Текст книги "Послевкусие"

– Согласен.

– Ой, ты, наверное, голодный? Что у тебя есть? – Татьяна завертела головой по сторонам. Чисто женская логика.

– Кроме клубники в животе ничего не было за весь день, – отозвался Борис.

– Я каши гречневой успела несколько ложек забросить у себя дома. Надо было в магазин заехать, – совсем по-домашнему заворчала на мужчину женщина.

Ему это понравилось.

– Давай заглянем в мини-маркет.

Они направились к холодильнику.

– Ого! Да тут придётся разбираться. Ты ждал гостей?

– Я тебя ждал.

Женщина подумала: «Я верю ему».

– Я верю тебе, – повторила вслух.

– Спасибо за доверие, не подведу никогда, – Борис неловко чмокнул Татьяну куда-то за ушко.

– Давай что-нибудь на скорую руку. И поговорим… Где ты нашёл Джеки?

– Разговаривать будем завтра. У тебя руки дрожат.

Женщина растопырила пальцы перед своим лицом, посмотрела на них и снова разревелась. Надо было выплакаться, душа просила об этом. Мужчина не стал мешать, он резал ветчину, сыр. Разогрел в микроволновой печи замороженные булочки с клюквой, расставил чайные пары, дал человеку выплакаться. Хлюпая носом, женщина поела и запила чаем. Мужчина наблюдал. Где-то он уже любовался этим милым носиком.

– Квартира, что над тобой, принадлежит моей дочери. Наверное, слышал, что там произошло?

Вот и слёзы! Вот и их причина! Неожиданно. Борис Николаевич вспомнил, как зашла она с мужчиной в квартиру этажом выше, где он находился в качестве понятого. Вспомнил брезгливое лицо её спутника и вытянувшихся по стойке «смирно» людей в форме. Борис Николаевич не осуждал человека, сказавшего резкие слова его женщине и хлопнувшего дверью. Выходит, её дочь не была ему дочерью.

– Слышал.

Он встал, перемыл посуду. Убрал со стола продукты. Женщина смотрела в окно на своё отражение.

– Я старая?

– Ты теперь моя. Самая-пресамая прекрасная девушка, и ей надо выспаться. Иди прими душ, потом я. И спать. День перегружен эмоциями.

Она послушалась, хотя недавно основательно мылась дома. Было любопытно, как выглядит ванная комната холостяка. Горе горем, а женского любопытства никто не отменял.

Сама квартира улучшенной планировки. Кухня большая, двенадцать метров. Квадратный холл с четырьмя дверьми, включая входную, одного цвета и модели. Она толкает дверь и заходит в ванную. Просторная. Плитка на полу имитирует камень. Стены до середины выложены искусственной галькой и напоминают одесскую кладку. Неожиданное решение. Большое зеркало в кружевной серебряной раме. Серые полотенца свёрнуты в рулоны на полке цвета металла. Интересный мужской дизайн. Коврик… Нет! Коврик тут не ляжет, слишком уж всё лаконично. Лучше циновка из бамбука тёмного цвета.

– Разобралась с кранами?

– Я оглядываюсь…

– Я разобрал кровать, переключил кондиционер на ночной режим. Делай свои дела и в кровать! А я немного посижу на кухне. Меня сегодня не было на рабочем месте, так что придётся поработать с компьютером.

– Можно мне посмотреть телевизор?

– Не можно. Минут десять, не больше.

– Хорошо.

Только Татьяна вытянула из-под головы большую подушку, положив на её место поменьше, подвигала всем телом, чтобы прочувствовать под собой чужой матрац, как тут же поплыла в мир сна. Когда Борис Николаевич закончит шуршать бумагами и клацать по клавиатуре, Татьяна просмотрит несколько ярких слайдов и поплывёт дальше за утренней дрёмой. Собачка вскочит на свои тонюсенькие ножки в кровати и оскалит зубки навстречу мужчине, вошедшему в комнату.

– Неблагодарная трясучка! Впрочем, на твоём месте я тоже бы показывал зубы.

Он разговаривал с собакой и раздевался. Переложил собачку на другую сторону кровати.

– Спать на кровати теперь ты не должна.

Собачка зарычала.

– Тихо ты… Спи. Согласный я.

И тоже провалился в сон. Собачка всю ночь не сомкнёт глаз. Будет лежать и созерцать в темноте очертания своего счастья на кровати. Что же делать с мужиком? Два огонька на «ветродуе», зелёный и красный, сольются в один, и она заснёт, когда в комнате станет светать.

Утро. Восемь часов. Девять часов. Ни единого звука. В кровати спят двое, вернее, трое. Собачка заснула совсем недавно, и потому её сон крепок. Женщина открывает глаза. Странная люстра висит над головой. Как будто застывшую связку воздушных шариков перевернули и прикрепили к потолку. Она переворачивается набок, собачка скатывается с визгом по натянутому одеялу.

– Прости меня, дорогая. Здравствуй, дорогая! Здравствуй, моя любимая!

– А я? – раздаётся за спиной.

– К тебе привыкать надо.

Он отмахнулся от зарычавшей собачки.

– Неплохо, что сегодня суббота, да?

– Мне всё равно надо быть в больничке до часу.

– И мне нужно быть в офисе. Надо вставать.

– Где ты нашёл Джеки?

– В нашем дворе стоит хлебный ларёк. Он к нему прибился. Я купил квартиру, стряпал дизайн, завозил мебель, обживался… Он всё это время жил в ларёчке. Женщина там работает сердечная. Повезло твоему псу.

Борис Николаевич умывался, расплёскивая воду вокруг себя. Татьяна стояла рядом, искала глазами тряпочку, которой можно будет потом навести порядок в ванной.

– Вечером купим, – буднично решила она. Но Борис Николаевич открыл шкаф, достал маленькое полотенце и вытер насухо кран и кафель вокруг него и повесил на зеркальный змеевик сушиться.

– Я же ещё не умывалась.

– Я и за тобой вытру.

– Ещё чего!

– Побурчи ещё. Мне нравится.

Он обнял её за плечи и стал рассматривать себя и её в зеркале.

– Это моя дочь, назло мне, забрала Джеки из моей квартиры и недосмотрела за ним.

На крышке унитаза сидела и жалобно повизгивала собачка. Влажные её глаза не сходили с лица хозяйки.

– Никаких рук! – строго сказал собаке Борис Николаевич.

– Не расстраивайся, дорогой! Он скоро уйдёт.

– Ах, вот вы как! Сговор! Ты на работу собиралась.

– Передумала. Позвоню и придумаю что-нибудь. Надо же мне осмотреться здесь. Составлю список необходимых вещей для совместного проживания, – Татьяна иронично подчеркнула голосом последние слова.

– Не надо ничего придумывать. Скажи так, как есть.

– Как же у нас есть?

– Ты переехала к любимому мужчине.

– Так уж и любимому?

– К любимой собаке. Тебя это устроит? – Мужчина начинал сердиться.

– Меня устраивает первое и второе.

– Спасибо.

Пауза. Поцелуй. Недолгий. Пробный.

– За три квартиры платить будем. Моя квартира, трёхкомнатная, твоя и дочкина над головой, – подняв глаза к потолку, размышляла женщина.

– Тема эта для глубокого анализа. Если навскидку, можно обменять на приличный дом. Раздолье для собаки!

– А-в-в! (я здесь), – обозначился Джеки.

Спешить некуда, завтракали размеренно и чинно. Разглядывали себя, слушали друг друга, думали, говорили, и всё это одновременно. Ей нравилась роль хозяйки. Ему нравилась новая хозяйка. Они продолжали играть в игру, название которой – путь к совместному счастью. Пробник, конечно, но вполне удавшийся. Они попрощались, как настоящие муж и жена у двери.

– Ты осваивайся, не стесняйся. Приеду, отправимся по магазинам.

– У меня всё есть.

– Чего-нибудь, да нет.

– Пока. И ещё раз спасибо за доверие. Оправдаю.

Он сделал несколько шагов на площадке, а затем поскакал по лестничным пролётам, как в юности, прыгая через несколько ступеней. В кармане зазвонил телефон.

– Слушаю.

– Доброе утро, милый! Дочь не может до тебя дозвониться.

– Отключил телефон. Хотел выспаться. Сейчас перезвоню.

– У неё заканчиваются эти дополнительные платные лекции, и она хочет до сентября вернуться домой.

– Пусть возвращается, я не против этого. Постой! А в чём дело?

– Милый мой бывший муж! Ты совсем не предполагаешь у меня личной жизни?

– Милая моя бывшая жена! Твоя личная жизнь, как гейзер, ни на минуту не прекращалась никогда.

– Тебя завидки берут?

Борис Николаевич остановился рядом с хлебным киоском. Кивнул в знак приветствия продавщице. Было видно, что человек хочет спросить его о собачке.

– Я завидовал тебе до вчерашнего дня.

– Ой! И что же случилось у нас вчера? Наверное, прекрасная принцесса поцеловала тебя и разморозила.

– В чём суть сегодняшнего вопроса о дочери?

– Я не одна.

Три слова сказаны с большим значением.

– Это твоё обычное состояние.

– Она взрослая, я не могу так.

– Я не один. Нас трое в однокомнатной квартире.

Борис Николаевич имел в виду Татьяну и собачку.

– Свою дочь ещё в люди не вывел, а бабу с чужим взял?

– Взял.

– Дальновидностью ты никогда не отличался.

– Что ты скажешь дочери? Не приезжай, у меня очередной ухажёр поселился?

– Что это мы всё обо мне да обо мне. Давай о тебе!

Голос жены еще слышался, когда телефон отключился. Продавщица из хлебного ларёчка вся подалась навстречу.

– Ну как вы там? Прижилась? – Человеческое участие светилось на её лице.

– Прижилась. Свою хозяйку нашла.

– Да вы что? Как же это так вышло?

– Я познакомился с чудесной женщиной. Пригласил её в гости. Она оказалась хозяйкой собачки.

– Хоть книжку начинай писать! Как интересно! Это знак! – всплеснула руками продавщица.

Обдумывая знаковое событие, в приподнятом настроении мужчина шел на работу. Жара в сорок градусов не раздражала, звонки бывшей супруги тоже.

Глава четвёртая

Маша ждала Хельгу. Человек этот перевернул все её представления о бытии человеческом. Оказывается, можно жить, зная о том, что век твой короток. Жить по заранее выстроенной стратегии. Маша прониклась к Хельге доверием. Ей захотелось брать с неё пример. Что значит оглядеться и выбрать себе парня? Огляделась она, вот кажется – парень ничего, ну и что дальше? Кидать в его спину бумажные катыши, чтобы он её заметил? Ходить кушать туда, куда он ходит? Забегать наперёд и открывать дверь? Такой стиль достижения цели понятен и потому лёгок для Хельги. Но как-то грустно от всего этого. И родителей у неё нет. Может, взять её с собой в Волжский погостить? Что ей оставаться до сентября в московской жаре и угаре. Маша не набрала положенного количества баллов при поступлении и вынуждена была оплатить лекции и слушать их всё лето, чтобы быть зачисленной в вуз. Ещё один легальный способ отъема денег у родителей будущих студентов.

В дверь постучали. Пришла Хельга.

– Он мне звонил. Представляешь? Сам! Спросил, остаюсь я в Москве или уезжаю. Советовал уехать. Беспокоится!

Хельга счастлива, несмотря ни на что.

– Поехали со мной, ко мне в гости. Денег на билеты не надо. Сергей приедет, а назад папа привезёт.

– Я ни от чего не отказываюсь. Только сразу предупреждаю. У родителей моих подруг на меня негативная реакция. Моя внешность тому виной. Оттого есть небольшое условие. Ты позвонишь родителям при мне, чтобы я удостоверилась в их согласии.

– Пожалуйста.

Маша набрала номер телефона отца. Он ответил, она рассказала о своём желании. Голос её был радостным.

– Ты уже озвучила своё приглашение подруге? – спросил отец.

– Да, – Маша внутренне напряглась.

– Боюсь, что тебе надо будет поставить в известность маму.

– Но содержишь ты меня.

– Я не живу с мамой, надеюсь, ты помнишь об этом, а маме несвойственно быть одной.

– И я приеду в дом, где уже живёт чужой дядя?

– Можно и так сказать. Ты можешь жить у меня. В Москве оставаться нельзя в любом случае.

– Я перезвоню, пап.

Маша смотрит на Хельгу, как на пустое место.

– Я же говорила.

– Ты здесь ни при чём. Моя мама, как это сказать, снова вышла замуж.

– И что? Жизнь продолжается.

– Я не буду жить с чужим дядей.

– О! Да ты эгоистка? А так не скажешь.

– Не тебе судить…

– Жизнь короткая. Пусть твоя мама живёт с кем хочет. Я хочу быть с Гошей.

– Ты его выдумала себе.

– Не отрицаю. У меня есть на то веская причина. Нет времени, чтобы опробовать несколько вариантов. Главное – хотеть жить! Давай останемся в Москве. Вдвоём нам неплохо. Зачем тебе ехать туда, где заведомо намечается «разбор полётов».

– Ты бледная, – пошла на уступки Маша. Напряжение от разговора с отцом спало, да и подруга права.

– Это от гари. Там, где я живу, нет кондиционера и в ближайшие сто лет не предвидится.

– Ты остаёшься у меня.

– А вот и не откажусь! Что тогда будешь делать? – Но увидев обиженное лицо подруги, поспешила добавить: – Нужно съездить за вещами.

Девочки вышли из дома. Москва изнывала. Люди сновали по улицам в масках из пятислойной марли, смоченных водой. Носили с собой воду в бутылочках. Другие просто держали мокрую ткань у лица. Были смельчаки, носившие респираторы всех образцов и видов. Смог поднял уровень загрязнения воздуха до небывалых размеров. Горели торфяники, коптились, словно в аду, жители Москвы.

В метро по сравнению с улицей рай. Раскрылись глаза, распахнулись лёгкие. Девушки присели на скамеечку. Всюду измученные жарой и дымом лица людей. Совершенно чужие, они делятся советами, как остановит проникновение дыма в квартиру, что надо есть и пить в таких случаях, как надо вести себя при явном отравлении и прочее. Девушки к советам не прислушиваются. Они молоды. Они будут терпеть. Говорят, Москва большой город! Наверное, не такой уж большой, раз Маша в третий раз встречается с глазами смышленого мальчика Мишки.

– Вот мой знакомый! Его зовут Миша, – объяснила Маша Хельге повышенное внимание ребёнка. Сегодня ребёнок одет прилично, поверх подгузника нарядные шорты. Маша радостно дотронулась до протянутой к ней ручки.

– Остываешь в метро, как и мы? – спросила малыша Хельга.

Владелец сокровища под именем Миша обернулся. Он узнал Машу и кивнул ей.

– Здравствуйте, – за себя и за Машу ответила Хельга. Незнакомец задержал взгляд на ней.

– Мама, – ни с того ни с сего громко сказал Миша. И сразу же спрятал лицо на груди у мужчины. Мужчина посмотрел на Машу, потом ещё раз и ещё. Что-то его взволновало.

– Как дела? – неожиданно спросил он.

Маша пожала плечами.

– Спасибо. Терпим жару и смог, как и все.

– Вы мне одного человека напоминаете, и Мишке тоже, наверное.

– Кого?

– Мою сноху. Покойную.

– Сочувствую, – на автомате ответила девушка.

Хельга в это время доставала звонками своего избранника.

– Скажите своей подруге, что в метро телефон может не работать.

– Бесполезно. Она будет звонить.

– Странно. Зачем? Если нет вызова.

– Это только ей одной известно.

– Упрямая? – Молодой человек явно хотел сказать другое слово.

Маша почувствовала желание говорить и говорить с незнакомым человеком. Бывает такое состояние, когда человеческое притяжение настолько велико, что раскрываешься, как цветок. Пусть твой аромат дойдёт до него! Пусть!

Они замолчали, но не перестали разглядывать друг друга.

– Мама. – Мишка снова дотронулся до плеча Маши и спрятал лицо на груди предполагаемого папы.

– Вы напоминаете ему его мать. У вас есть схожесть с ней. Я Мишке родной дядя. Отец и мать его погибли. Скоро сорок дней. – Парень не поворачивал лицо к девушке. Он говорил отражению в стекле.

«Сочувствую вам», – осталось на языке и прилипло к нёбу. Маша молчала.

– Наша станция. До встречи.

Мишка махал ручкой.

Дядя уносил его из вагона. Они удалялись. Сейчас их не станет. Молодой человек спохватывается и бросается к вагону, но поздно, двери закрылись. Она смотрела, как он смотрит на неё через окошко вагона и уплывает вместе с перроном.

– Если бы он сидел в нашей аудитории, я бы его выбрала. Хорош!

– Как все.

– Ну не скажи… Я поняла, что вы не первый раз видитесь.

– Не первый. Да, видно, в последний.

– Встретитесь. Я телефон написала на товарном чеке из продуктового магазина и дала Мишке.

– Он взял, не выбросил?

– В его возрасте у детей развит хватательный рефлекс.

– Вдруг он не заметит?

– Значит, встретитесь снова. Это судьба. Куда Серёгу из Волжского денем?

Они вышли из вагона, прошли по перрону и встали на порожек эскалатора.

– Ты всегда так далеко глядишь?

– Всегда, – отрезала Хельга.

Вот и выход. Звонит Машин телефон. Она начинает искать телефон в сумке. И как всегда в таких случаях, телефон не видно, а только слышно. Хельга поспешила на выручку подруге. Она первой выхватила телефон из сумчатого плена и ответила:

– Да…

И передала телефон Маше, жестами показывая, что это наверняка тот, о ком они говорили. Сама от восторга присела на ступеньку эскалатора, да так и ехала до самого верха, снизу разглядывая подругу, пытавшуюся расслышать собеседника. Клетчатая юбочка еле прикрывала коленки. Хельга была похожа на школьницу средних классов, еще неразвитую.

Подруги вышли из метро прямо в раскалённый смог. Шум машин с проспекта лишил возможности девичьего разговора. Завернули за угол.

– Теперь у меня два Сергея.

– Да ты что? Он тоже Сергей? Это судьба! Это знак! – Из Хельги так плеснули восторг и ликование. – Значит, не бросил бумажку. Я же говорю, инстинкт хватательный у детей развит.

Борис Николаевич открыл дверь ключом и зашёл в квартиру. Бросил ключи в низкую вазу. Та жалобно звякнула в ответ на фамильярность.

– У меня дочь приезжает.

– Разобьёшь вазу, я только к ней пригляделась.

– Не нравится ваза?

– Не то чтобы. Леопардовой раскраски ваза редко встречается.

– Мне встретилась.

Они обнялись. Постояли так.

– Так с радостью тебя!

Борис Николаевич, пока раздевался и принимал душ, рассказал о сложившейся ситуации с бывшей женой и дочерью. Его новая женщина, так мысленно он называл Татьяну Владимировну, отреагировала мгновенно.

– Переживём у меня. Джеки будет рад вернуться в свой бывший дом.

Они сели за массивный стол цвета миндаля и такой же формы, над которым, нежданно-негаданно для него, расположилась коллекция фигурок из цветного стекла. Стеклянных полок, на которых они стояли, не было заметно, и фигурки словно парили в воздухе тонким и звонким разноцветьем и совсем не раздражали мужской глаз.

– Ух ты! Как здорово, и главное, как тут и были.

Он стал разглядывать и считать маленькие фигурки. Сбился. Начал снова и бросил.

– Откуда они? Что только я не ставил на стекло! Ничего на стекле не смотрится.

– Привезла из дома. Как только увидела пустые стеклянные полки, поняла, что тут и стоять моей коллекции. Они здесь заиграли всеми цветами. Их стало видно. Я разглядела то, чего не видела до сих пор. Ты не против моей инициативы?

– Нет. Борщ? Как пахнет! – Мужчина поднял крышку кастрюли. Вид красивый, запах вкусный. – Можно я сегодня наемся лука с борщом?

– И я с тобой лука наемся. Я прихватила из дома большую белую луковицу, она не такая едкая.

Татьяна достала из холодильника луковицу и показала ему.

– Всё, не могу! Давай наливай!

Кухня наполнилась запахом наваристого борща. Женщина торжественно несла на стол полную тарелку. Несла осторожно, потому как немного не рассчитала и налила по самые краешки. Мужчина смотрел и не мог вспомнить, чтобы в его бывшем доме бывшая жена наливала бы полную тарелку борща. Всё какие-то пиалочки, мисочки… Он съел всё, она тоже, вприкуску с луком и салом.

– Что со мной будет через месяц? – посетовал мужчина.

– А мы продержимся месяц?

Женщина встала и промокнула полотенчиком его лицо и шею.

– Надо держаться, изо всех сил. А так чего людей смешить! – Он прижался к ней.

– Ведём себя, как супруги, прожившие вместе полжизни, – выдохнула она.

– Есть такое, – согласился Борис Николаевич. – Надо будет дочери сказать, что знакомы мы давно. А то как-то неудобно, – заявил он и получил в ответ:

– Я врать не буду, потом всё равно проговорюсь.

Что за человек его новая женщина, как она жила до него? Он разглядывал её лицо и понимал, что ему это неинтересно. Ему ничего не надо знать, что может спугнуть новизну ощущений. Но кое-что знает! Это её дочь, что жила этажом выше, прямо над ним. Дикая трагедия! Ещё он знает её профессию и место работы. Знает, что легко идёт на компромисс. Не злоупотребляет косметикой, духами, не курит. Это хорошо. Готовит. Ура! Готовит! Что ещё? Видел её «бывшего». Звёздный товарищ. В смысле при звании высоком и при погонах. Знает, где она живёт. Кажется, всё! Нет, не всё. Нравится ему эта женщина, греет изнутри.

На кухне женщина предавалась своим мыслям. У неё было такое ощущение, будто она знает Бориса сто лет. Она помнит, как знакомились с ней мужчины. Поток комплиментов, рассказов о себе и обещания или туманные намёки на безоблачное будущее. Нельзя сказать, что это плохо или неправильно. Это не так оказывалось потом…

Она его ещё ни разу не назвала по имени. Борис! Грубое в произношении имя. Он ни разу не назвал её Татьяной. Она посмотрела на потолок. Села за стол. Опять посмотрела. Над ней пустая квартира дочери. К добру ли эти совпадения? Вздохнула. Собралась выйти из кухни. Борис шел навстречу. Поймал её взгляд на потолок.

– Как она? – показал глазами вверх.

– Там, где и положено в таких случаях.

– Надолго?

– Надолго. Может, будет амнистия…

– Хочу по магазинам, – капризным женским голосом пропищал мужчина.

– Я тоже хочу.

– Хочу тебя сегодня радовать… – пропел мужчина.

– Радуй. Я переоденусь.

Борис смотрел вслед Татьяне и не находил в ней ничего похожего на бывшую женщину, а как греет душу да глаз радует! Зазвонил телефон. Дочь.

– Пап, я остаюсь в Москве. Скажи Сереже, пусть не приезжает.

– В Москве сейчас опасно. А Сергею сама позвони и скажи.

– Ну, пап… – заныла дочь в телефоне.

– Слышу, понимаю, но это твоё личное дело и решай его сама. Наберись смелости.

– Пап! Я не умею…

– Быть честной ты не умеешь?

Повисла пауза.

– Хорошо, пап, позвоню сама Сергею. Значит, я остаюсь в Москве. У меня же кондиционер в квартире.

– С мамой советовалась?

– Да. Мама много говорит. Я мало что поняла.

– Я брошу на карточку деньги.

– Спасибо, пап, транжирой не буду.

Они попрощались.

– У тебя рубашка несвежая, – сказала женщина, когда мужчина прижал её к себе в лифте.

– Спохватилась. Потерпишь.

Оба затаили дыхание, ощущая друг друга.

– Ты маленькая.

– Ты сильный и горячий, как утюг.

Вышли из подъезда. Солнце расплавилось, казалось, что оно прольется сейчас на землю раскалённой, тяжёлой лавой. Семь часов вечера, а вокруг словно полдень. Всё, что растёт из земли, замерло намертво, не шевельнётся, не колыхнётся. Ни собак, ни кошек, ни птиц. Кое-где пробежит человек по своим делам да машина проедет. Сирены «скорой помощи» и пожарных машин стали привычными. Подъездные двери из металла источали жар, им тоже было жарко.

– Это тот ларёк? – Его новая женщина приставила ко лбу ладошку козырьком и смотрела в сторону хлебного ларёчка.

Продавщица, как всегда, была любезна. Татьяна расспрашивала, а она отвечала. Обе находились в восторге, понятном только им. Мужчина ждал, когда они наговорятся, а в это время старательно разглядывал своё сокровище и остался доволен исследованиями и открытиями.

– Вы его заберёте домой?

– Нет. Мы будем жить вместе. Все трое.

– Как интересно! Хоть книгу пиши! – зашлась в чувствах продавщица и, приложив руки к груди, собралась всплакнуть.

Борис тронул за локоть Татьяну.

– До свидания. Мы ещё поболтаем как-нибудь.

Они пошли к машине, сели и уехали.

Торговый центр города Волжского «ВолгоМолл» многолюден. В этом году его прохладные залы собирали людей в два раза больше, чем прошлым летом.

– Что бы ты хотела купить себе?

Мужчина ожидал от женщины кокетства, а не чёткого ответа.

– Блузку белого цвета и одежду для дома. Должна же я хорошо выглядеть.

– Это из атласа и разлетающееся во все стороны?

– Нет. Если найду, ты увидишь.

Она всё время держалась за его руку. Это было непривычно, он терпел первые полчаса, а потом перестал замечать.

Пусть они бродят по торговым просторам, а мы вспомним Сергея, Машиного парня из Волжского. Не того, что таскает Мишку на руках, а того, что работает менеджером у Бориса Николаевича. Сейчас он находился в этом же торговом центре. Сергей всегда хорошо выглядел, и это была заслуга мамы. Она всегда угадывала новые тенденции в сезонной моде и спешила преобразить сына.

В бутик вошла девушка, что приходила к ним в офис и ввела в транс молодого человека. Она не спеша направилась к стойкам с одеждой белого цвета. Сама она была одета в тот же белый сарафан, в стиле «кантри». Волосы ниже пояса. Хрупкие ручки бережно перебирали вешалки с одеждой. Браслеты в виде тонких колец тихо звякали на её руках. В груди у парня точно так же звякало сердце. Девушка оборачивается и смотрит на него. А он на неё. Она слегка кивает ему головой. Парень осматривает помещение. В нём никого нет, кому бы девушка адресовала своё приветствие. Решается и делает несколько шагов в её сторону.

– Вы меня помните?

– Да.

Девушка продолжает двигать вешалки на стойке. Тонко позвякивают браслеты на её руках. Нежно звякает сердце парня.

– Хочу рубашку купить, – говорит парень, потому как надо что-то говорить.

– Да?! – Девушка переходит к другой стойке.

– Никак не выберу.

– Что так?

– Сергей! Там женские вещи… Иди в примерочную кабину. Я сейчас приду. – Это его мама выходит из отдела.

– Мама? – спрашивает девушка.

– Да.

– Строгая.

Девушка не проявляет эмоций, и слова её звучат как бы в сторону, потому как глядит она на стойку с одеждой. Парень в нерешительности. Он не может уйти от девушки. Уйдёт мерить рубашки как велела мать, девушки не станет. Где тогда её искать? Он смотрел в пол. Она разглядывала его растерянность. И вдруг:

– Да иди же, куда тебе велели.

– А ты?

– Что я? Я с тобой. Посмотрим, какой у твоей мамы вкус.

– Правда?!

– Да иди же ты, а то ничего не успеем, мама вернётся.

К такому повороту дел парень был всегда готов. Он привык, чтобы им руководили. Постоянно оглядываясь на Белоснежку, он пошел к кабинкам для примерки. По дороге девушка зацепила ещё несколько рубашек, на свой вкус.

Это были самые великолепные, счастливые, чудеснейшие минуты в его жизни. Рубашки подавала сама Белоснежка. Его разворачивали к себе, поправляли воротник и разглядывали. Точно как мама! Они успели померить только те рубашки, которые принесла с собой Белоснежка, и тут штора отодвинулась и в кабинку попыталась войти мама. Не тут-то было. Некуда. Троим тесно.

– А в чём дело? Я думаю, вам лучше постоять за шторой, – вперила мама строгий взгляд на Белоснежку.

– Конечно. Как скажете. – Девушка стояла по стойке «смирно», и только глаза её искрились смехом.

– Ну и…

– Я буду рядом. – Белоснежка скрылась за тяжёлой шторой.

– Что это на тебе? Совсем неплохо! Ты у меня умница. А это я не видела, тоже хорошо. Берём все те, что ты выбрал. Умница моя!

Женщина хотела чмокнуть своего сына, но вспомнив, что за ними наблюдают, сдержалась.

– Сынок! Я с подругой погуляю здесь. У тебя какие планы? Может, ты не поедешь, к своей Маше за тысячу вёрст? Ну что это за любовь такая, на расстоянии! Жара аномальная! Боюсь я за тебя.

Мать уже заглядывала за плечо сына и махала рукой подруге.

– Может, и не поеду.

– Как я рада, сынок! Опасно, действительно опасно! Ну что, она не поймёт?

– Конечно, поймёт, мам. Спасибо, мам.

– Да за что? Сам заработал, сам выбрал.

Мать бросила оценивающий взгляд на «продавца» в белом сарафане. Отметила про себя: «Волосы восхитительные. У меня в молодости не хуже были. Может, даже лучше».

– Ты не хочешь пить? Я хочу очень, – услышал он за спиной. – Ты думал, я ушла? Нетушки. Я пить хочу. Одной в «Шоколадницу» идти неприлично. Сходим? Ты с кошельком?

– Обязательно.

– Это хорошо. Мужчина без кошелька не должен быть. Если не хватит, добавлю. Можно пополам. Там решим, пошли.

Парень под собой ног не чуял. Он вообще ничего не чуял вокруг. Весь окружающий мир сконцентрировался на девушке, на ее руке, пальчиках, на звенящем браслете и шорохе платья. Её прекрасные волосы – это дурман, тот самый дурман, который вытеснит образ Маши из сердца юноши.

На Белоснежку смотрели все. Он это видел. Она это видела. Ему это нравилось и немножко пугало. Она привыкла. Без этого не представляла своего существования. Парень шёл следом, ведомый за руку, как щенок на поводке. Он соответствовал всем её требованиям к парням. Большой, крепкий, модный, не красавец, но приятной внешности и послушный. О, да ещё и воспитанный! Парень непринуждённо отодвинул стул, вовремя его придвинул, снял с её плеча сумочку и повесил на спинку стула. Салфеткой протёр стол и доверчиво посмотрел на неё. Душка, а не парень!

– Как тебя зовут?

– Сергей.

– Меня зовут Илона.

«Ну и имечко!» – подумал парень. А вслух сказал:

– Чудное имя, как и ты.

– Я чудо?

– Для меня ты чудо чудное. – Парень взял себя в руки, и речь его стала уверенной. – Тебе, наверное, часто говорят об этом?

– Часто. – Илона кивнула прелестной головкой. Её волосы почти касались пола. Официантка подошла к их столику.

– Чем вас порадовать? – обратилась она к парню. Глаза её, словно карандашом вокруг предмета на бумаге, обвели его крепкий силуэт.

– Фреш яблочно-морковный. Двойной. С сельдереем.

Девушка и бровью не повела в сторону Белоснежки, но что-то черкнула в блокноте.

– И… – Она смотрела на юношу.

– А что бы вы взяли для себя в своём заведении? – Сергей даже не открыл лежащее перед ним меню.

– Чизкейк с творогом и вишней, – не задумываясь, ответила официантка.

– Два чизкейка и два зелёного чая с лимоном.

Ни разу не взглянув на Илону, официантка пошла от их столика с явными глазами на затылке. Она представляла, как парень смотрит ей вслед, и старательно держала прямо спину, делая при этом маленькие шажки. Эффектный бант белого фартука выгодно подчёркивал женскую фигуру сзади. Это совершенно точно! Она смотрела сегодня себя в зеркало так, что в шее хрустнуло. Сергей, напротив, не посмел смотреть вслед официантке.

– Ты ей понравился. Мне тоже, – громко, с лёгкой досадой сказала Илона. – Кстати! И парню моему ты понравился. Я показывала ему тебя. Он был со мной здесь.

Сергея обдало жаром, но краснеть он не стал. Подышал глубоко, прошуршал пакетом, в котором лежали новые рубашки. Достал одну.

– Эту я надену, когда поведу тебя на летний каток.

Он достал вторую.

– Эту я надену, когда приглашу тебя в аквапарк. От хлора у меня краснеют глаза и становятся сухими. Но потерпим! – Он достал третью рубашку. – Эту я надену, когда приглашу тебя к себе в гости.

– Нужно будет купить ещё одну, белую рубашку.

Сергей красноречиво молчал, ожидая объяснения.

– Моя бабушка любит белые рубашки на мужчинах. И ты похож на моего дедушку в молодости. Я покажу тебе его фотографию. Ты удивишься! Вот будет сюрприз для бабушки! – Глаза Белоснежки сверкали от удовольствия.

– Ты тоже мне понравилась. Я понравился тебе. Куда денем твоего парня? Или я третий лишний?

«Какая прелесть! Казался таким паинькой», – размышляла девушка.

Илона взяла паузу. Любила она заводить парней, но Сергей не знал об этом и был рассержен не на шутку. И какие могут быть шутки, он третий лишний!

– Я отвечу тебе, – мягко сказала Илона. – Вчера я была здесь со своим парнем. У нас договорённость. Пока у меня не появится новый парень, он будет сопровождать меня в общественные заведения. Эти условия поставила моя бабушка. Видимо, она ему подыгрывает, надеясь на то, что мы продолжим наши отношения. Мы расстались по обоюдному согласию. Странно звучит, но это так и есть. Сегодня я сбежала. И от него, и от обязательств, и от бабушки, и от жары.