Текст книги "Дело о свалке токсичных заклинаний"

– Ну вообще-то нет, – признался я. – А какое это имеет отношение к чумашским Силам?

– Это наиболее точно отражает то, что эти Силы сделали в Иной Реальности, – ответил он. – Как я уже говорил, все выглядит так, будто они проделали дыру, а потом втянули ее за собой, не оставив после себя ничего. – Что-то из сказанного профессором зародило смутное беспокойство у меня в душе, но я не успел определить, что именно, потому что он продолжал: – Проблема, с нашей точки зрения, состоит в том, что эти Силы, если мои расчеты верны, могут дать обратный ход своему исходу и взорваться со страшной жестокостью, когда захотят этого.

– С жестокостью? – недоуменно повторил я. – С какой жестокостью?

– Прогнозы хрустального шара варьируются; ход событий настолько уникален, и к тому же многие из моих данных неточны, – ответил Бланк. – Если же, однако, они высвободят всю магическую энергию, это произведет на окружающую среду воздействие, среднее между взрывом мегасаламандры и землетрясением примерно такой же силы, как то, которое разрушило город Святого Франциска в начале нашего столетия. Эффект окажется, как вы понимаете, несколько другим, потому что воздействие – преимущественно магическое, а не физическое, но масштабы события будут не меньшими.

– Господи Иисусе, – пробормотал я: понятно, до какой степени я был ошеломлен? Я глупо добавил: – Неудивительно, что они не утруждают себя созданием дождика.

– Совсем неудивительно, инспектор, – согласился Бланк. – Ни я, ни моя научная группа не в состоянии определить, где находится место взаимодействия исхода чумашских Сил и Нашего мира. Мы предполагали, что оно в северо-восточной части княжества, потому что именно там прежде проживало племя чумашей, но, как я сказал, определить ничего не сумели. Я надеюсь, что вы, с возможностями вашего агентства, намного превышающими наши, сделаете то, что нам не удалось. Всего хорошего.

И он повесил трубку. Мне захотелось убить его. «Привет. Сейчас будет катастрофа. Мы узнали о ее приближении, но ничего не можем поделать. Это твое дело, Дэйв. Удачи, дружок». Вот что осталось бы, если как следует профильтровать речь профессора.

Вместо того чтобы совершить убийство, я позвонил Тони Судакису. Рот у него набит не был, но что-то общее с профессором Бланком у него наблюдалось: он был страшно напуган.

– Дэйв, это ты? Перкунас и Девять Солнц, как я рад тебя слышать! Знаешь, это Ничто, которое ты заметил у нас в хранилище, – помнишь, в нем происходят какие-то изменения, и они мне совсем не нравятся!

– Изменения? Что за изменения? – спросил я. Только этого-то мне и не хватало вдобавок к сообщению профессора Бланка.

– Ну, во-первых, сейчас этот эффект можно наблюдать не только с безопасной дорожки, но и с любой точки свалки. И я вижу его с крыши моей конторы. И если хочешь знать мое мнение – это ужасно. Но это еще не самое страшное. Я чувствую, что здесь начинает проявляться что-то зловещее, несмотря на все охранные заклинания, словно мир собрался вывернуться наизнанку. Это очень плохо. Не знаю, смогут ли наружные стены выдержать натиск Этого. И если Оно не…

Его голос оборвался. Я нервно сглотнул. Мне совсем не понравилось то, что я услышал, совершенно.

– И что ты предпринял? – спросил я. – Я вызвал Отряд Магов Особого Назначения, но он уже направлен куда-то в другое место, – ответил Тони. И я, кажется, знал, куда именно: они брали штурмом «Шоколадную ласку». – Я позвонил тебе по двум причинам, – продолжал тем временем Тони. – Ты был первым, кто заметил это Ничто, и маг, который был с тобой, похоже, очень крутой. Старик, говорю тебе, мне кажется, что сейчас мне необходима любая помощь.

– Сейчас зайду за Михаэлем. Мы примчимся к тебе со всей возможной для ковра скоростью, – пообещал я. Потом кое-что из сказанного Судакисом вдруг ударило меня. – Наизнанку… – пробормотал я.

– Что такое? – спросил Тони. – Послушай, если ты со своим приятелем Манштейном не поспешишь, то никуда спешить уже не придется, улавливаешь?

– Наизнанку, – повторил я. – Тони, ты говорил, что талисманы, которые хранятся на том участке, поступили с пляжа в Малибу?

– Ну да, – сказал он. – А что?

– Это ведь на северо-западе княжества?

– Ну да, – повторил он. – Ты к чему клонишь-то, Дэйв?

– Немедленно вызывай службу спасения! – крикнул я в ужасе: я понял, почему профессор Бланк со студентами не смог обнаружить место, где совершили переход чумашские Силы, – оно было вовсе не там, где предполагалось.

– Уже пробовал, – возразил Тони. – Они не захотели меня слушать!

– Скажи им, что тот парень, который отправил ОМОН на «Шоколадную ласку», говорит, что это будет в тысячу раз хуже. Скажи им так. Сошлись на меня. Они придут, вот увидишь.

– Ты ведь знаешь, что происходит? – Даже по телефону его голос звучал обвиняюще.

– Боюсь, что да. В любом случае я сейчас приеду. – Я повесил трубку, не дожидаясь ответа, и выбежал в коридор, как одержимый выкрикивая имя Манштейна. Он секунд пятнадцать слушал меня, потом бросился за своим черным кейсом и вылетел на улицу вместе со мной. Мы вскочили на его ковер и рванули в долину Сан-Фердинанда. Зная, что нас ожидало, я пожалел, что мы не летим в противоположную сторону.

Глава 10

Баланс Сил, – произнес я, когда Михаэль вырулил на шоссе святого Иакова, по которому мы второй раз за день летели в долину Сан-Фердинанда.

Он молчал, пока не убедился, что большегрузный ковер, забитый ящиками с помидорами, не столкнется с нами, потом повернулся в мою сторону.

– Прошу прощения? – сказал Михаэль. – Мне незнаком такой термин.

Интересно, не нарушил ли Генри Легион заповеди Центральной Разведки, рассказав мне о балансе Сил? Хотя призрак вроде бы не говорил, что это секретная информация, поэтому я объяснил Михаэлю, что такое этот самый баланс Сил.

Он внимательно слушал. Люди, которые умеют слушать, попадаются так редко, что надо ценить каждый подобный случай. Выслушав все до конца, Михаэль задумался. У некоторых язык обгоняет мысли на тысячи миль. Но Михаэль, как вы догадались, не из таких.

Когда он все обдумал, то изложил свои выводы. Честное слово, он говорил ужасно авторитетно.

– Я считаю, что в сказанном тобой есть большая доля истины. Великая теологическая и экономическая экспансия европейцев в последние пятьсот лет и сопутствующий ей стремительный рост магических знаний (вызвавший, среди прочего, Промышленную Революцию) действительно коренным образом изменили как политику, так и теоэкологию всего остального мира. Меня не слишком удивляет, что древние Силы, раздраженные давлением насильственно навязанных европейцами религиозных систем, пытаются сломить это давление.

– Ты что, на их стороне? – Я так и уставился на него.

– Я этого не говорил, – ответил Михаэль более резко, чем обычно. – Нет ничего странного в том, что Силы – и, предположительно, поклоняющиеся им люди – пытаются вернуть былую славу. Я не говорю, что сочувствую им. В случае их победы мир пострадал бы сильнее, чем от всех величайших катастроф, по крайней мере я в этом убежден.

– Тут я не спорю, – согласился я.

– А я этого и не жду, – ответил он. – У тебя все-таки есть некоторая доля здравого смысла. Мне захотелось похлопать его по плечу.

– Ах, Михаэль, я и не знал, что ты обо мне такого высокого мнения, – сказал я. Ведь он искренне полагал, что говорит мне страшно лестную вещь, и я знал это.

– Шутки в сторону, – проворчал Михаэль. Я ухмыльнулся. Не обратив на это внимания, он продолжал: – Возьмем, к примеру, оба Американских континента. Они служат наиболее ярким примером массированного человеческого и теологического преобразования за последнюю половину тысячелетия.

– Ладно, возьмем Америки, – примирительно сказал я. По правде говоря, препираясь с Михаэлем, я отвлекался от мыслей о Джуди или об Армагеддоне, который вот-вот разразится над свалкой токсичных заклинаний.

Михаэль строго посмотрел на меня:

– Я же сказал, шутки в сторону.

– Прости, – пробормотал я. – Что ты хотел сказать?

– Ничего особо сложного; ничего, что не было бы вполне очевидным для мало-мальски внимательного наблюдателя: мы, иммигранты, за пять столетий добились на этой земле гораздо большего и лучшего, чем ее коренные обитатели за тот же период.

– Ничего особо сложного, вот как? – спросил я, злодейски улыбаясь. – Да куча народу, как иммигрантов, так и коренных жителей – выражаясь твоими же словами, – сказали бы, что ты сейчас богохульствуешь и что мы не устроили ничего хорошего, кроме массового кровопролития и загрязнения на той земле, которая была поистине раем земным.

– Я нахожу единственный довод, подходящий для ответа на такое высказывание: «дерьмо». – Михаэль привел свой «довод» с величайшим удовольствием. – Я не утверждал, что кровопролития не было, я не отрицал наличия загрязнения – как-никак я сам работаю в Агентстве Защиты Окружающей Среды. Но я все же сомневаюсь, что правительство сознательно стремилось разрушить этот рай земной.

– Выражайся поосторожнее, – заявил я. – Ты ведь сам работаешь на правительство, или ты забыл? Михаэль не позволил отвлечь себя.

– Оставим в стороне вопрос о привычках местных жителей, которые обогатили английский язык словом «каннибал». Пятьсот лет назад в Америке существовали две наиболее выдающиеся культуры – ацтеки, тоже каннибалы, которые подпитывались, как в теологическом аспекте, так и в смысле протеинового рациона, человеческими жертвоприношениями, – и инки, чья религиозная система была достаточно милосердной, но которые обладали еще более сильной организацией, чем украинцы перед своим последним кризисом.

– Ты бьешь ниже пояса, рассуждая о народах, которые жили не там, где теперь находится Конфедерация, – возразил я. – А как насчет благородных воинов и охотников с Великих Равнин?

– А что насчет них? – спросил магэксперт. – Культура, перед которой они ныне так преклоняются и которую считают древней, не существовала и не могла существовать до прихода европейцев, потому что их собственные предки полностью истребили лошадей Американского континента – что вряд ли может считаться примером заботы об окружающей среде. А огнестрельное оружие, с помощью которого они отважно защищали свою землю от вторжения белых, было все без исключения куплено или украдено у тех же белых, потому что они не знали, как его сделать самим.

– Ах, вот оно что. – Я поднял руку. – Обвинять народ в том, что у него не было тех или иных навыков, нечестно. К тому же тех белых, которые отняли у коренных жителей их землю, никак нельзя назвать святыми. Завоевание с помощью огненной воды, умышленного распространения оспы и массового изгнания местных Сил – разве тут есть чем гордиться?

– Ты прав, – признал Михаэль. – Но если бы европейцы открыли Америку только в наше время, они обнаружили бы, что она не слишком отличается от той, какой была пять веков назад. Это именно то, о чем я пытаюсь тебе сказать. Благодаря современной магии наша культура поддерживает намного больше людей на высоком уровне благосостояния и дает им больше материальных благ, чем любая другая в мировой истории.

– И это все, по чему ты судишь о культуре? – спросил я. – Мне кажется, что следует больше беспокоиться о душе.

– О, без сомнения. Но заметь, Дэйв, общее правило – не универсальное, согласен, но общее – таково: максимальное презрение к материальным ценностям выказывают именно те счастливчики, у которых этих самых материальных ценностей более чем достаточно. Абиссинский крестьянин, страдающий от голода на растрескавшемся от засухи поле, трудяга кананит, чей урожай сожрала саранча, так как местному заклинателю не удалось справиться с Вельзевулом, девчушка из трущоб округа Сан-Колумб с гнилыми зубами, у родителей которой нет денег на дантеолога… Все они не стали бы пренебрежительно говорить о преимуществах набитого брюха и здорового тела – то есть о всем том, что мы воспринимаем как должное, хотя в истории это явление довольно редкое.

– Погоди-ка, Михаэль. Что-то ты не то говоришь. Ты ведь тут расписывал все блага нашей культуры, а потом вдруг в качестве примера приводишь девчушку из наших родных трущоб. Что-то тут не вяжется.

Аналитик несколько секунд молчал, сворачивая с магистрали, а потом сказал:

– Ничего удивительного. Я никогда не утверждал, что мы достигли совершенства. Совершенство присуще божеству, но никак не человеку. Я только сказал, что в целом мы приносим благо большей части общества, чем кто-либо другой. И это правда, несмотря на наши недостатки.

Я поразмыслил об этом. Действительно, не смею утверждать, что когда-либо был голоден, ну разве что в пост на Иом Кипур, да и то это добровольное воздержание, а потому не считается. Я сплю на собственной кровати в собственном жилище и защищен от болезней и проклятий, которые в стародавние времена выкашивали население целой страны.

– Что ж, в чем-то ты прав, – сказал я.

И все же чумашские Силы и ацтеки хотят вернуть старые времена. Вот только миллионам людей в Энджел-Сити новые времена нравятся больше. Что же будет с ними? Мое поверхностное знакомство с Силами чумашей не вызвало у меня ощущения, что они очень уж злобные, ну а что касается Уицилопочтли…

Я вдруг понял, что чумашские Силы вполне могли заключить сделку с ацтекским богом войны. Я попытался представить тайные переговоры в Иной Реальности. Уицилопочтли повыше рангом, чем Небесный Койот, Ящерица или демоны преисподней, но им могло добавить могущества то, что наше княжество – их исконная территория. Такое сочетание могло оказаться роковым.

Когда я пришел к такому выводу, Михаэль уже пристраивал ковер на посадочную площадку рядом с Девонширской свалкой. К моему облегчению, три или четыре черно-белых уже были здесь; их синхронизированные саламандровые светильники вспыхивали синими и красными огнями.

На обочине, конечно же, собралась толпа зевак. Два констебля натягивали ритуальную желтую ленту, за которую запрещается заходить посторонним.

Мы с Михаэлем поспешно пересекли улицу. Полицейские увидели наши удостоверения АЗОС и опустили ленту, давая нам пройти.

– Вы вызвали команду спасателей? – спросил я одного из них.

– Конечно, – ответил он. Это я уже понял – на стоянке полно черно-белых ковров. Пока его напарник восстанавливал магическое натяжение ленты, констебль добавил: – Мы попытались вызвать команду спасателей АЗОС, но, увы, оказалось, что они уже куда-то срочно вылетели.

Не повезло, что и говорить. Ведь я сам сказал Кавагучи, чтобы он отправил именно наш отряд в «Шоколадную ласку». Да, Бог свидетель, так оно и было. Но Тони Судакису тоже необходима срочная магическая помощь. Еще не написано заклинание, с помощью которого человек мог бы оказаться в двух местах одновременно. Высокоученые чародеи пытаются решить этот вопрос при помощи экто-плазменного клонирования, но на деле раздвоение происходит только в светомагических шоу и в фантастических рассказах. А жаль. Эх, если б мы только умели делать это!

Охранник узнал нас с Михаэлем. Ни о чем не спрашивая, он установил мостик, чтобы мы прошли на территорию свалки. Как только мы оказались по ту сторону красной полосы, охранник проворно вытащил мостик. Теоретически он был совершенно прав – нельзя ослаблять охранный контур. Но я боялся, что на практике этот контур поможет нам не лучше, чем солнцезащитные очки при взрыве мегасаламандры, о которой упоминал профессор Бланк.

Пройдя шага три по защищенной дорожке, ведущей в контору Тони Судакиса, я замер на месте. Тони вовсе не преувеличивал – теперь Ничто было прекрасно видно с любого участка дорожки. И чувствовалось, что, сделав неосторожный шаг, можно провалиться в эту бесконечность. Тони прав: оно действительно расширялось. Ничто уподобилось яйцу, которое содрогается от ударов проклевывающегося чудовищного птенца.

Но не одно это привлекло мое внимание. Констебли из аварийной службы работали не только на охраняемой дорожке. Они зашли на саму свалку, чтобы сразиться с Ничто.

Конечно, они знали, на что идут. Конечно, они были с ног до головы увешаны амулетами, охраняющими от злых духов, и весьма напоминали роскошеством убранства новогодние елки. Конечно, они надели башмаки с подошвами из холодного железа, чтобы оградить себя от мерзости, покрывавшей это место. И все же, как ни крути, они рисковали душами, а не просто подметками. Я не решился бы пойти на такое и за миллион крон.

А ради спасения Джуди? Да, и не медля. Если вы не знаете, для чего стоит жить, зачем тогда жизнь?

Тони Судакис ждал на крыше своей конторы. Увидев нас с Михаэлем, он помахал рукой и исчез. Через минуту он уже бежал по дорожке нам навстречу. Он надел шлем, снял галстук и расстегнул ворот рубашки – Тони снова был работягой, а не чиновником и явно чувствовал себя в такой роли как рыба в воде.

– Здорово, что вы приехали! – воскликнул он. – Дэйв, судя по нашему разговору, мне показалось, что ты знаешь об этом дерьме больше, чем кто другой. Хочешь обсудить это с Иоландой? – Он указал на одного из спасателей.

До этого момента я не замечал, что начальник команды спасателей – женщина: темнокожая, стройная, симпатичная и, наверное, моя ровесница. Если бы не столь суровый вид, она вполне могла бы работать манекенщицей.

Я рассказал ей все, что знал о чумашских Силах, и то, что только что услышал от профессора Бланка. Когда я закончил, Иоланда перекрестилась.

– Что же нам делать? – спросила она. – Все обстоит куда хуже, чем мы думали. Вряд ли мы с этим справимся. Может, это удалось бы военным?

– Сомневаюсь, – вмешался Михаэль. – Наши войска сформированы так, чтобы противостоять определенным видам угрозы – со стороны персов, ацтеков или украинцев. Но чумаши никогда не угрожали Конфедерации. Полковые капелланы и им подобные не смогут нам помочь.

Иоланда нахмурилась. Мне показалось, что она и впрямь была способна очертя голову кинуться навстречу опасности.

– Так что вы посоветуете? – требовательно спросила она.

«Делай все, что сможешь», – хотел было сказать я. Если Силы чумашей высвободятся с таким взрывом магической энергии, о котором предупреждал Бланк, наша песенка спета. Но надо всегда вести игру, рассчитывая только на победу… ну а если сложится иначе – встретить смерть достойно.

– Постарайтесь задержать Ничто, – сказал я. – Дорога каждая секунда отсрочки – надо эвакуировать жителей близлежащих кварталов. Может, это и бесполезно, но кто знает? Тони, у тебя есть план действий на случай аварийной эвакуации?

– Конечно, – ответил он.

– Тогда приводите его в действие. Это приказ АЗОС, если угодно.

– Слушаюсь, босс! – Он сломя голову кинулся к конторе. Если план составлен по-людски, то в нем есть уйма заклинаний, приготовленных на крайний случай, и сейчас Судакис запустит их одно за другим: бум, бум, бум!

И разумеется, через тридцать секунд мы услышали ужасающую какофонию какодемонов, развешанных на ограде. Это почему-то вызвало у меня ассоциацию – довольно уместную, надо сказать, – с сиренами воздушной тревоги, возвещающими начало Третьей Магической войны.

Повизжав некоторое время, какодемоны завопили:

– Срочная эвакуация! Срочная эвакуация! Содержимое хранилища угрожает выплеснуться за его пределы! Срочная эвакуация! – Потом они проревели то же самое по-испански.

Они вопили так громко, что их должны были слышать за несколько миль. Для этого они и предназначены, но из-за их рева разговаривать на самой свалке стало невозможно – разве только вы умеете читать по губам. Я был уверен, что в ушах у меня будет звенеть еще несколько дней – если, конечно, они у меня останутся.

Михаэль наклонился к моему уху и заорал:

– Отсрочка – дело хорошее, но бесполезное. Рано или поздно – скорее рано, чем поздно, – чумашские Силы сумеют вылупиться из скорлупы и ворвутся в Наш мир с тем самым выбросом энергии, который ты описал. Он повернул голову, чтобы я тоже смог прокричать ему в ухо. И я уж постарался:

– Знаю, но мы успеем эвакуировать хоть сколько-то людей, так что, когда появятся Великий Орел, Ящерица и прочая пакость, они не смогут причинить такого урона, как им хочется.

Я повернулся к Михаэлю, и он завопил:

– Возможно, и нет. И все же урон, который они нанесут, будет более чем достаточен для того, кто не… – Наверное, он говорил и дальше, но я уже его не слышал. Я со всех ног помчался в контору Тони Судакиса.

Он как раз выходил, когда я ворвался в дверь. Управляющего постигла судьба Филлис Камински – я едва не сбил его с ног. – Телефон! – крикнул я, задыхаясь. Внутри крепости шум какодемонов был громким, но все же не оглушительным.

– Конечно, давай. – Тони проводил меня в кабинет. Я набрал номер, поговорил минуты полторы и повесил трубку. Тони смотрел на меня, вытаращив глаза.

– Думаешь, поможет? – выдавил он.

– Давай смотреть правде в глаза, – сказал я. – Если не поможет, думаешь, эти шлакоблочные стены нас спасут? – Он покачал головой. – Я тоже так считаю, – продолжил я. – Спасатели постараются сделать все, что в их силах, но надолго ли их хватит? Рано или поздно – скорее рано, чем поздно (тут я понял, что повторяю слова Михаэля), – чумашские Силы выберутся на свободу. И когда это случится…

– Тогда нам каюк. Н-да, – сказал Судакис. – Сколько, по-твоему, им потребуется времени?

– Понятия не имею, – ответил я. – Бербанк вроде недалеко, но я не знаю, сколько времени уйдет на подготовку. Все, что нам остается делать, – это ждать и надеяться.

Мы вместе вышли в невероятный грохот. Я проорал пару слов на ухо Михаэлю, а Тони – Иоланде (конечно, ему досталась более приятная часть дела).

– Не самый лучший выбор, но другого я не вижу, – прокричал в ответ Михаэль и отошел, чтобы рявкнуть то же самое на ухо Тони.

– Жаль, у меня нет таких связей, – закричала Иоланда.

– Лучше бы у меня их тоже не было, – ответил я, – потому что тогда ничего этого бы не случилось.

Она мрачно кивнула. Мы все устремили взор на восток, как волхвы, ожидающие появления счастливой звезды. Только счастья пока что-то не видать.

Я вспомнил о бедном маленьком Хесусе Кордеро. Прежде я думал, что с операцией джинной инженерии по одушевлению можно и подождать – ведь он еще так мал. Казалось, пройдут еще многие годы, прежде чем ему придется по-настоящему задуматься о том, что будет с ним после смерти. Он не попадет ни в рай, ни в ад, ни в чистилище – он просто исчезнет.

Один из спасателей на самой свалке вдруг скрючился, как опаленный пергамент. Не знаю, повлияли ли на него зловредные отходы или он сломался под натиском Ничто. Иоланда спрыгнула с дорожки и втащила парня под эту весьма сомнительную защиту.

Очутившись на дорожке, пострадавший принял позу зародыша и лежал, весь дрожа, – какой-то вид магического шока скорее всего. Он дышал и даже кивнул, когда Иоланда прокричала что-то ему на ухо, – стало быть, состояние не столь критическое. А раз так, то мы снова уставились на восток. Если уцелеем, то сможем помочь магу-спасателю и позже, а нет – так для него все равно ничего нельзя будет сделать.

Мне больше нравился первый вариант, но я не поставил бы на него и кроны.

Вдруг Тони Судакис вытянул руку.

– А это не… – он запнулся, словно боясь спугнуть надежду.

– Вряд ли, – закричал я. Трудно кричать с горечью, но мне, кажется, удалось. – Больше похоже на грузовой ковер, который заходит на посадку в Бербанкском аэропорту.

Мы наблюдали еще пару секунд. Тони покачал головой.

– Ковер, заходящий на Бербанк, должен уменьшаться. А этот увеличивается.

– Так и есть, – сказал Михаэль. Он забыл, что надо кричать, но я прочитал по его губам. Я предпочел считать, что он не прав, просто чтобы не разочаровываться, ведь крушение надежд всегда очень болезненно.

Но еще через несколько секунд сомнений не осталось. Пятнышко увеличивалось со скоростью, невозможной для любого ковра, да и форма у него была другая. Я увидел величественные взмахи огромных крыльев. – Птица Гаруда! – вскричал я всем сердцем своим и всей душою своею, как сказано в Библии.

Птица приближалась невероятно быстро. Два-три взмаха – и она уже зависла над свалкой. Конечно, ей не нужно было работать крыльями, как обычной птице из плоти, – как-никак она воплощение бога Вишну. Как говорил Мэтт Арнольд из «Локи», будь она материальной, она не смогла бы не только летать, но и существовать. Когда Птица нависла над нами, ее крылья закрыли всю территорию свалки, а землю окутал мрак, почти как ночью.

Птица очень походила на изображение в кабинете Арнольда – невероятные крылья, тело с огромной грудью, которое вовсе не показалось мне птичьим. Голова тоже не как у настоящей птицы, кроме разве что изогнутого клюва. Остальное, особенно глаза, казалось почти человеческим, а перья на макушке были не переливающимися, как у павлина, как на теле и крыльях, а черные и тонкие, словно волосы.

Еще один взмах крыльев, прямо у нас над головами. Ветер, поднявшийся от такого взмаха, вполне мог бы снести стены, а нас, как пыль, сдуть в соседнее княжество. Но этого не случилось. Через мгновение я понял, почему: раз Птицу несли магические чары, а не крылья, взмах был лишь символическим движением, а не настоящим. И слава Богу; я как-то не подумал об этом, когда звонил Мэтту Арнольду.

Птица Гаруда повернула свою антропоморфную голову и издала рев, который прозвучал так, словно сумасшедший великан, никогда не бравший уроков музыки, вздумал дунуть в трубу размером с квартал. Для сравнения скажу, что вопли какодемонов сразу показались мне тихими и мелодичными.

Если у этой Птицы что и было орнитоморфным (что за прелесть этот греческий!) – так это когти. Поистине это была самая когтистая птица на свете: ее гигантские сверкающие когти, наверное, могли бы проткнуть самого Змея Мидгарда. Я бы отвалил кучу крон за возможность посмотреть такой поединок – только с безопасного расстояния, скажем, с Луны.

Теперь, когда птица повисла над свалкой, ее левая лапа сомкнулась на Ничто. Маги-спасатели бросились врассыпную. Я затаил дыхание. Я забыл спросить об одном обстоятельстве, когда говорил с Арнольдом: достаточно ли могущественна магия Птицы, чтобы проткнуть скорлупу, которой окружили себя чумашские Силы? Если нет… ну, если и нет, то с Птицей ничуть не хуже, чем без нее.

Когда когти птицы Гаруды вонзились в Ничто, полетели искры, но оболочка не поддавалась. Я молился и изрыгал проклятия – словом, переживал от всей души. Птица опять взревела, на сей раз от ярости. Я пошатнулся, гадая, не слетит ли моя голова и смогу ли я еще когда-нибудь слышать.

Мускулы на лапах чудовищной птицы напряглись. Я видел это совершенно отчетливо, хоть и знал, что зримые усилия Птицы – всего лишь иллюзия, как и хлопающие крылья. Это значило, что Гаруда собирает все свои магические силы.

Ее когти снова вцепились в Ничто. И вновь посыпались искры. Она опять закричала, но опять когти не прорвали оболочку. Я решил, что мы обречены. И тут острые, как иглы, кончики когтей медленно, очень медленно начали погружаться в скорлупу чумашских Сил.

Рот Тони был широко раскрыт. И у нас с Михаэлем, и у Иоланды тоже. Мы кричали, что было мочи, но не слышали ни себя, ни друг друга.

Лапы Птицы исчезли в Ничто. Их уже не было видно. Они просто… пропали. Я перестал кричать. Сердце подступило к самому горлу. Птица Гаруда не принадлежала к тем Силам, которые должны прятаться, чтобы не умереть, ее поддерживала вера миллионов людей. Я знал, что и в самом ужаснейшем кошмаре не увидеть того, что произойдет, если Птица, разрушив оболочку чумашских Сил, не сможет их одолеть.

В следующем крике Птицы послышалась боль. Она снова взмахнула крыльями – на сей раз это был почти настоящий взмах, потому что пыль тучей взметнулась с иссушенной почвы. Сквозь пыль я увидел, что показалась часть гигантской лапы.

– Она выходит! – кашляя, завопил я.

Еще взмах крыльев, новые тучи пыли, и новый взмах. Потом в моей голове раздался хлопок – словно пробка выскочила из бутылки, – и лапы Птицы показались целиком. В их когтях извивалась Ящерица.

Иоланда схватила меня за плечи и поцеловала в щеку. Это было весьма кстати, потому что Тони Судакис в восторге двинул меня по спине, и не держи меня девушка, я слетел бы с защищенной дорожки.

Как ни радовался Михаэль Манштейн, он не вытворял подобных глупостей. Он только прокричал:

– Великолепная мысль, Дэвид! Сходство между ящерицами и змеями достаточно велико, чтобы пробудить инстинктивную ненависть птицы Гаруды!

– Да, – только и сказал я. Мне недосуг было восхищаться столь пышной похвалой. Я был слишком поглощен схваткой, которая разворачивалась над моей головой, чтобы выжать из себя больше одного слова.

Чумашская Ящерица сильно смахивала на аллигатора размером с самую здоровенную анаконду в мире. Если вы живете в Энджел-Сити, вам знакомы ящерицы этого вида – здесь они встречаются чаще всего. Настоящая ящерица может быть более фута длиной, с желтоватым брюхом и грязно-бурой спиной с черными полосками. Для твари такого размера у нее неожиданно крупные и острые зубы. У чумашской Ящерицы пасть была сплошь усажена двухдюймовыми зубами.

У аллигаторов, как известно, короткие лапы, отчего они выглядят еще более змееподобными, чем большинство ящериц (они в родстве со стеклянными змеями, которые вовсе не змеи, а безногие ящерицы). Я догадывался – то есть надеялся, – что от этого сходства птица Гаруда разозлится еще пуще.

Ящерица жутко шипела и кусала Птицу за лапы. Как бы велика и злобна она ни была, у нее было не больше шансов одолеть Птицу, чем у обыкновенной ящерицы – орла, вознамерившегося ею позавтракать.

ХРУМ! С таким звуком, какой мог бы издать чудовищный мясницкий нож, вспарывающий мясо, птица Гаруда оторвала голову Ящерицы вместе с третью ее туловища. Ихор брызнул во все стороны, орошая свалку. К счастью, на нас он не попал – не то никакие спасатели уже не помогли бы.

Тело чумашской Ящерицы задергалось и замолотило хвостом еще яростнее. Даже настоящую ящерицу нелегко убить, а уж ящерицу, которая является Силой… Но как бы она ни извивалась, Гаруда проглотила ее целиком.

Михаэль похлопал меня по плечу.

– Теперь уж ты со всей определенностью можешь сказать, что одна из чумашских Сил вымерла, – прокричал он.

– А знаешь что? – закричал я в ответ. – Мне ее ни чуточки не жаль. Ужасно, когда такое говорит азосовец, правда?

– Сейчас это удивляет меня куда меньше, чем при любых других обстоятельствах, – сказал Михаэль.

С новым душераздирающим воплем птица Гаруда попыталась просунуть свою когтистую лапу в Ничто. И опять ей понадобилось потрудиться. Но теперь ей не пришлось отступать и делать вторую попытку: медленно, но верно когти, пальцы и лапы погрузились в невидимую скорлупу и исчезли.

Птица снова взревела от боли – как в тот раз, когда она схватила Ящерицу, – и захлопала нематериальными крыльями, чтобы выбраться из Ничто. Лапы, пальцы и когти вновь появились на свет, и с очередным хлопком птица Гаруда освободилась.