Текст книги "Дом на колёсах"

Все-таки Мьянме Шалиат есть над чем поработать, да? Мы с тех пор часто говорим в шутку: «Я сражена в самое глубокое сердце!»

Мы с Кирой самодовольно переглянулись. Мне кажется, возмездие удалось, а вам?

Из-за этого случая с кошмарной похлебкой Лиа прониклась к нам уважением и все оставшееся время болтала без умолку. Оказалось, она ненавидит стихотворные поздравления, потому что от волнения всегда начинает путаться и заикаться на сцене. Поэтому, чтобы увильнуть от этой неприятной обязанности, она и вызвалась помогать на кухне. Еще она много интересного рассказала про грядущую свадьбу. Оказывается, вся свадьба для жениха с невестой – череда сменяющихся ритуалов. Первый утренний ритуал – Рахын, что в переводе значит поклонение: жених с невестой обходят всех родственников и друзей и кланяются им в знак благодарности. Следующий – Тарсан, что значит труд: жених с невестой общими усилиями дошивают свои праздничные головные уборы (жених дошивает тюрбан невесты, а невеста – тюрбан жениха) – в знак напоминания о том, что их жизнь будет наполнена совместным трудом и заботой друг о друге. Дальше идет уже упомянутый Падикумат – главный и самый священный ритуал, не считая самой церемонии, конечно. После него следует Тракиран, что значит украшение: на жениха с невестой надевают тяжелые многослойные бусы из драгоценных камней. Это, собственно, единственный декоративный праздничный ритуал, но и у него есть глубокое значение: это символизирует тяжесть и ответственность любовных уз. Все ритуалы перемежаются совместными молитвами с сыркыном – местным священником. На Тракиране подготовительные ритуалы заканчиваются, и далее совершается сама свадебная церемония – Ан, что в переводе значит соединение. Ан проводится в храме, в присутствии всех гостей. Ворота храма всю церемонию держатся открытыми, чтобы те, кому не хватило места в храме, тоже могли послушать. Лиа сказала, что надеется, что нас пустят на Ан, потому что это очень красивая церемония.

– Это единственное, что меня примиряет с необходимостью выходить замуж, – поджала губы Лиа.

– Почему? – удивилась Кира.

– А разве обязательно выходить замуж? – вставила я.

– Конечно, – недоумевающе ответила Лиа, – все в племени тхакава обязаны создать семью. Когда мне исполнится семнадцать, нужно будет начать поиск пары и в течение двух лет определиться.

– А тебе не хочется, да? – спросила я.

– Жутко не хочется, – кивнула Лиа, – все мальчишки такие вредные, ужас просто. (И это говорит человек, обманом заставивший меня попробовать самое отвратительное блюдо в мире.)

– А вдруг ты найдешь хорошего мужа? – ободряюще сказала Кира.

– Ну уж вряд ли, – скривившись, сказала Лиа, – где я его найду? В нашем классе все мальчишки дурацкие, им лишь бы повыпендриваться друг перед другом. В школе номер два то же самое, у меня там двоюродная сестра учится. Про третью не знаю, но вряд ли там сильно лучше.

Я не нашлась что на это сказать, и мы какое-то время резали в тишине, а я размышляла над словами Лии. Так странно: в этом городе все заранее знают, как сложится их жизнь: когда они женятся, где будут жить, чем заниматься, мало того, они примерно могут прикинуть, из кого им придется выбирать пару, потому что городок небольшой и ровесников не так много. Я сравнила их взгляд на мир со своим и поразилась пропасти между нами. Знаю ли я хоть что-нибудь о своей будущей жизни? Честно говоря, понятия не имею. Буду ли я путешествовать или жить на одном месте? Если я остановлюсь, то где? Кем я буду работать? Будут ли у меня муж и дети? Я покрутила в голове мысль о себе в качестве матери семейства, солидной и взрослой дамы, и чуть не рассмеялась, так это было забавно и неправдоподобно. Нет, все-таки хорошо, что мне не нужно сейчас ничего решать и планировать. Мне внезапно стало так тепло на душе от мысли, что мы не обязаны нигде останавливаться, ни перед кем отчитываться, в любой момент можем сесть в трейлер и поехать куда глаза глядят, петь и танцевать, когда нам вздумается.

– Ань, а ты тоже думаешь, что все мальчишки вредные? – отвлекла меня от мыслей Кира.

Хм, интересный вопрос. Я как-то раньше об этом не задумывалась. Я стала перебирать в голове знакомых мальчиков. Почему-то первым в голову пришел Мартин Штерн. Вредный он или нет? Он, конечно, любит выпендриваться, но мне кажется, что, в общем, он милый и добрый парень и, наверное, когда подрастет, станет меньше воображать и научится слушать других. Его брат Ян тоже хороший мальчик, скромный и вежливый. Кого я еще знаю? Вот братья Диптихи из цирка были сущие дьяволята, так и норовили сделать какую-нибудь гадость, особенно они невзлюбили нас с Кирой. То есть это мы были уверены, что они нас терпеть не могут, но в день, когда прощались с цирком, старший брат подарил нам старинную заводную карусель, а младший вообще расплакался и убежал. Так что я стала подозревать, что под вредностью у них скрывался интерес и симпатия, и есть все шансы, что они со временем превратятся в классных ребят. Вообще мы со многими мальчишками общались во время путешествий, но часто помалу и поверхностно, потому что мы часто переезжаем и нет времени узнать новых друзей хорошо.

– Нет, – подумав, ответила я, – ну то есть бывают и вредные, но ведь и девочки бывают жуткими врединами, мне кажется, это не зависит от того, девочка ты или мальчик. Ну и те, что вредные, часто просто хотят, чтобы с ними дружили и обращали на них внимание.

Кира явно задумалась, судя по ее выражению лица.

Тут мне ни с того ни с сего пришла в голову одна мысль.

– Лиа, а что такое «гарын»? – спросила я, ожидая услышать что-то типа «на помощь» или «вопрос».

– Это значит «пожилой мужчина, дедушка», – с готовностью ответила Лиа.

Мы с Кирой так и прыснули от смеха. Представляете, как, должно быть, удивился тот юный повар, когда я его окликнула: «Дедушка»!

За всеми этими разговорами время пролетело незаметно, и к нам подошла Зафира, чтобы сказать, что уже двенадцать часов дня и мы можем быть свободны. На кухне остались только профессиональные повара, а помощники вроде нас начали собираться. Мы попрощались с Дарфой, Лией и Зафирой и вместе с подошедшим за нами дедулей отправились к папе с мамой. Вначале мы зашли в соусный отдел, где папа дал нам попробовать свой окончательный авторский соус, который оказался очень вкусным: довольно острым, но при этом сладковатым, с какими-то пряными травами, еще я почувствовала в нем имбирный привкус. Потом мы направились в кондитерский отдел к маме, но там нас ждало разочарование: какие-то дети доедали остатки коржей. Безобразие! Оказалось, это пришли из школы дети одной из кухарок, и она их угостила. Ну ладно, хотя бы в перерыв нам перепало коржей с кремом, и на том спасибо. Родители и дедуля со всеми распрощались, и мы пошли в детский сад забирать Марка. Как там он, интересно?

В детском саду нас встретила та самая Липа, дочка Сеуямы. При виде мамы с папой она расплылась в улыбке:

– Здравствуйте! А мы вас заждались!

– В чем дело? – заволновалась мама. – Что-то случилось с Марком?

– Нет, с ним все в порядке, не волнуйтесь. Давайте пройдем внутрь.

Мы прошли в игровую комнату и увидели картину маслом: все малыши смирно сидят в кругу, а по центру бегает… угадайте кто? конечно же наш Маркенций. В руках он держит воображаемую гитару, залихватски приплясывает и душевно распевает: «Табада! Динь-динь-динь! Табада! Динь-динь-динь!» При виде нас Марк остановился, серьезно сказал: «Мак поет» – и продолжил выступление.

– И так уже полчаса, – с улыбкой сказала Липа, – дети очень удивлены, у нас же не разрешены песни и танцы, поэтому они никогда такого не видели.

– Ой, – смутилась мама, – вы извините, Марк привык петь и танцевать, он не знает, что тут нельзя.

– Что вы, – поспешила успокоить ее Липа, – конечно, мы и не думали его ругать за пение и танцы, нам очень понравилось.

Мы поблагодарили нянь, мама сгребла в охапку протестующего Маркенция, который явно был впечатлен своим успехом и не хотел заканчивать концерт, и мы ушли. Дедуля сказал, что через полчаса должна начаться церемония Ан, и если мы хотим попасть в храм, то стоит поторопиться.

Когда мы подошли к храму, мы поняли, что дедуля был прав: у ворот уже собирался народ, а изнутри доносился звук молитвенного хора.

– Все уже началось без нас? – испугалась Кира.

– Нет, – успокоил ее дедуля, – это подготовительные молитвы. Но вообще не факт, что мы пролезем внутрь, вы только посмотрите, сколько тут народа! – При виде наших разочарованных лиц он удивился: – И что вы нашли в этой церемонии, ума не приложу.

Тут я заметила, что у Киры очень задумчивое выражение лица, будто она что-то просчитывает. И вдруг она воскликнула: «Есть идея!», схватила Марка на руки и начала ему что-то шептать. После ее инструктажа Марк громко и требовательно произнес: «Ан!»

– Ты не мог бы погромче? – попросила Кира.

– АН! АН! – что было сил завопил Марк: – Ан!

Люди вокруг обратили внимания и стали перешептываться, показывая на нас.

– Ан, Ан! – повторил Маркенций, чтобы закрепить успех.

Тут все заулыбались и внезапно расступились, давая нам дорогу в храм. Папа с мамой смущенно поклонились, я неловко сказала: «Бдигамат-дэ», и мы всей компанией прошли, а Марк в пути громко повторял: «Ан, Ан, Ан».

Зал внутри имел форму огромного круга, по периметру которого сидели люди на ковриках, скрестив ноги. Внутренний круг образовали суровые на вид пожилые мужчины, в числе которых я узнала Сеуяму!

– Это Совет Старейшин, – объяснил дедуля, – следующий круг состоит из сыркынов, священников, видите, они все в белом? За ними сидят дети: считается, что присутствие детей освящает союз молодоженов. Дальше сидят все остальные жители города, которые смогли прийти.

Благодаря Марковскому заклинанию «Ан, Ан, Ан!» нас заметили и усадили в детский круг, а дедуля, папа и мама сели за нами. Я взяла Марка на колени, а Кира приземлилась на соседний коврик. Я осмотрелась по сторонам: какая красотища! Над залом возвышался огромный купол, окруженный окнами, из которых проникали и пронизывали зал яркие солнечные лучи, прямо как волшебные стрелы. В храме не было никаких статуй или картин, только много солнечного света и все те же извилистые буквы на стенах и ковриках, как на воротах города.

Наконец церемония началась. Зал внезапно наполнился тихим пением, которое сперва было почти неуловимым, как журчание воды. Звук все нарастал и нарастал, и я поняла, что он доносится сверху, где в нише располагался хор. Когда пение стало достаточно громким, я поняла, что все поют: «Ан, Ан, Ан!» Ну надо же, как Кира с Марком попали в точку, все наверняка были поражены, что этот маленький мальчик знает слова вступительной молитвы. Хор пел «Ан» еще несколько минут, и тут через ворота зашли те, из-за кого это все и происходило: жених, невеста и какой-то мужчина в белых одеждах и золотом тюрбане – вероятно, Старший Сыркын. Жених и невеста были оба в красных длинных одеяних и белых тюрбанах, а их шеи, как и рассказывала Лиа, украшали увесистые бусы из разноцветных камней. Как и предсказывала Кира, оба они были очень красивыми и, главное, так и светились каким-то внутренним светом. Они медленно прошли в центр и опустились на колени на центральный коврик лицом к входу, а перед ними встал Старший Сыркын. Он взмахнул руками, и тут как будто грянул гром: все люди вокруг присоединились к хору и запели, но уже не просто «Ан», а что-то более сложное. При этом каждый круг пел свою партию, и только наш, детский круг продолжал скандировать «Ан!», но подозреваю, что так оно и задумано.

Церемония длилась полтора часа, но пролетела на одном дыхании. Сейчас мне сложно детально описать, что именно было на церемонии Ан, помню только, что было много света, все пели, а в конце все гости по очереди положили обе руки на соединенные руки молодоженов, тем самым благословляя их союз. Когда церемония закончилась, я подумала, что это было здорово. Старший Сыркын сказал речь, которую завершил словом «Бдигамат», и все ответили ему хором «Бдигамат-дэ», а счастливая пара поклонилась всем до земли. Настало время ужина. Честно говоря, мысль об ужине меня очень грела, потому что с завтрака уже прошло много времени, а коржи с кремом не в счет, сами понимаете.

Мы всей толпой двинулись к Главной Городской Кухне и прошли в зал. Зал выглядел очень нарядно и красиво: везде были постелены идеально выглаженные красные скатерти с узорами, на окнах висели тяжелые красные шторы (я так понимаю, красный у них – свадебный цвет).

Нас посадили рядом с Сеуямой и его дочерью Липой – это большая честь, правда? Сидеть с членом Совета Старейшин и отцом жениха! Правда, меня немного расстроил тот факт, что на столах перед каждым стояла тарелка с тем самым блюдом, убивающих злых духов и маленьких девочек. Сеуяма встал, сказал речь, и все набрали ложки с похлебкой. Тут я должна со стыдом признаться, что у меня не получилось съесть этого волшебного лакомства, и я сделала вид, что ем, а потом украдкой позорно вылила обратно. Надеюсь, злых духов отпугнули и без моей помощи.

Пир удался на славу: нас все кормили и кормили, и я так объелась, что сразу вспомнила премьеру в театре у Мартина. Оказывается, моей ошибкой тогда было то, что я пыталась запихнуть в себя всю еду сразу, а надо делать паузы между блюдами, тогда можно съесть намного больше. Правда, мама, заметив мой аппетит, шепнула, чтоб я не объедалась, потому что в Благонравном городе порицается обжорство. А зачем тогда столько готовить, спрашивается? Мама объяснила, что остатки еды съедаются всеми на следующий день и отдаются путешественникам. Постойте, так мы же и есть путешественники! Мне определенно нравятся некоторые традиции этого города.

Только дедуля не разделял нашего восторга по поводу еды: он весь пир монотонно бурчал на тему того, что это самая скучная свадьба из всех, на которых он бывал.

– Что за свадьба без пения и танцев! Ладно, без алкоголя можно и обойтись, но свадьба без веселья и песен – это нонсенс! – возмущался дедуля себе под нос: – Чувствую, совместная жизнь у них будет такой же пресной, как эта свадьба.

– Не думаю, – возразила мама, – мне, наоборот, кажется, что для них это очень счастливый и радостный день.

Тут как раз принесли новое блюдо, и им оказалось мясо с папиным фирменным соусом. Мм… объедение! Я заметила, что остальные гости тоже его оценили, судя по тому аппетиту, с которым они смели блюдо с тарелок и напоследок еще стали намазывать соус на лепешки. Папа выглядел весьма довольным собой.

Вдруг к нам повернулся Сеуяма и обратился к папе:

– Руфин Тимур, мне передали, что вы сами стали автором этого восхитительного соуса.

Папа прям покраснел от удовольствия и сказал скромно:

– Ну да, добавил несколько специй на свой вкус…

– Это поразительно, – восхитился Сеуяма – это лучшее свадебное блюдо, которое я пробовал. Мы можем рассчитывать на рецепт или это авторский секрет?

– Конечно, – уверил папа, – я с удовольствием запишу рецепт, могу это сделать прямо сейчас, если мне дадут листок бумаги.

– Нет, что вы, отдыхайте, это может подождать до окончания пира. Но как я могу вас отблагодарить? Может быть, есть что-то, что я могу для вас сделать?

Я была абсолютно уверена, что папа скажет что-то вроде «Что вы, какая благодарность, это пустяки», и я видела по его лицу, что он что-то такое и собирается сказать, но в последний момент передумал:

– Честно говоря, есть одна вещь. Может быть, вы знаете, что такое Апакатикамана?

Сеуяма разительно переменился в лице и тихо сказал:

– Что-что? Вы не могли бы повторить, пожалуйста?

Тут Марк с маминых колен громко и четко сказал так, что все за нашим столом его услышали:

– Апакатикамана!

– Афукатикаманар? – с округлившимися глазами переспросил другой Старейшина, сидящий напротив нас.

И тут Марк сделал странную вещь: хотя я точно знала, что он до этого говорил именно «апакатикамана», и никак иначе, он почему-то с хитрым видом наклонил голову и сказал: «Да. Афукатикаманай» («р» в конце у него, видимо, не получилось сказать).

– Поверить не могу, – ошарашенно пробормотал Сеуяма, – Катимар, ты слышал это?

Второй старейшина молча кивнул, встал со своего места и подошел к Сеуяме. Несколько минут они о чем-то шептались, потом Катимар вернулся на свое место, взял свой бокал с водой и постучал по нему ложкой. Звук получился звонкий, и в зале мгновенно воцарилась тишина.

– Афукатикаманар! – громогласно воскликнул Сеуяма, – Афукатикаманар!

– Афукатикаманар! – громогласно воскликнул Сеуяма, – Афукатикаманар!

Все как с ума посходили: стали смеяться, что-то восклицать, поднимать руки вверх, хлопать в ладоши и скандировать: «Афукатикаманар!» Но больше всех радовались жених с невестой: они кинулись обнимать всех, сидящих рядом с ними, а на глазах невесты даже выступили слезы радости.

– Что случилось? – недоумевающе спросил папа у Сеуямы. – Чему все рады?

– Неужели вы правда не знаете? – не мог поверить Сеуяма. – Тогда это воистину великое чудо. Афукатикаманар – великий праздник, случающийся раз в несколько лет. Афукатика в переводе значит «радость», а манар можно перевести как «отдых» или «свобода», в зависимости от контекста. Это единственный день в культуре тхакава, когда разрешены пение, танцы и веселье. В отличие от других праздников, он не приходит в определенный день, ему должны предшествовать знамения. Мы с Катимаром посоветовались и решили, что слова иноземного младенца хоть и не включены в список знаков, тем не менее совершенно очевидно являются чудесным знамением.

– А куда все идут? – спросила мама, заметив, что значительная часть гостей повскакивала со своих мест и покинула кухню.

– Готовиться к празднику, – ответил Сеуяма, – им нужно как можно быстрее переодеться и взять из дома все необходимое. У каждого в племени тхакава хранятся яркие праздничные наряды и музыкальные инструменты специально на этот случай.

– Даже у вас? – ляпнула Кира.

– Да, даже у меня, – рассмеялся Сеуяма, – а что, в это так трудно поверить?

Кира покраснела и не нашлась что ответить.

– Скажите, пожалуйста, – мне вдруг пришла в голову идея, – раз сегодня можно петь и танцевать, нам можно будет устроить маленький концерт?

– Не можно, а нужно! – с воодушевлением воскликнул Сеуяма. – Вы окажете нам большую честь.

Пир можно было считать оконченным, потому что все гости, включая жениха с невестой, разбежались, и мы вприпрыжку (но то есть мы с Кирой вприпрыжку, мама с папой и дедулей шагом, а Марк вприпрыжку на папиной шее) отправились в трейлер за инструментами. Уже в трейлере мы с Кирой обнаружили, что забыли снять фартуки и тюрбаны, чем вызвали кучу насмешек со стороны дедули.

– А вы успели сродниться с местными нарядами, – подшучивал дедуля, – подумайте, может, захотите остаться? Будете кушать рыбную похлебку по праздникам, вставать в пять утра на молитву, посещать школу для благонравных детей…

– И приходить к вам с Зафирой в гости кушать булочки, – сказала я так тихо, чтобы услышал только дедуля.

Увидев его переменившееся лицо, я пожалела, что не удержалась и съязвила по поводу Зафиры. Дедуля прищурился и посмотрел на меня долгим взглядом, но ничего не сказал в ответ.

– Мам, а как нужно одеться? – спросила Кира, роясь в шкафу. – Сеуяма сказал, что все одеваются празднично.

– Давайте наденем все самое яркое, что у нас есть, – предложила мама, – все-таки это их единственный веселый праздник.

Немного покопавшись в вещах, каждый выбрал для себя наряд. Я решила надеть все то же зеленое платье, что так выручило меня на премьере и не лопнуло по швам; Кира надела ярко-голубой сарафан с оборками, папа облачился в атласный ярко-фиолетовый костюм с бабочкой, который ему подарили в цирке; но прекраснее всех была наша мама: она надела свое оранжевое платье, в котором была на свадьбе. Вместе папа с мамой были похожи на какую-то экзотичную заморскую пару королевских кровей, знаете, как в книжках со сказками. Мы взяли инструменты и отправились в центр, на главную площадь, потому что дедуля сказал, что там проходят все важные события в городе. По пути на площадь я смотрела на город и не верила своим глазам: каждый дом, каждый сад был украшен гирляндами и флажками (когда они успели все это сделать?), а по улицам шли люди в ярких нарядах, с непокрытыми волосами, с улыбками на лицах, громко распевая веселые песни и приплясывая на ходу. На девушках были платья всевозможных цветов: желтые, зеленые, оранжевые, синие, сиреневые, – вот только красных я не увидела, наверное, потому, что красный – прерогатива невесты и жениха. Песни тоже пели самые разные, но припев был все время один: «Афукатикаманар, лалэй, лалай, лалэй, лалар». Мы быстренько импровизированно влились в общее пение, и у нас общими усилиями получилось что-то такое:

 
Нынче в племени тхакава
Небывалая забава.
Афукатикаманар,
Лалэй, лалай, лалэй, лалар!
Всем свобода и веселье,
От тюрбанов избавленье.
Афукатикаманар,
Лалэй, лалай, лалэй, лалар!
Благонравное селенье
В пляс пустилось без стесненья!
Афукатикаманар,
Лалэй, лалай, лалэй, лалар!
 

Там еще была куча куплетов примерно такого же содержания. Мы по очереди пели, папа подыгрывал на своей волшебной гитаре, а дедуля стучал в барабан – тоже свадебный подарок от кочевников. Так, распевая эту бесконечную оду Апакатикамане, то есть, простите, Афукатикаманару, мы пришли на площадь. Вы даже не представляете себе, что там творилось! В одном месте всем бесплатно раздавали шарики и цветы, там и тут люди группами пускались танцевать, а с другой стороны площади какой-то молодой человек показывал пантомиму, и когда я пригляделась, то не поверила своим глазам – это же был молодой повар, которого я в минуту отчаяния схватила за рукав! Завидев меня, он разулыбался и изобразил, будто что-то зачерпывает ложкой, ест и в отвращении выплевывает, выкатив глаза от ужаса. Я почувствовала, что краснею. Неужели уже вся кухня в курсе моего позора?

В центре площади была сооружена сцена, на которой стоял рояль, на котором играл – вы только подумайте! – Сеуяма. Рядом со сценой танцевали светящиеся от счастья жених с невестой. Тут Сеуяма заметил нас, перестал играть и стал что-то громко вещать со сцены на языке тхакава. Вот что он сказал, если верить переводу дедули:

– Внимание-внимание! Я хочу представить вам семью, которая стала счастливым вестником сегодняшнего торжества – семья Ворон, путешественники из дальних стран! – Все захлопали, и мы по знаку папы поклонились – Сложно выразить, насколько я им благодарен, особенно главному вестнику, Маленькому Марку Ворону, ведь известно, что, когда Афукатикаманар выпадает на свадьбу, это редчайшее благословение свыше и добрый знак. Ни для кого не секрет, что сегодня женился мой любимый сын, и я счастлив за него и его чудесную жену. А теперь я имею честь пригласить наших дорогих гостей на сцену, где они исполнят нам свои музыкальные номера. Дело в том, что на самом деле они – настоящие музыканты, и они были опечалены нашими строгими правилами. Но теперь, в светлый день Афукатикаманар, мы сможем насладиться их творчеством. Прошу! – И Сеуяма жестом пригласил нас на сцену.

Честно говоря, я очень разволновалась, ведь до этого мы никогда не выступали при таком скоплении народа, к тому же в такой важный праздник и на главной площади. Кроме того, эти люди никогда не поют для развлечения и не танцуют, а что насчет детей, которые еще не успели застать ни одного Афукатикаманара? Это же будет первый концерт в их жизни! Да что там, первые не религиозные песни, которые они услышат! Эти мысли стремительно пронеслись в моей голове, пока мы поднимались на сцену, и у меня прям поджилки затряслись от страха (не знаю, где находятся эти поджилки, но так уж говорят).

Как ни странно, все прошло нормально, никто не забыл слов, ни у кого не лопнула струна и мамина флейта не оказалась залитой апельсиновым соком (о, раз уж вам интересно, это чудесная история случилась, когда Марку было полгода и он незаметно для мамы опрокинул стакан с апельсиновым соком на флейту. К сожалению, мама это поняла уже во время выступления, когда клапаны стали предательски залипать). Единственное происшествие случилось во время маминого сольного номера на флейте, когда Маркенций вдруг решил, что раз никто не поет, пения ожидают от него, и пустился в пляс по сцене, распевая «Мама, мама, мамика, папа, папа, папика!». Все, по-моему, решили, что так и задумано, и радостно захлопали.

Кроме Марковской песни, большой успех имел традиционный кочевой романс, исполненный дуэтом мамы и папы. Мама вообще здорово поет кочевые песни, нипочем не скажешь, что она сама не кочевой крови, так душевно и с надрывом она их исполняет грудным низким голосом. А под конец выступления дедуля пригласил Зафиру танцевать, и они ловко сплясали какой-то местный танец (и когда дедуля успел его разучить?).

В общем, наш концерт всем явно понравился, нас долго потом не отпускали со сцены и хлопали. Жаль только, что новую песню про сына волшебницы и царя не спели. Мама потом объяснила, что побоялась, будто это слишком неблагонравная песня для такого благонравного города. Через некоторое время мы отправились домой, ведь было уже довольно поздно, а Марк очень устал от впечатлений такого насыщенного дня и уже клевал носом.

Дома, когда Марка уложили спать, мы решили напоследок выпить еще какао с зефирками. Это казалось хорошим завершением такого невероятного дня, за который: 1. мы впервые готовили на свадьбе 2. я попробовала самое жуткое блюдо в мире 3. папа придумал соус 3. мы выступили с концертом в племени, в котором музыка обычно запрещена и, самое главное, 5. Марк нашел Апакатикаману! Ну то есть Афукатикаманар.

За столом мы обсуждали все эти невероятные события, и внезапно Кира спросила:

– Пап, а нам с Аней обязательно нужно выйти замуж?

Папа очень удивился и сказал:

– Откуда такие мысли, Кирюша? Тебе уже кто-то предложил?

Кира захихикала, а я ответила за нее:

– Нет, дело в том, что мы сегодня познакомились с местной девочкой, и она рассказала, что все в племени тхакава обязаны жениться до двадцати лет.

– Это не та девочка, которая послала вас пробовать жуткую похлебку? – уточнила мама.

– Неважно, – отмахнулась Кира. – Так нам надо обязательно искать мужа? – спросила она еще раз и замерла в ожидании, как будто от этого зависела вся ее жизнь.

– Ну конечно нет, – сказал папа с улыбкой и взял ее за руку, – вы можете выходить замуж или не выходить, как вам захочется. Сейчас точно не стоит переживать на эту тему, придет время и вы разберетесь, что вам хочется в жизни, а что нет. Кто-то хочет семью, кто-то жить не может без искусства, кто-то не видит жизни без путешествий.

– И только ты решил объединить все это, – вставила я.

Папа с мамой рассмеялись.

– Ну зато у меня нет престижной постоянной работы, большого дома с садом, постоянной компании друзей, ну кроме вас, конечно. Кто-то скажет, что такая жизнь недостаточно хороша…

– Ну и дураки! – фыркнула Кира.

– Недостаточно хороша, – повторил папа, – и будут правы. Но только по отношению к ним самим – недостаточно хороша для них. Я это к чему? Каждому свое. И всему свое время.

Кира явно успокоилась, ее явно почему-то очень озаботил весь этот разговор про обязательное замужество.

После какао я мыла посуду и думала, что приключения дня закончились, но не тут-то было: ни с того ни с сего подошел дедуля и тихо сказал:

– Есть разговор. Жду на улице.

Я домыла оставшиеся чашки, закрыла кран, вытерла руки и вышла на улицу, лихорадочно пытаясь сообразить, о чем пойдет разговор.

– Ну что, разбойница, – начал дедуля строго, – выкладывай, что там за намеки про меня и Зафиру.

Я жутко смутилась и почувствовала, как краснею. Зря я его дразнила!

– Да ничего такого, – стала мямлить я, пытаясь придумать, как выкрутиться, – просто нам с Кирой показалось, что ты ей нравишься, и мы решили, что вы ээ это ну…

– Что у нас роман? – хмыкнул дедуля.

– Ну вроде того, – неловко призналась я.

– Ох уж эти девчонки! – со скепсисом сказал дедуля. – Хлебом их не корми, дай кого-нибудь сосватать и вообразить какие-то страсти на пустом месте!

Я промолчала.

– Ну ладно, что об этом еще говорить, ежу понятно, что это ерунда. Будьте так добры, не придумывайте больше мне тайных романов. А то без меня меня женили – Дедуля шутливо погрозил мне пальцем и уже было направился обратно в трейлер, но тут я не выдержала и выпалила:

– Дедуля, скажи, что ты не собираешься жениться!

Дедуля так и замер, а потом обернулся.

– Фу ты ну ты, опять двадцать пять! – с досадой сказал он. – Ты чего, Анютка?

– Просто кухарки говорили про тебя «капарын» и «турман», а это значит «жених» и «суженый», – взволнованно тараторила я, – и они дразнят Зафиру, а она смущается, и я нашла это письмо в дупле…

– Письмо? – прервал меня дедуля. – Давай с этого места поподробнее.

Я совсем растерялась и стала пристыженно оправдываться:

– Ну так нечаянно получилось, мы просто играли в искателей сокровищ, и я наткнулась на письмо в дупле. Я же не знала, что оно от тебя!

– Я так понимаю, ты оставила письмо на месте? – строго спросил дедуля.

Я кивнула.

– И никому не рассказала?

Я опять кивнула. Дедуля сказал с явным облегчением:

– И на том спасибо.

Помолчав, он продолжил:

– Ну, что тут можно сказать. Я бы, конечно, посоветовал тебе меньше интересоваться чужой личной жизнью, но, учитывая твой возраст и наследственность, это сложновыполнимо. Ты правда переживаешь, что я могу жениться и остаться тут, в Благонравном Городе? – усмехнулся дедуля.

Я немного нервно засмеялась.

– И ходить в тюрбане? И молиться со всеми по расписанию? И никогда не петь и не радоваться жизни?

– Ну я думала, может, ты ее с собой возьмешь…

– Да ну, ерунда. Мы с Зафирой просто друзья, давным-давно познакомились в мой прошлый приезд, и она была рада повидать старого приятеля… Ее покойный муж был историком, поэтому у нее дома хранится огромная коллекция старинных книг, которые она любезно дает мне почитать.

У меня прямо камень с души свалился. Но что-то в глубине души все равно меня беспокоило:

– Дедуль, а как же те дамочки, почему они называли тебя «капарын» и «турман»?

– Тетки есть тетки! – снисходительно отмахнулся дедуля – Этим кухаркам лишь бы посплетничать да косточки перемыть! У них в городе ничего не происходит, что ж им еще обсуждать, как не вашего дедулю.

Я улыбнулась. Наша семья снова была в безопасности, нам больше не светила перспектива кухарки, живущей на крыше. Остался только один вопрос, который меня смущал:

– Дедуля, а почему письмо на общепринятом? Зафира же не говорит на нем?

– Ну тут все просто – я не умею писать их каракулями, так что пришлось мне писать на общепринятом, а ей – переводить со словарем. Ты правда боялась, что я женюсь? – все еще не мог поверить дедуля. – Иди сюда, мой бестолковый друг. Обещаю, что, даже если мне придет в голову жениться, я первым делом посоветуюсь с тобой лично. Идет?