Текст книги "Гобелены Фьонавара (сборник)"

И, выйдя на середину круга, подчиняясь одному ему слышной мелодии, Ивор дан Банор, вождь третьего племени, будучи, в конце концов, совсем еще не старым человеком, совсем даже не старым, начал танец радости – и радовался он за всех своих детей разом.

Ну что ж, Тэйбор, по крайней мере, «младенцем» не был. Сын Ивора и брат Левона, он отлично знал, где и как залечь на ночь в лесу, и устроил себе отличное логово, из которого в случае необходимости легко было выбраться и незаметно удрать. Торк, во всяком случае, его действия вполне одобрил.

Они с Дэйвом снова дежурили в роще Фалинн. Что удивительно, Дэйв для этого решил даже отложить свое путешествие на юг, и Торк догадался, что Тэйбор произвел на чужеземца достойное впечатление. И это было совсем не удивительно: ему и самому очень нравился этот паренек. Но, что характерно, ему и в голову не приходила возможность того, что Дэйв не спешит покидать их лагерь именно из-за него, Торка.

Впрочем, Торку и без того было над чем подумать. Он не знал даже, радоваться ли ему, что Дэйв сегодня ночью будет дежурить с ним вместе. Вообще-то он рассчитывал провести ночь в полном одиночестве – ему казалось, что он очень давно уже не был один, поскольку празднование, с его точки зрения, слишком уж затянулось. И слишком многое случилось за такой короткий отрезок времени. И слишком многие подходили к нему после танца Лианы, желая его обнять и прижать к груди. А глубокой ночью, уже после того, как погасли огни костров, Керрин дал Рэйгин проскользнула в его жилище, которое он, по настоянию Левона, занял в лагере. Надо сказать, Левон весь вечер таинственно улыбался, стоило им о чем-нибудь заговорить, так что, когда Керрин появилась в дверях, Торк даже не удивился, сразу догадавшись, что к чему. Керрин была очень хорошенькой, и охотники без конца о ней говорили, и вот теперь ее смех и влетевшее за ней следом целое облако дивных ароматов совершенно его смутили: он, выросший изгоем, не имел ко всему этому ни малейшей привычки.

Но получилось все очень даже неплохо, даже более того. Хотя то, что последовало за ее появлением в дверях и продолжалось уже в постели, отнюдь не способствовало ни восстановлению покоя в его душе, ни благодатной лени, которая помогла бы ему неспешно обдумать все случившееся за последние несколько часов.

Нет, ему просто необходимо было побыть одному! Хотя и с Дэйвом побыть ему тоже хотелось. Этот великан, как он сам, отличался приятной неразговорчивостью, к тому же Торк чувствовал, что и Дэйву есть над чем поразмыслить. Впрочем, сюда они, так или иначе, явились, чтобы охранять Тэйбора, и Торку совсем не хотелось повстречаться в одиночку с очередным ургахом. Вождь подарил Дэйвору свой боевой топор – самое подходящее оружие для такого здоровяка, особенно если он не умеет еще как следует управляться с мечом.

Так что на этот раз они оба были хорошо вооружены и удобно устроились под двумя соседними деревьями неподалеку от того места, где залег на ночь Тэйбор. Ночь была теплая, но не жаркая, приятная. Торк, перестав наконец считать себя изгоем, унесся мысленно в далекое прошлое – как бы пропустив множество недавних событий: светлые шелковистые волосы Керрин, Тэйбора, получившего свое имя от самого Кернана, восторги племени по поводу убитого ими ургаха. А теперь ему хотелось в одиночестве и темноте обдумать то самое сокровенное, что оказалось для него важнее всего остального.

Ведь после своего танца Лиана его поцеловала!

Поглаживая пальцами рукоять боевого топора и наслаждаясь ее идеальными пропорциями и тем, как необыкновенно удобно она лежит в руке, Дэйв вдруг понял, что ему нравится то имя, которым они здесь его называют.

Дэйвор. Звучит куда более весомо и торжественно, чем Дэйв. Дэйвор-Топор. Или – Дэйвор, Владеющий Топором. Дэйвор дан Ивор…

И тут он сказал себе: стоп! От этой мысли он прямо-таки физически попятился, слишком уж она обнажала душу.

Рядом тихо сидел Торк; глаз его не было видно; он, казалось, был полностью погружен в собственные мысли. «Ну что ж, – подумал Дэйв, – надеюсь, больше никто его изгоем назвать не посмеет – во всяком случае, после вчерашней-то ночи вряд ли».

Ах, прошлая ночь! Она у Дэйва тоже выдалась весьма утомительной. Три девицы – по крайней мере! – проложили свой путь в дом Ивора, осторожно переступив порог и пробравшись в ту комнату, где спал Дэйв. Или, точнее, не спал. Попросту глаз не сомкнул! Господи, мелькнула у него мысль, можно ведь пари держать: через девять месяцев после такого пира тут целая армия ребятишек народится! А что, разве плохо быть всадником в третьем племени дальри, одним из детей Ивора? Просто отлично, решил он.

И вдруг резко выпрямился и сел. Торк только глянул в его сторону, но ничего не сказал. «У тебя же есть отец! – сурово сказал себе Дэйв. – И мать есть, и брат. Ты студент юридического факультета, ты живешь в Торонто, а еще ты, черт тебя возьми, баскетболист, играешь в университетской команде!»

«И что для него главнее – учеба или баскет?» – вспомнил он слова Ким. Они тогда еще только познакомились. А может, это Кевин Лэйн что-то такое сказал? Не помню, да это и не важно. Вообще все то, что было до Перехода, казалось ему теперь страшно далеким. А вот дальри были вполне реальны. И этот вот топор тоже реален, и этот лес, и Торк… С Торком они, как ни странно, очень схожи. И было в этой жизни еще кое-что, поважнее.

Он снова мысленно вернулся во вчерашний вечер, который теперь казался ему настоящей точкой отсчета в его новой жизни. Вчера случилось то, что значило для него очень много, куда больше, чем должно было бы значить, куда больше, чем он мог себе позволить, – и он отлично понимал это. Но все же ничего не мог с этим поделать! И он снова уселся поудобней, уносясь мыслями в события вчерашнего вечера.

В те мгновения, когда, после своего танца, Лиана его поцеловала.

Они услышали это одновременно: некто со страшным шумом ломился сквозь лес. Торк, дитя леса и ночи, сразу понял: только тот, кто хотел бы, чтобы его услышали, станет так шуметь. И даже не пошевелился.

Дэйв, однако, чувствуя, как тревожно забилось сердце, спросил шепотом:

– Что за чертовщина? Кто бы это мог быть, а? – И схватился за топор.

– Я думаю, это ее брат, – неблагоразумно ляпнул Торк и тут же почувствовал, как краснеет. Хорошо еще, что было темно.

Даже Дэйв, человек далеко не проницательный, не мог не заметить подобной оплошности. И когда Левон наконец вынырнул из чащи, оба приятеля хранили неловкое молчание.

– Я просто не мог уснуть, – извиняющимся тоном сообщил им Левон. – И решил покараулить с вами вместе. Не то чтобы я был вам тут очень нужен, но все-таки…

Нет, в Левоне действительно не было ни капли заносчивости или высокомерия. Человек, только что совершивший подвиг, человек, который в один прекрасный день станет вождем племени и, безусловно, этого достоин, униженно просил у них о снисхождении!

– Ну естественно! – сказал Дэйв. – Он же все-таки твой брат. Иди сюда, садись.

Торк лишь коротко кивнул в знак согласия. Однако сердце у него в груди перестало так бешено биться, а через некоторое время ему уже казалось, что, в общем, даже неплохо, что он так выдал себя: пусть Дэйв знает! «У меня никогда не было друга, – подумал он вдруг. – А сейчас со мной как раз и случилось то самое, что, как мне кажется, и обсуждают с друзьями».

И хорошо, что пришел Левон. Левон не похож ни на кого другого. И на охоте он совершил такое, на что сам он, Торк, вряд ли решился бы. Для него, человека очень гордого, признать первенство Левона было нелегко. Возможно, кто-то иной на его месте и вовсе возненавидел бы старшего сына Ивора и за этот подвиг, и за эту скромность. Но Торк как раз и измерял свое уважение к людям подобными категориями. «Два друга, – думал он. – У меня теперь есть целых два друга!»

Хотя говорить о Лиане он смог бы лишь с одним из них.

Но у этого одного, похоже, хватало своих проблем. Когда Торк нечаянно проговорился, Дэйв сразу решил: «Пройдусь немного, постараюсь взять себя в руки». Он поднялся с земли и сказал:

– Посмотрю, пожалуй, как он там. И сразу вернусь.

Впрочем, особых усилий ему, чтобы взять себя в руки, не потребовалось. Так или иначе, в сложившейся ситуации он, Дэйв Мартынюк, ничего поделать не мог и решил просто самоустраниться. Уйти с дороги, так сказать. Сжимая в руках топор и стараясь двигаться так же бесшумно, как Торк, он пробирался по лесу к тому месту, где спал Тэйбор. «Тут даже и думать нечего, – сказал он себе. – Я же все равно завтра уезжаю».

Оказалось, он произнес это вслух. Испуганная ночная птица с шумом вспорхнула с ветки у него над головой, изрядно его самого при этом напугав.

Тэйбор, надо сказать, здорово спрятался. Торку, например, понадобился почти час, чтобы найти его. Даже глядя прямо на это место, Дэйв лишь с огромным трудом способен был различить очертания человеческого тела в той низинке, где устроился на ночь Тэйбор. Торк объяснил Дэйву, что мальчик сейчас должен крепко спать – шаман дал ему особое питье, которое помогает открыть во сне душу и увидеть того, кто станет твоим тотемом.

Хороший мальчишка, думал Дэйв. У него никогда не было младшего брата. Интересно, как бы он повел себя, появись у него такой брат? Да уж, наверное, получше, чем Винс ведет себя с ним, Дэйвом. Нет, безусловно, лучше!

Он еще немного постоял там, убедился, что поблизости никакой опасности вроде бы нет, и повернул обратно. Но, не чувствуя себя готовым возобновить разговор с друзьями, решил еще прогуляться по роще.

Странно, но этой поляны он прежде не замечал и чуть не вышел прямо на нее, едва успев вовремя остановиться в спасительной тени под деревьями. И сразу же настороженно присел, стараясь пригнуться как можно ниже и вести себя как можно тише.

Посреди поляны было небольшое озерцо, отливавшее в лунном свете серебром. И трава, сбрызнутая росой, тоже казалась посеребренной и вся сверкала. И, окруженный этим сверкающим великолепием, на берегу озерца стоял, время от времени наклоняясь к воде, великолепный взрослый олень.

Дэйв невольно затаил дыхание и старался не шелохнуться. Все это было так прекрасно и так естественно, что казалось ему незаслуженным даром или неким вознаграждением – неведомо за что. Завтра он уедет, завтра они уже будут мчаться верхом на юг, в Парас Дервал, и это станет первым этапом его обратного пути – домой. И он никогда, наверное, больше не попадет сюда и ничего подобного не увидит…

«Как не плакать мне при расставании с этим миром?» – подумал он, сознавая, что уже и сам этот вопрос никак не соотносится с привычным ему мышлением. Но ведь сейчас он был так далеко от дома, в совсем иной стране…

И вдруг Дэйв почувствовал, что волосы у него на голове от ужаса встают дыбом: рядом с ним явно кто-то был.

Собственно, для того, чтобы в этом убедиться, ему не нужно было даже оглядываться: и без того его душу охватил священный трепет. ЕЕ присутствие обозначено было такими вещами, которые не в силах постичь ни разум, ни чувства; оно ощущалось в самом воздухе, в самом лунном свете.

Дэйв молча обернулся и увидел прекрасную женщину с луком в руках. Она стояла чуть поодаль от него, на краю поляны, одетая во что-то зеленое. Волосы у нее были цвета лунных лучей, и была она так стройна и высока, так царственно величава, что вряд ли можно было сказать определенно, стара она или молода. Дэйв никак не мог разглядеть, какого цвета у нее глаза – от лица ее исходило такое сияние, что он, ошеломленный и испуганный, вынужден был отвернуться.

Все произошло очень быстро. С ветки, шумно хлопая крыльями, сорвалась еще одна птица, и олень тут же встревоженно поднял голову – потрясающее животное, настоящий царь леса, – и краешком глаза, не осмеливаясь посмотреть прямо на охотницу, Дэйв заметил, что она вложила в лук стрелу. И это мгновение навсегда запечатлелось в его памяти, точно высвеченное некой волшебной вспышкой: красавец-олень с высоко поднятой головой, готовый вот-вот сорваться с места, залитая лунным светом поляна, серебряное озеро и высокая женщина с поднятым луком в руках.

А потом пропела в воздухе стрела и вонзилась прямо в гордо поднятую, но совершенно беззащитную шею оленя.

И сердце у Дэйва болезненно сжалось при виде крови, оросившей серебристую траву, когда это благородное животное неловко и тяжело рухнуло на землю.

Но то, что случилось потом, заставило его тихонько охнуть от изумления. В воздухе над мертвым оленем что-то затрепетало, точно сгусток ожившего лунного света; затем это облачко потемнело, стало более плотным, постепенно обрело конкретную форму, и Дэйв увидел второго оленя, точно такого же, как первый. Олень некоторое время постоял без опаски, совершенно невредимый и потрясающе прекрасный, рядом со своим предшественником, только что убитым стрелой охотницы, а затем склонил перед Богиней ветвистые рога в знак глубочайшего почтения и исчез с поляны.

Это было так прекрасно и загадочно, и вся сцена была настолько пронизана неведомой ему волшебной силой и лунным сиянием, что у Дэйва заныло в груди и он отчетливо осознал собственную принадлежность к жалким смертным существам.

– Стой и не двигайся! Иначе умрешь на месте!

Дэйв Мартынюк покорно стоял на ватных дрожащих ногах перед Богиней-лучницей и видел, не испытывая при этом ни малейшего удивления, что очередная ее стрела нацелена прямо ему в сердце. И совершенно точно знал, что даже если захочет склониться перед ней в поклоне, то все равно сделать этого не успеет, ибо стрела тут же вонзится ему в грудь.

– Подойди ближе.

Странное, какое-то неземное спокойствие овладело Дэйвом, и он сделал несколько шагов по залитой лунным светом траве. Затем остановился, уронив на землю топор; лезвие поблескивало у самых его ног.

– Посмотри на меня.

Глубоко вздохнув, Дэйв поднял глаза и посмотрел, упиваясь этим зрелищем, в ее сияющее лицо. О, как она была прекрасна! Он и не думал, что когда-либо в жизни увидит такую красоту.

– Ни один смертный, ни один житель Фьонавара, – молвила Богиня, – не смеет видеть, как охотится Кинуин.

Она оставила ему лазейку, но спасаться таким образом было бы недостойно, и Дэйв от этой возможности отказался.

– Богиня, – услышал он свой собственный голос и удивился тому, как спокойно этот голос звучит, – я увидел тебя нечаянно, без всякого умысла, но если мне за это придется расплатиться, я готов.

Налетел ветерок, зашелестела трава.

– А ведь ты мог бы ответить иначе, Дэйв Мартынюк, – сказала Кинуин.

Дэйв промолчал.

Вдруг с дерева у него за спиной сорвалась темной тенью сова, промелькнула на фоне луны и умчалась прочь. Это уже третья птица, отметил он почему-то краешком сознания.

И услышал, как пропела стрела. «Я умер», – как ни странно, успел он подумать. А потом увидел, что стрела вонзилась в дерево на пол-ладони выше его головы.

Но сердце ныло, словно сплошная рана. Господи, сколько же на него свалилось! Он все еще чувствовал, как дрожит у него над головой длинная стрела Богини: оперение касалось его волос.

– Не всем обязательно умирать, – молвила Зеленая Кинуин. – Мужественные люди еще ох как понадобятся здесь. Ты поклялся, впрочем, расплатиться за нанесенное мне оскорбление. Что ж, помни: когда-нибудь я этого потребую.

Дэйв упал на колени; ноги больше не держали его, да и не было у него более сил стоять и смотреть на нее – так величественно и прекрасно было ее лицо, так дивно светились ее волосы…

– И еще одно запомни, – услышал он голос Кинуин. Но поднять глаза не осмелился. – ОНА НЕ ДЛЯ ТЕБЯ!

Он не удивился. Богиня смогла проникнуть даже в самые сокровенные тайники его души. А как же иначе! Но ведь он и сам уже все про себя решил, давно уже решил, и ему захотелось, чтобы Кинуин это знала. Собрав последние силы, он сказал:

– Я знаю. Она предназначена Торку.

И Богиня вдруг рассмеялась.

– А что, у нее другого выбора разве нет? – В голосе ее звучало легкое ехидство. А потом она исчезла.

И Дэйв, не вставая с колен, закрыл руками лицо. Его била чудовищная, непреодолимая дрожь. Таким, скорчившимся и потрясенным, его и нашли на краю поляны Левон и Торк.

Когда Тэйбор проснулся, он был совершенно готов. Он сразу узнал рощу Фалинн, куда пришел поститься, и понимал, что проснулся среди ночи потому, что было пора. Он огляделся, всем сердцем готовый воспринять то, что вот-вот явится ему, – свое тайное имя, сокровенную суть своей души.

Некоторое смущение он, впрочем, все же испытывал. Он по-прежнему находился в роще Фалинн, и ложбинку эту для логова выбирал он сам, и все-таки что-то вокруг явно было не так, как прежде. Да, конечно, этой просторной поляны перед ним прежде совершенно точно не было – он бы никогда не выбрал для подобной цели столь открытое место. Тэйбор был совершенно уверен: когда он ложился спать, никакой поляны здесь НЕ БЫЛО!

Потом он обратил внимание на то, что ночное небо имеет какой-то странный оттенок, и в ужасе догадался наконец, что все еще спит и его тотем, видимо, явится ему именно здесь, в этой стране сновидений. Он понимал, как это необычно. Он хорошо знал: всегда все просыпались в роще и видели перед собой свой тотем. И он ждал, изо всех сил стараясь подавить страх.

И дождался: она явилась к нему с небес.

Но то была не птица. Не ястреб, не орел – как он надеялся, как надеялись все его близкие! – и даже не сова. Слушая свое странно бьющееся сердце, Тэйбор догадался, что эта появившаяся ниоткуда поляна была нужна только для того, чтобы могла приземлиться она.

И она приземлилась – да, это была ОНА! – и она сделала это удивительно легко, даже не примяв траву. Лежа совершенно неподвижно, Тэйбор не отрываясь смотрел прямо на нее. Потом заставил себя осторожно расправить не только совершенно затекшие руки и ноги, но и оцепеневший разум и уже с помощью разума постарался воспринять то невероятное, что с ним происходило. То волшебное изысканное существо, что спокойно стояло сейчас перед ним и смотрело прямо ему в глаза, было, конечно же, не из реальной жизни. Как и эти немыслимого оттенка ночные небеса. Да и вообще такого существа еще не было на свете, хотя оно непременно должно было вскоре появиться, это Тэйбор знал твердо и чувствовал, что уже сливается с этим неведомым существом, становится его частью и уже знает его имя, как знает и то, что Кернан, призвав его в рощу Фалинн, велел ему найти именно это существо, как и этому существу было велено отыскать именно его, Тэйбора.

И в последний раз он, самый младший из детей Ивора, успел еще подумать – словно даже и не он сам, а кто-то другой, какая-то иная часть его души подсказала ему: «Вполне было бы достаточно и орла!»

И это была правда. Увидеть орла было бы более чем достаточно, однако этого не произошло. И она, стоя перед ним неподвижно, как оказалось, читает его мысли! И он услышал ее голос – он звучал прямо у него в голове: «Не отвергай меня! – И огромные, удивительные, поразительные глаза заглянули прямо ему в душу. – Ведь в конце концов мы останемся с тобой только вдвоем».

И он понял. Ее голос проник не только в его мысли, но и в сердце. Тэйбор и не подозревал, что зашел по ЭТОМУ пути так далеко. И в ответ на ее мольбу он протянул к ней руку. И она склонила перед ним голову, и он коснулся ее единственного рога.

– О, нимфа Имрат! – только и сумел вымолвить он, и это было последнее, что он помнил, а потом все вокруг окутал непроницаемый мрак.

– Эй! – радостно крикнул Ивор. – Вы только посмотрите, кто к нам пришел! Пусть все радуются, ибо Великий Ткач прислал нам нового всадника!

Но когда Тэйбор подошел ближе, он сразу понял, как трудно пришлось его сыну этой ночью. Свой тотем Тэйбор нашел – это чувствовалось в каждом его движении, в каждом взгляде, – но путь к нему оказался, видимо, чересчур долгим и трудным. Ничего необычного, впрочем, в этом не было; это было, пожалуй, даже хорошо, ибо служило признаком более глубокой связи всадника со своим тотемом.

И лишь через некоторое время Ивор начал догадываться о том, насколько необычным было испытание Тэйбора.

Конечно, все неофиты являлись из леса совершенно переменившимися, даже глаза их смотрели иначе – еще бы, ведь за одну-две ночи они переставали быть детьми, переходя в разряд взрослых. Естественно, это отражалось прежде всего на их лицах. Но, заглянув в глаза сына, Ивор весь похолодел, хотя в небесах по-прежнему сияло жаркое утреннее солнце.

Похоже, правда, никто больше ничего особенного во взгляде Тэйбора не заметил. Вокруг раздавались обычные приветствия, хотя, может быть, на этот раз они звучали чуть громче обычного – ведь младший сын вождя был призван в рощу самим Богом Кернаном.

Но ДЛЯ ЧЕГО он был призван? Эта мысль не давала Ивору покоя, когда он направлялся вместе с Тэйбором к дому Герейнта. Какую цель преследовал великий бог?

И все же он улыбался, желая скрыть снедавшую его тревогу, и видел, что Тэйбор тоже улыбается – правда, одними губами, глаза же его остаются серьезными и печальными. И Ивор заметил, как напряжен каждый его мускул, когда обнял сына за плечи.

Постучавшись, они вошли в дом. Как всегда, в хижине Герейнта было темно, и шум, доносившийся с улицы, тоже как-то сразу ослабел и почти перестал быть слышен.

Ровным шагом, хотя и не без опаски, Тэйбор подошел к шаману и опустился перед ним на колени. Герейнт ласково коснулся его плеча. И только тогда Тэйбор поднял голову и посмотрел шаману в незрячие глаза.

Даже в темноте Ивору было видно, как вздрогнул Герейнт, тщетно пытаясь скрыть охвативший его ужас, и чуть было не отпрянул от Тэйбора. Потом они надолго застыли лицом к лицу. Ивору показалось, что прошла целая вечность, прежде чем шаман наконец заговорил.

Но то были отнюдь не те слова, которые полагалось произносить согласно традиции.

– Но этого нет на свете! – воскликнул Герейнт.

Ивор сжал кулаки.

– Пока еще нет, – возразил Тэйбор.

– Да, ты прав… И ты действительно нашел свой тотем. Но все же на свете такого животного нет! Ты достаточно хорошо его почувствовал?

– По-моему, да, – сказал Тэйбор; в голосе его теперь явственно слышалась усталость. – Я очень старался. И, по-моему, мне удалось понять ее и почувствовать.

– Мне тоже так кажется, – сказал Герейнт. Чувствовалось, что он потрясен до глубины души. – Тебе дано было увидеть нечто великое, Тэйбор дан Ивор!

Тэйбор лишь протестующе махнул рукой; казалось, этот разговор истощил его до предела.

– Она же просто пришла ко мне, – пожав плечами, возразил он, покачнулся и рухнул к ногам отца.

Опустившись на колени и прижимая к груди потерявшего сознание сына, Ивор слышал, как шаман произносит обычным своим голосом знакомые слова обряда:

– Его час пробил, я знаю его имя! – А потом Герейнт совсем другим тоном прибавил: – И да хранят его наши могущественные Боги!

– От чего? – вырвалось у Ивора, хотя он прекрасно понимал, что не должен задавать подобных вопросов.

Герейнт как-то странно покачнулся и повернулся к нему лицом.

– Я бы непременно сказал это тебе, старый дружище, если б мог. Но признаюсь: я этого и сам не знаю! Он ушел так далеко, что даже небеса над ним стали иными.

Ивор с трудом проглотил стоявший в горле комок.

– А хорошо ли это? – осторожно спросил он шамана, которому полагалось знать подобные вещи. – Хорошо ли это, Герейнт?

Старик долго, слишком долго молчал, а потом повторил:

– Ему дано было увидеть нечто великое! – Но не этих слов ждал от него Ивор. И он посмотрел на Тэйбора, такого худенького и легкого, почти невесомого, и еще крепче сжал его в своих объятиях. Загорелая гладкая кожа, прямой нос, высокий чистый лоб, густые каштановые волосы, еще недостаточно длинные, чтобы их можно было стянуть на затылке… Почему-то у Тэйбора волосы всегда были удивительно непослушными, думал Ивор.

– Ах, сынок, – прошептал он, принимаясь баюкать Тэйбора, как делал это когда-то – совсем не так уж и давно.