Текст книги "Талисман"

***

От общения с беспризорными кошками у братьев на головах образовались стригущие лишаи. В больнице их постригли наголо и провели медицинское облучение, а затем начались большие неприятности, когда их головы стали намазывать йодом. Едкая жидкость жгла невыносимо, детям после каждой процедуры приходилось бегать по двору, чтобы обтекающий во время бега воздух хоть немного приглушал острое жжение. Однако это были цветочки, по крайней мере, для Коли. Как-то, когда ещё не был окончен курс лечения, братья вместе с друзьями по двору пошли купаться на Обь. Дима ещё плохо умел плавать, поэтому он не рискнул купаться в этой глубокой с быстрым течением реке и ограничился тем, что бродил по колено в воде на мелководье. Старший же брат купался, нырял с удовольствием и поплатился за это.

На следующий день после злополучного купания в реке у него по всей остриженной части головы стали образовываться крупные шишки, которые, вызрев, стали прорываться гноем. Голову стали покрывать мазью и забинтовывать. Когда периодически снимали прилипшие бинты, для Коли начинались настоящие мучения, от боли он жутко кричал, а отец, снимая повязку, приговаривал: «Терпи, казак, атаманом будешь!»

Младший брат с содроганием наблюдал за ужасно болезненной процедурой и благодарил Бога, что его миновала такая участь. После всех этих мучений Коля возненавидел беспризорных кошек так, что все его последующие встречи с ними заканчивались для бедных животных трагедией. Долгое ещё время, завидев Колю, кошки, стремглав, с ужасом в глазах убегали от него. Они получили передышку от преследования, когда отец вместе со своими сыновьями, захватив с собой Верного, на целый месяц уехали отдыхать в Бобровку.

***

Путешествие до места отдыха было приятным и увлекательным. Началось оно необычной прогулкой на теплоходе – речном трамвае по полноводному руслу Оби и продолжалось более двух часов. Братья впервые в жизни испытали такое удовольствие. Сначала они обосновались на нижней палубе, и с удовольствием наблюдали через иллюминаторы за проплывающими мимо необычными картинами меняющихся пейзажей. Усидели на нижней палубе они недолго, при встрече с первым речным судном, взяв с собой Верного, выбежали на верхнюю палубу и уже с неё не спускались до прибытия в конечный пункт водного путешествия. Свежий речной воздух в летний день приятно освежал. При сближении на встречных курсах, речные суда приветствовали друг друга протяжными гудками. С проходящих мимо теплоходов доносились музыка и песни, пассажиры противоположных сторон взмахами рук приветствовали друг друга, особенно впечатляющими были встречи с крупными многопалубными теплоходами, заполненными многочисленными пассажирами на палубах, и трудягами-буксирами, за которыми тянулся внушительный шлейф увязанных плотов из брёвен.

Пологие берега сменялись высокими обрывами с группами деревьев и зарослями кустарника, которые порой отчаянно цеплялись корнями за ускользающую от многочисленных подмываний кромку берега. Время от времени на пологих берегах появлялись многочисленные стада крупнорогатого скота и отары овец. Нередко встречались рыбаки на лодках или на кромке берега. Иногда речной трамвай после продолжительного гудка пришвартовывался к очередной пристани у населённых пунктов. Пассажиры теплохода, прибывшие на место, сходили на берег, на смену им на палубу поднимались другие. Речной трамвай, отшвартовавшись, издавал гудок и продолжал свой намеченный путь. При подходе к очередной пристани с нижней палубы к братьям поднялся отец, известив, что здесь им нужно сходить на берег. Захватив с нижней палубы багаж и велосипед, направились к месту схода. Речной трамвай, издав традиционный гудок, причалил к пристани Бобровка. Николай Дмитриевич с детьми и собакой сошли на берег. Отец, закрепив на велосипеде багаж, направился с ним по неширокой грунтовой дороге, которая с небольшим подъёмом бежала в расположившуюся невдалеке деревню. В центральной её части глава семейства остановился у небольшого сельского магазина, оставив детей на улице, вошёл в продмаг и вскоре вышел с несколькими буханками белого хлеба, которые, в отличие от городского «кирпича», были раза в полтора больших размеров, верхняя часть буханки выглядела пышнее и привлекательней. Когда Дима взял в руки отрезанный отцом ломоть хлеба, то обратил внимание на непривычно крупную его ноздреватость, а, попробовав, ощутил кисловатый привкус свежеиспеченного деревенского хлеба.

Когда селение осталось далеко позади, Николай Дмитриевич немного ускорил ход велосипеда, пришлось прибавить и детям, чтобы не отстать. Верный, сильно натянув поводок, устремился вдогонку за велосипедом. Коля, не в силах уже сдерживать его предоставил ему свободу. Верный рванулся вперёд, обогнал велосипед, пробежал далеко по дороге, внезапно остановился, посмотрел назад, свернул в сторону соснового бора, вплотную обступившего дорогу с обеих сторон, и скрылся из виду. Через некоторое время он также внезапно, выскочив из леса, но уже позади путников, догнал, затем обогнал их. Заметив водную гладь старицы недалеко от дороги, пёс устремился к ней, с разбегу влетел в водоём, подняв разлетевшиеся в стороны брызги, стал жадно лакать живительную влагу. Утолив жажду, выскочил из старицы, интенсивно отряхнулся от воды и кинулся догонять ушедших вперёд хозяев. Внезапно Николай Дмитриевич остановился, слез с велосипеда, подождал, пока подтянутся дети, и сошёл с дороги в лес, ведя велосипед рядом с собой. Они шли едва заметной тропой сначала по сосновому бору, который затем плавно перешёл в смешанный лес с многочисленными, густыми кустарниками малины, смородины; нередко на пути попадались деревья черёмухи с раскидистыми ветвями, прогнувшимися от тяжести многочисленных ягод. Лес жил своей привычной жизнью, полной запахов, многоголосий птиц и лесных зверьков. Верный, обезумев от дразнящих лесных запахов, носился кругами между деревьями и кустарниками, вспугивая затаившуюся живность. С лаем, переходящим в восторженный визг, кинулся он за полосатым бурундуком, стремительно взлетевшего от него по стволу сосны и замершего на безопасном расстоянии. Пёс не унимался, подпрыгивая на задних лапах, царапал когтями передних лап по стволу дерева и отчаянно лаял, задрав вверх полуоткрытую зубастую пасть.

Спустя два – три часа после схода на пристань, путешественники, наконец-то, прибыли на место назначения. Оно располагалось в глубине смешанного леса, куда, казалось, не ступала нога человека. Излучина небольшой лесной речки образовывала довольно внушительный полуостров, на котором лес подступал к самому краю обрывистого берега. Недалеко от берега, нарушая идиллию необитаемых человеком мест, полусферой возвышался рукотворный шатёр, покрытый зелёным брезентом. Этот шатёр Николай Дмитриевич соорудил заранее, использовав в качестве каркаса два небольших ореховых дерева, удачно подошедших для этой цели. Наклоненные и привязанные друг к другу их раскидистые кроны после удаления лишних ветвей образовали необходимую конструкцию, поверх которой был натянут брезент. Верный первый ознакомился с внутренней частью шатра и, по-видимому, убедившись, что хозяева намерены здесь остановиться, неспешно побежал обследовать близлежащую территорию. Глава семейства стал разбирать привезённый багаж, послав детей заготовить для костра сухой валежник. Пока он обустраивал внутреннюю часть шатра привезёнными вещами, дети натаскали большую кучу хвороста. Отец развёл костёр в оборудованном месте и повесил над огнем котелок с водой, принесённой из речки. Вскоре обед из пшеничной каши, заправленной салом, был готов. Дети с удовольствием накинулись на аппетитную, пахнущую дымком костра кашу, поглощая, при этом, вкусный деревенский хлеб. Когда они управились с кашей, уже был готов чай из свежих смородиновых листьев, сорванных с кустов, в изобилии здесь произраставших. Напиток получился душистый с необычайным привкусом. Верный, изрядно набегавшись по окрестностям, до блеска вылизал свою большую миску с кашей. Покончив с обедом, дети отправились осматривать близлежащие окрестности, а отец, смастерив удочки, пошёл на речку. Разгуливая по полуострову и вдоволь налакомившись лесными ягодами, братья спустились к реке, прогуливаясь вдоль берега, наткнулись на отца, увлечённого рыбалкой. К этому времени в ведре у него плескалась разнорыбица, заполнив его уже до половины. Здесь были: усатые пескари продолговатого вида, сверху зеленовато-бурого, с боков серебристого цвета с тёмными крапинками; краснопёрки с ярко-красными плавниками, высокими боками желтовато-золотистого отлива, коричневато-зелеными спинками и оранжевыми глазками; чебаки, внешне похожие на краснопёрку красноватыми нижними плавниками, но с не столь высокими серебристыми боками, тёмными спинками и такими же спинными плавниками; зеленовато-полосатые окуни с острыми спинными и красными нижними плавниками. На их фоне, небольшая стреловидная щучка выглядела сравнительно крупной рыбиной. Дети, с восторгом рассматривая улов, бросая односложные реплики, невольно поднимали шум в неподходящем для этого месте. Отец недовольный поднятой шумихой, тихо бросил им: «Так, посмотрели? И довольно. Отойдите по течению дальше, марш отсюда!

Дети притихли и пошли вниз по течению. Следом за ними увязался Верный. Пройдя метров двести, они остановились, сняли нехитрую одежду и стали резвиться в речке. Верный крутился возле них, нарезая круги на воде, подплывая к ним, царапался когтями передних лап. Мальчишки отгоняли его, брызгали в его голову водой, черпая её ладошками. Пёс фыркал, отплывал в сторону, а, улучшив момент, возвращался, и всё повторялось вновь. День был солнечный, жаркий. Из освежающей речной воды не хотелось выходить. Вдруг Дима почувствовал на боку внезапный острый укол. Он машинально хлопнул по месту укуса ладошкой и ощутил что-то под пальцами. Осторожно, стараясь не упустить это «что-то», он, сжав кулачок, поднёс его к своему лицу и начал разжимать перед собой.

– У-у-у, вот это муха, огромная какая, мохнатая, а глазища-а-а!

– Это слепень, – авторитетно заявил брат и, усмехнувшись, спросил участливо: – Больно?

– А то, – болезненно сморщившись, ответил тот и, потрогав пальцами руки место укуса, воскликнул: – Гля, какой шишак вскочил.

Коля, забрав у брата слепня, оторвал полосатое брюшко, поднёс его к своим губам и стал потихоньку посасывать.

– Фу, ты чего это? Такую гадость …, – сморщив нос, брезгливо проговорил братишка.

– Сам ты гадость, знаешь, сладенькое, как мёд, – парировал тот и кинул останки слепня в речку.

Не успели они проплыть по течению и нескольких метров, как на их месте случился всплеск, после чего на водной глади остались лишь расходящиеся круги. В это время над их мокрыми спинами закружили несколько прилетевших сородичей исчезнувшей мухи. Братья, отмахиваясь от них руками, поднимая брызги воды, побежали к берегу и стали быстро одеваться.

– Ну, их, пойдём лучше в шалаше посидим, – одеваясь, предложил Коля.

– Угу, – согласился брат.

В это время из речки выбрался Верный и, подбежав к ним, стал отряхиваться, окатывая их брызгами воды с ног до головы. «Верный, пошёл отсюда!» – отчаянными возгласами, размахивая руками, гнали они его от себя и, наконец, кое-как одевшись, побежали к шалашу. В нём после полуденного зноя было прохладно и уютно. Братья кувыркались на мягкой подстилке, за этим занятием их и застал вернувшийся с рыбалки отец.

Вскоре, весело потрескивая, заплясал языками пламени костёр. Николай Дмитриевич повесил над ним котелок с речной водой. Пока она кипятилась, отец принялся за приготовление ухи на ужин. Почистил несколько картофелин, две головки лука, небольшую морковку. Мелко порезал лук, морковку, петрушку; картофелины разрезал на четыре части. Всё это заложил в подсоленный кипяток, добавил партию неочищенной мелкой рыбёшки. Минут через двадцать выловил рыбу из котелка с бурлящим наваристым бульоном, отправив её в другую ёмкость для собаки. Снял пену, положил несколько лавровых листьев, петрушку, несколько горошин чёрного перца. Прокипятив бульон минут пять и, подкинув в костёр пищу для спадающего огня, опустил в котелок вторую партию рыбы, уже вычищенную и крупно порезанную. Минут через пятнадцать, подсыпав петрушку и укроп, снял котелок с огня, закрыл его крышкой и поставил на землю немного настояться. Уха получилась ароматная, аппетитная и вскоре совместными усилиями была подчистую поглощена.

День за днём пролетало время добровольного лесного отшельничества, насыщенное повседневными вылазками братьев в окрестности разбитого лагеря. Временами отец на своём велосипеде отлучался в деревню для восполнения иссякших запасов продовольствия. Дети, загоревшие, жизнерадостные целыми днями пропадали либо на речке, купаясь, либо, исследуя многочисленные колонии речных куликов, разместившихся в гнёздах-норах по обрывистым берегам. Бродили в различных уголках леса, лазая по деревьям и продираясь по кустам, поглощая до оскомины во рту ароматные лесные ягоды. В сырых впадинах лесного массива братья обнаружили густые заросли громадных папоротников, из толстых полых стеблей которых они наловчились делать насосы и, набирая ими речную воду, с восторгом устраивали водяные перестрелки между собой, а то изобильно поливали упругими струями Верного. Бедному псу до того надоели эти водные процедуры, что он, завидев озорных охотников с насосами в руках наперевес, недовольно ворча, пускался от них наутёк.

***

К великому сожалению братьев, наступил день, когда их лесная эпопея подошла к концу. Покинув насиженное место в глухом лесу, они с отцом отправились домой, в город.

Проходя деревню, отец неожиданно для детей завернул в один из дворов, судя по разговорам отца с хозяевами подворья, гостей здесь ждали. Братья и не подозревали, какой сюрприз им приготовил отец вместе с хозяевами дома. В избе в разгар лета издавала жар большая русская печь.

– Ну что, пострелы, купаться будем? – неожиданно предложил подросткам хозяин дома и продолжил, хитро подмигнув. – В печке когда-нибудь купались?

– В пе-е-чке?! – недоумённо взглянув друг на друга, ожидая какого-то подвоха, хором переспросили братья.

– Давайте раздевайтесь шустрее, да полезайте в печь, – скомандовал хозяин и открыл большую металлическую заслонку, за которой перед их взором открылось жерло печи, пол которой был застлан соломой. Раздевшись, братья в нерешительности переминались с ноги на ногу. Хозяин уверенно подсадил их одного за другим к зияющему проёму. Подростки осторожно, стараясь не задеть края входа, ползком проследовали вовнутрь печи, уселись на корточки и с интересом стали осматривать ограниченное пространство. Внутри печи было не очень комфортно, но вполне достаточно места для них обоих, чтобы не мешать друг другу, не задеть стены и свод, прокопчённые до черноты. Первым впечатлением было, что они находятся в парной бане, разморенная солома под ногами источала специфический кисловато-сладковатый привкус. Рядом стояли две деревянные шайки, наполненные умеренно горячей водой. Около них лежали кусок мыла и мочалка. Быстро освоившись в столь необычной обстановке, братья приступили к водным процедурам, тем паче, что достаточно жаркая атмосфера в печи располагала к этому. Закончив купаться, они, раскрасневшиеся и пропахшие разопревшей соломой, вылезли из печи. К этому времени их уже ждал накрытый стол. Подкрепившись у гостеприимных хозяев, гости попрощались с ними и вскоре уже отчаливали на речном трамвае от пристани.

Глава 3

В стране продолжалась хрущёвская оттепель, проходили крупные экономические и политические реформы.

На ХХII съезде КПСС в октябре 1961 года была принята новая программа партии, которая предусматривала к 1980 году создание материально-технической базы коммунизма. В 1962 году была проведена реорганизация партийного аппарата, в каждой области (крае) появилось по два обкома (крайкома) – один по промышленности, другой по сельскому хозяйству, были образованы территориальные совнархозы.

Страна переживала противоречивый период. Наряду с крупными успехами в науке, промышленности, жилищном строительстве, медленно развивалось производство потребительских товаров, экономические трудности в сельском хозяйстве совпали с неурожаем 1963 года. Начались серьёзные перебои с хлебом, страна впервые была вынуждена закупать зерно за границей. Назревал политический кризис в руководстве страны и в октябре 1964 года Хрущёв был смещён со всех партийных и государственных постов. Первым секретарём партии стал Леонид Брежнев, председателем правительства – Николай Косыгин. Начался новый, почти двадцатилетний период, который впоследствии окрестили эпохой застоя.

***

Значительные перемены произошли в семье Снегирёвых. После очередного медосмотра у сорокатрёхлетнего Николая Дмитриевича был выявлен туберкулёз лёгких. Начались регулярные, два раза в год профилактические осмотры всех членов семьи.

Однажды после посещения туберкулёзного диспансера глава семейства пришёл домой. Дима в это время готовил домашнее задание и обратил внимание, как отец решительно достал с верха платяного шкафа большую картонную коробку, доверху наполненную пачками с сигаретами «Памир», которые он всегда курил и очень много, до четырёх пачек в день. Однако коробка была всегда полная, так как отец, каждый раз, возвращаясь домой, неизменно приносил авоську, изрядно наполненную новыми пачками сигарет. Достав коробку, он вышел с ней из комнаты, сын из любопытства последовал за ним. Выйдя во двор, он увидел, как отец, разведя у края оврага костёр, поставил на него коробку с сигаретами и сжёг всё. После этого случая Дима уже никогда больше не видел его с сигаретой.

Несмотря на интенсивное лечение, туберкулёз у Николая Дмитриевича не проходил, он стал часто и помногу прикладываться к спиртному и, в конце концов, был вынужден уйти с работы в стройтресте. После этого стал перебиваться заработками преподавателя в музыкальной школе. Свободного от работы времени у него стало больше, он увлёкся написанием картин и вскоре все стены в комнате были увешаны художественными полотнами. Особенно впечатляли две картины, размерами порядка десяти квадратных метров каждая. Одна изображала огромный водопад в окружении дремучего леса, другая – тундру с оленями, чумами и оленеводами. Несмотря на успехи его картин на городских выставках, серьёзного дополнительного заработка они не приносили, финансовое положение в семье ухудшилось. Николай Дмитриевич продолжал изрядно выпивать, между супругами стали периодически вспыхивать ссоры.

***

Дима сидел дома над тетрадками, вымучивая домашнее задание, так как мысли его были далеки от этого занятия, он откровенно скучал. Из другой половины комнаты к нему подошёл брат и предложил:

– Пойдём в клуб, кино посмотрим.

– Ага, а деньги где взять?

– Вот, смотри, – брат разжал кулачок, на его ладони красовался новенький, блестящий металлический рубль.

– Во, где добыл?

– Где взял, там уже нет. В пиджаке у папки нашёл, пошли.

– Колька, а я знаю, где денег больше этого будет.

– А чего молчишь? Давай показывай.

Дима соскочил со стула, открыл платяной шкаф и вытащил из кармана маминого зимнего пальто четыре хрустящие пятирублёвки.

– Вот это деньжищи! – с восхищением глядя на такое богатство, пуская слюну, воскликнул Коля и продолжил. – Эх, если узнают родители, нам несдобровать.

– Они столько месяцев здесь лежат, с зимы, наверно, про них уже, небось, и забыли, – возразил младший брат.

– Ну ладно, давай одну возьмём, а там видно будет, может и правда, что уже забыли, – согласился Коля.

Взяв пятёрку, братья пошли в город, то есть, в другой его квартал, где были сосредоточены магазины и разные учреждения. Посмотрели в клубе кино, наелись досыта мороженного, накупили разных безделушек, деньги незаметно разошлись. На следующий день такая же участь постигла вторую пятёрку. После этого решили денька два выждать, не хватятся ли пропажи родители. Всё было спокойно. Рассудив между собой, что, потратив десять рублей, кроме полученного удовольствия, они ничего материального не приобрели, решили потратить остальные деньги с толком. Взяв ещё одну пятёрку, отправились в центральную часть города и зашли в промтоварный магазин, где долго рассматривали товары на прилавках и, в конце концов, остановили свой выбор на пластмассовом катере, который работал на батарейках. Таких игрушек у них ещё никогда не было, не раздумывая, они купили его и испытали в овраге, где был небольшой водоём, не пересыхающий даже летом.

Ещё два дня братья увлечённо занимались на там с катером, пока не сломали его. Оставалась нерастраченной последняя пятёрка. На следующий день, взяв её, они опять поехали в центр города и зашли в спортивный магазин. В нём было много интересных для них товаров, но денег на покупку большинства из них уже не хватало. Дима обратил внимание брата на фотоаппарат, который стоил ровно пять рублей. Посоветовавшись друг с другом, решили купить его. Дима заплатил деньги в кассу, отдал чек продавщице и получил заветный фотоаппарат. Когда он открыл красивый кожаный футляр, то был разочарован, тот был пуст!

– А где фотоаппарат? – воскликнул он, обращаясь к продавщице.

– Какой фотоаппарат? – удивлённо взглянув на Диму, спросила та и пояснила: – Пять рублей стоит футляр.

Подросток, поняв, что опростоволосился, заявил:

– Нет, футляр мне не нужен, заберите его назад и верните мои деньги!

Слово за слово продолжалась его перепалка с продавщицей, пока он не почувствовал, как на его плечо легла чья-то тяжёлая рука. Дима повернул голову и обомлел, около него стоял милиционер. Продавщица объяснила стражу порядка ситуацию и высказала свои подозрения по поводу наличия такой суммы денег у мальчика. Милиционеру вернули пять рублей и он, взяв подростка за руку, направился к выходу из магазина. Испуганный мальчуган рыскал по сторонам глазами, но брата так и не увидел. Мелькавшие в голове беспорядочные мысли не предвещали ничего хорошего, он понуро шагал рядом с милиционером. «Ну что, пострел, будем всё рассказывать или пойдём в милицию разбираться? – прозвучал вопрос. Дима тяжело вздохнул, идти в милицию совсем не хотелось, да и страшно было, слёзы разом предательски навернулись на глаза и, давясь ими, он сбивчиво всё рассказал. «Поехали тогда к тебе домой, «обрадуем» папу с мамой», – подытожил страж порядка. Они сели, в стоявший у магазина милицейский мотоцикл с коляской и тронулись с места.

В комнате Снегирёвых на настойчивый стук никто не отвечал, родители находились ещё на работе. Милиционер постучал в дверь напротив, за ней послышался приближающийся характерный, глухой стук, когда он прекратился, послышался женский голос:

– Кто там?

– Откройте, пожалуйста, милиция!

Звякнула щеколда, дверь открылась, на пороге стояла тётя Рая. Увидев рядом с милиционером Диму, она, всплеснув руками, воскликнула:

– Боженьки ты мой! Что же такое случилось?

– Успокойтесь, пожалуйста, страшного ничего нет, но мне необходимо поговорить с его родителями, – ответил страж порядка.

– Так они же ещё на работе. Может быть, я могу чем-нибудь помочь? – засуетилась тётя Рая.

Милиционер открыл плоскую кожаную сумку-планшет, висевший на ремешке через плечо, извлёк из неё казённый бланк, авторучку и, уточнив у женщины фамилию и инициалы отца подростка, заполнил бланк. Попросил расписаться тётю Раю на отрывном талоне и вручил ей повестку, попросив отдать её сегодня же отцу подростка. Оставил его на её попечение соседки и, попрощавшись, удалился.

Когда милиционер ушёл, тётя Рая принялась расспрашивать Диму о случившемся. Тот отвечал уклончиво, ничего толком так и не поняв, она безнадёжно махнула рукой и, сказав в сердцах: «Ладно, пусть твой отец сам разбирается!» – отпустила его. Выйдя от неё, он зашёл в свою комнату, брат уже поджидал его там, между ними завязался разговор. Рассказав всё, как было, Дима сокрушённо подытожил:

– Всё, влипли мы-ы-ы …, чего делать-то будем?

Брат пожал плечами и предложил:

– Пойдём гулять, вернёмся сегодня попозже, а там видно будет, хотя чувствую, что порки нам не избежать, пошли.

Гуляли они до темноты, оттягивая, по возможности, неприятную встречу с родителями, и когда, наконец, зашли в комнату, то угрюмый вид отца, сидевшего вместе с мамой за столом, не предвещал ничего хорошего.

– Заявились, наконец? Ну, рассказывайте, как вы родителей обворовываете, – промолвил отец, стукнув кулаком по столу. Братья, понурив головы, молчали. – Как пакостить, так герои, а как отвечать, то языки, что ли, проглотили? Кто додумался? Отвечайте! – повысив голос, продолжал глава семьи.

– Я-а-а …, – заглатывая, хлынувшие слёзы, тихо ответил Дима.

Отец тяжело встал из-за стола, прошёл мимо них к своему сундуку с инструментами, достал из него кусок электрического провода, скрутил его вдвое и, подойдя к детям, промолвил:

– Ты, – обращаясь к младшему, – ступай к маме, – и скомандовал уже старшему сыну: – Снимай штаны и рубашку.

Тот, молча, стал раздеваться. Младший брат, повиснув на руке отца с проводом, запричитал, всхлипывая:

– Папочка, не надо, не бей Колю, это же я виноват.

Отец, стараясь освободиться от цепких рук сына, ответил:

– Ничего, он старший, ему и отвечать, а ты смотри, чтобы больше неповадно было.

Дима заплакал навзрыд, мама, не выдержав, подбежала и оттащила его от мужа. Провод в руке отца стал методично опускаться на спину Коли и ниже её. Тот сначала пытался терпеть, но обжигающая боль была невыносима, и он истошно закричал. Мама, не в силах более выдержать этого зрелища, с криком: «Прекрати! Что же ты делаешь?!» – подбежав, подхватила Колю на руки и скрылась с ним в другой половине комнаты. Отец бросил на пол провод и, хлопнув дверью, вышел в коридор.