Текст книги "Талисман"

***

Как-то, выйдя из книжного магазина, находившегося недалеко от его дома, Дима увидел прислоненный к стене здания новенький велосипед. Инстинктивно он огляделся, вокруг никого рядом не было, видимо, владелец велика зашёл в магазин. В голову ударила шальная мысль: «Угнать велосипед!» Он решительно подхватил его, оседлал и, что было сил, понёсся по дороге, совсем в другую сторону от своего дома. Опомнился он, когда проехал с полкилометра, если не больше, затем свернул с основной дороги и помчался в сторону оврага. Осторожно спустившись, он по дну его повёл велосипед в сторону своего дома. Добравшись до сарая, трясущимися руками от пережитого страха быть пойманным, стал разбирать украденный велосипед. Снятые новенькие запчасти переставил на раму своего старенького велика, предварительно сняв с него старые детали. Оставшуюся раму от разобранного велосипеда он спустил в погреб. Выведя из сарая собранный агрегат, Дима опробовал его на ходу и остался доволен своей работой, хотя совесть грызла его, он представлял себе состояние хозяина украденного велосипеда, когда, выйдя из магазина, тот обнаружил пропажу. В эти минуты он жалел о своём необдуманном поступке, но понимал, что ничего уже не изменит.

Катаясь, он повстречался с Вадькой и остановился возле него. Тот сразу обратил внимание на обновлённый велосипед и поинтересовался, откуда такой взялся, Дима, не мудрствуя лукаво, всё ему рассказал.

– Ничего себе! Как это ты решился на такое, а если бы поймали?

– Если бы да кабы, – передразнил его друг и отшутился: – Теперь уже не страшно, а сначала всего трясло!

Недели через две Вадька попросил у него велосипед съездить к матери на работу, Дима дал. Где-то через час он встретил своего друга, испуганного, взвинченного.

– Что случилось, где велосипед? – поинтересовался Дима.

– Слушай, вот страху я натерпелся! – начал тот и продолжил. – Не успел я доехать до места, как остановил меня милиционер. Стал осматривать велосипед, вопросы задавать, а потом и вовсе предложил проследовать за ним. У меня душа в пятки ушла. Вот думаю – влип! Короче, улучшил момент и сбежал от него, до сих пор трясёт! – и со злостью добавил: – Ты не думай, верну тебе велосипед, вот угоню и верну!

Дима вдруг впервые сильно испугался, он вспомнил, что, когда разбирал украденный велосипед, заметил с внутренней стороны большой звёздочки пометки голубой масляной краской. Он ещё тогда подумал, что надо бы стереть эти метки. Подумал и забыл это сделать, он вдруг остро осознал, что был сегодня на грани разоблачения, и размышлял: «Рама-то хоть и своя, но остальные части совсем новые, это же сразу в глаза бросается, а тут ещё метки …, хорошо, что Вадьке удалось сбежать, не зря же милиционер после осмотра велосипеда повёл его с собой». Мысленно рассуждая, Дима вдруг внимательно и серьёзно посмотрел на друга и твёрдо сказал:

– Слава Богу, что ты смог убежать, чёрт с ним, велосипедом! И не вздумай ничего угонять! Понял?

На том и решили…

***

Друзья гуляли во дворе дома, когда к ним подбежал Сашка и таинственно, с придыханием проговорил: «Ой, что я сейчас ви-и-дел! Пойдём вместе посмотрим, не пожалеете!» Они, переглянувшись, пожали плечами, но за Сашкой последовали. Он повёл их стороной дома, обращённой к оврагу, остановился у одного из окон на первом этаже. Дима сообразил, что это окно комнаты, в которой жила тётя Тоня. Худощавая женщина лет сорока, жила одна, семьи и детей у неё не было, вела она довольно странный образ жизни. В последнее время нигде не работала, часто выпивала, курила, причём, пила она всё подряд, без разбора, включая одеколон. Когда однажды он с Вадькой лазали, исследуя подполье дома, и оказались под её комнатой, то были шокированы, обнаружив, выброшенные под пол, несколько десятков пустых флаконов из-под тройного одеколона. Нередко к ней домой захаживали незнакомые ребятам мужчины и женщины, тогда у неё в комнате звучали пластинки и раздавались звуки веселья.

«Залезай и посмотри в окно», – зашептал Диме на ухо Сашка. Тот осмотрелся вокруг, никого поблизости на этой стороне дома не было, он ухватился за подоконный карниз из жести и осторожно, чтобы не греметь, опираясь коленями на выступающий цоколь фундамента стены, подтянулся к окну. Небрежно задёрнутые занавески оставляли свободное пространство между ними, что позволило ему беспрепятственно заглянуть в комнату. У подростка перехватило дух, когда его взор неожиданно остановился на разобранной постели в ближнем правом углу полутёмного помещения, где в страстном порыве переплелись два обнажённых тела. Активное совокупление мужчины с женщиной, в упор созерцаемое им, жутко возбуждало и завораживало. Вадька, догадавшись, что происходит в комнате, нетерпеливо дёргал друга за штанину. Тот же, увлечённый необыкновенным зрелищем, не в силах был оторваться от окна и буквально пожирал глазами происходящее в постели. Словно почувствовав посторонний пристальный взгляд, женщина, приоткрыв смеженные до того веки, выглянула из-за плеча мужчины. Взгляды подглядывающего и тёти Тони, а это была именно она, неожиданно встретились, подросток растерялся, отпрянул от окна и под грохот жестяного карниза сорвался вниз. Через несколько секунд занавески за окном зашевелились, открытое пространство между ними исчезло. Вадька, раздосадованный неудовлетворённым любопытством, эмоционально выговаривал другу за допущенную им оплошность. Подростки ещё какое-то время покрутились под окном. Затем, не выдержав, Вадька осторожно взобрался к оконному проёму, сосредоточенно обследовал его, пытаясь найти между занавесками какую-нибудь щель, и, потерпев неудачу, спустился на землю. Сокрушённо вздохнул, разведя руки в стороны, и с огорчением произнёс: «Всё, пошли, кина не будет».

По дороге от злачного места неожиданно их нагнал долговязый Шиха, широко раскинув свои длинные руки, как бы пытаясь обхватить их сзади по-дружески за плечи, поинтересовался:

– Что это вы в окна заглядываете?

– Никуда мы не заглядываем, – нехотя ответил Дима.

– Ну-ну, а то мы с Виталиком с балкона не видели, как ты прилип к окну, а затем, видимо, замеченный из комнаты, загремел вниз. Давайте колитесь!

– Да, …, – без энтузиазма начал Дима, – Сашка, привёл нас кино посмотреть.

– Какое кино? – не поняв, переспросил Шиха.

Дима, лихорадочно соображая, как бы выразить увиденное, и скороговоркой выпалил:

– Тётя Тоня там с каким-то дядькой в постели, это, ну,…

– Понятно, – догадавшись, перебил Шиха и снисходительно, похлопав его по плечу, с чувством собственного превосходства, продолжил: – Слюнки, небось, пускали малолетки? Бабам-то в сладость совсем другое снадобье по вкусу! Я их сладострастие к перепихиванию уже не один десяток раз удовлетворял! И не только таких тёртых кобыл, как Тонька, охаживал, были и молоденькие тёлочки!

– Треплешься ты, – раздражённо перебил его Вадька.

– Чего-о-о? – возмутился Шиха. – А вот это видел?! – и вытащил из кармана руку, на раскрытой ладони которой лежал сдвоенный бумажный пакетик.

– Что это такое? – с показным безразличием спросил Вадька.

– Эх, темнота желторотая, – презрительно скривившись, процедил сквозь зубы Шиха. – Гондон называется, – поучительным тоном произнёс он. – В аптеке продаётся, если интересуетесь.

– Ну, и что? – тупо уставившись на пакетик, и пожав плечами, произнёс Вадька.

– Что-что, – искренне удивляясь полной неосведомлённости собеседников и, даже немного растерявшись, продолжал ликбез Шиха.

– В общем, это резинка такая, которая надевается, чтобы это… детей не было. Да ну вас! Замучался я уже говорить с вами, пусть вас родители просвещают! – презрительно сплюнув, он пошёл прочь от них.

Находясь под впечатлением подсмотренного таинства и просветительской беседы с Шихой, Дима чувствовал себя необычайно взбудораженным и неудовлетворённым. Расставшись с друзьями, он, ещё не понимая зачем, отправился в город. Выйдя на угол Гоньбинской, увидел на противоположной стороне улицы вывеску «Аптека» и, уже не задумываясь, направился прямиком к ней. В аптеке он внимательно рассматривал на прилавках под стеклом лекарственные препараты, выискивая пакетики, которые показывал им Шиха. Наконец, в разделе «противозачаточные средства» он среди прочих товаров увидел знакомые пакетики. «Кондом, – прочитал он. – 4 копейки», – и удивился такой доступной цене. Засунув руку в карман, нащупал мелочь, её хватило бы на несколько таких пакетиков. Они как будто гипнотизировали его, так хотелось стать их обладателем, хотя он абсолютно не представлял себе, что будет с ними делать. Долго крутился вокруг прилавка, но так и не решился купить такой специфический товар, даже не представляя себе, как сможет вообще назвать его продавщице.

Вечером дома, сев за стол ужинать, он в задумчивости, как наваждение, тихо произнёс:

– Кондом…

– Что-что ты сказал? – с удивлением спросила мать.

Не растерявшись, сын ответил:

– Сегодня в аптеке увидел лекарство в пакетиках с таким названием и стоит всего четыре копейки. Интересно, что это такое?

– Вот у продавщицы бы и спросил! – усмехнувшись, ответила мать.

***

В колхозе имени Ленина высадился трудовой десант школьников, закончивших шестой «б» класс, в котором учился Дима, они приехали в трудовой лагерь. Школьников разместили в просторном спортивном зале сельской школы. Быстро обустроившись, ученики уговорили свою классную руководительницу Галину Ильиничну, сходить искупаться на речку, которая протекала совсем недалеко, её было видно даже со школьного двора.

Шумная ватага подростков, сопровождаемая физруком их школы – Петром Ивановичем, поспешила к речке. Когда девочки разделись до купальников, Дима невольно обратил внимание на их стройные фигуры и впервые в жизни ощутил их необычайную притягательность. В новом свете предстала перед ним Светлана, он ревниво сравнивал её с одноклассницами и остался доволен тем, что своими девичьими формами она явно никому из них не уступает, а многих заметно превосходит. Тем временем, все ринулись в прохладную свежесть речной воды, полетели брызги, образуя радуги на полуденном солнцепёке, над речкой заметались переливы звонкого смеха, прерываемого порой отчаянным визгом девчат, донимаемых одноклассниками.

Вдоволь накупавшись, жизнерадостные подростки с ощущением приятной свежести возвратились на школьный двор. Образовав широкий круг, стали пасовать руками друг другу кожаный школьный мяч, играя в известную всем игру – картошку. Неудачно принявший мяч, садился в центр круга и, если кто-нибудь из стоявших в кругу игроков, решался пробить мячом по сидевшему игроку и не попадал в него, то присоединялся к нему. Задачей последнего было либо уклониться от мяча, либо поймать его в руки. Если сидящему игроку удавалось поймать мяч, из центра круга выходили все, в нём сидевшие, а неудачно пробивший занимал их место.

После игры все, изрядно пропотевшие и уставшие, снова побежали купаться на речку. К вечеру пришла колхозная машина, был откинут задний борт её кузова и тучная женщина, видимо, колхозная повариха, принялась выкладывать из большого термоса в тарелки, аппетитно пахнущий ужин. Затем она разлила по стаканам компот из сухофруктов, а одноклассницы, тем временем, разносили наполненные тарелки и стаканы, порезанный хлеб и вилки на сооружённый во дворе школы длинный деревянный стол под навесом.

Вадька, ковыряя вилкой в тарелке, вдруг громко произнёс:

– А чего это мясо с костями?

Дима, у которого мама уже многие годы работала поваром, блеснул обретёнными познаниями в кулинарии, нравоучительно пояснив:

– Это блюдо называется рагу, оно и должно быть с костями.

– Рагу – дураку! – скаламбурил в ответ Вадька, рассмешив всех, сидящих за столом.

***

На следующее утро бортовая, колхозная машина под звонкие, задорные песни трудового десанта привезла всех на бескрайнее поле. Колхозный бригадир показал фронт работ, ребята присвистнули. Огромное поле, засеянное луком, насколько хватало глаз, густо заросло высоким сорняком. Чтобы распознать в нём перья зелёного лука, надо было хорошо приглядеться. Молодёжь, вооружённая остро заточенными тяпками, широким фронтом двинулась в поле, работа закипела. Сначала, пока полевой труд был в охотку, все пропалывали аккуратно, за их спинами проявились стройные ряды зелёного лука. К концу трудового дня уже изрядно все подустали. Ненавистный сорняк уже плыл перед глазами, начисто скрывая заросший лук. Трудовой энтузиазм у многих испарился и их острые тяпки мелькали, уничтожая всё подряд и сорняк и лук. Заметив явно неаккуратную работу, бригадир дал отбой: «Всё, на сегодня закончили! Отдыхайте, минут через двадцать придёт машина». Подростки с облегчением побрели с разных точек обширного поля к месту сбора. Дима вдруг вспомнил, что совсем недалеко от поля, на опушке леса он видел кладбище, мимо которого они сегодня утром проезжали. Подросток повернул в его сторону. Он всегда не упускал случая побывать на кладбище, с интересом рассматривал кресты и не часто встречавшиеся надгробные плиты и памятники. Читая даты рождения хронологии девятнадцатого века, мысленно пытался представить себе жизнь этих, уже давно умерших людей, которые жили в одно время с великими, знаменитыми, всем известными личностями прошлого. В такие минуты перед ним неожиданно открывалась бездна времени, он почти физически ощущал, как мимо пробегают годы, десятилетия, века…

Насмотревшись на немногочисленные могилы, похоже, уже заброшенного старого кладбища, он, проходя по опушке леса, набрёл на поляну, густо покрытую ослепительно белым ковром крупных ромашек. Нарвав огромную охапку цветов, источающих тонкий, приятный аромат, Дима, заметив клубы пыли, поднимаемые приближающейся машиной, поспешил к месту сбора.

– Ай, да Снегирёв! – воскликнула Галина Ильинична, увидев его с большим букетом ромашек. – И кого же ты собираешься осчастливить?

Он напрямик подошёл к Свете и вручил ей цветы со словами:

– Держи, это тебе!

Её одноклассницы ахнули разом и зашушукались между собой. Девочка, внезапно оказавшаяся вдруг в центре всеобщего внимания, слегка зарделась, не зная, как вести себя в этой ситуации, и, стараясь выглядеть независимой, слегка пожав плечами, просто ответила:

– Хорошо, подержу.

После этого случая за Димой и Светой негласно в умах одноклассников закрепилась репутация влюблённых.

***

В конце пребывания в трудовом лагере физрук Пётр Иванович провёл сдачу норм БГТО. В беге на дистанцию шестьдесят метров лучшее время показали Вера Шаркова и Дима Снегирёв, между ними физрук провёл дополнительный забег для выявления абсолютного победителя. К финишу они пришли нога в ногу, лавры победителя физрук присудил Вере, мотивируя это тем, что её грудь на финише оказалась немного впереди. Вадька не преминул с сарказмом высказать своё мнение: «Конечно, у неё же такие здоровенные сисяки!» – и едва успел увернуться от подзатыльника Веры. Шаркова была самой рослой среди своих одноклассников, даже с учётом того, что она появилась в их классе, оставшись на второй год, выглядела не по годам физически развитой и на удивление сформировавшейся девушкой. Злые языки распускали слухи о том, что она уже вовсю гуляет с взрослыми парнями. Возможно, под этими утверждениями и была какая-то почва, а может быть, и нет. Сама Вера к этим наветам относилась равнодушно. Дима некоторое время чувствовал себя не вполне комфортно, когда испытывал на себе повышенные знаки внимания с её стороны. Не единожды, выбрав момент на перемене, когда в пустом классе он задерживался, сидя за партой, она вдруг подсаживалась к нему с пустяковыми вопросами, нередко угощая какими-нибудь сладостями, к которым, впрочем, он с самого раннего детства был равнодушен. При этом, она вплотную придвигалась к нему, обжигая жаром своего тела даже через его брюки. В такие моменты ему казалось, что у него вот-вот закружится голова, его охватывали какие-то, неведомые ему, пока ещё дремлющие, скрытые инстинкты, готовые неожиданно взбунтоваться. Во рту внезапно пересыхало, им овладевало несвойственное ему косноязычие. Он в эти минуты мысленно молил судьбу о том, чтобы Света не застала их вместе в такой, как ему казалось, двусмысленной ситуации. С облегчением выдыхал, когда Вера, помучив его таким образом, вставала из-за парты и отходила от него уж совсем не детской, дразнящей походкой.

***

Мария Петровна получила на своей работе две путёвки в пионерский лагерь, одну для своего сына, вторую для его друга. В противном случае, то есть без него, Вадька ехать в пионерский лагерь категорически отказывался. Пионерский лагерь располагался почти в черте города, в районе местной ВДНХ или, как ещё называли в простонародье это место – на горе. Называли так, потому что, действительно, по сравнению с основной частью города, этот район смотрелся необычайно высоким плато, впечатление усиливала длиннющая лестница – эстакада, ведущая от подножия на самый верх плато. Здесь, в окружении живописного соснового бора, на берегу небольшой речки, на площадке, огороженной забором, среди небольших групп деревьев уютно расположились аккуратные свежеокрашенные домики из деревянных щитов. В одном из них и обосновались друзья вместе с другими пионерами из их отряда.

Жизнь в пионерлагере проходила по строго установленному распорядку, который начинался с утреннего подъёма под звуки голосистого горна, далее: умывание, утренняя линейка с торжественным поднятием флага, завтрак. После него, в зависимости от запланированного: или игры, или поход за пределы лагеря, в том числе и на речку. Затем все дружно спешили на обед, а за ним наступал полуденный тихий час, продолжительностью в два часа, которые, впрочем, далеко не всегда получались тихими. После его окончания проходили различные мероприятия до самого ужина, по завершении которого можно было идти на киноплощадку посмотреть художественный фильм, привезённый передвижкой. После него проводилась вечерняя линейка с подведением итогов дня и опусканием флага. Затем, если это было запланировано, вспыхивал могучий пионерский костёр, после того, как он затухал, звучал, наконец, отбой.

***

Тихий час подходил к концу, завершение ненавистного для большинства пионеров времени, ознаменовалось в домике, где проживали Дима и Вадик, яростным подушечным боем. Голова у Димы, как, впрочем, и у всех, участвующих в этом побоище, вертелась, как на шарнирах. Не очень хотелось получить неожиданный удар подушкой по голове, которые летали по комнате с разных сторон, нередко сталкиваясь друг с другом на встречных курсах, добавляя в воздух, и без того насыщенный перьями и пухом, очередную порцию. Одна из подушек, неловко выпущенная чьей-то рукой, вылетела в открытое окно и опустилась прямо на голову старшей пионервожатой, проходившей в этот момент рядом с домиком. Она оторопела от неожиданности и стала озираться вокруг. Наконец, заметив открытое окно, подняла с земли подушку и, вбежав на крыльцо домика, резко открыла входную дверь. Перед её взором открылась плачевная картина результатов подушечного боя. Заведённые азартом участники, застигнутые врасплох, замерли, кто на полу, кто на кроватях. Картину дополняли разбросанные в разных местах подушки, усеянный перьями и пухом пол, на который ещё редкими снежинками медленно оседало, недавнее содержимое подушек.

«Через две минуты всем построиться на линейке!» – гневно скомандовала пионервожатая и, хлопнув дверью, вышла из комнаты. Все кинулись одеваться, на ходу завязывая пионерские галстуки, они выскакивали из домика. Дима немного замешкался, не обнаружив на месте своего галстука. Пробежав между кроватями, нашёл чей-то, изрядно помятый, как будто пожёванный галстук, повязал его и последним выскочил из комнаты. Когда он прибежал на линейку, все уже построились. Увидев его, пионервожатая скомандовала: «Снегирёв, подойди ко мне! – Дима подошёл. – Встань лицом к строю! – он выполнил команду. – Посмотрите на этого, так называемого, пионера! – обращаясь уже к нему, продолжила: – Как тебе не стыдно! Довести до такого состояния красный галстук! Да тебе не место в пионерской организации, встань в строй!» Дима присоединился к остальным.

– Сегодня на вечерней линейке ваше безобразное поведение во время тихого часа будет предметом серьёзного обсуждения! Совет отряда примет решение о наказании, а пока я даю вам задание по уборке территории лагеря. Старшим назначается Вадим Малков. Вопросы есть?

– Не-е-т …, – нестройным, унывным голосом ответили пионеры и по команде стали расходиться. Диму душило негодование за публичный позор из-за галстука, который ему не принадлежал, у него уже созрело решение, что в лагере он не останется и сегодня же убежит домой. Не теряя времени и забрав свой чемодан с вещами, он перелез через забор лагеря и покинул его.