже вовсе неприятные люди “новейшей формации”. Бедная наша родительская квартира, свидетельница столь счастливых былых времен, превратилась в какое-то дикое сожительство разнородных элементов… Духовная атмосфера квартиры была отравлена всякими доносами и интригами» (А. Бенуа. Воспоминания).

Бенуа Александр Николаевич (1870–1960), живописец, график, сценограф, историк искусства и художественный критик

Младший из девяти детей академика архитектуры Н.Л. Бенуа, внук (по матери) академика архитектуры А.К. Кавоса. Жил в основном в Петербурге, романтикой и архитектурным обликом которого навеяны его лучшие художественные произведения. В 1885–1890 гг. учился в знаменитой гимназии К. Мая, где сблизился с Д. Философовым, В. Нувелем, К. Сомовым, позже – с Л. Бакстом и С. Дягилевым. В 1890–1894 гг. учился на юридическом факультете Петербургского университета. Далее жил в Париже, изучал культуру и искусство Франции.

В 1894 г. впервые выступил как историк искусства, написав главу о русских художниках для немецкого издания. Впоследствии опубликовал книги: «История русской живописи в XIX веке» (1902 г.), «Русская школа живописи» (в 10 выпусках, 1904–1906 гг.), «История живописи всех времен и народов» (в 4-х томах, 1912–1917 гг., издание не завершено).

В 1890-х гг. стал вдохновителем группы «Мир искусства», куда входили И. Билибин, М. Добужинский, Н. Рерих, К. Сомов, А. Остроумова-Лебедева, Е. Лансере, З. Серебрякова и др. Александр Николаевич – один из инициаторов и постоянный автор издававшегося под редакцией С. Дягилева и А. Бенуа журнала «Мир искусства» (1898–1904 гг.), который издавался на деньги княгини Тенишевой, мецената С.И. Мамонтова, затем его денежно поддержали император Николай II (после ходатайства художника В.А. Серова), С.С. Боткин и др. Знаменитый журнал прекратил свое существование в 1904 г.: «…Прекращения издания “Мира искусства” не причинило нам большого огорчения. Все трое, Дягилев, Философов и я, устали возиться с журналом, нам казалось, что все, что можно было сказать и показать, было сказано и показано, поэтому дальнейшее явилось бы только повторением, каким-то топтанием на месте, и это особенно было нам противно» (А.Н. Бенуа).

А.Н. Бенуа основал и редактировал журнал «Художественные сокровища России», сотрудничал во многих петербургских журналах. В живописном творчестве вдохновлялся стариной и черпал сюжеты в XVIII и раннем XIX веке. Создал акварельную серию «Последние прогулки Людовика XIX», серию гуашей для издания «Русская история в картинках» (1910 г.). Наряду с другими мирискусниками являлся одним из основоположников новой русской школы книжной графики; в числе лучших работ в этом жанре – графические серии к «Пиковой даме» и «Медному всаднику» А.С. Пушкина.