Текст книги "Междуцарствие в головах"

Глава 2
ЗААСФАЛЬТИРОВАННЫЕ

(Как мы жили два первых года после выборов)

ТАМ ЛЕШИЙ БРОДИТ…

Будто сбежали из мест заключения старые символы, которым, казалось, давным-давно уже был вынесен смертный приговор. Топчутся в сегодняшней лексике недострелянные и где-то в стороне от нас откормившиеся, ставшие вдруг снова весомыми слова: Дзержинский, единомыслие, прослушка, дезинформация, диктатура.

Не верится. Как будто говорят: «Леший бродит, вот его следы». И ты видишь: да, следы есть, но… в лешего верить – это выше сил. И почему-то не страшно и не смешно, а как-то смертельно скучно. Настолько, что поневоле прислушаешься к тем, кто говорит о дистанционном управлении человеком, зомбировании, каких-то излучениях, влияющих на наши решения. Увлекает. Легче и даже приятнее думать, что все происходит не по вине людей, а по результатам какого-то тайного применения к ним кодирующих технологий.

Мой собеседник, генерал-майор, прослуживший более четверти века в КГБ, Николай ШАМ знает такие технологии досконально.

– Николай Алексеевич, я много слышала о вас как о человеке, хорошо разбирающемся в эзотерических вещах, вы работали в этом направлении, контролировали его. Поделитесь секретами. Очень хотелось бы знать: были ли мы предметом какого-то нетрадиционного воздействия, к примеру, в те недавние времена, когда нас активно называли электоратом?

– Не думаю. Вы предполагаете тонкие и очень сложные миры, а ведь чем грубее интеллект, тем проще методы. С электоратом все было предельно просто, вы же сами это хорошо знаете. Люди доведены до такого состояния, когда они просто вынуждены бороться за свое выживание. Общественное сознание опущено. Государство устанавливает такие правила игры, при которых человек вынужден идти на запредельные какие-то вещи, чтобы прокормить семью. Есть фактор просто биологический: человек должен съедать столько-то того-то. В СССР в среднем приходилось на душу населения 70 кг мяса, сейчас, дай бог, в среднем 20.

– «Мясо на душу» – странно это как-то звучит. Почти так же несочетаемо, как рассказанная недавно телеканалом НТВ история гибели в Чечне 39-летнего контрактника из Кузбасса. Он успел прослужить всего два месяца, и гроб даже не уместился в шестиметровой комнатке общежития, в которой ютилась его семья. То есть человек шел воевать только потому, что мечтал к сорокалетию получить квартиру…

– В такой ситуации люди, конечно же, поддержат кандидата, который уже в период предвыборной кампании поднимает уровень пенсий, обещает повысить зарплату. Да плюс еще параллели и сравнения: разваливающийся на глазах Ельцин и энергично бегающий Путин – тоже фактор воздействия. Масса факторов, вы их сами легко перечислите. И зачем, скажите, нужны были бы еще и эзотерические способы?

– Может быть, вы помните случай, когда лет семь назад один бывший народный депутат заявлял, что во время съезда он и его коллеги не могли понять, почему они проголосовали по какому-то очередному вопросу именно так, как проголосовали. В тот же день они почему-то долго не могли найти свои номера в гостинице, в которой проживали. Хотя были абсолютно трезвы. Тогдa и родилась версия, что помещение, где они находились, было буквально нашпиговано аппаратурой, которая воздействует на психику. Я об этом вспомнила, когда совсем недавно в приватной беседе моему знакомому популярный актер (не будем его называть) повторил все то же самое. Незадолго до парламентских выборов 1999-го года он выступал со словами горячей поддержки Путину, а уже на следующий день не мог понять не только почему он так говорил, хотя делать этого как бы не собирался, но и как он вообще оказался в том самом месте. У него сложилось твердое ощущение, будто им управлял какой-то радиоголос и он ему подчинялся, как зомби.

– Понимаете, мы все зомбированы в известной степени, но это вовсе не значит, что к нам применяется какая-то специальная аппаратура. Вот на вас цепочка, и вы, конечно, уверены, что она золотая, а на самом деле это может быть сплав простых металлов. Сегодня огромная сеть ювелирных магазинов впаривает их покупателям как золото. Вот идет реклама лекарства, вы ее не слышите, то есть это вам так кажется, что вы не вникаете в нее и не относитесь к ней серьезно. Но когда заболеваете – бежите в аптеку и приобретаете именно его.

– Все это, конечно, влияет на подсознание, но не настолько, чтобы человек вдруг оказался там, куда ехать вовсе не собирался.

– Но это – сложнейшие технологические системы, в которые закладываются и цвет, и речевое воздействие со специальным подбором символов. И эти технологии применимы практически для всего: с их помощью можно развязать войну, начать бизнес, выбрать в президенты страны монстра.

– Можно настроить общество на идею, что все беды России исходят от женщин, предпочитающих в одежде красный цвет.

– Можно, и это я говорю совершенно серьезно: массовое сознание нашего общества сегодня очень легко обработать, людям можно внушить любой абсурд, не прибегая для этого к тонким технологиям.

– Ну, допустим, сегодня это так. Но вам-то, наверное, приходилось заниматься технологиями более тонкими – в советские времена, когда вы работали в КГБ?

– Я служил в органах с 1966-го по 92-й год. В центральный аппарат попал в 74-м, как раз в эпоху космических полетов, шла тогда еще программа «Союз – Аполлон». Что входило в сферу деятельности контрразведки, к которой я принадлежал? Закрытые виды связи, оперативно-технические подразделения, военные комплексы, погранвойска – вопросы чрезвычайных происшествий, поиск вредителей, агентуры противника, контроль режима секретности оборонной промышленности. Потом в мою сферу попала и атомная энергетика. Десятки институтов занимались такими вещами, которые просто необходимо было жестко контролировать. К примеру, СВЧ-излучение. С одной стороны, все знают, как оно вредно для человека. С другой – такая аппаратура активно создавалась для хозяйственных нужд: стерилизации пива, сохранения продуктов… Но кто гарантирует, что человеку, который этим занимается, не придет в голову взять и сделать СВЧ-генератор для каких-то других целей? Действие СВЧ человек ощущает быстро, но есть еще масса других генераторов, локаторов, а это излучения, которые можно использовать в прикладных каких-то целях. И они разрабатывались.

– И применялись спецслужбами?

– Многие государства занимались разработкой эзотерических вопросов, пытался это делать и Советский Союз. Но не забывайте, что у нас был мощнейший военно-промышленный комплекс. Ни одна страна мира не имела аналогов такому монстру: мы запускали в космос ежегодно более ста спутников, в то время как США – 15. У нас на вооружении находилось одновременно до 15 типов стратегических ракетных комплексов наземного базирования, до 15 типов базирования морского. У США – всего три типа. Ядерный потенциал Советского Союза был достаточен, чтобы уничтожить земной шар 200 раз! Возьмите другие сферы, химическое, к примеру, оружие. Мы до сих пор не знаем, что делать с огромными запасами, оставшимся с тех времен арсеналом, – металл ржавеет, герметичность постепенно нарушается. Разрабатывались такие сверхоригинальные вещи, что капельками можно было бы уничтожить чуть ли не половину земного шара как такового. Подумайте, только представьте на секунду: наличие всего этого – и тут вот, значит, эзотерика пугает. Я знаю, многие сегодня говорят об этом всерьез, но только вдумайтесь: более половины населения страны было занято в военно-промышленном комплексе, занято разработкой и созданием средств уничтожения человека, и это никого не пугало.

– Психологически это вполне объяснимо: угроза земному шару – отчужденная угроза, абстрактная. Человека всегда пугает то, что непонятно и что могут применить к нему конкретно. Могут ли его, к примеру, запрограммировать так, что он, ничего не зная, не ощущая, не видя, начинает выполнять чью-то, а не свою волю? Применяются ли к людям такие методы сегодня?

– Конечно. Это опять же излучения: лазерные, инфракрасные, ультразвуковые, СВЧ, КВЧ, миллиметровый диапазон, их комбинации. Есть методы информационного переноса, когда свойства, к примеру, лекарств переносят на какие-то носители – воду, олово, воск, на какой-то предмет, которым человек пользуется. Воздействовать на психику человека можно чем угодно: цветом, к примеру. В вашем кабинете кто-то подбирает определенную цветовую гамму или частотные колебания, которые воздействуют на глаз, и через некоторое время с вами могут начаться серьезные качественные изменения. Общеизвестна резонансная аппаратура немецкого доктора Фоля. Существуют сегодня специальные каталоги частот органов человека, к ним можно подобрать соответствующие излучения, гармонику и поменять пульсацию сердца, частоты печени, мозга.

– Можно так влиять на расстоянии?

– В том числе и на расстоянии, если поставили кому-то датчик. Ведь человек реагирует на все: в зависимости от обстоятельств у него меняются тембр голоса, влажность кожи, цвет лица, и по излучению, по электромагнитным колебаниям можно все о нем знать и программировать. Существует еще очень опасная форма гипноза – человек становится абсолютно управляемым. Ему могут внушить любую программу действий, которая может быть введена в любой момент. Позвонили, сказали в процессе разговора ключевое слово, и все – программа начала работать. Это может быть сигнал и другого типа – цветовой, болевой, звуковой. Все эти технологии, к сожалению, доступны сегодня криминальному миру, находятся у него на вооружении.

– Криминальные структуры обогнали в этом направлении спецслужбы?

– После того как я уже ушел из органов (здоровье ухудшилось после работы в Чернобыле), меня пригласили в комиссию, которая проверяла, как идут начавшиеся тогда преобразования в КГБ. Мы тогда ставили вопрос о том, что общество создало и содержит этот институт, у которого есть специфические средства контроля в определенных сферах. И значит, государство должно жестко определить его функциональность. Один из самых важных параметров оценки – информационная составляющая. То есть КГБ отслеживает, выявляет какие-то негативные явления, процессы, обрабатывает эту информацию, анализирует и готовит соответствующее сообщение властям. Эта информация должна быть непременно воспринята, по ней должны быть приняты конкретные меры, и очень важна обратная реакция, оценка этой информации.

Чем еще определяется эффективность? Раскрытие преступлений, поимка шпионов. Так вот, 98 процентов седых полковников и подполковников говорили мне на тот момент, что они заняты вопросами контрабанды. А что это? Ну, кольцо, к примеру, кто-то не задекларировал, перелетая через границу. Вот вся работа. А информационные вещи можете показать? Что сделано? Все было пущено на самотек. Я недавно заходил к своим ребятам – все стало еще хуже. Они предоставлены сами себе и становятся постепенно заложниками системы: погрязли в кулуарных разборках, занимаются лоббированием. Представьте себе оперативника, который работает с агентурой, – это дело негласное, а значит, он должен жестко, системно контролироваться. Ничего этого нет, и люди в стенах бывшего КГБ заняты сбором информации по нефти, металлу, газу. У них небольшие зарплаты… А вы говорите: «тонкие технологии»…

– Вас, должно быть, веселят на этом фоне разговоры о возможном возврате 37-го года, о том, что возможны тотальная слежка за людьми, прослушка их разговоров.

– Вы себе можете представить, какой должна быть затратная часть, чтобы все это обеспечить? Это просто невозможно. Как можно бояться возврата 37-го года, когда все у нас сегодня гораздо страшнее? Любой следователь прокуратуры может вас посадить, если захочет. Людей бросают на двухъярусные нары, где они по очереди спят, где нет никакой вентиляции, параша, бог знает какая вода и какая пища – миллионы загоняются в эту систему. И когда люди уже ломаются морально, инфицируются – их выпускают. И все это тиражируется, тиражируется.

Я не знаю, что страшнее: когда бросали в тюрьмы за политический анекдот – или когда за что угодно, если нет в кошельке денег. Ясно одно: сегодня жертв гораздо больше, чем это было в 37-м.

АСФАЛЬТ ДЛЯ ОЛИГАРХОВ

…Все наши тайны перерыли социальные технологи. Взломали души, перевернули в них все вверх дном, подняли пыль, грязь, инстинкты – убирай потом после них. Да и кому убирать, если удалось им выловить, схватить черты вековой, можно сказать, мечты российского человечества – вылепить ее, вручить нам. И что?

– Абсолютная апатия, усталость общества, – говорит психиатр Алексей Копылов.

Прошло четыре месяца, как всенародно избран президент. Август. Год 2000-й. Планета – Земля. Я прошу психиатра прокомментировать монолог давнего своего знакомого, спасателя по профессии…

Монолог спасателя:

…Вроде такая работа, она дает потрясающий моральный допинг – ты всегда на высоте, очень развито самоуважение. Я в последнее время стал это терять, стал себя самого ловить на каких-то подленьких мыслях, а уж чего-чего – подлости в нашей профессии нет, не держатся здесь гады.

Но откуда-то изнутри они поднимаются – подленькие мысли, не мысли даже – позывы, так будет точнее. Слушаю сводки из Чечни и умом понимаю: погано! Мор. Солдаты, дети, старики – все гибнут. Но жалко солдат, а дети и старики – их жаль, конечно, но жаль так, как вот в американских фильмах говорят при случае: «ай эм сори» – «я сожалею».

То есть только вслух, не внутри – потому что чеченцы же, может, и в самом деле, чем их меньше – тем лучше. Заложников брали, мучили, изгалялись. И самому себе: стоп! Да что ж такое? Если зависнет на высоком этаже малыш, разве стану я выяснять, кто он – русский или чеченец? Конечно, нет. Я полезу спасать, я сделаю все, чтобы спасти. А если знать буду, что это чеченский ребенок? Да полезу не раздумывая и, может, врежу на ходу тому, кто посчитает нужным мне это уточнить. Тогда что? Откуда? Почему? Да потому, что я сам вот этими руками разгребал то, что натворили взрывы на Каширке, в Печатниках.

Я разгребал, а по ночам водку жрал – глаза не мог закрыть, слезились, болели. И будто лампа внутри без выключателя – горит, горит! И я не знал, кто – чеченцы или нет, кто это сделал. Но указали нам: чеченцы сделали! И все, и пусть все они сдохнут!

Потом взялись за этих богатейших, как их там? Да, олигархов. И также был момент – ну изнутри, ну не знаю как: всех их в Бутырку. Пусть. Пусть сгниют, хорош жировать, дети валятся в обмороки в провинции, я это видел, ездил, знаю. То есть вот если бы голосование какое – я был бы «за»! Внутри, там, внутри себя. А умничать – это пожалуйста, я умом, конечно, понимаю: если пойдет эта волна – так сначала все чеченцы виноваты, потом все богатые, потом, может, и мы. И если так пойдет, так мы – все вероятнее, чем олигархи.

Всегда разберутся, откупятся те, кто в первых вагонах…

Будьте осторожны при выходе из последней двери последнего вагона.

(Из призывов в Московском метрополитене.)

– Так, а что? На антагонизмах всегда выстраивались популистские вещи, – комментирует психиатр Алексей КОПЫЛОВ, – когда нет духовной самозащиты, люди идут за дудочкой. Это и есть роскошное поле для манипуляций – люди, которым не хватает рационализма.

– В них легко играть?

– Есть кем играть – значит, будут играть. Когда пешек много, ими обязательно будут играть. Они потенциально провоцируют игроков. Вопрос не в том, какой у них король, вопрос – в количестве пешек. Чем их меньше, тем лучше: играть некем. Всего-то есть 3 – 4 варианта дешевого управления страной. Тоталитарный – самый дешевый: всех запугать, задавить. Громкие дела, допросы… И посмотрите на НТВ – бодро сражались, а лица теперь другие. Значит, прошло? Или все-таки – нет? А это так и делается: отрезками. Закидываются некие вещи: не пройдет – ладно, пройдет – пошли дальше. С не-пешками, с людьми зрелыми, мыслящими не проходит! Два у нас сегодня полюса. С одной стороны, рефлексированный страх: сейчас раздавят, посадят! С другой – хоть бы всех поскорее пересажали, перестреляли, хоть нормальная жизнь начнется… Один полюс чувствительный, другой – пофигистский, но агрессивный, яростный. И все это вместе взятое есть глубокая социальная апатия, трясина, усталость.

– Как выходят из апатии?

– Ну, есть примеры: как выходили Германия, Америка и как – Северная Корея. Есть вариант халявы: нами будут управлять, мы – люди маленькие. Это других обидят, а нас, людей добрых, если мы будем послушными, хорошими, нас не тронут, нас вытащат. Такая фишка: нам разрешат не иметь проблем и разрешат не думать. Что мы теряем при этом – вот о чем речь, и с чего это от нас вдруг так хотят пассивности – вот в чем вопрос.

– Я смотрю новостные блоки достаточно серьезных телепередач и все чаще ловлю себя на ожидании, что в конце скажут: репортаж вели Ася Бякина и Вася Букин. Настолько все часто нелепо и бредово выглядит, что представляется глуповатой пародией.

– А это не пародия, не прикол, это все серьезно. И газета «Мой любимый президент» – это серьезно. И ваш спасатель серьезен, когда говорит о голосовании: кто – «за» и кто – «против» того, чтобы всех богатых в Бутырку.

– Существует такая точка зрения, что 37-й год сегодня невозможен хотя бы потому, что никакого финансирования не хватит, чтобы создать нужную атмосферу: тотальной слежки, прослушки…

– Почему? Профинансируют – и будет; это все равно дешевле, чем делом заниматься. Поиск врагов – путь легкий и дешевый. И что там Чечня или олигархи – посмотрите на ситуацию с губернаторами. Не зарезали, не посадили, не ввели войска, но – пожалуйста, взяли и поделили все на новые административные центры. И что? Проходит? Надо понимать, что за годы боевого идиотизма появились огромные блоки, на которые всем было, грубо говоря, наплевать. Целые отрасли промышленности, униженная армия – забытый слой, который нуждается, чтобы о нем вспомнили. У них много агрессии, потому что она была придавлена. Не доехали до них олигархи, не вложили в них денег, не помогли им губернаторы.

– Это и есть те 10 процентов, которые уже сегодня готовы заасфальтировать олигархов, а завтра, может быть, и губернаторов?

– Мы говорим о манипуляциях, так вот то, что вы сейчас говорите, – применение одного из их орудий. Кто мне будет рассказывать, что я готов сделать, что я одобряю на 10 процентов, а что – нет? Я на 10 и 90 процентов не делюсь! Понимаете, неважно кто – орел Павловский или кто другой, – кто-то всегда будет закидывать эти манипуляционные штучки. Важно – проходит или не проходит. Проходит во многом еще и потому, что СМИ выступают в роли усилителей. Можно написать: «Раздался чих. Точка. Чихнул такой-то. Точка» – все. Нам же либо говорят, что «чих» был зна́ком, и высказывают по этому поводу массу версий. Либо называют как-то различные этапы. Назвали, разложили, взялись за следующий. Констатация фактов, пустопорожние рассуждения. Вот как вспышка на солнце – мы оценим, поймем эту вспышку. И никто не хочет понимать, что делать, чтобы вспышки не было.

– А как это понять?

– Любое перемещение пластов дает выброс агрессии. В обществе должно быть нечто цементирующее, чтобы ничего кровавого не произошло. Критическая масса должна быть достаточной.

– Многие говорят сегодня о том, что за президентом чувствуют себя как за каменной стеной!

– Кому нужна каменная стена, тому это хорошо. А мне-то кажется, не хотят люди за каменную стену. Вот и ваш спасатель – он тоже не хочет. Но не за что человеку зацепиться, чтобы устоять, не стать пешкой, не позволить кому-то в себя играть.

– Так за что же людям цепляться, для того чтобы их не передвигали, как фигурки на деревянной доске?

– Да за простой рационализм. Надо учиться думать. Вот идет посыл: диктатура закона. Это же просто игра на менталитете, без диктатуры никак было нельзя? Белые, красные, олигархи, пролетариат. Как будем думать: лучше бы эти съели тех, или те – этих, или – как сделать так, чтобы вообще никто и никогда никого не ел? Все под врагов устраивать – это не путь для выживания. Другие должны заработать механизмы, чтобы спасатель не терял самоуважения. Нельзя его бесконечно провоцировать, очень это опасная стезя – увлечение манипуляциями.

ВНУКИ ЖЕГЛОВА

Говорят, мы живем в смутное время. Нам так не повезло. Говорят, в каждой секунде смутного времени тысячи сюжетов, достойных Шекспира. У нас слишком много страстей и трагедий.

Но время – категория абстрактная. Мы понимаем его ровно так, как ощущаем сами себя. А как мы можем ощущать себя сами, когда у нас понятие «идентификация» звучит только применительно к фрагментам мертвых тел?

Наверное, даже Шекспир в нашей стране и в наше время не смог бы создать ни одной блестящей драмы. Потому что когда трагедий много, они не могут глубоко пройти, создают затор в воображении.

В таком состоянии страна теряет общественное сознание. Его невозможно ни смутить, ни возмутить. Его как будто больше нет. Есть только фрагменты.

Когда общественное мнение любили, ласково называя его «электоральным», – с ним носились, как с ребенком, которого решили отправить в космос. Вводили всевозможные инъекции, очень режимно кормили, наращивали мускулы, а в свободное время с ним занимались самые разные репетиторы. На переменках ему рассказывали кто сказки, кто страшилки – в зависимости от специализации, и многие так старались, что даже подтверждали рассказанное наглядными примерами из жизни, для чего эти примеры тут же и внедряли в жизнь. Еще у него без конца, чуть ли не каждый час, брали анализы (рейтинги). Оно, быть может, от того и истощилось (а вы представьте, что это у вас что ни час берут анализы), и перевозбудилось, так как степень его бодрствования достигла в какой-то момент просто пика. Зато нужные, то есть заданные медиками и репетиторами, показатели анализов – рейтинги – росли, как сахар в крови больного диабетом. И в таком вот перевозбужденном состоянии в итоге бросили, перестали кормить.

Когда общественное мнение разлюбили – его как будто больше и не стало.

– Нас все время заставляют решать не те вопросы и не так их ставят, – объясняет член Русского психоаналитического общества Владимир ОСИПОВ. – Всегда опасно, когда мы говорим об отсутствии общественного мнения. Это значит – уместен вопрос: «О чем молчим?»

– Или о чем не думаем?

– Нет, именно о чем молчим. Под влиянием событий – будь то государственный рэкет или очередной взрыв, сгоревшая телебашня, затонувшая подлодка – люди испытывают страх, разочарование, напоминание о том, что на самом деле происходит. И каждый при этом чувствует себя достаточно одиноко и незащищенно. Каждый хотел бы получить опору, поддержку в своем неприятии того, что происходит. Однако не находит. В такие моменты общественное мнение и замолкает. Люди не одобряют происходящего, чувствуют себя одиноко, неуютно и испытывают страх в душе.

Когда общественное сознание замолкает, не погружается ли оно, измученное и ставшее беспризорным, в спячку?

– Так и пусть оно спит, никогда не надо будить тех, кто, может быть, не хочет пробуждения. Не надо будоражить, – сказал мне психоаналитик Сергей БАКЛУШИНСКИЙ. – Журналисты всегда думают, что, разбередив, разбудоражив, поступают хорошо, благородно, а приносят вред. Потому что это все равно, что прописать спортивные упражнения тяжелобольному. На людей в предвыборный период было вылито такое огромное количество информации, что они переставали что-либо понимать вообще. Они были под воздействием манипуляций, это видно хотя бы по тому, что 2 – 3 месяца спустя людям уже неудобно говорить, за кого они голосовали. Это как если вы увидели на дороге тяжелую аварию и день-два говорите только об этом. А через неделю уже и не вспомните – освободились. Как только ситуация стабилизируется – начинается процесс освобождения.

– Алексей, вот вы – психиатр. Что, с вашей профессиональной точки зрения, происходит сегодня с общественным сознанием? Спит, молча копит раздражение, попало в сеть абракадабры? Или пропало без вести?

– Ему не хочется думать, откликаться, реагировать, – говорит психиатр Алексей КОПЫЛОВ. – Говоря языком Булгакова, это такой маленький «антракт негодяев». Образно говоря, Сидорову сегодня не хочется думать ни о чем общественном, он выбрал власть – она и ответственна.

– Власть дает ему ощущение стабильности?

– Апатия – тоже стабильность. Тоска, печаль, скука. Кто-то там лез наверх, столько денег на это грохнули, зачем – чтобы в конце концов апеллировать к Сидорову? Они пробились, и нечего экспортировать ему свои проблемы. Он не может ходить все время возбужденным – он и так уже перевозбужден. Его достали: расстреляют через день или грохнется эта башня на голову? – ну, грохнется. Ничего нового уже не подействует: сколько ни тычьте во что-то другое – все уже не так важно, не интересно. Нечему больше валиться на его голову. Его невозможно разбудоражить, да и чего этим можно добиться? Какой цели? Растревожить? Он и так живет в тревоге, в панике, он и так вечно разбудоражен.

– Выходит, общественное сознание застыло в молчаливом ужасе?

– Оно просто реализуется посредством других каких-то вещей. Зарабатыванием денег, профессионализацией. А общественные проблемы – вон там есть, кого выбрали. Пусть они… Это реакция отторжения, защита от агрессии.

– Это нормально?

– Кризис – это нормально, если он разрешается продуктивно. Все как-то сегодня сосуществуют, но не знают, куда движутся. Не знают, чего хотят, и потому никак не возникает самоидентификация. Нет ничего объединяющего, и это состояние всячески поддерживается. Можно всех давить или всеми манипулировать, делать деньги или посты ни на чем.

– Подкинуть кошелек, потому что «вор должен сидеть в тюрьме»…

– Ну конечно. Любимый герой в стране – Жеглов. Живенький такой, орел. Напарник на его фоне – вялый, скучный, как безалкогольное пиво. Которое дороже, кстати, стоит, но народу проще и веселее купить обычного. К тому же: отчего не пьешь это? Странный. Или больной какой-то, или… В общем, не свой. Правильный. А чем больше правил, которые соблюдают все, тем больше гарантий, что по отношению к каждому их никто никогда не нарушит. Там, где это так, люди не живут в тревоге и панике. Им бы понравился Шарапов. Но продуктивные вещи делать? У нас? Нет, это нудно, трудно, скучно. Шарапов – такой, стерилизованный. Несет он пару истин с тоскливой миной… У нас и с политиками так: как только правильный – так такой безжизненный. Драйва нет.

– В Шарапове драйва нет? Он же банду привел – «Черную кошку»! Он, а не Жеглов!

– Из Шарапова идеал? Это невыгодно! Если что-то объединительное начнется: ты – нищий, ты – богатый, ты – русский, ты – чеченец, а мы все вместе, и замечательно, все люди – так все же сразу станет видно. Да в мутной воде так устроиться можно! Да кому ясность нужна, да вы что?

…Когда общественное мнение дробится на миллионы личных, убегает от проблем самого общества – оно становится беженцем. Его перестают ценить: либо морят голодом, либо выдают тщательно дозированную информацию, либо кормят «тушенкой» с давно просроченным сроком годности.

Жегловская наша матрица органично принимает любую ложь. Еще Салтыков-Щедрин горько сетовал, что сыщики охранки обвинения строят не на фактах, а на подозрениях. Но он сетовал, а нам предлагают варево этой охранки чуть ли не каждый день. Прописные истины: когда мы допускаем подлог, чтобы дать «шанс тем, кто пытается избавить нас с вами от преступности» – мы даем им шанс стать преступниками. Они больше не смогут раскрыть ни одного настоящего преступления – это долго: анализировать, вычислять.

Если можно посадить потому, что нет уверенности, что кто-то «кристально чист», – значит, можно посадить любого, в ком нет уверенности. Можно подложить кошелек вору – значит, можно подложить что угодно и кому угодно. Можно правоохранительным органам нарушать права отдельных граждан – значит, можно нарушать права каждого, кто покажется «отдельным».

Можно в поисках террористов положить тысячи жизней, войну начать от имени народа – значит, от имени народа можно строить и сильное государство «отдельно от людей». Где все против них, потому что они – ничто.

– Не стрелять! – кричит Шарапов. И через минуту, обращаясь к Жеглову: – Ты убил человека.

– Я убил преступника.

Мы в этот момент не на стороне Жеглова, но легко его прощаем: ошибся. Мы ему разрешаем вот так ошибаться, даем шанс. Потому что любуемся и в то же время слышим про «идентификацию» применительно к фрагментам мертвых тел. Нам все больнее и страшнее – бумеранг безжалостен. Мы похожи на девочку, которая, попав впервые в зоопарк, пишет в тот же день письмо отцу: «Видела льва – совсем не похож».

* * *

Мы поспорили с водителем. Он считал, что Жеглов бы навел в стране порядок. И не допустил бы гибели подводной лодки «Курск».

– Допустил бы, – сказала я ему.

– А вот это вы мне докажите, – взвился он. – Да чтоб Жеглов, да эту самую, как ее, элиту страны, оставил корчиться! Подводников!

Если представить, что все зависело от него? Я попыталась представить:

– Глеб, да ты что! Они же еще живы, Глеб! – кричит Шарапов. – Надо обращаться к тем, кто рядом! Ну, пожалуйста, Глеб, пойми: это единственный выход. Там рядом норвежские спасатели!

– Ради двадцати живых или пусть даже ради ста ты хочешь поставить под угрозу жизнь 150 миллионов? Станут известны коды, и завтра наши ракеты превратятся в ничто! Этого ты хочешь?

– Нет, Глеб! О чем ты думаешь, там же сейчас, в этот момент гибнут ребята!

– Мне тоже жаль ребят… Но я не допущу, чтобы завтра наша страна оказалась голой перед всем миром!

– Глеб, пожалуйста!

– Все! Я сказал…