Текст книги "От сказки к сказке"

Несчастный случай

Особенности в облике народов могут быть связаны с инцидентом, произошедшим уже после акта творения. Например, мать выставляет ребенка (или Бог свое творение) на солнце, и он обугливается. Так возникает смуглый цыган (венг.) [Gorog-Karady 1987: 408; Lammel, Nagy 2006: 39]. Сюжет СУС -777** «Паны из пшеничного теста, мужики из глины», популярный среди восточных славян, рассказывает, как «ляхов» (поляков), изготовленных из теста или творога, съедает собака или свинья. Бог или черт ловит ее за хвост и бьет о разные предметы. Из нее выскакивают «паны» и получают фамилии в зависимости от предмета, об который стукнулось животное (укр., бел., з. – рус.). Или же Петр и Павел берутся делать людей из разных материалов: Петр делает хохлов из пшеничного теста, а Павел москалей из красной глины. Собака хватает создания, пока они сохнут на солнце, съедает пшеничных хохлов и поганит глиняных русских. Петр бьет собаку палкой, и из нее выкатываются хуторки и слободы, где теперь живут украинцы (харьк.). В России та же самая история кончается тем, что «хохлы», изготовленные из теста с салом, были съедены, а затем изрыгнуты собакой (астрах.) [НБ: 70–71; Драгоманов 1876: 194; Савченко 1906: 108; УИМ, № 416–417].

Сказки ATU 1169 «Обмен голов» и ATU 774а «Св. Петр хочет создать человека» объясняют, при каких обстоятельствах представитель чужого этноса оказался наделен дьявольскими чертами. Св. Петр (иногда вместе со св. Павлом) присутствуют при драке черта с хохлом (харьк.) или евреем (волын.). Св. Петр, чтобы их «помирить», отрубает им головы. Затем Бог, Христос или святые по их указанию приставляют головы обратно, но по ошибке ставят их не на то тело (укр.). У болгар таким же образом на свет возникли валахи и цыгане [НБ: 69]. В тех же сюжетах жертвой обмена голов оказывается женщина (см. главу «У истоков гендерного неравенства: по материалам восточнославянского фольклора»).

Наказание за причиненный вред

Особенности разных народов могут объясняться наказанием за вред, причиненный Богу, или Христу, или собственной семье. Народы возникают и в результате размежевания языков. История Вавилонского столпотворения и появления разных языков в Библии представлена как наказание за вызов, брошенный людьми Богу. Она присутствует во всех европейских традициях, а у родопских болгар она дополняется темой семейного конфликта. Так, семьдесят или семьдесят два сына (иногда речь идет об Адамовых детях) во время строительства, вероятно башни, замышляют отцеубийство. В наказание Аллах наделяет каждого заговорщика отдельным языком, чтобы они перестали понимать друг друга. Так, их план был обречен на провал. В одном варианте объясняется, что убийство замышлялось, чтобы не дать отцу жениться на своей самой красивой дочери, что оставило бы одного из братьев без пары. В результате «стали веры – турки, болгары, татары…» [НБ, № 596к].

Художник Сиприен Кемп. Contes et légendes des Balkans.

Paris: Flies France, 2008

Происхождение народов как результат дурного поступка может упоминаться и в сюжете ATU 779 «Бог награждает и наказывает». На Христа и св. Петра нападают трое пьяных, один из них, насмехаясь, советует им пахать землю, и Христос делает его украинцем-хлеборобом, того, кто дразнит их босоногими и призывает плести лапти, делает русским, который должен всегда плести и носить лапти, а последнего – медведем (харьк.) [Иванов 1890: 94][4]4
  Превращение может идти и в противоположном направлении, из животного в человека. Так, св. Антоний обращает поросенка в бретонца, как рассказывают жители Восточной Бретани о своих западных соседях [Kabakova 1998, № 149]. Или, создав «панов», Бог дал им в помощники гайдамаков, в которых он превратил собак (прикарп.) [Шопляк-Козак 1988, № 45].


[Закрыть].

Мотив нападения на святого или Христа встречается не только в этногенетических сюжетах. Проступок недостойного представителя уже созданного народа приводит к нежелательным последствиям для всего народа в целом или отдельной социо-профессиональной категории. Болгарские цыгане рассказывают, что некогда цыгане решили напугать Бога, намазав себе лицо сажей и выскочив с криками из-под моста. Бог проклял их и обрек на бродячую жизнь [Kabakova 2010: 58–59].

В украинской сказке русские солдаты избивают св. Петра в корчме, чтобы занять его место у печки. В отместку Христос наказывает их: отныне, когда русские солдаты выступают в поход, всегда поднимается буря или метель (подол.) [Вержбицкий 1891: 213].

Испытание

Изначальный проступок может возникнуть в ситуации испытания при выборе. Причем результат выбора сказывается прежде всего на потомстве. Поведение сыновей Ноя при виде пьяного отца представляет собой наиболее характерный пример. В Книге Бытия два старших сына получают благословение отца, а Ханаан, сын Хама, проклинается. В «народной Библии» этот эпизод широко комментируется и используется как нравоучительный урок. Иногда лишь Яфет проявляет почтение к отцу, поэтому русские считают его своим предком и предком всех славян[5]5
  В Бразилии его потомки остались белыми, а от двух других братьев родились чернокожие [Correia 2020, № 11].


[Закрыть]. В «Повести временных лет» к потомкам Яфета относят также и финно-угров, и романо-германские народы. В фольклорной традиции поведение Сима более двусмысленно, поэтому его рассматривают как праотца французов, немцев и англичан, тогда как Хаму однозначно приписываются насмешки над пьяным отцом, и от него якобы пошли турки и прочие эфиопы (запись эпохи Русско-турецкой войны 1878 г.) (новг.) [НБ, № 117].

Не только народы, находящиеся в состоянии войны, возводят свою родословную к разным предкам, но и «внутренние» враги, те, кто живет бок о бок. В разных странах непочтительный сын считается предком евреев (укр.), цыган (болг., макед.), негров, а заодно нищих, пьяниц и прочих бездельников (макед.) [Kabakova 2009: 65–68; НБ, № 117к; Ortenzio 2008: 69–71].

Геополитический макрокосм с его конфликтами народов и стран может быть спроецирован и на локальный микрокосм. Так, в окрестностях Хелма (вост. Польша) обитатели с. Михалце еще не так давно считали себя потомками Яфета, соседней – Хама, а горожан – потомками Сима [НБ, № 117к]. Этнические конфликты, открытые или подспудные, переводятся в классовое противостояние. Так, в галицийской легенде евреи, потомки Сима, противопоставляются не украинцам, а крестьянам, детям Хама, и помещикам, потомкам Иафета [Гнатюк 1902/12, № 33]. Антагонизм народов и рас может объясняться и генеалогией, возводящей к Каину и Авелю. По мнению венгров, белые люди происходят от первого, а цыгане от второго [Gorog-Karady 1987: 408–409].

Этническая тематика может переплетаться с классовой и в сюжете ATU 758 «Разные дети Евы». Если в Северной Европе не получившее благословение потомство Адама и Евы превращается в нечистую силу (см. главу «“Разные дети Евы”: “демонологические” версии сюжета ATU 758»), то в других традициях оно дает начало разным классам и профессиям, а цыгане добавляют к длинному списку обездоленных категорий и самих себя [Gorog-Karady 2005: 512; Kabakova 2010: 114][6]6
  В Бразилии спрятанные на угольном складе дети становятся неграми [Correia 2020, № 14].


[Закрыть].

Тема появления разных рас встречается чаще в Африке и Латинской Америке, где расовое неравенство – жгучая проблема. Однако она все же иногда встречается в Южной Европе, на Пиренейском полуострове и на Сардинии, где население издавна было знакомо с чернокожими. У португальцев был известен сюжет, популярный в Африке. Христос приходит проповедовать свое учение в Африку и призывает своих слушателей следовать за ним и перейти вброд реку. Те, что последовали за ним и перешли реку, стали белыми, а те, кто отступили, остались темнокожими [Correia 2018, № 28].

Тема правильного или неверного выбора оказывается еще более важной в многочисленных легендах о судьбе цыганского народа. Центральным сюжетом является история гвоздей для распятия. Она предстает в двух основных вариантах: либо только цыган соглашается выковать эти гвозди, либо, наоборот, он крадет последний гвоздь. В зависимости от своего выбора он навеки проклят или благословен. Согласно закарпатской легенде, цыгане долго не задерживаются на одном месте, потому что четвертый гвоздь для распятия, который выковал цыган, никак не остывал. С тех пор цыгане могут изготовить на одном месте лишь три предмета и вынуждены постоянно менять место жительства [Сенько 1993, № 70]. Или же только цыгане согласились сделать гвозди, поэтому они обречены на вечную нищету и бродяжничество (волын.) [НБ, № 133]. Тот же сюжет хорошо известен и среди балканских цыган. У португальцев историческая вина цыган восходит к эпизоду бегства в Египет: они не дали Святому семейству воды и за это осуждены вечно быть в пути [Correia 2018, № 35]. У румын то же обстоятельство объясняется иначе: Бог подарил цыгану кольцо, он сменял его на скрипку у черта, а когда стал требовать его назад, тот сказал, что выбросил кольцо. С тех пор цыган бродит по земле и ищет свое кольцо [Brill 2005: 476].

Художник Алена Ожог.

Contes et légendes tziganes.

Paris: Flies France, 2010

Но цыган может быть и спасителем. Цыган-кузнец делает негодные гвозди (гом.), крадет последний (четвертый или пятый) гвоздь (болг., лит., бел., укр., пол., макед. цыгане), бросает его в воду (брян., бел., укр.), проглатывает его, и гвоздь становится кадыком (болг. цыгане), рисует краской черное пятно на теле Христа (волын.) [Кербелите 2001; БНБ, № 126–129; НБ, № 128–132; Глебов 2012, № 254; SPBL; Kabakova 2010: 42, 108111], указывает на муху как на гвоздь и тем самым избавляет Христа от лишних мук (ATU 772* «Мухи вместо гвоздей на груди у Христа») или дает распятому Христу воды (исп. цыгане) [Quintana, Floyd 1972: 200]. У французских басков цыганка прячет младенца Христа от солдат царя Ирода [Kabakova 1998, № 151]. За благородный поступок цыгане отныне могут не работать, просить милостыню, красть, обманывать, божиться (повсем.).

Итак, в легендах о происхождении народов речь идет о недостатках, несправедливости, несчастной судьбе и т. д. Как правило, европейцы редко вспоминают о своей генеалогии, а предпочитают рассуждать о чужаках, об их недостатках, несоответствии норме. Мне известен лишь один вариант «позитивной» этиологии. В Пьемонте рассказывают, что, закончив создание всех более или менее несовершенных существ, Бог сотворил идеального труженика – пьемонтца [Kabakova 2006, № 23].

Гораздо чаще сказки и легенды изображают физические и нравственные недостатки своих этнических соседей. На своих соседей рассказчик смотрит обычно сверху вниз, но иногда, наоборот, оценка чужого оказывается завышенной. При этом по контрасту возникает образ «правильного» народа, от имени которого и критикуются все другие. В этот образ входят и внешность, и характер, и нравственные качества, и поступки, и язык, которые осмысляются как норма. Самовосхваление неотделимо от самоуничижения и жалоб на несчастную судьбу. Так, украинцы иногда рассказывают, что восходят к проклятому сыну Ноя, но даже когда своим первопредком они считают Иафета, они почитают свою судьбу несчастливой. Вообще в дискурсе о неравенстве народов преобладает идея случайности, на которую и перекладывается вся ответственность. Многое в судьбе народа зависит от случая, везения, но также и решения Создателя, логика которого не всегда доступна простым смертным (см. главу «Распределение судеб и даров в европейских сказках»).

Единственным исключением представляется цыганская традиция, которая во многом перекликается с африканскими. Большая часть их этиологического корпуса посвящена проблемам идентичности: кочевому образу жизни, отсутствию письменности, собственной религии, ремеслам, которые лежат в основе их этнической классификации. И как у многих африканских народов, происхождение этих специфических черт, в силу которых цыгане остаются маргиналами во всех странах, связывается с изначальными проступками и неправильным выбором, сделанным их мифическими предками [Tong 1989: 103–104, 231].

Распределение судеб и даров в европейских сказках

Среди сюжетов, имеющих широкий ареал распространения, но не учтенных ни в международном, ни в национальных указателях сказочных сюжетов, «Распределение судеб и даров» занимает особое место. В своем «геополитическом» варианте оно систематически записывалось на Балканах, но также и в других регионах Европы. Наряду с этим практически повсеместно известны и другие варианты наделения людей дарами.

Сюжет вкратце таков. Представитель каждого народа приходит к Богу и просит у него свою долю, реже сам Бог ходит по земле и раздает долю каждому. В качестве дарителя в некоторых вариантах сказки выступает Христос или св. Петр. Список народов варьируется от страны к стране и от одного варианта к другому, но главным просителем всегда оказывается народ, от имени которого ведется рассказ, а в качестве соискателей, как правило, этнические соседи.

Доля может состоять из материальных благ, например земли (болг.): Святая земля (венг.), море и долины, плодородные земли (черногор., порт.). Раздаваться могут войска и деньги (рум., черногор.), изредка профессии (цыган., з. – укр.) [Белова 2013: 208–209; Lammel, Nagy 2006: 106, 300–301; ВрчевиЬ 1868: 103; Correia 2018, № 42; Brill 2005: 484–486; Гнатюк 1897, № 21]. Но чаще речь идет об абстрактных понятиях вроде блага (рум.), удачи или несчастья (венг.), счастья (закарп.), легкой жизни (словен.), бедности, власти (макед.), нищете и бродячего образа жизни (болг. и рум. цыгане) [Brill 2005: 484; Lammel, Nagy 2006: 300; Гнатюк 1897, № 20–21; Kosi 1897: 232; Ortenzio 2008: 69–71; Kabakova 2010: 79–81].

Главный повествовательный ход заключается в том, что каждый получает свою долю в порядке появления. Первый проситель, пришедший к Богу, получает то, что требует, а остальные, возмущенные или опечаленные отказом, – в соответствии со своей реакцией. Во многих случаях диалоги строятся на игре слов. В галицийской сказке венгр просит счастья и получает его, русин же на отказ возмущается: что за работа? И получает работу. Дважды получив отказ – и в счастье и в работе, еврей вопиет: «Шчо за фіґльі?» (то есть что за ерунда?). И Господь милостиво разрешает ему «фиґловать», то есть торговать всякой ерундой [Гнатюк 1897, № 20–21]. В цыганской сказке из Трансильвании больше всего везет господину (здесь нации перемешаны с классами), который желает всех благ Господу и в ответ получает их сам, венгр, расстроенный отказом в той же самой просьбе, восклицает: «Как же это, интересно, ты работаешь!» – и получает работу. Затем саксонцы (то есть немцы) выражают свое разочарование восклицанием: «Что за дела!» – и получают в награду сложные дела, румын даже не знает, что сказать, и присвистывает и в результате уходит ни с чем, так как все просвистел. Цыган жалеет себя, называя себя беднягой, и так и остается бедняком [Kabakova 2010: 79–81]. Македонская сказка в целом повторяет эту схему, но в выигрыше оказываются турки, которые получают власть; затем являются болгары, евреи, а в конце французы и греки. Французы восклицают: «И как только тебе пришла в голову такая мысль!» – и получают мысли. Последними являются греки, которым не остается совсем ничего; они горюют: «Против нас заговор!» – и получают от Бога заговоры и интриги [Ortenzio 2008: 69–71].

Бог может дать каждому особую долю и в ответ на его приветствие (по принципу как аукнется, так и откликнется): еврей желает Богу счастья и получает его, грек – счастья и блага и получает благо, турок – счастье, благо и здоровье и получает здоровье (рум.) [Brill 2005: 483–484].

В зависимости от варианта мораль сказки меняется. Сказочная «геополитика» никогда не бывает нейтральной, она становится формой критики и самокритики. Так, в черногорском варианте сербы из-за своей неорганизованности противопоставляются всем остальным нациям (французам, итальянцам, туркам, грекам и англичанам), которые забирают себе все блага, поскольку сербы не могут договориться между собой [ВрчевиЬ 1868: 103]. Однако чаще объектом критики становятся соседи.

Художник Алена Ожог.

Contes et légendes tziganes.

Paris: Flies France, 2010

Распределенные дары неравноценны. Первый проситель получает самый лучший дар, а последний – самый худший, поскольку в традиционной картине мира количество благ всегда ограниченно. В роли последнего оказывается сосед: еврей, который вытягивает «фигли» (укр.), турок, которому достаются интриги (макед.). Но и нация, от имени которой ведется рассказ, тоже остается внакладе: ей достаются несчастья (венг.) и тяжелый труд (укр.). Однако абсолютным чемпионом по неудачам всегда бывает цыган, вне зависимости от того, какой народ выступает рассказчиком. Либо он приходит последним, либо забывает захватить мешок, куда следовало бы положить дар, но обычно ему достаются нищета, бродяжничество, воровство, а в лучшем случае шутки и вечное веселье. Иногда злая доля цыгана получает дополнительную мотивировку: он не только опоздал к раздаче, но еще и напугал Творца, отныне он обречен бродяжничать, и им пугают детей (болг. цыгане) [Kabakova 2010: 58–59]. Очередность появления может быть мотивирована «рациональными» факторами: украинец и еврей приходят после венгра, потому что засиделись за завтраком (укр.) [Гнатюк 1897, № 20], то же объяснение дается и в румынском варианте, где румын и цыган приходят после турка. В других румынских версиях задержка связывается с разным типом обуви, которую персонажам удается надеть с разной скоростью [Brill 2005: 483–485].

В этой сказочной геополитической картине проступает и критика социальных отношений внутри конкретного сообщества, при том что речь идет по-прежнему о несправедливом распределении благ и эксплуатации. Македонцы излагают свою версию происхождения турецкого ига, а украинцы сетуют на свое подчиненное положение по отношению к венграм-землевладельцам. Во многих версиях еврей прочно ассоциируется с торговлей и сопутствующим ей жульничеством.

Переход от «национальной» к «социальной» проблематике отмечается уже на Балканах. В словенском варианте появляются господин, отшельник и крестьянин. И все блага, разумеется, достаются господину. Социальные варианты этого сюжета записывались во Фландрии и в Италии, в частности в провинции Абруццо и несколько раз в Сицилии. Главными счастливчиками оказываются сеньор и кюре, которые противопоставляются плебсу (монаху, крестьянину, ремесленнику): бедняки либо уходят ни с чем, либо, в лучшем случае, в утешение им выдаются терпение и покорность [Kabakova 2006, № 35–36; Van den Berg 2000, № 41]. Версия из Абруццо представляет особый интерес, поскольку к социальной проблематике здесь добавляется семейно-возрастная: после представителей разных профессий к Богу приходит отец семейства и получает заботы, затем женщина, которой достается распутство, а девушке – месячные [Kabakova 2006, № 29]. В каталонской версии участвуют представители разных профессий (кюре, монахи, адвокаты, рыбак, ткач), мужчины и женщины, а также представители животного и растительного царств – пчела и ежевика [Valriu 2015, № 45]. Португальская версия оригинальна тем, что сначала к Богу со своими пожеланиями приходят животные, а после них мужчина, который требует себе все профессии. И рыбы, и животные понимают, чем им грозят эти дары. Наконец появляется женщина, и в ответ на ее возмущение ей остается только уборка дерьма [Correia 2018, № 42].

Отмеченная фрагментарная география сюжета наводит на мысль, что она неокончательная. Кроме того, публикуются и неполные варианты, часто сведенные к одному-единственному элементу. Так, за пределами указанного ареала была записана белорусская легенда о русском царе, который, придя первым, получил самое большое государство [ТМКБ 4/2: 435]. Или в Стране Басков рассказывали, как испанцы потребовали у св. Петра обилия и мира, но в последнем им было отказано [Cerquand 1875: 60–61]. В одном сюжете могут распределяться всякого рода блага, как недвижимые ценности, так и движимые вроде женщин. Они могут дополняться также и плодами. Неудачный выбор делает цыган: он выбирает кизил, который позже всех плодоносит (рум.) [Brill 2005: 176]. Или же выбор плода сказывается на облике всего народа. Цыган выбирает в эдемском саду сливу, и поэтому все его потомки стали смуглыми, тогда как румын взял себе виноград, и все румыны теперь самые красивые, а у евреев лицо напоминает грушу, так как их предок остановил свой выбор на груше (перм. цыгане) [Kabakova 2010: 54–56].

Мотив распределения возникает и в сказках, не претендующих на объяснение исторических судеб разных народов или социальных групп, а рассказывающих о более частных явлениях, например о наделении языковой спецификой, о несовпадении календарей, разном количестве праздников и постов, о своеобразии брачных обычаев, об особенностях национальной одежды. Речь может идти также и о распределении частей тела, по большей части связанных с мужскими достоинствами (пенис, борода, нос, живот). Подобные сюжеты более популярны в Восточной Европе, тогда как мотив раздачи языков отмечен повсюду в Европе (Испания, Швейцария, Венгрия, Румыния, Россия).

Художник Анна Карлсон. Contes et légendes du Portugal.

Paris: Flies France, 2018

Логика распределения здесь та же, что и в сказках о судьбах народов. Первый получает все, что просит. Редко он ограничивается малым, как, например, протестант, который берет себе только три больших праздника (венг.), обычно же он старается присвоить себе всё, как турок, который берет себе пять жен, и в результате монаху не достается ни одной (рум.) (Lammel, Nagy 2006: 104–105; Brill 2005: 459]. Аббат, который приходит после попа и раввина, остается без жены: на всех не хватило (лит.) [Кербелите 2001]. Первому посетителю достается и самый крупный нос (лит., фин.), а последнему – маленький (фин.)[7]7
  При этом подобные сюжеты часто выходят за рамки сказочного жанра и становятся анекдотами, как, например, популярный в России анекдот с расистским душком о раздаче носов между нациями, причем обычно там упоминаются русский, грузин и армянин или еврей. Ср., например, http:// www.anekdot.ru/id/19281/; Запорожец 2014: 24–25.


[Закрыть], при раздаче бороды последний довольствуется рыжей, поскольку других уже не остается (фин.) [Кербелите 2001; Aarne 1912: 5].

Однако встречаются и исключения. Особый случай «позитивной» этиологии представляет сюжет о райской стране, который широко распространяется экскурсоводами и краеведами. В болгарском варианте из Хасково, записанном в 1982 году, Бог раздает народам земли, и в выигрыше оказываются болгары – Бог дает им самую лучшую землю, которую черт украл во время миротворения [Белова 2013: 208–209]. В Интернете та же легенда рассказывается несколько иначе: болгарин опоздал к раздаче, и Бог отдал ему кусочек своей райской земли. То же самое рассказывается и по поводу Грузии, например, в России, в Белоруссии о Белоруссии, на Тернопольщине об Украине, в Казахстане по поводу Барнаульских гор [УИМ, № 48; Медведик 2007: 74–76; Цветкова, Садыкова 2013: 18–19] и т. д.

Такая «счастливая» развязка возникает и в других вариантах сюжета. Православный приходит после всех, забирает все оставшиеся праздники и оказывается в выигрыше (венг.) [Lammel, Nagy 2006: 104–105]. Русский приходит к Богу после татарина, который взял себе только Рамадан, и выпрашивает себе четыре ежегодных и два еженедельных поста. Пост в этой сказке оказывается настоящим благом, поскольку позволяет накопить скоромную пищу для праздника (рус.) [УИМ, № 459]. Солдату, которому не досталось ни одной, Бог разрешает посещать чужих жен (русские в Эстонии) [ФА ERA Vene 2, 381 (118)]. Цыгану не достается страны, но зато ему даются дороги, которые связывают все страны (рус.) [УИМ, № 418]. Саксонцам не достается языка, потому что все забрали пришедшие перед ним сербы, венгры и румыны, зато он получил дар понимать все языки (Трансильвания) [Brill 2005: 478].

Последнему могут прийти на помощь все прочие участники распределения. Так, крестьянину все уделяют понемногу от себя, и сельское хозяйство получается синтезом всех ремесел и знаний (лит.) [Кербелите 2001]. Точно так же англичанину, оказавшемуся без языка, каждый народ дает понемногу от своего (венг.) [Lammel, Nagy 2006: 103–104]. Надо, однако, заметить, что мотив солидарности возникает в сказках про людей куда реже, что в сказках о животных.

Другим способом решения проблемы несправедливого распределения выступает принцип компенсации, который изложен в басне Эзопа «Зевс и люди»: люди маленького роста получили от Гермеса столько же разума, сколько и рослые, но зато он их заполнил до краев, и получилось, что они стали умнее, чем высокие. Тот же принцип находим и в этиологических сказках. Обойденному долей цыгану Бог позволяет брать у других все, что ему понадобится (рум. цыгане) [Gorog-Karady 1991: 222]. Te, кому не досталось здравого смысла, получили взамен удачу (тур. цыгане) [Heinschink 2003: 10]. Коротышке достается крупный член, потому что ему пришлось забираться на чердак, где они хранились, по лестнице и он смог выбрать себе подходящий, а верзила встал на цыпочки и схватил первый попавшийся (венг., бел.) [Lammel, Nagy 2006: 46–47; TMKIj 5/2: 443].

Дуализм антропогонии служит объяснением либо несправедливого распределения органов между народами: у немца второй желудок вместо сердца (лит.) [Кербелите 2001], либо наличия неравноценных органов в теле человека: язык и желудок как полезные органы достались от Бога, а дурные – слепая кишка и железы – от сатаны (пол.) [Zowczak 2000: 68].

Характер и содержание даров меняются при переходе из мира людей в мир животных, как показывает сказка «Пересмотр продолжительности человеческой жизни и жизни животных» (см. главу «“Век человеческий”, или Славянские сказочные параллели Эзоповой басни “Конь, бык, собака и человек”»): один и тот же век жизни, подаренный человеку и животному, представляет собой либо благо, либо проклятие в зависимости от получателя.

В целом же сказки о распределении доли редко сводят вместе представителей разных миров. Кроме уже упомянутой испанской сказки таким редким исключением выступает румынская сказка о распределении пищи. Только два персонажа недовольны полученной долей: цыган и трясогузка, что и объясняет двойную маргинальность цыгана, который оказывается выключенным из мира людей: он вечно голоден, как эта птичка, и вход в деревню ему так же заказан [Gorovei 1893: 596].

Таким образом, мотив распределения судьбы и даров охватывает всю основную проблематику корпуса этиологических легенд про происхождение человека и общества: анатомию, взаимоотношения между полами, между сословиями и между народами.