Электронная библиотека » Гай Кей » » онлайн чтение - страница 25


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 19:43


Автор книги: Гай Кей


Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Глава 14

Иногда, когда события устремляются к предполагаемому разрешению, тех, кто оказался в их водовороте, охватывает ощущение ускорения, стремительности, срочной необходимости.

Однако часто оно возникает только тогда, когда оглядываешься назад и видишь, как много нитей и жизней одновременно сходятся вместе или, наоборот, расходятся. Мужчины и женщины удивляются, как это они не заметили тогда ничего такого, и у них остается впечатление, что случай, случайность или чудесное вмешательство высших сил (во благо или во зло) лежали в центре тех событий.

Именно внушающая смирение и страх природа этой истины может привести нас к нашим богам, когда темп и напряжение спадают. Но необходимо также помнить, что саги и пасторали кем-то придуманы, что кто-то сочинил их элементы, отобрал и уравновесил их и принес вложенное в них искусство и склонности в качестве жертвы. Легенду о налете Вольгана с горсткой людей на тайное Святилище Неспящих в Фериересе совсем по-разному будут излагать священник, уцелевший после этого набега и описавший события печального года, и скальд эрлингов, прославляющий триумф. Участники истории обычно не думают о себе в таких терминах, хотя некоторые, возможно, и помнят о славе и о тех, кто придет потом.

В основном мы заняты своей жизнью.

Возвращаясь с побережья ясным летним днем по главной дороге вдоль реки Торн, под пение птиц, мимо готовых к уборке полей на востоке и леса, на время отступившего вдаль, отрезанного долиной, Сейнион Льюэртский видел, как отряд англсинов старается выработать общее мнение, и понимал их затруднение.

Победа была великолепной, запоминающейся, полной. Значительные силы эрлингов разгромлены, изгнаны с крупными потерями со стороны разбойников и почти без потерь со стороны англсинов. Фактически никто не погиб после первых убитых той ночью, что заставила короля выступить в поход.

Это было время славы. В Эсферт на ярмарку съехались купцы из-за границы; история о том, как Элдред ночью, при свете факелов, двинулся в поход, достигнет Фериереса и Батиары еще до того, как осень поменяет цвет листьев. Ее узнают даже в Аль-Рассане, когда одетые в шелк торговцы лошадьми вернутся домой.

Значит, торжество, которого хватит на всех. Но породившая его смерть имела большое значение. Конечно все смерти имели значение, сказал себе Сейнион, но бессмысленно лицемерить и отрицать, что жизнь некоторых людей более важна для народа, чем жизнь остальных, а Бургред Денфертский был одним из трех великих людей этой страны.

И именно это гасило радость их возвращения домой. Еще был принц, который отправился в лес духов. Безумие этого поступка, смерть в его центре. И поэтому те воины, которые хотели сохранить приподнятое настроение, держались подальше от короля Элдреда и от маски, в которую превратилось его лицо в это утро.

И опять Сейниону показалось, как и у моря в сумерках, что они ждут его вмешательства. В каком-то смысле это смешно. Он здесь всего лишь гость, и сингаэли далеко не союзники англсинов. В другом смысле, принц Ательберт находится в лесу из-за того, что туда отправился Алун аб Оуин, и Сейнион это знает, как и король.

Можно сказать, что именно один из сингаэлей, их верховный священнослужитель, обязан сейчас дать им утешение и надежду. Сейнион не знал, возможно ли это. Он очень устал. Не привык так долго ехать верхом, и по утрам его тело не чувствовало легкости после отдыха, как бывало прежде. Он пал духом и боялся, его воображение рисовало ладьи с драконами на носу, которые, возможно, в это самое время разрезают воды моря по пути на запад. Над головой голубело небо. Он молился ночью, чтобы разразился шторм.

Эти его тайные горести не имели значения, или им нельзя придавать значения, если помнить об обязанностях, связанных с его положением. Сейнион дернул коня за повод и галопом догнал Элдреда. Король бросил на него взгляд, только и всего. Сейнион вздохнул.

– Знаешь, – холодно произнес он, – если бы я был священником королевской церкви, я бы сейчас назначил тебе покаяние.

– И за что же? – столь же холодно спросил Элдред. Сейнион внутренне вздрогнул, услышав его тон, но заставил себя продолжать:

– За мысли, которые написаны на твоем лице.

– А! Теперь уже и мысли стали поводом для выговора?

– Так было всегда. Определенные мысли.

– Как это понятно. И какие из моих невысказанных мыслей являются прегрешением, священник?

Снова он не назвал его по имени. Сейнион взглянул на короля, стараясь, чтобы тот этого не заметил. Он спрашивал себя, не начинается ли у Элдреда приступ лихорадки. Это могло объяснить…

– Я в полном порядке, – без обиняков сказал король. – Ответь на мой вопрос, пожалуйста.

Сейнион ответил как можно короче.

– Ересь, отход от святого учения. – Он понизил голос. – Ты достаточно умен, чтобы понимать, о чем я говорю. Я рад, что твое здоровье в порядке, мой господин.

– Если хочешь, можешь считать, что я вовсе не умен, что ты едешь рядом с глупцом, лишенным рассудка. Объясни. – Лицо короля покраснело. Лихорадка или гнев? Говорят, он не признается, когда начинается приступ, до сих пор, после двадцати пяти лет. Отказ смириться. Это навело Сейниона на мысль.

– Позволь мне задать вопрос. Ты действительно считаешь, что два принца королевской крови и эрлинг, который плавал вместе с Сигуром Вольгансоном, не способны справиться с волками и змеями в лесу?

Он увидел то, что хотел. Глаза его собеседника блеснули, он быстро понял, куда клонит Сейнион.

– Мне кажется, – ответил король Элдред, – что они сумеют защитить себя от них.

– Но ты решил утром, еще до того, как мы выступили, что твой сын погиб. Ты… признал его смерть. Ты мне об этом сказал на берегу вчера ночью, мой господин.

На этот раз ответа не последовало. Кони скакали легким галопом, не слишком торопясь. На солнце было тепло, погода стояла мягкая, по небу рассыпались пушистые облака. Все неправильно до ужаса. Сейниону нужны черные бури, вой ветра, бушующее море.

Элдред сказал:

– Ты порицаешь меня за то, что я верю рассказам об этом лесе. Скажи мне, Сейнион, ты приехал сюда через лес? Или ты и твои спутники обогнули его?

– А зачем, – с притворным удивлением в голосе спросил священник, – мне рисковать заблудиться в лесу, когда в нашем распоряжении имелась прибрежная дорога из Кадира?

– Вот как! Хорошо. И ты всегда ездил сюда из Кадира? Именно с того берега все сингаэли отправлялись на восток? Скажи мне, верховный священнослужитель, кто совершил путешествие через этот лес на памяти людей или хотя бы в твоих летописях и песнях? И не говорят ли песни сингаэлей нечто прямо противоположное?

Сейнион почувствовал, что образование, настроение и необходимость позволят ему справиться с этим. Он твердо произнес:

– Моя задача и твоя, мой господин, увести наш народ – народ обеих стран, где мы живем с благословения Джада, – прочь от этих языческих страхов. Если ты считаешь, что твоему сыну и его спутникам по силам справиться с дикими животными и не заблудиться, ты не должен терять надежды, что они выйдут из леса на западе. И весьма вероятно, что они спасут при этом много жизней.

Пенье птиц, топот конских копыт, голоса людей, смех, хотя и не рядом с ними. Элдред повернул голову и смотрел прямо на него, его глаза ярко блестели и были ясными, в них не было лихорадки, только понимание. Через мгновение он сказал:

– Сейнион, дорогой друг, простишь ты меня или нет, как захочешь или как ты должен, но я видел призраков почти двадцать пять лет назад, в ту ночь, когда мы проиграли битву у Камберна, а потом в Беортферте, в ту зиму. Огни на болотах в сумерках и ночью, они двигались, обретали форму. Не болотные огни и не лихорадка, не сон, хотя лихорадка началась в ночь сражения. Верховный священнослужитель, Сейнион, выслушай меня. Я знаю, что в этом лесу есть силы, которые враждебны нам и которые человеку покорить не дано.

Так мало времени понадобилось, чтобы это сказать и выслушать. Но сколько времени длится удар меча? Полет стрелы? Сколько времени проходит между последним вздохом человека, которого ты любишь, когда он умирает, и тем вздохом, который он так и не сделал?

Сердце Сейниона сильно билось. Легкая дорога после окончания всех боев, беседа в летний день. Все равно он чувствовал себя так, словно подвергся нападению, осаде. Все-таки он не в состоянии с этим справиться.

В подобных разговорах принимают участие твои собственные воспоминания и призраки, как бы ты ни старался не допустить этого, а быть просто священником, бесстрастным голосом для проповеди учения бога, которому служишь.

Сейнион знал, что ему следует на это сказать, что он должен ответить. Он пробормотал:

– Мой господин, ты сам только что ответил: это было в ту ночь, когда ты потерял королевство, после битвы твои отец и брат погибли… в самую скверную ночь в твоей жизни. Стоит ли удивляться, что…

– Сейнион, окажи мне любезность и поверь, что я об этом думал. Они существовали для меня и раньше, намного раньше. С детства, как я понял за эти годы. Я отрицал их, избегал, не принимал… до ночи у Камберна. И потом на болотах.

Чего он ожидал? Что его слова прольют ослепительный свет на растерянную душу? Он знал, каким был этот человек. Он попытался действовать иначе, потому что это был его долг:

– Неужели ты… не понимаешь, насколько самонадеянно доверять нашему смертному зрению больше, чем догматам веры?

– Понимаю. Но не могу отрицать то, о чем действительно знаю. Назови это проступком и грехом, если хочешь. А ты смог бы отрицать?

Этого вопроса он не хотел слышать. Стрела в полете.

– Да, – наконец ответил он, – это нелегко.

Элдред посмотрел на него. Открыл рот.

– Никаких вопросов, умоляю тебя, – попросил Сейнион. Прошло столько лет, а эта открытая рана все еще причиняла боль.

Король долгое мгновение смотрел на него, затем отвел глаза и промолчал. Они некоторое время ехали среди благодати теплого, душистого позднего лета. Сейнион напряженно, изо всех сил думал; тщательное обдумывание было его старым спасительным средством.

– Эта лихорадка, – сказал он. – Мой господин, разве ты не понимаешь, что она…

– Что мои видения – порождения лихорадки? Нет. Это не так.

Два очень умных человека, давно живущих на свете и хитрых. Сейнион несколько мгновений думал об этом, потом осознал еще кое-что. И крепко сжал поводья.

– Ты думаешь, что эта лихорадка… что она послана тебе как… – Он подыскивал слова. Ему было трудно по многим причинам.

– Как наказание. Да, я так думаю, – ровным голосом произнес король англсинов.

– За твою… ересь? За эту веру?

– За эту веру. За отход от учения Джада, во имя которого я живу и правлю. Не думай, будто то, что я тебе говорю, дается мне легко.

Он так и не думал.

– Кто об этом знает?

– Осберт. Знал Бургред. И королева.

– И они верили? В то, что ты видел?

– Двое друзей верили.

– Они… тоже видели нечто подобное?

– Нет. – Он ответил быстро. – Они не видели.

– Но они были вместе с тобой.

Элдред снова взглянул на него.

– Ты знаешь, о чем говорят древние сказки. И ваши, и наши. Что человек, который приходит в священные места полумира, может увидеть там призраков, и если выживет, после тоже способен их видеть до конца жизни. Но в них также сказано, что некоторые рождаются с этим даром. И я пришел к убеждению, что со мной было именно так. Ни с Бургредом, ни с Осбертом, хотя они стояли рядом со мной на болоте и скакали со мной от Камберна в ту ночь.

Священные места полумира. Самая отъявленная ересь. Холм неподалеку от Бринфелла, другое лето, давным-давно. Женщина с рыжевато-золотистыми волосами умирала у моря. Он оставил ее с сестрой, взял коня, ускакал, охваченный горячкой, безумием несказанного горя. Никаких воспоминаний об этой поездке. Приехал в Бринфелл в сумерки два дня спустя, миновал его и вошел в небольшую рощу…

Сейнион заставил себя – как всегда – выбросить из головы это воспоминание, навеянное луной. Туда нельзя смотреть. Ты доверяешь словам Джада, веришь в них, а не в собственное хрупкое притворство, будто понимаешь истину вещей.

– А королева? – спросил он, откашливаясь. – Что говорит королева?

Он все понял по колебанию Элдреда, по задержке с ответом. Долгие годы он слушал, как мужчины и женщины рассказывают ему то, что у них на сердце, словами, паузами, тем, что они недоговаривают.

Едущий рядом с ним человек мрачно пробормотал:

– Она считает, что я потеряю душу, когда умру, из-за этого.

Теперь ясно, подумал Сейнион. Ясно до боли.

– И поэтому она собирается в Ретерли?

Элдред посмотрел на него. Кивнул головой.

Чтобы молиться днем и ночью за меня, пока один из нас не умрет. Она считает это своим главным долгом в любви и в вере.

Внезапный взрыв смеха справа от них, чуть позади. Воины возвращались домой с триумфом, зная, что их ждут песни и пиршества.

– Возможно, она права, конечно, – сказал король уже легкомысленным тоном, словно они обсуждали урожай ячменя или качество вина за столом. – Тебе следует меня осуждать, Сейнион. Разве теперь это не твой долг?

Сейнион покачал головой.

– Ты это делаешь сам уже двадцать пять лет.

– Наверное. Но затем случилось то, что я сделал вчера ночью.

Сейнион быстро взглянул на него. Заморгал; потом он понял и это.

– Мой господин! Ты не посылал Ательберта в лес. Его уход туда не является посланным тебе наказанием!

– Нет? Почему? Не величайшее ли самомнение думать, будто мы понимаем пути господа? Разве не ты мне это сказал? Подумай! В чем состоит мое прегрешение и куда ушел мой сын?

“Волки и змеи”, – глупо заявил Сейнион несколько минут назад. Этому человеку, который страдает от чувства вины уже более двух десятков лет. Старается служить богу, своему народу и носит эти… воспоминания.

– Я верю, – продолжал Элдред, – что иногда нам отправляют послания и мы в состоянии их прочесть. После того как я выучил тракезийский язык и дал всем знать, что покупаю рукописи, в Рэдхилл приехал один валескиец – это было очень давно – со свитком, вот таким маленьким. Он сказал, что купил его на границе Сарантия. Я уверен, что он кого-то ограбил.

– Одна из пьес?

Король покачал головой.

– Их религиозные песнопения. Фрагменты. Рогатый бог и дева. Свиток был изорван, покрыт пятнами. Это был первый письменный источник Тракезии, который я приобрел, Сейнион. И все утро сегодая я мысленно слышу эти строчки:


Раздастся в дебрях леса зверя рев,

Тогда земли заплачут дети

Когда выходит в поле этот зверь,

Должны погибнуть дети крови


Сейнион вздрогнул под ярким солнцем. И сделал знак солнечного диска.

– Я думаю, – продолжал Элдред, – и прошу меня простить, если я вторгаюсь в запретную область, что ты не порицаешь меня именно потому, что тоже кое-что знаешь об этих вещах. Если я прав насчет этого, скажи, пожалуйста, как ты… справляешься с этим? Как находишь покой?

Он все еще находился под впечатлением древних стихов. “Тогда земли заплачут дети”. Сейнион медленно произнес, подбирая слова:

– Я думаю, то, о чем говорит нам доктрина, становится правдой. Проповедуя ее, мы помогаем ей стать сущностью мира Джада. Если и существуют духи, божества, полумир рядом с нашим миром, то им… приходит конец. То, что мы проповедуем, станет правдой отчасти потому, что мы это проповедуем.

– Вера помогает этому сбыться? – в голосе Элдреда прозвучало лукавство.

– Да, – спокойно подтвердил Сейнион. И посмотрел на короля. – Вместе с силой, которая заключена в боге, как нам известно. Мы – его дети, расселяемся по земле, заставляем отступать леса, чтобы строить свои города и дома, наши корабли и водяные мельницы. Ты знаешь, что сказано в “Книге сынов Джада”.

– Она новая. Не каноническая. Ему удалось улыбнуться.

– Она немного младше, чем песнь о рогатом боге и деве. – Он увидел, как дрогнули губы Элдреда. – В Эсперанье, где она написана, по ней читают литургию, и то же начали делать в Батиаре и в Фериересе. Священники, несущие слово Джада в Карш и Москав, получили распоряжение патриарха цитировать эту книгу, носить ее с собой – это мощный инструмент обращения язычников к свету.

– Потому что она учит, что мир принадлежит нам. Не так ли, Сейнион? Он наш?

Сейнион пожал плечами.

– Я не знаю. Ты представить себе не можешь, как много я не знаю. Но ты спросил, как я нахожу покой, и я тебе скажу. Это непрочный покой, но вот как я это делаю.

Он посмотрел в глаза спутника. Он не стал отрицать то, о чем догадался Элдред. И не собирался отрицать. Не перед Эддредом.

Теперь глаза короля смотрели ясно, румянец почти исчез.

– Ревущий зверь умирает, а не дети?

– Родиас стал преемником Тракезии, а Сарантий – Родиаса по воле Джада. Мы здесь находимся на краю света, но мы дети бога, а не просто… крови.

Снова наступило молчание, несколько иное. Затем король сказал:

– Я не ожидал, что смогу говорить об этом.

Священник кивнул.

– Могу в это поверить.

– Сейнион, Сейнион, мне необходимо, чтобы ты остался со мной. Ты ведь это понимаешь? И теперь ты мне еще нужнее.

Его собеседник попытался улыбнуться, но не смог.

– Мы поговорим об этом. Но прежде мы должны помолиться, со всей доступной нам верой, чтобы ладьи эрлингов плыли домой. Или, если нет, чтобы твой сын и его спутники прошли лес и успели вовремя.

– Это я могу, – ответил король.

* * *

Рианнон часто удивлялась, почему все продолжают смотреть на нее таким взглядом, и беспокойство в их глазах читалось так же отчетливо, как крупные заглавные буквы манускрипта.

Не то чтобы она проводила свои дни в печали и рыданиях, отказываясь подниматься с постели (ее мать этого не допустила бы в любом случае), или бесцельно слонялась по дому и двору. Она трудилась так же прилежно, как и остальные, все лето. Помогала восстанавливать Бринфелл после пожара и разрушений, ухаживала за ранеными в первые недели, ездила вместе с матерью к тем, кто пережил смерть и потерю близких, и делала то, что необходимо было там сделать. Она придумывала занятия для себя, Хельды и Эйрин, ела за столом вместе со всеми, улыбалась, когда арфист Амунд пел песню или когда кто-нибудь говорил нечто остроумное или лукавое. И все же ловила на себе эти вопрошающие, брошенные украдкой взгляды.

В отличие от нее, Рании разрешили уехать. Самая младшая из ее служанок (с самым нежным голосом) была так напугана набегом эрлингов, что Энид и Рианнон решили отпустить ее. Слишком много картин пожара и крови видела Рания в этом доме.

Она оставила хозяев в начале лета, рыдая, явно стыдясь, несмотря на их заверения, вместе с группой мужчин, которые должны были провести лето возле их замка, ближе к Стене. Тамошние земли нуждались в защите в летнее время; между людьми Редена и сингаэлями гор и долин к северу от лесов не было мира. Скот и коней воровали с обеих сторон, иногда одних и тех же по несколько раз, и как давно это началось, никто не мог вспомнить. Вот почему Реден построил Стену, почему Брин и другие имели здесь замки, а не фермы. Однако ее родители не уехали, занимались Бринфеллом и его обитателями.

Итак, Рания уехала, и все, кажется, понимали, почему она была так огорчена, и считали это естественным. Но Рианнон осталась и делала все, что нужно, несмотря на ночные воспоминания о молоте эрлинга, разбившем ее окно, или о клинке у своего горла в ее собственных комнатах, который держал орущий, окровавленный мужчина, клявшийся убить ее.

Она обходила по утрам хижины работников, относила еду мужчинам, отстраивающим поместье заново, улыбалась и подбадривала их, раздавая сыр и эль. Посещала церковь два раза в день, пела в положенных местах службы своим чистым голосом. Она ни от чего не уклонялась, ни от чего не отказывалась.

Она просто не спала по ночам. И, несомненно, это ее личное дело, которое она не обязана ни с кем обсуждать, а не повод для всех этих задумчивых взглядов Хельды и матери.

Кроме того, в последние несколько дней, когда строительство близилось к концу и начались приготовления к жатве, ее отец, кажется, тоже начал страдать от бессонницы.

Когда Рианнон тихо вставала – как делала все лето, – перешагивала через спящих женщин и выходила во двор, закутавшись в одеяло или в шаль, чтобы бродить вдоль забора и размышлять о сущности человеческой жизни (и разве в этом есть что-то плохое?), она уже три ночи видела там отца, который выходил раньше ее.

Первые два раза она его избегала, поворачивала в другую сторону, потому что – разве ему нельзя тоже побыть наедине со своими мыслями? На третью ночь, сегодня, она поплотнее закутала зеленой шалью плечи и прошла через двор к тому месту, где он стоял, глядя на склон холма к югу от них, освещенный звездами. Убывающая голубая луна стояла на западе, почти у горизонта. Было уже очень поздно.

– Сегодня ветерок, – сказала она, подходя и останавливаясь рядом с ним у ворот.

Отец что-то проворчал, оглянулся на нее. Он был одет только в длинную ночную сорочку, босой, как и она. Он смотрел в темноту. Соловей пел среди деревьев за загоном для скота. Он не улетал от них все лето.

– Твоя мать волнуется насчет тебя, – наконец произнес Брин, поднося палец к усам. Она знала, что ему трудно вести такие беседы.

Рианнон нахмурилась:

– Я это вижу. И меня это начинает злить.

– Не надо. Ты знаешь, что она обычно оставляет тебя в покое. – Он бросил на дочь быстрый взгляд, потом отвел глаза в сторону. – Нехорошо, когда молодая девушка не может спать.

Она обхватила себя обеими руками за локти.

– Почему только молодая девушка? Почему я? А как насчет тебя?

– Только последние несколько ночей, девочка. Это другое.

– Почему? Потому что я должна весь день распевать песни?

Берн рассмеялся.

– Все пришли бы в ужас, если бы ты это делала.

Она не улыбнулась. Улыбки, приходилось ей пригнать, получались теперь вымученными, а так как было темно, она не считала нужным себя принуждать.

– Так почему ты не спишь? – спросила она.

– Это другое, – повторил он.

Возможно, он выходит на свидание с одной из девушек, но Рианнон в это не верила. Во-первых, он явно знал, что она ходит по двору ночью, кажется, все это знали. Ей не нравилось, что за ней следят.

– Слишком простой ответ, – сказала она.

На этот раз молчание длилось долго, и ей стало не по себе. Она посмотрела на отца: массивная фигура, теперь больше жира, чем мускулов, волосы серебрятся сединой – те, что остались. С этого склона над ними была выпущена стрела, которая должна была убить его в ту ночь. Интересно, не поэтому ли он все время смотрит вверх, на кусты и деревья на этом холме.

– Ты что-нибудь видишь? – внезапно спросил он. Она заморгала.

– Что ты имеешь в виду?

– Там, наверху. Видишь что-нибудь?

Рианнон вгляделась. Полночная темнота.

– Деревья. Что? Ты думаешь, кто-то шпионит за… – Ей не удалось скрыть страх в голосе.

Ее отец быстро перебил:

– Нет-нет. Не это. Ничего такого.

– Тогда что?

Он снова молчал. Рианнон пристально посмотрела наверх. Ничего не увидела. Очертания стволов и веток, кусты, над ними звезды.

– Там огонек, – сказал Брин. И вздохнул. – Я вижу этот проклятый Джадом огонек уже три ночи. – Он вытянул в ту сторону руку. Она почти не дрожала.

Теперь Рианнон охватил страх другого рода, так как она совсем ничего не видела. Соловей продолжал петь. Она покачала головой.

– Что… какой огонек?

– Он меняется. Сейчас он там. – Он указывал туда рукой. – Голубой.

Рианнон сглотнула.

– И ты думаешь…

– Я ничего не думаю, – быстро ответил он. – Я просто его вижу. Третью ночь.

– Ты говорил об этом…

– Кому? Твоей матери? Священнику? – Он сердился. Она понимала, что не на нее.

Рианнон уставилась в пустоту и темноту. Прочистила горло.

– Ты знаешь, что говорят люди? Об этом… о нашей роще там, наверху.

– Я знаю, что они говорят, – ответил отец. Только это. Никаких ругательств. Именно это ее испугало. Рианнон смотрела на склон холма, и там ничего не было. Для нее.

Она увидела, как большие, умелые руки отца стиснули верхнюю жердь ограды и повернули, словно хотели выломать и сделать из нее оружие. Против чего? Он повернул голову в другую сторону и сплюнул в темноту. Потом откинул щеколду на калитке.

– Не могу больше терпеть, – сказал он. – Каждую ночь. Останься и наблюдай за мной. Можешь молиться, если хочешь. Если я не спущусь обратно, скажи Шону и матери.

– Что им сказать?

Отец посмотрел на нее, пожал плечами привычным жестом.

– То, что сочтешь нужным.

Что ей делать? Запретить ему? Он распахнул калитку, вышел, закрыл ее за собой. Рианнон смотрела, как отец начал подниматься на холм. Она потеряла его из виду на полпути вверх по склону. Он в ночной сорочке, думала она. Без оружия. Без железа. Она знала, что это должно иметь значение… если это то, о чем они так старательно избегали говорить.

Она вдруг подумала о том, хоть эта мысль не была неожиданной, так как с ней это происходило каждую ночь, где сейчас Алун аб Оуин и продолжает ли он ее ненавидеть.

Она долго стояла у калитки, глядя вверх, и действительно молилась, как молятся Неспящие в темноте, просила сохранить жизнь отцу и всем, кто спал в доме, и о душах всех ушедших от них.

Она все еще стояла там, когда Брин снова спустился вниз.

Что-то изменилось. Рианнон это увидела даже в темноте. Ей стало страшно раньше, чем он заговорил.

– Пойдем, девочка, – произнес ее отец, снова входя в ворота и шагая мимо нее к дому.

– Что? – крикнула она и пошла следом. – Что это такое?

– Нам предстоит много дел, – сказал Брин ап Хиул, который когда-то убил Сигура Вольгансона. – Мы потеряли три дня из-за того, что я поднялся на холм только сегодня. Возможно, они вернутся.

Она так и не спросила, кто – они? Или откуда он узнал. Но при этих словах она почувствовала, как ее тело сводит судорога, сотрясают спазмы один за другим. Она остановилась, обхватив себя обеими руками за талию, согнулась пополам, и ее стошнило всем, что было у нее в желудке. Дрожа, она вытерла рот и заставила себя выпрямиться. Потом вошла в дом вслед за отцом. Его голос разносился по дому, подобно реву зверя, вышедшего из леса, он трубил тревогу, поднимал всех спящих. Всех, но их было недостаточно. Слишком многие из его людей находились на севере и на востоке. На расстоянии нескольких дней пути. Входя в дом, Рианнон думала об этом. Потом пришла еще одна мысль: быстрая, слава богу, так как ей понадобилась всего доля секунды, чтобы осознать ее.

– Рианнон! – позвал отец, оборачиваясь к ней. – Прикажи конюхам оседлать ваших коней. Вы с матерью…

– Должны поехать и предупредить работников. Я знаю. Затем начнем готовиться лечить раненых. Что еще?

Она смотрела на него так спокойно, как только могла, что было непросто. Ее только что стошнило, сердце колотилось, кожу холодил пот.

– Нет, – возразил он. – Не так. Вы с матерью…

– Поедем предупредить людей, потом начнем готовиться здесь. Как сказала Рианнон.

Брин обернулся и встретил спокойный взгляд жены. За ее спиной стоял человек с факелом.

Энид надела голубой ночной халат. Распущенные волосы доходили почти до талии. Никто никогда не видел ее такой. Рианнон при виде того, как смотрели друг на друга родители, смутила интимность этого их взгляда. Коридор был полон людей и света. Она почувствовала, что краснеет, словно ее поймали за чтением или подслушиванием слов, предназначенных для другого человека. Даже в такой момент она задала себе вопрос, доведется ли ей когда-нибудь обменяться таким взглядом с кем-нибудь раньше, чем она умрет.

– Энид, – услышала она слова отца. – Эрлинги идут за женщинами. Вы делаете нас… более слабыми.

– Не в этот раз. Они идут за тобой, муж. За Губителем эрлингов. За убийцей Вольгана. Мы, все остальные, – обычная добыча. Если кто-нибудь должен уехать, то уедем мы все. Включая тебя.

Брин выпрямился.

– Оставить Бринфелл эрлингам? В моем возрасте? Ты серьезно?

– Нет, – ответила жена. – Несерьезно. Вот почему мы остаемся. Сколько их придет? Сколько у нас осталось времени?

Долгое мгновение казалось, что он собирается настоять на своем, но потом он ответил:

– Больше, чем в прошлый раз, я думаю. Скажем, восемьдесят человек. Насчет времени я не уверен. Они снова придут со стороны Льюэрта, через холмы.

– Нам нужно больше людей.

– Знаю. Замок недалеко. Я пошлю туда, но они не поспеют вовремя.

– Сколько у нас тут людей? Сорок?

– Немного меньше, если ты имеешь в виду умеющих владеть оружием.

Лоб матери прорезали две морщинки. Рианнон их знала, они появлялись, когда мать думала. Энид сказала:

– Мы соберем столько работников фермы, сколько сможем, мы с Рианнон. И приведем женщин и детей сюда, в укрытие. Мы не можем оставить их там, за оградой.

– Женщин не надо. Отправь их на север в Гвинерт вместе с детьми. Так будет надежнее. Как ты сказала, им нужен Бринфелл. И я.

– И меч, – тихо прибавила жена. Рианнон заморгала. Она об этом не подумала.

– Похоже на то, – согласился отец, кивая головой. – Я пошлю всадников в Придлен и Гвинерт. В каждом из них должна находиться дюжина мужчин на уборке урожая.

– Они придут?

– Против эрлингов? Придут. Не знаю только, успеют ли.

– А мы будем защищать дом?

Он покачал головой.

– У нас слишком мало людей. Это слишком сложно. Нет. Они не ожидают, что мы предупреждены. Если будем действовать достаточно быстро, сможем выступить и встретить их дальше к западу, в том месте, которое сами выберем. В местности, которая удобнее для боя, чем эта.

– А если ты ошибаешься?

Брин улыбнулся в первый раз за эту ночь.

– Я не ошибаюсь.

Рианнон, слушая, осознала, что ее мать тоже не спросила, откуда Брин узнал то, что он знает. Она и не спросит, разве что ночью, когда они останутся наедине. Некоторые вещи не предназначены для Света. Джад правит небесами, и землей, и всеми морями, но сингаэли живут на краю мира, где заходит солнце. Им всегда необходимы были знания, которые уходят в глубину, о которых нельзя говорить.

Они о них не говорили.

Мать смотрела на нее. Снова хмурилась при этом с тем самым выражением, с которым все смотрели на нее с конца весны.

– Поехали, – сказала Рианнон, не обращая на это внимания.

– Энид, – позвал отец, когда обе женщины повернулись, чтобы уйти. Они обе оглянулись на него. Его лицо было мрачным. – Приведите всех парней старше двенадцати лет. И пусть возьмут все, что может сойти за оружие.

Конечно, это слишком юный возраст. Мать откажется, подумала Рианнон. Она ошиблась.

* * *

Бранд Леофсон, командующий пятью ладьями из Иормсвика, которые держали путь на запад, знал, куда он направляется. Он застал еще дни набегов Вольгана. Во время одного из них лишился глаза и лечился дома, когда последняя из экспедиций Сигура на запад закончилась катастрофой в Льюэрте.

В последующие годы в зависимости от настроения и от того, сколько выпьет, он либо считал везением то, что пропустил ту катастрофу, либо проклинал себя за то, что не был среди тех – а их имена все знали, – кто оставался с Сигуром до конца.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации