Текст книги "Послевкусие"

– С приездом, любимый.

В офисе навстречу мужу поднялась радостная жена. Как всегда, безупречный макияж, маникюр и много золота, а ведь оно старит. Он вспомнил тётку из соседней квартиры, она и утром и днём обвешана золотом, коллекцию которого начала собирать ещё в годы своей юности. Кажется, она сама об этом говорила.

– А кого я буду ругать? А где мы были этой ночью? – Жена подставила мужу щёку для поцелуя.

И он чмокнул, довольно звонко. Ей пришлось поморщиться. Зазвенело в ухе.

– Все, у кого есть причина, по которой он должен встать и уйти сейчас, встанет и уйдёт. С моей стороны выяснения отношений не будет. Трудовые книжки заберёте позже. Могу выслать почтой.

Борис Николаевич не сел за свой стол. Стоял и ждал, разглядывая несносную жару за окном.

Жена со странно выпрямленной спиной медленно опустилась на стул. После минутной тишины в соседней комнате раздались звуки выдвигаемых ящиков и шаги за его спиной. Прошли двое. Не соврала уборщица! Борис Николаевич сел на своё место, поднял глаза на открытую дверь второй комнаты. С деланым спокойствием переложил содержимое папки на рабочий стол. Слегка поворошил бумаги. Не глядя на жену, встал и заглянул в соседнюю комнату. За своим рабочим местом сидел молодой человек его дочери.

– Почему ты здесь?

Сердце у мужчины покатилось вниз.

– Борис Николаевич, здравствуйте. Это во-первых. Так случилось, что и я, и Игорь купили одинаковые вещи в «Спортмастере». Уборщица нас путает постоянно. Это во-вторых. – Молодой работник стоял, как это бывает у военных, навытяжку.

Как обрадовался этой путанице мужчина. Обмяк, как воздушный шарик. Его лёгкие заработали в полную силу. Рукой собрал капли пота со лба. Сел на стул. Фу… Хоть перед дочерью мать будет чиста!

– Я тоже сяду?

Вопрос сотрудника звучал, как из колодца. Оттуда же он услышал собственный голос:

– Садись.

Повернулся к жене.

– А ты почему ещё здесь? Давай, давай лети за ними следом.

Дробно застучали каблуки туфель жены по кафельной плитке коридора.

– Не поскользнитесь! Пол мокрый, – обеспокоилась уборщица.

– Сплетница!

– Мне что делать? – спросил менеджер.

– Терпеть и работать. – Услышал ответ.

– Что терпеть?

– Меня.

– Буду.

– Ну и молодца! Для замены кто-нибудь есть на примете?

– Есть…

– Завтра жду.

День вошёл в своё русло. Руки перестали трястись где-то к обеду. В обед он заказал пиццу в офис.

– Составишь мне компанию?

Сотрудник молчал за стенкой, обдумывая ответ.

– Войди в моё положение, одному в горло ничего не полезет.

– Я заварю чаю.

– Спасибо.

За немногословным обедом начальник спросил у подчинённого:

– Что не спросишь о дочери?

– Я всё о ней знаю сам, даже время, когда она выходит из дома на платные подготовительные лекции.

Руководитель рассматривал лицо сотрудника и жевал. Потом спросил:

– Мне пора удивляться?

– Ну, моей новости далеко до ваших новостей.

– Не начинай!

Руководитель проглотил кусок. Запил чаем.

– Нет! Ты меня определённо радуешь. Выходит, у тебя всё по-прежнему с моей дочерью и расстояние вам нипочём?

– Люблю я вашу дочь.

– О как! Что за день сегодня! – И подумал: «И вчера». – Отец узнаёт самым последним.

– Разногласия наши как произошли?! – стал объяснять парень. – Ваша дочь зашла в офис в тот момент, когда ваша супруга была очень внимательна со мной. Решила, что у меня с мамой роман, как и у всех остальных.

– Я же сказал, не начинай.

– Я объясняю…

– Нашёл тему!

– Всё равно до вас дошли бы слухи.

– Вот и дошли.

Помолчали.

– Как же теперь протекают ваши отношения? Посредством телефона? – Руководитель придвинул коробку с пиццей к сотруднику.

– В праздничные дни я у неё. Своим ходом.

– Да ты что? На отцовских «жигулях»? Девятьсот километров без кондиционера?

– Да.

– Она не говорит тебе, что опасно ездить в такую даль? И родители отпускают? – изумился Борис Николаевич.

– Говорит. Отец мой к маме тоже ездил в другой город. Пирожки купил у неё на вокзале, пока поезд стоял. Он в армию служить ехал. Состав стоял долго. Они и адресами обменялись, и поцеловаться успели.

Глаза у парня блестели. У руководителя мелькнула мысль: «Романтик». Покачал головой.

В дверях офиса появилась уборщица, Борис Николаевич вышел к ней.

– Как вы? – спросила женщина.

– Давайте начнём с того, что мы с вами не друзья и изливать душу я не буду.

Борис Николаевич немного переборщил с интонацией.

– Я виновница происходящего. Я беспокоюсь.

– Спасибо. Понимаю. Можно ещё одну ночь переночевать у вас?

– Ночуй. Мне не ходить по жаре к кошке. Как она вас приняла?

– Спокойно. Можно сказать, равнодушно.

– Это она может. Я пойду. Простите ещё раз меня.

– Нет-нет… У меня к вам нет претензий. Может, ещё и благодарить вас придётся.

Женщина не ответила.

– Ставь телефоны на факс. Иди домой. Хочу один побыть.

Борис Николаевич допил из своей чашки, заглатывая ком горькой липкой обиды.

Парень прошуршал ещё какое-то время за рабочим столом, тихо прошёл мимо руководителя из офиса.

Борис Николаевич остался один. Обвёл взглядом молчащие стены. Офис опустел и стал гулким. Даже шуршание бумаги на столе стало куда выразительнее, чем в рабочее время. Попробовал мысленно представить, где и как его жена изменяла ему. Почувствовал отвращение. Возненавидел себя, её и занял себя делом. Взял чистый лист бумаги, составил список неотложных дел. Потом по мере их исполнения будет вычёркивать. Не станет рассказывать друзьям свою беду. Да, это была беда! Прожить на свете сорок два года, из них почти двадцать в браке и оказаться холостым. Он откажется от бильярда, от бани с друзьями, ссылаясь на занятость. Будет завидовать, если кто-то из друзей поделится с ним хорошими новостями. За это время найдёт и купит однокомнатную квартиру с хорошим ремонтом, завезёт новую мебель, совершенно отличающуюся от мебели в бывшей квартире. Примет на работу нового сотрудника. Из бывшей квартиры не возьмёт ничего, даже свои личные вещи. Возможно, позже, но не сейчас. Квартиру уборщицы будет вспоминать часто. Так же часто станет передавать кошке гостинцы. Будет верить в то, что кошка его помнит и знает, от кого подарки. И кошка знала, ведь уборщица говорила ей об этом каждый раз, открывая очередную баночку с кормом.

Борис Николаевич шёл с работы. Водителя сократил. Машину оставлял на охраняемой территории офисного здания. Решил, что ещё одна статья расходов, если её закрыть, поможет возместить издержки, связанные с покупкой квартиры. Шёл и вспоминал, как тяжело переживал разрыв с женой один из его друзей. Ударился в запой, всё наработанное ушло с молотка. Остальное растащили легкомысленные девушки и женщины, как мотыльки залетавшие на тусклый свет несчастья и одиночества.

Развод Бориса Николаевича протекает совсем по-другому, благодаря постороннему человеку. Уборщице. Правда, жена бывшая всё кусается по телефону, но это терпимо, даже развлекает немного. Он вспомнил, как добивался её в молодости. Как торчал с цветами у подъезда, ожидая, когда очередной ухажёр привезёт её домой. Борис нравился её маме. Не нравился ей. Каждый раз она громко смеялась при виде его с цветами. Её ухажёры не обращали на него внимания, здоровались даже, пожимая руку, и произносили свои имена. После этого она могла посидеть с ним на лавочке, могла поболтать ни о чём в подъезде, у двери своей квартиры, если на улице ненастье. Иногда предмет его вдохновения бывал нетрезв. Несколько раз несчастен и зарёван, это когда ухажер разрывал отношения практически у него на глазах. Были случаи их совместного, почти семейного чаепития в её квартире, вместе с родителями. В эти дни мама старательно пыталась раскрыть глаза дочери на рядом сидящего человека. Отец был намного старше матери. Поведение дочери доводило его до истерик. После долгого и мучительного времяпрепровождения за столом с глупым молодым человеком и взбалмошной дочерью (по его мнению) отец вскакивал и говорил все те слова, что вы только что прочитали. Обвинял жену в слепом потакании дочери. Обвинял дочь в растлении, а молодого человека обзывал размазнёй. Уходя, Борис забирал забытые ею на лавочке его же цветы и нёс спасать их к себе домой. Его родители недоумевали, и что это за девушка такая! У них сложилось нелестное мнение о будущей невестке. Так и не подружились они, так и не получилось большой и крепкой семьи, как мечталось и хотелось всем. А ведь всё было предсказуемо!

Сорок два года, и что? Семьи нет, любви тоже. Незаметно повзрослевшая дочь, разглядывая родительские отношения сквозь призму юношеского максимализма, спрашивала отца:

– Ты маму любишь?

– Люблю.

– А она тебя и меня?

– Любит по-своему. Мы разные.

– А это как? Любить, а твою любовь никто не чувствует? Чудной ты, папа, если не глупый.

Выходит, так же о нём думали родители жены, да и его тоже. Теперь вот дочь. Друзья тоже так думали. На работе сотрудники, в доме соседи. О, Господи! И она сама тоже… И всё это создал он сам, своими руками. Как она сопротивлялась его любви! Чья угодно любовь, только не его. Пусть временная, пусть не настоящая, пусть! И только очередная беременность, от которой ей пришлось избавиться, а потом долго лечить последствия, заставила её по-другому взглянуть на человека, принимавшего участие в каждой её беде, и царственно подать ему руку для обручального кольца, но не сердце. Прошло почти двадцать лет, а женщина так и осталась капризной и непослушной девочкой, даже родив и взрастив ещё одну.

Подчиняясь грустным воспоминаниям, мужчина вздохнул, на него обрушился итог всех его дел и стремлений. А ведь он так старался, всё для семьи, всё для неё! Окружил стабильным комфортом, да таким, что жена и не заметила ни кризиса девяностых, ни нынешнего.

– Здравствуйте! Что ж мимо проходите? А хлебца взять…

Голос продавщицы из хлебного ларёчка вернул Бориса Николаевича в действительность. Сорок один градус в тени обещали на сегодня. Только один хлеб с яблочным соком и мог проглотить перегревшийся мужчина в такую жару.

– Здравствуйте! Задумался.

– Вы откуда в наш дом приехали?

– Я местный, только с другого микрорайона.

– Один, без семьи?

– Один. Дочь в Москве учится.

– Вдовец?

«А ведь точно! Как умерла!»

– Развожусь.

– Тоже не мёд пить!

– Да уж…

Он взял шуршащий пакет и собрался уходить. Посмотрел на порожек, лежит собачка.

– Она что ж, не гуляет совсем?

– Только по нужде. Она же комнатная. Таких собачек только на руках и носят.

– Вот и я носил… – вырвалось нежданно-негаданно у мужчины.

Он пошёл в сторону своего подъезда, обдумывая только что сказанное. Да сколько же можно, всё о ней да о ней! Рубашка прилипла к спине. Скорее домой, в прохладу, создаваемую кондиционером. Зачем-то обернулся. Собачка, подняв голову, явно смотрела на него. Может, ему кажется? Как бы опровергая его мысли, собачка приподнялась и села. Он пошел назад.

– Как она на вас реагирует! – буквально запела продавец хлеба.

Собачка при его приближении свернулась тугим калачиком.

– Странно… – произнесла женщина.

Борис Николаевич присел на корточки у порога ларёчка. Колёса высокие, и тельце собачки на уровне лица. Ушки с кисточками тряслись мелко-мелко, а сквозь густую, давно нечесаную чёлку сверкали глазки, прямо ему в глаза.

– Ты чего? – спросил он животное.

В ответ ему зарычали и показали мелкие зубки.

– Не таких ещё уламывали! – засмеялся мужчина и сгрёб собачку правой рукой.

Видимо, такое положение ей было привычно. Собачка не вырывалась, прильнула к его потному телу. Продавщица радостно реагировала на событие. Слава Богу, собачка пристроена!

– Идём ко мне жить, – предложил собачке мужчина.

В ответ лизнули потную ткань рубашки.

– До свидания! Мы пошли.

– Счастливо!

В голосе женщины слышались слёзы радости и облегчения. Сегодня она будет спать счастливым человеком.

В подъезд Борис Николаевич входил не один. В квартиру вошёл не один. Опустил своё приобретение на пол, пусть освоится. Но не тут-то было. Приобретение встало на задние лапки и, танцуя перед ним, запросилось на руки. Он взял. Приобретение буквально вжалось в его грудь.

– И что? Носить теперь тебя круглые сутки?

Ткань рубашки снова полизали.

– Сегодня я тебя поношу, а завтра с утра придётся своими ножками ходить.

Весь вечер квартира будет наполнена его голосом. Мужчина говорил с новым другом, как говорил бы с дочерью или соседом. Расстегнул рубашку одной рукой. Снял с одного плеча. Переложил собачку в другую руку. Снял рубашку с другого плеча. Зашёл в ванную комнату. Огляделся. Посадил собачку на раковину, предварительно убрав мыльницу. Не отнимая руку от тельца, переступил край ванны и включил душ. Стал мыться, отпустил руку. Собачка не могла встать на лапки и всё время съезжала на дно раковины. Скулёж поднялся невероятный.

– Вот мы тебя сейчас остудим.

Мужчина прижал слив и пустил тёплую воду. Раковина наполнялась водой. Словно что-то вспомнив, собачка перестала скулить и затихла. Она даже прилегла на бочок, чтобы быстрее погрузится в воду.

– Ты парень. – Мужчина посмотрел туда, куда в таком случае смотрят. – А мылом можно?

Намылил слегка новую игрушку, повозил руками по ней. Вода стала грязной. Шерсть на ушах намокла и повисла. Выглядел пёс уморительно. Мужчина смеялся и продолжал мыть собачку. Та показывала ему зубки, но не рычала. Только зубки.

– И что, что это значит? Ты улыбаешься?

Собачка продолжала показывать зубки, без рычания, не сводя глаз с мужчины.

– У меня улыбающийся пёс! Как здорово!

Мужчина носился с собачкой весь остаток дня. Сушил, кормил, разглядывал и разговаривал. Собачка слушала и смотрела чёрным жемчугом глаз. В половине десятого, когда новости на Первом канале подошли к концу, глаза собачьи закрылись до утра. Ночью мужчина просыпался, слушал лёгкое сопение нового друга. Проснулась собака всего один раз. Ей приснился едва уловимый запах потерявшейся хозяйки. Чистота тела, сытость желудка, прохлада вдыхаемого воздуха, чувство защищенности вернули ей состояние сна и покоя. Человек и животное спали бок о бок до утра.

Утро. Тишина. Квартира над головой пустует. Ни шагов, ни звуков в ней. Мужчина проснулся. Поискал глазами собачку. Нет нигде! Встал и пошёл на кухню. Вернулся. Из-под подушки на кровати выглядывал собачий нос.

– Тебе холодно?

Мужчина пультом управления повысил градусы на дисплее сплит-системы. Лето в этом году аномальное, кондиционер практически не выключался.

– Я пойду умываться. Ты как?

Собака вылезла из-под подушки. Прошла по кровати и первая вошла в ванную.

На кухне он расскажет ей свой распорядок дня. Потом уйдёт. Дверь за ним закроется и принесёт много новых запахов из подъезда. Среди них промелькнёт что-то знакомое, едва-едва уловимое. Собачка столько перенюхала асфальта, лавочек, подъездных дверей, что тот единственный и любимый запах хозяйки стал растворяться. Собачка пошла на кухню. Без еды человек не мог её оставить. На плоской тарелке лежало всё, что он ел сам, только в малых порциях. С удовольствием сжевала белый мякиш булки, проглотила пересоленный кусочек ветчины, полизала кусочек сливочного масла, но тот убегал от неё по тарелке, и ей это надоело. Оскалив зубки, она заглотила кусочек масла целиком. Собачка любила остывший подслащенный чай, но мужчина не знал об этом. А его чай? Может быть, осталось немного в чашке? Ура! Осталось! Пришлось заскочить на кухонный стол и с него напиться сладкого чаю из чашки, стоящей в мойке. Как вкусно! Как давно она не пила его! Собачка осталась сидеть на мойке, пока её взгляд не обследовал все предметы на кухне и чай не закончился. Затем спрыгнула и пошла в комнату. Осмотрела и её. Покосилась в сторону кондиционера на стене, он оказался выключенным. Спать! Теперь только спать!

Глава вторая

Москва. Маша вошла в метро. Это её первая встреча с огромным подземным миром. Девушка чувствовала над собой тяжелый пласт земли. Он давил на сознание со страшной силой, а в глазах отражалось неземное великолепие стен, пола, потолка. Малахитовая шкатулка захлопнула её в себе. Эскалатор! Оказывается, в мире есть силы, которые могут против воли подхватить тебя и унести только в том направлении, в котором движутся сами. И ты не сможешь им противиться, как бы страшно тебе ни было. Как-то Маша услышала на улице родного города Волжского фразу от прохожих. Девушка делилась с подругой впечатлениями от поездки в столицу.

– Москва страшно красивая!

И не надо много слов, сравнений, доказательств. Всего три слова.

Маша – дочь Бориса Николаевича, шла и улыбалась мыслям, в которых представляла собачку, живущую теперь в новом доме отца. Он рассказал о ней в телефонном разговоре.

«Обязательно поеду к ним в ближайшее время. Познакомлюсь».

Взгляды, руки, плечи девушки касались чужих людей. Она находила в этом особую прелесть. Мимолётное прикосновение к чьей-то жизни.

«Конечно, ничего хорошего нет в разводе родителей», – думала она.

По её мнению, это надо было сделать давно. Только вот кому должна принадлежать инициатива, она не могла сказать. Мама зашла далеко в своём своеволии. Отец весь в работе, как робот по заданной программе. Девушка зашла в вагон. Двери закрылись.

– Простите…

Она всегда произносила это слово, и не важно, толкнули её или она кого-то. Маша покачала головой, забыла спросить у отца, какого собачка цвета и пола. Она всегда хотела иметь кошку или собаку, но мама была против этого.

– Простите…

Непросто сейчас отцу. Как он теперь будет жить один. Как теперь будет жить мама, без его заботы и покровительства.

– Простите…

Да что это такое! Маша оборачивается. Видит перед собой очаровательную попу малыша в подгузнике, сидящего на сильной и волосатой мужской руке. Какая прелесть! Она подмигнула малышу. Тот расцвёл улыбкой во весь рот и мягко похлопал ладошкой по её макушке. Видимо, малыш добивался её внимания. Было приятно. Ребёнок положил руку на голову другой рядом стоящей женщины и получил ещё одну порцию женского восхищения. И так далее… О, какой малолетний сердцеед! Две женщины встретились глазами и уже вдвоём не сводили глаз с карапуза. Маша сделала полшага, чтобы посмотреть на хозяина такого счастья, и лучше бы не делала этого. Серое, понурое, щетинистое лицо молодого мужчины с потухшим взором смотрело в никуда, в самого себя, не слыша и не видя ничего вокруг. Потому малыш и искал то, чего ему не хватало. Маша поправила майку на ребёнке, удивилась отсутствию штанишек. Ещё раз посмотрела на мужчину – никакой реакции. Стоящая рядом женщина пожала плечами в ответ на Машин вопросительный взгляд. Другая отвернулась, так легче. Мы разные.

Маша порылась в студенческой сумке. Рука наткнулась на ярко-жёлтый маркер. Достала и отдала малышу. Тот радостно увлёкся подарком.

«Может, он не сможет его открыть», – понадеялась Маша.

Такого не случилось. Идя к выходу, она уже видела, как ярко-жёлтые полосы расцветали на серой рубашке мужчины.

Да! Это здорово – снимать однокомнатную квартиру в Москве. Да! Это дорого. И надо было настоять на том, чтобы снять комнату. Но Москва, институт оглушили Машу настолько, что она поняла – квартира будет ракушкой, а она улиткой в ней. В первое самостоятельное утро долго не решалась открыть дверь и выйти из квартиры. Это означало дойти до метро, спуститься в него, доехать до своей остановки, не пропустив её, и дойти до здания института. Стать самостоятельной. Господи! Как сейчас мама? Как ей тяжело, наверное, быть самостоятельной? И ведь не звонит… С каким позором столкнулся отец, но держится молодцом! А сама-то, сама… Решила расстаться с Сергеем, да духа не хватает. Не подтвердился факт его измены, но ушат грязи сделал своё дело и затушил костёр девичьей любви. Всё стало не так и не таким. Сергей приехал к ней на первые же выходные в Москву. Она так ему обрадовалась. Знакомое лицо в огромном людском потоке, рука в дружеской руке вернули ей за выходные дни уверенность. Приходил вечер, и она понимала, что не хочет отвечать на его ласки.

– Это пройдёт. Это нервное. Мама с отцом, Москва, институт…

– Ко всему надо привыкнуть, – утверждал Сергей, и она верила и ждала его приездов.

В этот вечер Маша долго не могла уснуть. Надо подумать о чём-то хорошем. О чём? Вспомнила малыша. Такая кроха, а реагирует на окружающих людей. Совсем не боится! Пальцы рук ослабли, закрылись глаза. Девушка уснула.

Мужчина, тот, что ехал в метро с малышом на руках, сердился. Он собирал с пола, с дивана, с подоконника – отовсюду игрушки, в основном машинки. И что бы он понимал в них?! Куда их сложить? Сколько крошек от печенья, исслюнявил и залапал вечно липкими пальчиками всю мебель! Пылесос включать нельзя, поздно уже. Придётся ложиться спать в бардаке. Сел на диван. Лампа-шар на полу, в которой печально падали осенние листья, отражала их на потолке и стенах. Молодой мужчина продолжил сердиться. Складка между бровями не распрямилась. Складка и щетина прибавляли его внешности лишние годы. Кстати! Он даже всей квартиры не видел.

Мишка, наверное, тоже испугался изменений в доме. Куда-то исчезли мама с папой, няня не занималась им, а постоянно плакала. Звонил и звонил телефон. Потом бабушка с дедушкой открыли дверь и наконец-таки вошёл папа. С ним произошли изменения, но это был папа. Как он был рад! Даже аппетит вернулся, вместе со сном. Мама долго не приходит, но вместе с изменившимся папой он подождёт. Это уже не так страшно. Мужчина встал с дивана. Голова закружилась. Когда он ел в последний раз? Не помнит. Похороны брата и его жены вытеснили всё.

Лестница! Куда она ведёт? Конечно, на второй этаж. Квартира в два уровня. Он слышал об этом от старшего брата, теперь покойного, по телефону, а сейчас представилась возможность разглядеть её. Ажурная ковка, лаковые поручни. Металлические листья и цветы, припылённые золотом, конечно не настоящим. Красиво! Но ступени – это опасно. Сами себе люди доставляют неприятности. Дерево стоит в золочёной кадке. Листья желтые. Засохло без полива? Нет, дерево искусственное, осеннее. Наверное, задумка такая была у жены брата. Странная женщина. Была… Ковёр на полу странный. Круглый. Воздух холодный. Сплит-система безукоризненно делала своё дело. Стены изумрудно-зелёного цвета. Две двери и коридорчик. В конце коридора стеклянная, раздвигающаяся дверь на террасу. Вздрогнул от неожиданно появившегося мужчины в спецодежде. Он зашёл с террасы.

– Я могу быть свободным?

– Да, идите. Скажите, вы всё время тут?

– Только когда в отъезде хозяева. Ну и вот по этому случаю.

– Да…

– До свидания. Я закрою дверь.

Охранник спустился с лестницы. Проделал какие-то манипуляции в стеклянном щитке у входной двери. Дверь тихо щёлкнула за его спиной. Небритый мужчина взглядом обвёл второй этаж квартиры. Расхотелось делать экскурсию по комнатам. Прошёл к террасе. Раздвинул двери. Словно расплавленный сыр из микроволновой печи, воздух раскалённой Москвы прилип к горлу и лицу. Лето в этом году побило рекордную температуру одна тысяча девятьсот тридцать второго года. Семьдесят восемь лет назад Москва вот так же кипела. Только асфальта современного тогда не было, плавиться было нечему.

Мужчина поспешно задвинул стеклянные двери. Ад кромешный! Захотелось снять потную одежду и помыться. Ванная комната есть внизу. Проходя мимо одной двери второго этажа, толкнул её и заглянул внутрь. Оказалось, это ещё одна ванная комната. Синие полотенца, синий мужской махровый халат на плечиках. Зачем на плечиках? Его халат всегда висит на крючке. Он и не помнит, когда им пользовался. Зато помнит подчёркнуто важное значение, с которым мать дарила ему халат. Вода принесла облегчение. Чужой халат надевать не хотелось. Внимание привлекла одна из стен в ванной комнате. На ней полки заставлены огромными морскими раковинами и бра в виде стеклянных дельфинов синего цвета. Другая стена выложена синей, белой и голубой мозаикой, и не было в стене надёжности, что ли. Тронул рукой, почувствовал шаткость. Стена оказалась раздвижной. За ней комната с зеркальной стеной и круглой кроватью на пьедестале. Красиво, даже шикарно, но оставаться в ней, трогать что-либо руками не хочется. Как в магазине! Смотришь, но не покупаешь.

«Пойду на кожаный диван… Где чемодан? Куда его отнёс охранник?» Мужчина открыл шкаф. Чемодан радостно смотрел ему в глаза. Вытащил чемодан и положил на кровать. Расстегнул молнию. Неудобно стоять, ноги упирались в основание пьедестала, а руки приходилось тянуть далеко вперёд к чемодану. Сел на кровать. Почувствовал её томное притяжение. Откинулся и замер, прикрыв глаза. Кровать мягко завибрировала под ним. Сначала сжался, чтобы вскочить, но мысли нашли объяснение этому феномену, и он успокоился. Успокоился так, что заснул и проспал до утра.

Но утром это не было. Был полдень, судя по часам, которые держал синий дельфин на такой же стеклянной и высокой подставке. Рядом с ним ночевал чемодан. За сутолокой необходимых дел, горе отходит на второй план. Как бы в стороне горе стоит и наблюдает, всё ли правильно люди делают. А когда все дела, связанные с этим горем, переделаны, люди думают: лучше бы они никогда не кончались. Закроется дверь за последним соболезнующим, и человек остаётся один на один с проклятущим горем. Вот тогда оно и начинается по-настоящему.

Спускаться по лестнице оказалось легко. Краем глаза заметил движение на подоконнике. Окна высокие, подоконники широкие. Шторы из тяжёлой парчи ложатся на пол. Сейчас они шевелились. Мужчина замер. В голове выстрелила мысль о грабителях. Пригнулся и спрятался за спинку дивана. Он же голый ко всему ещё!

– Дур-р-р-ак… – донеслось от окна.

Он вскочил и ринулся к окну. По широкому подоконнику бежала большая белая птица, мелко и дробно топая лапками. От одной шторы к другой – спрятаться. А когда человек отодвинул ткань, она истошно заорала:

– Брысь…

Какой противный, скандальный голос! Если птица вчера была здесь, почему молчала? Мужчина не мог найти объяснения. Взял и позвонил домой, бабушке Мишки и своей маме. Оказалось, что помощница по дому утром вернула попугая, так как он плохо вёл себя и ничего не ел.

– Корм на кухне где-то положила, найдёшь. Выспался?

– Выспался. Как Миша?

– Да как всегда…

– Ну, тогда до вечера.

– Дай трубку Роме.

Молодой человек согласился и вместе с этим изумился. Как это делать? Он беспомощно огляделся. Птица по предметам мебели скакала в его сторону. Уселась на своё кольцо и стала энергично качать головой. Человек показал ей трубку.

– Вас…

– Тащи… – прошипела птица.

– О Господи! Что за представление? – сказал он в трубку матери.

– Ты поднеси к нему. Он меня услышит и успокоится.

Трубка оказалась возле попугая. Женский голос что-то говорил птице. Она слушала.

– Всё? – спросил мужчина.

– Не ори… – получил в ответ.

– Он на тебя сердится, потому и использует ругательства, – объяснила Мишкина бабушка. – А вообще он спокойный и умный. Много спит потому, что старый он.

Мужчина положил трубку телефона на место. Посмотрел на птицу.

– Старик, значит. Привет, старик!

– Привет… – птица явно сменила свой гнев на милость.

– Что ж так мусоришь? – спросил мужчина, на что птица тут же слетела на пол и стала кружить и расхаживать по крошкам на полу. – Сейчас уберу, потерпи.

– Хороший… – сказала птица и стала ходить следом за ним. Вместе ушли на кухню, и было слышно, как там закипал чайник, как человек изредка переговаривался с птицей.

– Мишка обижает?

Попугай закатил глаза и перевернулся вниз головой на вешалке для полотенца.

– Кошмар…

– Прям-таки и кошмар? – засомневался молодой человек и получил чувствительный щипок в плечо. – Вот те раз! Я дружить собрался.

– Рома друг… – заворковала птица и опустила крючкообразный клюв в пустую чашку.

Так она показала, что хочет пить. Пока молодой человек готовил бутерброды, птица попробовала всё, что было на столе, но не ела, а просто так баловалась, как бы принимала участие в готовке. Потом как-то сразу нахохлилась, заскучала, и глаза её заволокло плёнкой. Мужчина отнёс её к кольцу, на которое она и перебралась спать.

– Теперь можно распаковать чемодан.

Молодой человек смело поскакал по лестнице вверх. Ему понравилась птица. Она немного развеяла его печаль.

Маша в это утро проснулась намного раньше, чем молодой человек с попугаем. У неё другой ритм жизни, чёткий и по расписанию. Ей в институт надо. Дни в институте пролетают быстро. Вторая неделя пошла после приезда Сергея. Может быть, приедет на эти выходные, а то что ей делать одной в совершенно чужом жареном мегаполисе? В кино с ним можно сходить на «Аватар» в 3D. Она его ещё не видела, хотя у фильма миллионные кассовые сборы. В родном городке Волжском она видела афиши, но сходить не успела.

«А я иду, шагаю по Москве…» – знакомая нам всем песня звучала у неё в голове.

Настроение приподнятое. Новые льняные брючки, хлопковая белая блузка с жабо и рукавчиком фонариком. Небольшой рюкзачок за спиной. Два кожаных ремешка на «римских» сандалиях выгодно подчёркивают розовый лак на пальчиках рук и ног. Она себе нравилась и окружающим тоже. Встречая взгляды, улыбалась в ответ. Хорошо иметь таких родителей, как у неё! Люди небедные и смогли оплачивать её учёбу в Москве в престижном учебном заведении. Она почесала за ухом и локтем коснулась горячего чужого тела.

– Простите…

Чего же всё-таки не хватало маме, почему ей стал неинтересен собственный муж? А что ей вообще интересно в жизни? За ухом опять щекотно. Она почесала и опять до кого-то дотронулась.

– Простите…

Машу дёрнули за волосы. Она обернулась. Уже знакомый малыш Мишка радостно улыбался Маше. Сегодня он в штанишках и на руках у дедушки. Это видно сразу. Мужчине где-то за шестьдесят, и Мишка называет его «деда».

– Здравствуй, Мишенька!

Тот лишь растягивает рот в улыбке да прикладывает голову к плечу деда.

– Внуку нравится в метро, и у него уже личные знакомства. Приятно удивляет… – Дедушка загордился внуком и добавил: – И у него хороший вкус.

– Спасибо.

На своей станции Маша вышла. Мишка махал ручкой, дедушка кивнул. Маша начинала обрастать знакомыми в Москве. И её это тоже радовало. Здание института проглотило её до четырёх часов дня. В нём она старательно впитывает знания. Вечерами переписывает лекции. Крупными буквами выводит на обложке тетради имя и отчество преподавателей. Совсем скоро их сменят прозвища. Сейчас она их не знает. Девочки из группы на лекции ходят парами. Это те, кто проживают вместе в съёмных комнатах. Есть стайки из трёх-четырёх человек, они живут в общежитии. Есть такие же, как и она, одинокие, но страшно заносчивые, за ними приезжают машины после занятий. Одним словом, Маша ещё ни с кем не подружилась. В аудитории через два стола впереди от неё сидит молодой человек и никогда не оборачивается. Перед глазами вечно его сутулая спина и худые кисти рук на столе. Волосы слегка вьющиеся, лежат на ушах и шее. Мода сейчас такая, как во времена Высоцкого, обрастать и ходить мимо парикмахерской, под взглядами грустных мастериц. От сутулой спины молодого человека отлетает бумажный катыш. Ещё один! Никакой реакции. Преподаватель водит глазами по аудитории, ищет проказника. Маша оборачивается. У самой стены сидит озорница, её глаза сверкают смехом и счастьем, и не надо ломать голову, чтобы узнать, кто кидает бумажные катыши. Маша жестом показала ей – мол, отошли смс. Через минуту бумажный шарик плюхнулся на её стол.