Текст книги "Босс"

Глава 16

1

Сентябрь 1944 года

Кимберли подняла голову и обворожительно улыбнулась Доджу Хэллоуэллу. Тот приставил ногу к ее подбородку и легонько толкнул. Она, конечно, не удержала равновесия и повалилась набок. Да и не могла удержать: руки ей завели за спину и приковали правое запястье к левой лодыжке, левое к правой. Наручники позволяли Кимберли разве что подняться на колени, а когда ей это удавалось. Хэллоуэлл легким движением вновь сбивал ее на пол.

– Не смей пинать меня, мерзавец!

– Это не пинок.

– Ладно, тогда пни меня, чтобы я почувствовала разницу.

Он ответил резким ударом по правому бедру.

– О-о-й! – Кимберли откатилась в сторону. Подошва ботинка Доджа оставила отметину на бедре. – Мне же больно, черт бы тебя побрал!

– Я даю тебе то, что ты просишь.

– Ну…

– Снять наручники?

– Я хочу, чтобы ты закрепил мне руки впереди. Тогда я смогу поднять зад, и мы потрахаемся, как собачки.

Додж достал из кармана маленький ключик и снял наручники с лодыжек.

– Гм-м. Синяки. Господи, к приезду Джека они не сойдут.

– Так раздвинь наручники, чтобы они стали свободнее.

– Их уже не раздвинешь. Наручники для запястий, а не для лодыжек.

– Ладно, с Джеком я разберусь сама. Но… Хорошо. Пристегни меня к потолочной балке.

– А что потом?

– Потом все, что ты захочешь.

Вскоре она стояла, вытянув вверх руки, и Додж овладел ею сзади. Кимберли сладострастно постанывала.

Потом, утолив страсть, он освободил ее руки и убрал наручники в чемоданчик. Там уже лежали кусок цепи и полдюжины маленьких замочков. Сверху Додж положил две пары трусиков с вырезанной промежностью, бюстгальтер с отверстиями для сосков и наряд стриптизерши: прозрачный бюстгальтер и миниатюрные трусики: полоска ткани, пришитая концами к круговой резинке.

Обнаженная Кимберли сидела на диване и с грустью наблюдала за сборами.

– Я не собираюсь бросать наши игры, – заявила она ему. – Мы просто должны перенести их в другое место

– Я не знаю куда. – Додж, похоже, уже смирился с неизбежным.

– Сними квартиру, черт побери! Или ты не слышал о парочках, которые вьют любовные гнездышки? Речь о том, что мы не можем встречаться здесь, на этом чердаке.

– А как поступит Джек, если узнает? – спросил Додж.

– А как поступлю я, если узнаю, чем он занимался в Лондоне последние два с половиной года?

2

Первый вечер дома прошел так, как и представлял себе Джек. Вся семья села за обеденный стол. Хозяйничали Кимберли и Джоан, кухарке и горничной дали выходной. Джек выложил на стол подарки детям. Джону он привез настоящие идентификационные модели, по которым американские летчики учились отличать немецкие самолеты, затем разнообразные нашивки и знаки различия американских, английских и немецких пилотов, а также Железный крест, взятый у сбитого немецкого летчика. Джоан получила золотой браслет с миниатюрными изображениями Креста Виктории и других британских орденов, а также белый шелковый шарф, с какими летали немецкие летчики.

Дети пригубили шампанское, а потом великолепное бордо. Кимберли заранее купила бутылку и приберегла ее к торжественному обеду. На обед подали икру и ростбиф с йоркширским пудингом.

Единственная грустная нота прозвучала после просьбы Джона. «Расскажи нам о Сесили, папа».

Джек коротко глянул на Кимберли и нахмурился.

– Я могу сказать вам только одно. Все произошло мгновенно. Боли она не почувствовала. Только что она была жива, а через секунду… ушла от нас. И никто не мог этому помешать. В тот день то же самое могло произойти и со мной.

В спальне, часом позже, Кимберли закурила, впервые за много недель.

– Теперь ты можешь в этом признаться. Ты любил Сесили. И имел ее, даже когда она жила здесь. Так что в Лондоне она пришлась весьма кстати. Но ты не из тех, кто трахает женщин, которые им безразличны. Так что к Сесили ты испытывал теплые чувства.

Джек повесил в стенной шкаф костюм с Сейвил-роу, в котором сидел за обеденным столом, и повернулся к Кимберли:

– Хорошо. Я испытывал к ней теплые чувства.

– Ты ее любил.

Джек кивнул.

– Я готова об этом забыть. Обстоятельства…

– Судьба обо всем позаботилась, так? – резко спросил он.

– Я ничего такого не говорила.

– Не говорила. Но это так. И я не собираюсь лукавить. Я плакал. Просто рыдал.

Джек отдал Кимберли привезенные ей подарки: браслет с изумрудами и надписанную фотографию короля Георга VI и королевы.

А ночью Кимберли с лихвой отблагодарила его.

3

Кимберли настояла, чтобы на приеме, который она дала в его честь в доме на Луисбург-сквер, Джек появился в парадной форме. Мундиры, которые шили ему на Сейвил-роу, нравились ей куда больше, чем те, что Джек носил до отлета в Лондон. А главное, теперь на его плечах красовались генеральские звезды, а не нашивки капитана.

Ей прежде всего хотелось продемонстрировать его обществу. Из всех их друзей и знакомых Джек закончил войну в самом высоком звании. Кимберли жалела лишь о том, что его не наградили боевым орденом или медалью. Письмо президента Джек вставил в рамку и повесил в кабинете, но письмо не пришпилишь к форме. Джек мог носить лишь скромную нашивку, указывающую на его участие в военных операциях в Европе. Но Кимберли с этим смирилась, потому что многие не удостоились и такого, прослужив всю войну в Бостоне или Вашингтоне.

– Джек видел войну наяву, – сказала она кому-то из своих подруг. – Он был в Бельгии, как ты помнишь, и стал свидетелем того, как немцы расстреливали бельгийских беженцев. Кроме того, его личный шофер погиб при бомбардировке Лондона самолетами-снарядами.

Додж Хэллоуэлл крепко пожал руку Джека и заявил, что рад видеть его живым и невредимым.

– К моему безмерному сожалению, я оказался слишком молод для той войны и слишком стар для этой, – вздохнул он.

– Война – удел молодых, Додж, – ответил ему Джек. – Я тоже староват для непосредственного участия в боевых действиях. Гожусь только для кабинетной работы, которой и занимался.

– Но ты был там. Что-то видел, непосредственно прикоснулся к этой трагедии. Не могу сказать, что я тебе завидую, но у меня такое ощущение, будто я прожил жизнь вдали от главных событий, на периферии.

– Я рад вернуться на периферию, Додж, – заверил его Джек, хлопнул по плечу и двинулся дальше. Потому что увидел Конни Хорэн.

Конни протянула к нему руки, тепло обняла.

– Я так волновалась о Дэне и о тебе. Но ведь пусковые установки этих самолетов-снарядов уничтожены? Я хочу сказать, те районы, откуда их запускали, захвачены?

Джек пропустил ее вопрос мимо ушей.

– Когда я увижусь с тобой, Конни? – пылко спросил он.

– Это невозможно, – прошептала она. – Нет, невозможно!

4

На встрече с Микки Салливаном и Хербом Морриллом Джек решил объявить общественности, что Бетти, Кэролин Блоссом, – негритянка, если Бетти на это согласится.

Она не согласилась. В тот год она в четвертый раз получила премию журнала «Радиотрансляция», присуждаемую лучшему радиокомику года, ту самую премию, которой Грейси Аллен[53]53
  Аллен Грейси (1902 – 1964) – популярная киноактриса комического жанра. Много и плодотворно работала на радио.


[Закрыть] награждали девять раз. Джек хотел, чтобы Кэролин и ее муж сопровождали Лиров и Салливанов на церемонию вручения премии. Там, по замыслу Джека, все и увидели бы Кэролин Блоссом.

– Нет! – заявила Бетти, выслушав его предложение. – Нет! Позволить этой толпе называть меня негритоской? Даже если они не скажут этого вслух, то обязательно подумают. Давным-давно мы с тобой решили зарабатывать деньги, а не идти на принцип. А теперь и подавно о принципах надо забыть. Плетью обуха не перешибешь. Не хочу даже и пытаться.

– Все равно это вопрос принципиальный, – упирался Джек.

– Раньше все было так же, но мы закрывали на это глаза, так чего дергаться сейчас? – Она покачала головой. – Тогда ты сказал мне, что главное – это счет в банке. Что ж, теперь он у меня есть. Мы с мужем собираемся жить на юге Франции. Будем соседствовать с Джозефиной Бейкер[54]54
  Бейкер Джозефина (1906 – 1975) – известная темнокожая актриса театра и кино. Выступала на Бродвее, в 30-х годах пользовалась потрясающим успехом в Европе.


[Закрыть]. Она нас туда и пригласила.

– Слушай, мне чертовски жаль. Следовало давно настоять на этом.

– Я тринадцать лет прожила в свое удовольствие, да еще заработала с твоей помощью кучу денег. Я тебе очень благодарна.

– Это я благодарен тебе. Вокруг твоей программы строился весь развлекательный блок. Мне действительно жаль, что…

– Джек… мы еще не такие большие, чтобы наш голос услышали, даже если мы и решимся выступить. Мы праздновали труса, зато заработали много денег. Возможно, когда-нибудь нам придется за это ответить. Но сейчас я намерена взять свои денежки и пожить на них в свое удовольствие.

5

Годы войны не остудили заразительного энтузиазма Херба Моррилла. Ему так и не удалось убедить Джека, что Джек Бенни смешон, зато во многих других случаях боссу пришлось капитулировать под напором Херба.

– Клянусь вам, вещь стоящая, – говорил он где-то в конце января Джеку, Микки Салливану и Эмилю Дуренбергеру, который демобилизовался из армии и поступил на работу в «Лир бродкастинг». С легкой руки Джека все называли Дуренбергера Кэпом, памятуя его воинское звание. Все они сидели в кабинете Джека. – Я говорю не о технической осуществимости, а о коммерческом успехе

– А куда я должен поехать, чтобы увидеть все собственными глазами? – спросил Джек.

– Всего лишь в Кембридж. Одну установку привезли в гарвардскую лабораторию. Работу этой установки продемонстрирует нам профессор Лоувенстайн.

В тот же день, ближе к вечеру, Херб, Джек и Кэп сидели в темной лаборатории и с любопытством смотрели на стеклянную колбу, по дну которой двигались какие-то изображения. Самое забавное состояло в том, что на дне колбы они видели себя. Объектив камеры, посредством которой велась съемка, смотрел на них.

Джек не мог оторвать глаз от экрана. Размахивал руками, корчил гримасы и наблюдал, как размахивает руками и корчит гримасы его изображение на широком торце колбы, которую профессор называл катодной лучевой трубкой. В камере, говорил он, находится ортикон, преобразующий свет в электрические импульсы. Катодная трубка, наоборот, преобразовывала электрические импульсы в свет.

Доктор Фридрих Лоувенстайн, молодой, высокий, светловолосый, влюбленный в свою науку, говорил с сильным немецким акцентом.

– Дело в том, мистер Сир…

– Лир.

– О! Да. Извините. Дело в том, что видеосигнал можно передавать на радиочастоте – точно так же, как передается аудиосигнал.

Джек улыбнулся.

– Через пятьдесят лет.

– Нет, сэр, – замотал головой доктор Лоувенстайн. – Такие эксперименты уже проводились. На Всемирной выставке в тысяча девятьсот тридцать девятом году «картинку» аттракционов передавали на Манхаттан. Несколькими годами раньше аналогичный показ проводили и в Англии. Если бы не война, по всему миру уже работали бы трансляционные станции, передающие не только звук, но и изображение. Однако во время войны все наши усилия сосредоточились в более узкой сфере, на сонарах и радарах. Теперь все хотят вернуться к тому, до чего раньше не доходили руки.

– И как это называется? – спросил Джек.

– Пока устоявшегося названия нет. Поскольку передача звука называется «радио», возможно, передача изображения получит название «видео».

Джек указал на катодную трубку, обрамленную лампами и змеящимися проводами.

– Допустим, семья захочет купить такую штуковину, как покупают радиоприемник. Сколько она будет стоить?

– Это только догадка, мистер Лир, – ответил доктор Лоувенстайн, – но некоторые из нас полагают, что стоимость такого устройства не будет превышать тысячу долларов.

– То есть дороже автомобиля, – подсказал Кэп Дуренбергер.

– Возможно, и пользы от него будет больше, – заметил Джек. – Семья сможет сидеть перед ним и видеть все, что происходит в мире. Мы станем участниками событий. Подумайте об обращениях Рузвельта к нации. Мы не только услышим его голос, но увидим его лицо.

– Это вполне возможно, – покивал Лоувенстайн.

Кэп покачал головой.

– До этого еще очень далеко.

– Однако мы можем остаться не у дел, если упустим момент и проморгаем приход видео. – Джек повернулся к Лоувенстайну:

– Профессор, у меня к вам предложение. Не согласились бы вы занять должность советника, чтобы информировать нас о развитии этой отрасли техники, а также о компаниях, которые проявляют к ней интерес.

– Я должен об этом подумать, – ответил доктор Лоувенстайн.

Неделей позже доктор Лоувенстайн позвонил Джеку и сказал, что готов стать консультантом «Лир бродкастинг».

– Вам трудно отказать, мистер Лир, – услышал от него Джек.

Джек переговорил о докторе Лоувенстайне с Соломоном Вейсманом. Вейсман, который уговорил Джека присоединиться к Бнай Брит, знал, что доктор Лоувенстайн – еврей, семья которого бежала из Германии в 1934 году, когда будущему доктору едва исполнилось двадцать лет. Вейсман рассказал профессору о том, что Джек прилагал все силы, чтобы раскрыть американцам сущность нацизма и ускорить вступление Америки в войну.

– Я еще не готов вкладывать крупные средства в это видео, – сразу предупредил профессора Джек. – Но я хочу, чтобы вы держали меня в курсе событий.

6

Среда, 14 февраля 1945 года

– Вот что Кимберли со мной делает, – говорил Джек Конни, одновременно ущипнув складки жира у себя на животе большими и указательными пальцами обеих рук. – Она больше не курит. Не пьет. Занимается спортом. Теперь она весит столько же, сколько в день свадьбы. А я прибавил двадцать фунтов, и она меня за это стыдит.

Они лежали па кровати Конни. Ее дети ушли в школу, так что им никто не мешал.

– Ты действительно прибавил в весе, – заметила Конни.

– Тоже хочешь пощипать меня?

Она подкатилась к нему поближе.

– С тобой очень уютно, – вздохнула она. – Тебе ни в чем нельзя отказать. Джек, можем мы выпить по глотку шотландского? Все-таки еще утро.

– Почему нет? Зачем жить по правилам?

Конни накинула халатик, спустилась вниз и вернулась с двумя стаканами, бутылкой «Блэк-Уайт» и ведерком льда.

Халатик она скинула сама, без напоминании со стороны Джека. Впервые раздевшись перед ним после его возвращения с войны, Конни спросила, как Джек ее находит. В свои тридцать четыре года она чуть прибавила в весе. Ноги остались такими же длинными и стройными, а вот грудь стала побольше и так и манила к себе. Джек решил, что Конни стала более соблазнительном, и сказал ей об этом.

Поставив стакан на прикроватный столик, Конни взяла в руки его пенис и прошлась по нему длинными, нежными пальцами, словно хотела возобновить знакомство. Приподняла мошонку, помассировала яички.

– Я собираюсь согрешить с тобой, Джек, – прошептала она. – Надеюсь, Создатель меня простит!

– Хочешь полизать? Тебе это нравилось, особенно в…

– Полизать? Я собираюсь согрешить!

– Я не возражаю. Но не забывай о риске за…

– Джек… Просто полизать? Этого мне мало. Ты научил меня, что самое приятное – чувствовать мужчину внутри себя. До тебя я знать не знала, как это приятно. Помнишь? Я думала, что женщина и не должна получать от этого удовольствие. Но теперь, Джек, я знаю! И у меня полтора года не было мужчины!

Он сунул руку в карман пиджака и достал презерватив.

– Тогда нам лучше…

– Нет! Никогда! Я и так грешу, когда отдаюсь тебе. Но если ты еще наденешь…

– Конни, ты же можешь забеременеть.

– Нет. Я скрупулезно подсчитываю дни. Сейчас то самое время, когда я могу наслаждаться этим без боязни забеременеть. И я хочу наслаждаться!

7

В феврале Джек приобрел еще одну станцию, в Атланте. Теперь его компании принадлежали одиннадцать радиостанций. Кэп Дуренбергер заявил, что название «Лир бродкастинг» режет слух, и предложил поменять его на более благозвучное и к тому же соответствующее действительности – «Лир нетуок, Инкорпорейтед», сокращенно Эл-эн-ай. Джек идею одобрил, и Дуренбергер нанял художника, чтобы тот разработал фирменный знак под новое название.

Дуренбергеру стало ясно, что компании нужен не только фирменный знак, чтобы использовать его в рекламных объявлениях, но и звуковая визитная карточка вроде той, что давно уже была у Эн-би-си, – пам-пам-пам.

О звуковых визитных карточках Джек знал. К примеру, во многих странах финансируемые правительством радиостанции начинали свои передачи с повторяющейся музыкальной фразы, обычно это были вступительные аккорды государственного гимна. В Соединенных Штатах вступительные аккорды «Звездного знамени» никем не использовались, и Джек решил, что они очень подойдут для звуковой визитной карточки Эл-эн-ай.

8

Кэп Дуренбергер терпеть не мог самолетов, поэтому в марте поехал в Лос-Анджелес поездом. Там он подписал пятилетний контракт с модной комедийной киноактрисой Салли Аллен. Эл-эн-ай платило ей полмиллиона долларов в год за двадцать получасовых передач. Таким образом, у нее оставалось время для того, чтобы каждый год сниматься по меньшей мере в двух кинофильмах. В те времена радиовещательные компании, объединяющие порядка десяти станций, таких бешеных денег актерам еще не платили. Салли Аллен имела право разорвать контракт. В этом случае Эл-эн-ай должно было переводиться по десять процентов от гонораров Салли, полученных за фильмы.

И только после того, как Джек и остальные вдоволь навозмущались щедростью Кэпа, кто-то взял на себя труд дочитать контракт до конца и обнаружилось, что Эл-эн-ай получала право утверждать или отклонять киноконтракты Салли Аллен. Мало того, согласие Эл-эн-ай на съемки Салли Аллен в том или ином фильме приносило компании денежки.

– Все просто как ясный день, mi jefe[55]55
  дорогой шеф (исп.).


[Закрыть], – объяснял Дуренбергер Джеку, хитро поблескивая глазами. – Радиошоу способствуют росту популярности Салли Аллен, киностудии предлагают ей все более выгодные контракты, мы продаем контракт тому, кто дает максимальную цену, и возвращаем большую часть нашего полумиллиона, а то и весь.

9

Вторник, 17 апреля 1945 года

Конни всегда держалась с достоинством. И одевалась с исключительным вкусом. Вот и в тот день, когда она встретилась с Джеком за ленчем в обеденном зале для дам «Коммон-клаб», выглядела Конни великолепно. Джек по-прежнему думал, что только ей под силу соперничать с Кимберли красотой и элегантностью.

Когда перед ними поставили полные стаканы и Джек отсалютовал Конни своим, она сразу взяла быка за рога.

– Я была у своего доктора, Джек. Я беременна.

Глава 17

1

– Ты, видать, выжил из ума, если думаешь, что сможешь жить в моем доме и делить со мной спальню.

Джек этого ожидал. Не сомневался он и в том, что Конни позвонит Кимберли и сообщит, что у нее будет ребенок от Джека. Удивило его решение Конни позвонить сразу же, возможно, из телефона-автомата в «Коммон-клаб». Он рассчитывал, что сам расскажет обо всем Кимберли, но Конни лишила его такой возможности, поэтому дома Джек столкнулся не с истерикой, а с холодной ненавистью.

– Конни! Это же надо, Конни, которая всегда изображала монашку и шарахалась от мужчин. Если уж тебе хотелось кого-то трахнуть, почему ты не оттрахал Бетси, которая… О чем я говорю? Ты наверняка побывал и на ней!

Джек разлил шотландское. Один стакан протянул Кимберли, в душе опасаясь, что она выплеснет виски ему в лицо. Не выплеснула. Он сел на диван. Кимберли продолжала мерить шагами гостиную.

– Ты знаешь, что теперь будут говорить о тебе в этом городе? Помимо того, что ты оттрахал Констанс Хорэн? Тебя будут называть не иначе, как паршивый калифорнийский кайк!

– Хватит, Кимберли! – рявкнул Джек.

Она оскалилась.

– Грубый, вульгарный, истинный сын своего отца, который приехал сюда, чтобы паразитировать на Уолкоттах, а потом предать их у всех на глазах!

– Насчет «у всех на глазах» ты погорячилась, – пробормотал Джек.

Рот Кимберли искривился в злобной улыбке.

– Думаю, скоро весь Бостон будет любоваться свидетельством твоего предательства и знать о его мельчайших подробностях.

– Этим ты только навредишь детям, – заметил он.

– Этим? А не тем, что сделал ты?

– Ты навредишь и Конни.

– А вот это очень даже неплохо! Бедняжка Конни! Несчастная и невинная! Один взгляд на твой член – и она уже раздвигает ноги!

2

Джек Лир и Харрисон Уолкотт сидели в баре «Коммон-клаб». Остальные члены клуба держались от них подальше, так как многие знали, что обсуждают эти двое.

– Кимберли наняла адвокатов. Они готовят документы для бракоразводного процесса, – говорил Уолкотт. – У нее есть основание для развода, и прощать тебя Кимберли не собирается. Самое ужасное, что она чувствует себя униженной и оскорбленной. Констанс Хорэн – одна из ее ближайших подруг. Кимберли думает, что весь Бостон хихикает за ее спиной.

– Покатывается со смеху, – мрачно бросил Джек.

– Если бы ты не обрюхатил ее!

– А вы попробуйте потрахаться с глубоко верующей католичкой и не обрюхатить ее!

Уолкотт улыбнулся:

– Я знаю, о чем ты. От таких, как мы, беременели многие ирландские горничные. В Бостоне это было обычное дело.

Джек перебрался в «Копли». С детьми он виделся каждое воскресенье по два часа.

– Адвокаты Кимберли советуют ей требовать практически все.

– Я, между прочим, тоже могу укусить. – Джек забарабанил пальцами по столу. – Я несколько раз перепихнулся с Конни, все так, но у Кимберли во время моего отсутствия был длительный роман с Доджем Хэллоуэллом.

– Они будут все отрицать.

– Я могу это доказать.

– Правда? И чем?

Джек встретился взглядом со своим тестем.

– Может, мне не стоит говорить вам об этом?

– Я надеялся, что мы сумеем мирно все обсудить. – Уолкотт дал сигнал бармену принести полные стаканы. – Я хотел бы стать посредником.

– Ладно. Я вам очень признателен. Но вам, возможно, не понравится то, что вы сейчас от меня услышите. Видите ли, Харрисон, несмотря на внешний лоск, за это спасибо Кимберли, я по-прежнему сын своего отца и брат своего брата. Кимберли следовало бы задуматься, почему через две недели после моего возвращения служанка взяла расчет. Она…

– И служанка тоже?

Джек хохотнул:

– Нет, она не беременна. Служанка, которая работала в моем доме во время войны… пока меня не было… на самом деле частный детектив, нанятый мною. Сомневаюсь, чтобы вы хотели знать то, что она выяснила. Она предоставила мне и фотографии.

– Боже мой! Так что…

– Фотографии получились не очень качественные, но по ним можно сказать, кто на них запечатлен и чем они занимаются, Харрисон. На трех фотографиях Кимберли в наручниках.

– В наручниках?

– Да. Именно так.

– Кимберли… – прошептал Уолкотт.

– Я особо не удивился. Я знал, что вкусы у Кимберли особенные. Я регулярно получал письма от своего детектива. «Все идет так, как вы подозревали. Сообщить подробности?» Нет, я не хотел, чтобы мне сообщали подробности. Я не хотел доверять такие секреты почте. Я даже не знал, кто ее любовник, пока не вернулся и не получил полный отчет.

– И ты собираешься сделать этот отчет достоянием общественности? Представить его суду?

– Нет, если Кимберли не выйдет за рамки разумного.

– Могу я сказать ей, что у тебя есть, чем ее приструнить? – спросил Уолкотт.

– Поступайте так, как сочтете нужным, – ответил Джек.

– Я постараюсь убедить Кимберли умерить свои аппетиты. И надеюсь, что мы сможем остаться друзьями, Джек.

– Я тоже на это надеюсь. Очень надеюсь. Я перед вами в большом долгу, Харрисон… И возможно, мне известно далеко не обо всех ваших добрых делах.

3

Вскоре после возвращения в Америку Джек начал переписываться с Энн. Практически каждую неделю он получал от нее письмо и отправлял свое. В основном они писали о новостях. В Лондоне на улицах вновь зажглись фонари, но в стране по-прежнему ощущалась острая нехватка самого необходимого. Джек писал Энн, как ему ее недостает. Она писала, что скучает без него. Это все, что они могли сказать в письмах.

После разговора с Харрисоном Уолкоттом, в тот же день, Джек отправил Энн телеграмму:

КИМБЕРЛИ ПОДАЕТ НА РАЗВОД ТЧК БУДУ РАД КАК МОЖНО СКОРЕЕ ПРИЛЕТЕТЬ В ЛОНДОН ДЛЯ ИЗУЧЕНИЯ ОТКРЫВАЮЩИХСЯ ПЕРЕД НАМИ ВОЗМОЖНОСТЕЙ ТЧК ПОЖАЛУЙСТА ОТВЕТЬ ТЕЛЕГРАММОЙ НА АДРЕС ЭЛ-ЭН-АЙ, БОСТОН ТЧК

ДЖЕК.

Телеграмму Энн он получил на следующий день:

БУДУ РАДА ТЕБЯ ВИДЕТЬ ТЧК НАПИШИ КОГДА ТЧК

ЭНН.

Джек в тот же день ответил телеграммой, в которой сообщил, что развод может затянуться на несколько месяцев и в Лондон ему целесообразно приехать после завершения процесса. Он надеялся, что до конца года удастся утрясти все формальности.

Кимберли пожелала видеть фотографии, сделанные Ребеккой Мерфи. Джек отдал копии ее отцу, который и отнес их в дом на Луисбург-сквер.

Взглянув на фотографии, Кимберли густо покраснела.

Харрисон Уолкотт криво усмехнулся. Кимберли с горечью бросила отцу. «Как ни старайся, джентльмена из паршивого кайка не сделать!»

Харрисон Уолкотт не на шутку рассердился.

– Думай, что говоришь, Кимберли. Если Джек – кайк, то кто, по-твоему, Джон и Джоан?

Кимберли велела адвокатам написать соглашение о разделе имущества. Они убеждали ее, что по суду она может получить гораздо больше, но Кимберли настояла на тех условиях, которые ее отец предварительно оговорил с Джеком.

Кимберли получала две радиостанции – WCHS в Бостоне и WHFD в Хартфорде. Джек мог выкупить ее акции в «Лир нетуок, Инкорпорейтед» за двести тысяч долларов. Ей отходил дом на Луисбург-сквер. Джек обещал платить по пятьсот долларов на каждого ребенка, пока этому ребенку не исполнится двадцать один год. Он также брал на себя расходы на обучение в школе и колледже.

По предложению адвоката Джека Кимберли полетела в Неваду, где подала иск и тут же получила развод. В пятницу, 14 сентября, семейная жизнь Джека и Кимберли завершилась. Соглашение о разделе имущества вошло в решение суда о разводе.

4

Джек навестил Доджа Хэллоуэлла в его кабинете в «Бостон коммон траст».

Додж заметно побледнел, но постарался оказать Джеку сердечный прием, пригласил сесть. Его кабинет уступал кабинету Харрисона Уолкотта размерами, но не уютом. Стены украшали модели китобойных судов. На полке за столом разместилась коллекция безделушек из морских раковин.

– Джек, я… Я не знаю, что и сказать.

– Все нормально. Я переживу.

– Надеюсь, ты не держишь на меня зла.

– Не держу. Не могу только понять вашей глупости. Господи! Даже после того, как Кимберли потребовала, чтобы я уехал из нашего дома и я подчинился, вы продолжали встречаться в этой маленькой квартирке, которую ты снял на другом берегу реки.

– Твой детектив выследила нас и там? – озабоченно спросил Додж.

– Я же не джентльмен, Доджи. Разве Кимберли не говорила тебе?

Лицо Доджа потемнело.

– Кимберли показывала мне фотографии.

– Ты собираешься жениться на ней?

Додж шумно сглотнул слюну.

– Мы говорили об этом.

– Хорошо. В этом случае мое предложение покажется тебе более привлекательным. По условиям соглашения о разделе имущества Кимберли должна получить двести тысяч долларов за ее долю акций в моей радиовещательной компании…

– Мы дадим тебе такую ссуду, – быстро ввернул Додж. – «Бостон коммон траст» выдаст тебе ссуду в двести тысяч долларов под низкий процент. Под очень низкий процент.

Джек улыбнулся:

– У меня другая идея. Поскольку вы собираетесь пожениться, переход денег от тебя к ней не изменит обшей стоимости принадлежащего вам имущества. Ты даешь мне двести тысяч долларов, я передаю их ей, ты на ней женишься, и твои деньги возвращаются на ваш общий счет. Я уверен, что такая сумма у тебя есть, а если нет, ты можешь занять недостающую часть в «Бостон коммон траст» под очень низкий процент.

– Так, знаешь ли, не принято.

– Для тебя в этой истории есть еще один плюс. Репутация честного человека – ценный актив в банковском деле.

Додж Хэллоуэлл поднялся.

– Я бы мог сказать, как это называется. Но я согласен. Чек я выпишу сейчас.

– Спасибо, Додж. – Джек тоже встал. – Ты джентльмен… но и в здравом смысле тебе не откажешь.

5

По субботам во второй половине дня дважды в месяц Джек мог приезжать в дом на Луисбург-сквер и забирать детей.

– Где ваша мать? – спросил он их в одну из суббот.

– Она наверху.

– Чем бы вы хотели заняться?

– Мы хотели бы посмотреть фильм «Поднять якоря!»[56]56
  популярный мюзикл 1945 г . с Фрэнком Синатрой в главной роли.


[Закрыть], – ответил Джон, – но нет времени. Мы не успеем вернуться вовремя.

– Ваша мать не будет возражать, если мы немного задержимся.

Джоан покачала головой:

– Еще как будет.

В другую субботу Джон сказал Джеку, что Кимберли очень сердится.

– Она возмущена тем, что ты катал нас на самолете. Требует, чтобы больше такого не повторялось.

– Но мы отлично провели время. Если мы решим еще раз полетать, вы ей просто ничего не говорите. Идет?

– И еще, папа, – Джоан замялась. – В прошлое воскресенье мама повела нас в конгрегациональную церковь.

– Ничего страшного.

– Но, папа, она нас крестила!

Джек было нахмурился, но тут же заулыбался вновь.

– Не волнуйтесь об этом, детки. Хуже от этого никому не стало.

– Но она причинила тебе боль!

– Возможно. Но вы-то тут ни при чем, решала она. Поэтому не грустите.

Джоан скорчила гримаску.

– Было очень щекотно.

Джеку пришлось терпеть не только злобу Кимберли. Конни, естественно, решила оставить ребенка (рожать она собиралась в ноябре), а в июле, вскоре после возвращения Дэна Хорэна из Англии, позвонила Джеку.

– Дэн решил воспитывать ребенка, как своего собственного.

– Вырази ему мою сердечную признательность, Конни. Он великодушный человек.

– Ребенок не должен знать, что Дэн – не его отец. Это означает, что ты и близко к нему не подойдешь. Никаких подарков, никаких открыток на дни рождения. Ничего. Дэн и я воспитаем ребенка так, как посчитаем нужным. Ты понимаешь, о чем я. Ты не должен вмешиваться.

Джек закрыл глаза, по щекам катились слезы.

– Я понимаю, – ответил он. – Пусть все будет, как вы того желаете.

– И еще, Джек, – добавила Конни перед тем, как положить трубку. – Мы с тобой больше никогда не увидимся. Даже на людях.

В конце ноября Джеку позвонил Харрисон Уолкотт.

– Конни вчера родила девочку. Они назвали ее Кэтлин.

6

Декабрь 1945 года

– Мы должны пожениться в «Уэлдон Эбби», – сказала Энн Джеку. – Артур на этом настаивает. Роуз ни о чем другом и слышать не желает. – Она говорила о десятом графе Уэлдонском, младшем брате своего первого мужа, и его жене Роуз, ставшей графиней Уэлдонской. – Они считают, что нет более достойного места.

– Не будем их разочаровывать, – ответил Джек.

В «Уэлдон Эбби» они прибыли за два дня до торжественной церемонии. Дворец, не из самых больших в Англии, но достаточно внушительный, построили в VII веке на земле, принадлежавшей монастырю, который закрыл Генрих VIII. Четвертый граф Уэлдонский был большим ценителем искусства и покупал картины по всей Европе. Вот и теперь в длинном коридоре, который четвертый граф превратил в галерею, висела картина, правда, небольшая, Рембрандта, портрет неизвестного человека кисти Антониса Ван Дейка, бытовая сцена Вермера, пухленькая обнаженная девушка Буше и портрет жены четвертого графа Уэлдонского, написанный сэром Джошуа Рейнолдсом[57]57
  Рембрандт Харменс ван Рейн (1606 – 1669), Ван Дейк Антонис (1599 – 1641), Вермер Делфтский Ян (1632 – 1675), Буше Франсуа (1703 – 1770), Рейнолдс Джошуа (1723 – 1792) – соответственно знаменитые голландские (фламандские), французский и английский живописцы.


[Закрыть].

Хотя Джек и Энн не хотели пышных торжеств и предложили очень короткий список гостей, граф и графиня придерживались на этот счет иного мнения. Гостей собралось более чем достаточно. Приехал Энтони Иден, Дафф Купер и леди Лиана. Вита Сэквилл-Уэст, дальняя родственница Энн, прибыла с мужем, Гарольдом Николсоном. Приехали Макс Бивербрук и Рэндольф Черчилль, а также Кэй Саммерсби.