Текст книги "Кир Великий. Первый монарх"

«Я СОБРАЛ НАРОДЫ ВМЕСТЕ»

Когда пришла весна и принесла месяц нисан, Кир велел отпраздновать, как обычно, Новый год. Чтобы открыть праздник, он лично появился на дороге процессий в сопровождении эскорта эламитских копьеносцев. Он прошел по всей широкой, вычищенной улице до ворот Эсагилы, где оставил копьеносцев и один вошел к ждавшим его жрецам Мардука. Они подвели его к ступеням храма Экура, убрали с дороги символическую преграду наверху лестницы и впустили в святилище.

Встав перед статуей бога Вавилона, Ахеменид отложил жезл власти, показывая, что уступает свою власть господину Вавилона, но после того как Кир возложил свои руки на руки Мардука, что символизировало его служение богу по любви и согласию, верховный жрец вернул ему жезл.

Жрецы нараспев прочитали молитву о правлении Кира, Царя земель. Тем самым они присвоили Ахемениду титул, которым владели древние цари Вавилона, от первого Саргона до Навуходоносора.

Когда толпы народа собрались вдоль дороги процессий, ни один страж не стоял на линии бордюрных камней. Из дворца явились глашатаи, по приказу Кира они принесли вести, которые касались горожан всех классов.

С этого времени, объявили глашатаи, город получает собственного царя, каковым будет Камбис, сын Великого царя, Царя земель.

Страна не будет разделена, как во времена первого Саргона и Навуходоносора, ее пределы будут простираться от моря до моря, то есть от далекого Великого моря до Персидского залива. Эта огромная территория стала теперь единой сатрапией Вавилона, или Бабируша, как называли ее персы. И она присоединяется к Шушану, поскольку Губару, господин Шушана, стал сатрапом всего Бабируша.

– Все те, кто правит в этих пределах, – провозгласил Кир, – от Верхнего моря до Нижнего моря, и цари западных земель, обитающие в шатрах, – все они приносят в Вавилон обильную дань и складывают к моим ногам.

Все далекие города, даже Тейму в пустыне, Харран в горной местности и Сиппар, следовало восстановить, а их поля – возродить.

И богов этих дальних мест нужно было освободить из их заключения в Эсагиле и сопроводить обратно в пустовавшие святилища. Даже Шамаша требовалось возвратить в храм Сиппара, а Шушинака – в святилище Шушана.

– Всех богов Шумера и Аккада, которых Набонид – к гневу господина богов – принес в Вавилон, я, Кир, отнесу обратно в их жилища, чтобы остались они там навсегда, и радость могла вернуться в их сердца.

И вместе с пленными богами следовало отпустить пленные народы – аморитов с огромных равнин, эламитов с плоскогорий, искусных в ремеслах манна, лодочников с приморских земель, финикийцев с закатного берега. Эти народы, плененные на войне при бывших вавилонских царях, порабощенные или силой принуждаемые к труду, следовало отпустить с их семьями и пожитками.

– Я, Кир, соберу вместе все эти народы и возвращу к их домам.

Так в 538 году до н. э. Кир начал помогать народам, скопившимся в стенах столицы. Тем самым он хотел увеличить в провинциях численность сельскохозяйственных работников и рыбаков.

Его наполовину варварскому уму казалось, что огромный грех Вавилона заключался в том, что этот город стал местом размножения рабства. Поскольку все детали сохранялись в его памяти, он побеспокоился выселить из метрополии класс бывших солдат и направить на работы по осушению полей Описа и Сиппара. И он вспомнил, что работники с иудейского канала помогли ему раздвинуть воды Вавилона, а с помощью их сородичей из грязного квартала Кебар его штурмовой отряд вышел из реки к Эсагиле.

В его личном архиве, хранившемся на единственном глиняном цилиндре, было записано несколько слов, примерно такого содержания: «Мои солдаты с миром перемещались по всей протяженности Вавилонии. Во всем Шумере и Аккаде ни один человек меня не боялся. Я посвятил свое время внутреннему положению Вавилона и всех других городов. Я освободил его жителей от ига, от которого они страдали».

Старейшины из молитвенной комнаты в Кебаре разыскали Иакова Эгиби, первого еврея, предсказавшего пришествие Кира. Иаков, из страха избегая до этого времени присутствия Кира, согласился пойти с ними подать царю просьбу. Их сопровождали другие банкиры и главы деловых домов.

Они уговаривали Иакова стать выразителем их интересов, так как он встречался с Ахеменидом до падения Вавилона. И снова Иаков согласился, но не стал упоминать о той встрече на мосту. Ведь Кир ничего о ней не сказал. Вместо этого Иаков говорил так, словно они не были с Киром знакомы, и предложил принести в дар Великому царю свое личное состояние.

– Поскольку я сберег тридцать девять талантов и пятьдесят девять мин серебром. Эту сумму я передаю в руки моего господина и царя.

Предложить свое богатство для Иакова Эгиби было не только вопросом собственного достоинства, но и тонким дипломатическим ходом, который мог бы открыть путь для следующей просьбы.

Кир посмотрел на него, на старейшин, входивших в делегацию, и улыбнулся.

– В данном случае, – ответил он, – было бы уместнее мне дать тебе еще одну-единственную мину, чтобы размер твоего богатства достиг ровно сорока талантов.

Готовясь к ответу, который он был обязан дать, Иаков собрал все свое мужество.

– Пусть лучше Великий царь соблаговолит даровать моему народу неоценимое сокровище.

– Значит, ты говоришь не от себя, не от своей семьи, а от своего племени?

Эти слова напомнили Иакову о предложении, сделанном Киром в пальмовой роще год назад. В свойственной ему манере Ахеменид убедил вавилонского банкира говорить с ним открыто. Иаков быстро ответил:

– Да, от моего племени.

– От тех из нас, – энергично вскричали старейшины, – кто исповедует законы Моисея, переданные Иисусу и пророкам. Наш храм находится в Иерусалиме и лежит в запустении.

Они объяснили, что сосуды из храма много лет назад забрал Навуходоносор, и они хранятся в Вавилоне вместе с богами из камня, дерева, серебра и золота. У них, пленников из Иудеи, нет изваяний богов, подобных тем, которые Кир возвратил на прежние места в святилища Аккада. У них есть лишь сосуды, которые забрал принц Валтасар, чтобы украсить свой праздник. Теперь они заклинают Великого царя вернуть священные сосуды под их попечение.

– Да будет так, – приказал Кир.

Старцы принялись хором восклицать и выкрикивать. Пусть Великий царь даст согласие на завершение их пленения – всех евреев Вавилона, – чтобы они через западные пустыни устремились на поиски своей Иудеи и своего храма. Ибо с разрушением храма Иегова покинул его руины.

Кир выслушал их и сказал:

– Было приказано, чтобы все народы, находившиеся в плену в Вавилоне, возвращались в свои дома. Разве евреи отличаются от других народов? Мое распоряжение касается и вас. Отправляйтесь когда захотите. Отстройте заново ваш храм.

Когда они поклонились ему и – стали прощаться, он подозвал Иакова:

– А ты, деловой муж, поможешь восстановить храм без изваяний?

Какое-то время Иаков Эгиби стоял перед царем молча. Он был должен ответить и потому сказал:

– Властитель и господин, твой слуга поможет строительству серебром.

Иаков уже наполовину принадлежал Вавилону, и это удерживало его в этом городе. Как и большинство коллег, он укоренился на Евфрате, где родились его дети. Он не собирался уезжать из Вавилона в Иудею, теперь эта страна была для него просто названием.

Тем вечером евреи собрались на молитву вдоль канала Кебар и берега Евфрата. Слышан был голос Исайи, и слова его радостно передавались из уст в уста:

– Так говорит Господь помазаннику своему Киру: я держу тебя за правую руку, чтобы покорить тебе народы, и сниму поясы с чресл царей, чтобы отворялись для тебя двери, и ворота не затворялись.

Я пойду перед тобою, и горы уровняю, медные двери сокрушу, и запоры железные сломаю.

И отдам тебе хранимые во тьме сокровища и сокрытые богатства, дабы ты познал, что я Господь, называющий тебя по имени, Бог Израилев…

Так говорит Господь… который говорит о Кире: пастырь мой, и он исполнит всю волю мою и скажет Иерусалиму: «Ты будешь построен!» и храму: «Ты будешь основан!»

УХОД ПОЮЩИХ ЛЮДЕЙ

От вод вавилонских прибыли землекопы, работавшие на каналах; из величественных садов прибыли садовники; с кирпичных и асфальтовых фабрик прибыли покрытые копотью истопники; а из сточных канав возникли уборщики отбросов. Эти пленные евреи привели своих жен и отпрысков, а некоторые привели ослов и овец. Вожди племен Иуды и Вениамина, отцы семейств готовили всесожжение в следующую луну после тишри.

Не таясь, отметили они праздник кущей. Вожди сосчитали свой народ. Митрадат, царский казначей, прибывший из Экбатаны, пересчитал серебряную и золотую посуду, возвращенную из сокровищницы Эсагилы старейшинам племен. Шешбацар, князь Иудин, собрал свой народ и его имущество для переселения через западные пустыни.

Иаков Эгиби, другие еврейские банкиры из Биржи и семьи, преуспевшие в Вавилоне, не присоединились к переселению. Они узнали, что оголились горы Иудеи, и великолепие покинуло город Давидов. Более двух поколений прошло с тех пор, как эти евреи из Вавилона построили свои дома и создали свои дела. Дети многих из них не говорили ни на одном языке, кроме вавилонского. К тому же оставались старики, строго хранившие закон Моисея, решившие, как и их отцы, поклоняться своим святыням на Евфрате.

Остававшиеся богачи оделили большим количеством серебра направлявшуюся в Иерусалим толпу, состоявшую главным образом из работников. Когда они начали движение через мост улицы Адада, они везли с собой внушительную поклажу на вьючных животных, поскольку повозки не подходили для передвижения через пустыню. Лошадей у них было 736, верблюдов – 435 и мулов – 245. Ослов с грузами у них насчитывалось 6720, как определили смотрители у западных ворот.

– И было среди них двести поющих мужчин и поющих женщин.

С террасы Эсагилы Кир и Губару следили за исходом евреев и слушали их пение. Губару доводилось наблюдать процессии, возвращавшиеся в другие храмы со статуями богов в лодках или – на повозках. Он видел, как Иштар, отправлявшуюся в Урук, сопровождали через посвященные ее ворота.

– Однако у этих иудеев нет изваяний, – задумчиво проговорил он. – И следовательно, их храм должен быть пуст, разве что какой-нибудь алтарь стоит там, которому они молятся.

Губару стареет, подумал Кир. Но все еще верит, что божественное существо должно обитать в изваянии или, по крайней мере, наделять его какой-то особой собственной силой. Губару организовал настоящую церемонию сопровождения очень старой и безобразной статуи Шушинака назад в его первое жилище в Шушане, откуда его силой вырвал Ашшурбанипал. Несомненно, эламиты – а Губару все так же заботливо к ним относился, выделяя их по сравнению с другими народами, – были совершенно удовлетворены. Хотя и в отсутствие Шушинака им удавалось жить неплохо, благодаря энергии всецело преданного своим соплеменникам Губару.

– Я никогда не понимал, какой силой обладают различные боги, – признался Кир. – Маги не смогли описать своего Ахуру-Мазду, которого они называют господином богов. Вроде бы он так же невидим, как Иегова еврейского народа. А они говорят, будто он присутствует во всех четырех сторонах света.

– Здесь жрецов Ахуры не замечено.

Кир согласился и какое-то время обдумывал новую мысль. Может ли быть единственный господин всех богов, находящийся где-либо вне орбиты земли, далекий и непостижимый? Кир не мог себе представить, каким должно быть это божество, доброжелательным или злобным? Кто когда-нибудь даст ему имя? И появятся ли маги в Вавилоне? Он просто сказал:

– Проточную воду реки нужно направить через ров и тот канал, который они называют Кебар. Навуходоносор больше внимания уделял укреплению города, чем его благополучию.

В том году с каждой луной вид Вавилона изменялся. После ухода армии и евреев за реку к своим домам ушли амориты. Арамейцы погнали свои стада на запад. Приморские племена отбыли на плотах из пальмовых деревьев.

В то же самое время писцы, хранители вавилонских хроник, записали, что из-за Хрустальной горы появились караваны и привезли из финикийских городов Тира и Сидона подарки Киру, Великому царю. Многочисленные массы людей приходили и уходили, заполняли западно-восточную большую дорогу. Огромная башня была все та же, но город под ней стал оживленной магистралью для движущихся народов. Поскольку обитые бронзой ворота оставались открытыми, стены Имгур-Бел и Нимитти-Бел оказались заброшенными.

Никто не замечал, что приближаются еще более значительные перемены. В хрониках это время называли временем «значительных волнений». Статуи и народы, покинувшие Вавилон, больше не вернулись. Имена Иштар и Набу произносились гораздо реже.

Незаметно для людей эпоха заканчивалась. Империи древнего семитского Востока исчезли, чтобы больше не возвращаться. Началась новая эра арийцев – греков и персов.

Часть шестая
ТРЕБОВАНИЕ МАГА

«БОЛЬШИЕ ДОРОГИ ВЕДУТ К МОРЮ»

Люди, живущие в античности, не отправляются спать однажды вечером, чтобы проснуться в современную эпоху. И пророкам, предсказывающим изменения, не часто удается спрогнозировать, какими они будут. Жители Бабируша спали довольно крепко в правление Кира и проснулись, лишь осознав, что новый и к тому же непредсказуемый царь появился в их старом установившемся мире, центром которого был Вавилон.

Однако и это уже было не так. Теперь, когда мир Ахеменида простирался от Бактрии до Милета на берегу «закатного моря», караваны начали совершать путешествия через континенты к морским портам. Милет благоденствовал, и его ученые покидали город ради исследований или преподавания и богатели на этом. Его блудный сын Пифагор закончил эксперименты в Египте и поплыл на запад, чтобы преподавать в новом медицинском центре в Кротоне на берегу будущей Италии. На западном побережье той же самой Италии надолго обосновались этруски, еще раньше переселившиеся сюда из Анатолии; они стали возить за море свои искусные изделия из металла. В их городах, стоявших на холмах, особенно в Тарквинии, испытало возрождение этрусское искусство; художники украшали даже стены каменных могил живописью, выказывающей новое мастерство. В наследство они получили утонченность Крита, строгость Египта и непринужденность Сирии. Однако эти художники перестали рисовать человеческие фигуры контуром; они придумали портреты людей и привнесли в них особую живость.

Через море от этрусских поселений раскинулись торговые порты карфагенян – потомков финикийцев, начавших новую жизнь в Северной Африке. Корабли Карфагена соперничали с этрусскими торговыми судами и превосходили их в путешествиях через западные морские ворота. Лишь одни карфагеняне осмеливались пускаться в плавание к новым берегам по неизведанному океану.

Эпоха открытий началась неожиданно. Такие предприимчивые люди, как фокийцы – вытесненные приходом в Ионию персов, – поняли, что, кроме Средиземного моря, которое они называли Средним, существуют другие моря. Границы греческих мифов, Геркулесовы столбы на западе и горы Колхиды, достигнутые аргонавтами на востоке, не мешали их судам заплывать дальше, в неизвестные воды.

О новых открытиях был осведомлен Писистрат из Афин. Этот просвещенный тиран завершил строительство каменного акведука, который впервые снабдил текущей водой его город, и собрал победные песни гомеровских поэтов в единую письменную книгу «Илиада». Она, в свою очередь, познакомила его народ с сильными традициями их предков, этих благородных путешественников, которые оказались сильнее в искусстве фехтования на мечах, чем анатолийские греки из Трои, хотя обе стороны поддерживали одни и те же боги. У афинян, слушавших чтение «Илиады», возникал вопрос: не мог ли хорошо выкованный железный меч принести лучшие результаты, чем достигнутые вмешательством Артемиды, не мог ли человек и герой бросить вызов судьбе?

Писистрат одновременно и продолжал традицию, и способствовал новым исследованиям – вслед за любителями дальних странствий, фокийцами и карийцами из Ионии – колонизацией большого полуострова в восточном Эвксинском море. Морские путешествия афинян к этому далекому Херсонесу могли иметь целью контроль над стратегически важным проливом Дарданеллы, который греки все еще называли Геллеспонтом, морем эллинов. На том же проливе продвигавшиеся вперед персы установили свои пограничные посты. Но за все это время между ними не произошло ни одного столкновения, поскольку персов интересовала лишь суша, которую они захватывали, а афиняне и спартанцы придерживались своих морских путей.

Как ни странно, но Писистрат фактически подражал Киру. Он посылал молодые и более энергичные семьи возделывать соседние берега и колонизировать далекие побережья. Афинская политика децентрализации имела, конечно, свою цель. Она держала неугомонную молодежь на расстоянии и, соответственно, делала пребывание в должности Писистрата более надежным. Однако еще более странным было то, что если двойственная политика греческого тирана служила росту величия и территории его города, то переселение народов, организованное Киром, должно было понизить Вавилон до уровня остальных столичных городов. В то время греки стремились получить выгоду для своих городов-государств, а Кир Ахеменид трудился над созданием империи.

Низкопоклонство жителей Вавилона не приносило Киру никакой радости. Однако и уехать оттуда он не мог. Устроенная им перетряска общественной структуры вызвала враждебное отношение среди могущественной Мар-бану, которая оказалась лишенной большей части рабов и привилегий. Под безразличным Набонидом знать чувствовала себя комфортно в своих поместьях. Новый царь ожидал, что она будет полезна другим, и реализовать такую концепцию старым семьям было очень трудно. По мере того как проходили месяцы, магнаты Вавилона все сильнее чувствовали ностальгическое сожаление о безобидном мистицизме Набонида, военной славе покойного Валтасара, впечатляющих общественных сооружениях Навуходоносора и славе Вавилонии, владычицы мира.

В стенах города эта вражда нашла свое выражение в жалобах на привилегии иностранцев – варваров, носивших штаны и придумывавших законы, о которых Саргон понятия не имел.

– После Саргона справедливости не было.

Зная об этой скрытой враждебности, Кир потребовал от Римута что-нибудь с этим поделать.

– Мы придумаем песню, – решил опытный Римут. – Ничто не влияет на вавилонян больше, чем уличная песня.

Их пропагандистская песня была посвящена ошибкам правления Набонида.

– Набонид скитался по стране и делал дурные вещи. Мешал купцам, отбирал пахотную землю у крестьян. Он запретил праздновать урожай. Он загнал воду в каналы и закрыл ее выход на поля. Он позволял воде в реке течь бесконтрольно. Как жаль добропорядочных горожан! Они выходили из дома без всякого удовольствия. Их лица изменились. И вокруг себя они не находили радости.

В песне объяснялась причина плохого правления Набонида.

– Демон завладел им. Он повернулся спиной к своим верным подданным и построил собственный город в пустыне. Он отослал аккадскую армию. Зажимая уши, он не слышал стенаний своего народа.

Кир заподозрил, что в этой песне Римута содержится насмешка и над ним самим. Однако она пополнялась новыми строфами, и ее пели на улицах прохладными вечерами.

– Набонид глупо похвалялся победой над Киром. Он лживо заявил, что Кир никогда не сможет прочитать, что записано на его табличке. Возможно, сам Кир и не мог читать, но боги послали ему проницательность. Он заставил семена снова прорастать на бесплодной почве. В первый же праздник Нового года он возвратил радость жителям Вавилона. Он успокоил их сердца и сделал жизнь веселее. Он снес разоренные постройки и заново отстроил святилища богов. Он возродил загубленные было жизни. Теперь в наказание да будет Набонид брошен в преисподнюю. Да будет добр Мардук к царствованию Кира.

Хотя пропагандистская песня не изменила негодования националистов, она доставила удовольствие уличной толпе – массы знали и о конфискации воды, и о мучительных поборах, которые росли каждый год. Простолюдины всегда считали, что любое изменение – к лучшему.

Со своей стороны Зерия предложил Киру попросить помощи у астрономов, фиксирующих небесные события. Эти ученые, работавшие с бесшумными инструментами в башне, вызывали восхищение Ахеменида. Они наносили на карту поведение звезд с точностью до одной шестидесятой доли часа – число «60» вавилоняне использовали как регулирующее число. Они открыли сарос, продолжительный интервал времени, после которого последовательность затмений повторяется сначала; они построили план хода времени через вечность. В любой момент ясного дня они также могли определить точное время по бронзовой игле, установленной в центре размеченной чаши. Место, на которое падала тень от кончика иглы, соответствовало часу и минуте. Эти наблюдатели за звездами без всякого почтения относились к тайне чисел. Числа, объясняли они, двигаются в двух направлениях. Считать можно как вверх, так и вниз, и точка начала вашего счета начинается с отметки «ноль». И эти умные халдеи согласились, не выказав удивления, найти благоприятный гороскоп своему персидскому властителю.

Подумав, Кир предложил, чтобы они нашли гороскоп не для него самого, а для его сына. Искушенные вавилоняне, вероятно, не питали больших надежд в отношении Кира, но могли надеяться на Камбиса, который гордился титулом царя Вавилона.

– Сын царя занимает место под знаком полумесяца, – сообщили астрономы, проведя свое исследование. – К нему присоединяется знак Стрельца. Поэтому ясно, что во время правления сына Великого царя – да удлинятся годы его жизни – это царство усилится, а из-за войны его слава возрастет.

Лишь простодушный Камбис принял этот гороскоп близко к сердцу. Кир довольствовался тем, что предоставил Камбису свое место на жертвоприношениях и праздниках. Губару боролся за соблюдение новых законов, и это было чрезвычайно сложно, поскольку вавилоняне не принимали простых истин. Старая аксиома персов «сильный не должен притеснять слабого» содержалась в кодексе законов города со времен Хаммурапи, но за прошедшее время была ослаблена таким количеством оговорок, что персидские хранители закона не могли различить сильного и слабого. Простая идея Кира о подарках, приносимых царю, не помогла снизить обычные поборы.

– Путь Вавилона, – убеждал его Губару, – отличается от пути Парсагард. Земледелец может отдавать свои продукты, но торговец платит деньгами и сам ожидает получить плату. Ты поклялся, что обычаи этого города, принадлежащего Мардуку и его жене Иштар, не будут изменены. Так зачем же пытаешься это сделать? Согласись с налогами и устрой на них какой-нибудь пышный прием во дворце для Мар-бану.

Кир пошел на уступки по-своему. Вспомнив о стремлении Манданы вернуться в висячие сады, он послал за вдовой Астиага. Со своими управляющими, евнухами и казначеями постаревшая Мандана вернулась в Вавилон и с удовольствием заняла покои, освободившиеся после смерти Шамуры.

– Какое это счастье – созерцать блистательную мою родину теперь, в последние мои годы, – доверилась она Киру. Трон для нее поставили среди высаженной кедровой рощи и вокруг курили фимиам, чтобы ослабить уличные запахи. – Ну, сын мой, ты покорил весь мир, осталось лишь царство Нильское с его богатейшими сокровищами и чистыми зеркальными водами, которые когда-то радовали мне глаз. Не сомневаюсь, вызывая меня сюда, ты подумал о подобающей гробнице, покрытой алебастром, с золотыми, не железными, скобами, куда можно будет поместить мои несчастные останки, когда Нергаль призовет меня в подземное царство.

Рядом с Манданой в этом великолепном саду Кира посетило странное ощущение величия и смерти. Он посмотрел на мерцающую вершину башни, затем вниз, на узор городских улиц, не извилистых, а прямых, прочерченных через город между стенами. Он посмотрел вдаль на зеленые плантации равнины, простирающиеся до серого горизонта пустыни Под ним тяжело трудились массы слабых существ, создавая редкие вещи и машины и пользуясь навыками, для приобретения которых потребовались века. Восхищаясь Вавилоном, в то же время Кир его ненавидел.

Позднее он объявил писцам, ведущим хронику, что Мандана, дочь Навуходоносора, – его мать. Эти внесенные в архив сведения хотя и были ложью, позволяли Камбису притязать на трон.

Затем Кир вызвал своего увечного друга Митрадата и передал ему все финансовые дела; вопросы государственного управления он отдал в руки Губару, а Камбиса оставил действовать как правителя. Вызвав пять тысяч из роскошных казарм, он переправился через реку и двинулся исследовать западную пустынную часть своей новой сатрапии.

Персы не спеша продвигались через равнину в сторону заката. Караван верблюдов вез для них запас воды, поскольку они приближались к настоящей пустыне, серой пустой земле под безоблачным небом. Проводники-арамейцы сказали Киру, что до него ни один из великих царей не осмеливался появиться здесь – ни владыка Ашшура, ни хеттский царь, ни фараон Нила. Персы уже оставили позади недостроенные кирпичные стены Тейму, города, в который удалился Набонид. Эти стены уже были частично засыпаны песком, а набеги местных племен прогнали отсюда колонистов-вавилонян. Кир предположил, что слишком серьезных причин вавилонянам не потребовалось, и они с радостью бежали обратно в Вавилон.

Путешественники вступили на Красную землю, выжженную жаром солнца, где деревни жались над колодцами, а люди молились перед черными башенками скал. От колодца к колодцу караваны набатеев следовали на север с грузами ладана, золота и медной руды из Аравии. Они направлялись в Дамаск или финикийские порты и давали импульс жизни бесплодной земле, на которой не могло вырасти ни одного города.

Под защитой тени ущелья набатейские торговцы обитали в шатрах под могилами, вырезанными ими в скалах. Сюда Кир вызвал вождей Красной земли, арамеев и ишмаилитов, и объявил им, что теперь они пребывают под его правлением и законом. Его закон запрещал войны между племенами и между земляками внутри племени. Языком его правления должен был стать арамейский язык, а цель его правления состояла в соединении караванным движением мест обитания в Междуречье с западным морем. Эта обширная сатрапия должна была называться Аравией.

На совет вождей кочевников явились незваные гости. На легких повозках и с припасами на верблюдах прибыли посланники финикийцев. В ермолках и ниспадающих пурпурных одеждах из шерсти они бросились к ногам Кира, а их рабы положили дары редкого великолепия – стеклянную посуду всех цветов радуги, тонкие бронзовые чаши и медные кувшины, украшенные мифическими грифонами и зверями, имеющими женские головы и называемые сфинксами. Чтобы получить возможность обратиться к Киру, они преподнесли крылатый символ из лазурита, оправленный золотом, напоминающий крылья Ахеменидов, хотя он был старинной египетской работы. Они преподнесли Киру семь девушек хрупкой красоты, каждая из которых совершенно не походила на остальных, поскольку их разыскали среди юных дочерей Египта и Эфиопии, островов Крита и Делоса, а также в Греции. Эти служанки сами имели небольшие, но ценные вещи – серебряные зеркальца, горелки для ладана и алебастровые светильники, которые должны были им помочь доставить удовольствие вечно побеждающему Киру.

Финикийцы надеялись, что вид этих прекрасных дев возбудит в Ахемениде желание покорить их отечества на западе. Кир так это и понял; он подарил им всем разные драгоценные камни, посмотрев дольше на дочь Крита, чья белая кожа сияла на фоне темных распущенных волос, и вернул девушек их хозяевам, сказав:

– На самом деле я боюсь их красоты. Мудрость говорит, что красота идет от верности. Конечно, такому царю, как я, не подобает бояться. – И он озадачил финикийских посланцев еще одной сентенцией:

– Лжецу воздвигли трон. Когда он лгал, ему плевали в лицо.

Хитрые финикийцы принялись восхищаться его мудростью и великолепием его трона, пытаясь понять смысл притчи, и Кир в конце концов сказал:

– Я предпочитаю говорить правду.

Всю неделю, пока Кир пировал с посланцами Сидона и Тира, они пытались выяснить, что же было у него на уме, когда он отправился в путешествие на запад. Все дороги через Красную землю им были очень хорошо известны, поскольку в далекие времена здесь был их дом. Отсюда они осмелились отправиться со своими караванами к морю и через море – ведь большие дороги всегда ведут к морю. Теперь суда заменили им вьючных животных, и черные корабли Тира превзошли египетские речные барки и греческие гребные галеры. Более того, никакие другие моряки не знают длинных морских путей и не умеют находить путь по звездам.

К концу недели они пришли с Киром к устному соглашению – дело в том, что финикийцы, в отличие от вавилонян, ничего не записывали, хотя и обладали тончайшим папирусом. Финикия, так же как и Палестина, должна была войти в состав Вавилонской сатрапии и подчиняться приказам правителя этого города, которым в настоящее время был Камбис. Но она сохраняла самоуправление, обычаи оставались неизменными, и платить дань она должна была лишь с увеличения торговли с Вавилоном. Кроме того, финикийский флот мог быть призван на службу Великого царя.

Пока Кир не чувствовал в этом никакой необходимости. Но его договор с приморскими городами готовил путь к вторжению в Египет – предмет желания Камбиса – и на греческие острова.

На прощанье Кир рассказал финикийцам еще одну притчу, а к этому времени они уже обращали пристальное внимание на его истории.

– Существует два величайших зла: пахарь, добывающий пищу из земли, которому приходится голодать, и сильный человек, получающий имущество слабого, не прикладывая своего труда. – И он добавил:

– Я решительный противник этих двух зол.

Таким образом, известия о странном мире Ахеменида достигли побережья. Поскольку древние народы, проживавшие на берегу, начали очень рассчитывать на правление Кира, это положило конец союзу, заключенному против него. И Амасиса на Ниле, и Писистрата в афинском Акрополе перестал беспокоить возможный приход персов.

Кир не стал продолжать путешествие к морю. Он повернул назад, после того как армии было видение над Красной землей. Перед ними, в ослепительном солнечном сиянии, над дрожащей равниной воплотились белые стены и башни крепости. Под стенами раскинулось озеро, обрамленное обещающими прохладу деревьями. Изумленные персы вскричали:

– Кангдиз! Чудесная крепость богов! Она здесь, перед нами.

Арамейцы, привыкшие к подобным миражам, объяснили, что ни воды, ни дворца не существует, они исчезнут, как только путники двинутся дальше. Однако персы устали от постоянной жары низменности, и это явление, казалось, о чем-то их предупреждало. На их настойчивые просьбы повернуть назад Кир ответил согласием. Тайно он стремился не на запад, а на восток. За всю его жизнь ему не удалось напасть на следы родины арийцев, и она не могла лежать на берегах западного моря. Жажда обнаружить Арианвей с годами в нем только росла, а ведь ему уже исполнилось шестьдесят лет.