Текст книги "Талисман"

***

Наступил первый родительский день, то есть воскресение. Среди других на летнюю дачу приехала и мама хулиганистого Димы. Они вместе сходили на речку, где он вдоволь накупался, насобирали и наелись лесных ягод, которые в изобилии здесь произрастали: малина, земляника, клубника, костяника, смородина трёх цветов, черёмуха – всего и не перечислишь.

Нагулявшись в лесу, они вернулись в городок. Дима наловил громовиков на своём любимом дереве – огромном дубе и торжественно вручил маме, предварительно поместив их в банку, освободившуюся от съестных припасов, привезённых мамой и благополучно уже «уничтоженных». Она уже привыкла к таким экзотическим подаркам, привозила их домой и выпускала в комнате. Стрекозы неизменно летели на свет из окна, садились на тюлевые шторы, где и заканчивался их жизненный путь в виде высохших через определённое время мумий.

День за днём, месяц за месяцем пролетало лето, наступило время возвращаться в город. За месяцы, проведённые на летней даче, дети неплохо подзагорели, свежий лесной воздух способствовал хорошему аппетиту, благодаря чему, большинство поправилось, некоторые даже заметно подросли. Жалко, конечно, было покидать живописные места, но с другой стороны, за проведённое здесь время, все успели уже соскучиться по дому, родителям, а кто и по оставшимся в городе друзьям и подружкам.

***

Накануне сентября Дима с сожалением узнал, что ещё на один год остаётся в детском саду. Мама ему объяснила, что до семи лет ему не хватает почти двух месяцев, поэтому в школу его не берут. Позднее он узнает, что это мама убедила директора школы не забирать сына в школу в этом году. Несостоявшийся школьник продолжал ходить в детский сад. Как-то, открыв дверь и выйдя на крыльцо детского сада, он невольно услышал обрывок разговора между заведующей и воспитательницей.

– Вот ведь, одного «бандита» забрали в школу, а Димку ещё на год оставили нам «на голову»! – с видимым сожалением изрекла заведующая.

– Да уж, это его мама постаралась, как-то смогла убедить директора школы …, – согласилась с ней воспитательница и осеклась, увидев воспитанника, выходящего на крыльцо. Тот на мгновение замешкался, уловив, что разговор идёт про него.

– Ступай, ступай, горе ты луковое, – снисходительно обратилась к нему заведующая.

Дима прошёл мимо них во двор детского сада.

***

Потянулась обычная детсадовская жизнь. Первое время Дима скучал по своему закадычному другу, ушедшему в школу, но постепенно это чувство притупилось. Он заметно вытянулся, но в весе прибавил незначительно. Инстинктивно, подчиняясь каким-то внутренним потребностям растущего организма, он постоянно грыз кусочки мела, а в столовой, постоянно сметал со столов кости от рыб, оставшиеся после еды, с удовольствием кроша их острыми молодыми зубами. В отличие от большинства окружающих его детей, просто ненавидящих рыбий жир, регулярно входящий в рацион обязательного потребления, он не только без труда справлялся со своей порцией, но с удовольствием поглощал и те, которые ему доставались от других детей. К великой радости, детсадовская продлёнка для него, наконец-то, закончилась, необходимость в ней отпала, потому что мама ушла с работы на железной дороге и теперь трудилась посудомойкой в городской столовой. Её новая работа очень нравилась Диме ещё и потому, что можно было забежать к ней в столовую и неплохо покушать, к тому же, она находилась совсем недалеко от их дома. Вот и сегодня он выбрал момент и незаметно покинул детский сад, не дожидаясь прихода мамы, сам направился к ней в столовую. Пробегая мимо своего дома, подросток в последний момент заметил прямо перед собой лежащие на земле электрические провода, которые обречённо свешивались с ближайшего деревянного электрического столба. Пока Дима на бегу лихорадочно соображал, как ему миновать внезапно возникшую опасность, даже не поняв, как это произошло, упал и оказался на проводах. Сквозь его тело как будто прошла колючая волна, он сразу оцепенел, движения были полностью парализованы, невозможно было шевельнуть даже языком. Зато предельно обострились слух, зрение и обоняние. Мысли одна за другой пролетали в его просветлённом мозгу. Руки и ноги пронзительно жгло, в ноздри ударил приторный запах жареного мяса. Время как будто остановилось, ему казалось, что вокруг моментально образовалась толпа взрослых людей. Многие наперебой давали глупые советы, как ему выкрутиться из опасной ситуации. От этих советов охватила безумная, недетская злость, затем наступила полная апатия ко всему. «Неужели они не видят, что я даже языком пошевелить не могу? Хотя бы палками попытались освободить меня», – уже без всякой надежды мелькали грустные мысли в голове.

В это время у скопления людей остановилась машина, проезжавшая рядом по проулку. Из деревянной кабины видавшей виды полуторки выскочил водитель – мужчина средних лет, крепкого телосложения и стал продираться сквозь толпу зевак. Увидев, что на проводах, лежащих на земле, скорчился в неестественной позе худощавый мальчуган лет семи, мужчина, не мешкая, на ходу бросив в толпу реплику: «Да что же это вы? Мать вашу так!» – подбежал к потерпевшему и резко рванул его на себя за майку, она затрещала, но выдержала. Из рук мужчины подростка перехватила пожилая женщина и кинулась с ним в ближайший подъезд дома, занесла в комнату, осторожно положила на кровать. Дима внезапно остро почувствовал нестерпимую боль, казалось, горит всё тело. Женщины суетились вокруг него, о чём-то причитали, что-то делали, стараясь хоть как-то обработать раны от страшных ожогов, зияющие на руках и ногах до самых костей. Дима закрыл глаза, пытаясь уснуть, уйти от боли. Вдруг до него донёсся знакомый голос, он открыл глаза, склонившись над ним, стоял его отец. «Ну что, сынок, болит? Потерпи, сейчас отвезу тебя в больницу», – участливо произнёс он, подхватил на руки и поспешил к выходу. У подъезда дома он едва не столкнулся с чрезвычайно взволнованной Катериной, спешившей своими глазами увидеть сына.

– Что с ним? – увидев его с отцом, с надеждой в голосе и во взгляде спросила она. – Мне тут такого наговорили! – с тревогой осматривая ребёнка, обратилась к нему: – Детка, как ты?

– Хорошего, конечно, ничего нет, но, слава Богу, самое страшное уже позади, – успокаивал её Николай. – Отправляюсь с ним в больницу, там осмотрят и помогут, не отчаивайся, Катя.

***

Прошло три недели. Раны от ожогов у Димы зарубцевались, на их месте образовалась тонкая, нежно-розоватая молоденькая кожица, которой так уже и не суждено будет сравняться по виду с неповреждённым кожным покровом. Шрамы, оставшиеся на всю жизнь, многие годы будут напоминать о случившемся в детстве происшествии, хотя и очень неприятном, но благополучно завершившимся для жизни мальчика.

Николай, по договорённости с Катей, приехал забрать сына из больницы. Дима с восторгом воспринял весть о возвращении домой, его жизнерадостная натура не могла примириться с вынужденным бездействием в опостылевших стенах больницы, когда на дворе стоят последние, запоздалые, теплые дни золотой осени. Выйдя из больницы, Николай подхватил сына и посадил себе на плечи. Поддавшись его восторженности, он решил пробежаться с ним вокруг здания больницы. Было смешно и весело смотреть на них со стороны, люди, проходившие мимо, невольно оборачивались и улыбались. Вдруг Николай почувствовал внезапную острую боль в районе шейных позвонков, он осторожно опустил сына на тротуар и пощупал ладонью на месте возникшей боли. Под ладонью ощутил липкую сырость и какой-то острый инородный предмет, попытка потрогать который вызывала болевые ощущения. Он опустил ладонь и увидел на ней следы крови. Догадка озарила его, в памяти возникли уже ставшие забываться страшные события, кромешный ад сталинградских боёв. «Вот оно – эхо войны! – промелькнула мысль. – Надо вернуться в больницу, пусть посмотрят врачи. А вдруг это как раз то, что вынудило меня полвойны скитаться по госпиталям!»

Дима вопросительно смотрел на отца, не понимая, почему так внезапно закончилась их весёлая затея.

– Сынок, – обратился к нему отец, – давай-ка вернёмся в больницу, – и, заметив сразу потускневшее лицо сына, успокоил его: – Ну-ну, не вешай носа, думаю, мы ненадолго. Мне по своим делам очень нужно. Лады?

– Лады. Только, если ненадолго, – с видимым сожалением ответил сын.

Взяв его за руку, отец направился к входу в больницу. Объяснив в регистратуре сложившуюся ситуацию и взяв направление, он пошёл на приём к хирургу. Оставив сына около дверей кабинета и взяв с него слово, что тот никуда уходить не будет, Николай Дмитриевич вошёл в кабинет. За столом, склонившись над какими-то бумагами, сидел худощавый пожилой мужчина в белом халате. Оторвавшись от их изучения, он поднял голову и вопросительно посмотрел на вошедшего посетителя сквозь стёкла очков в изящной металлической оправе.

– Здравствуйте, разрешите войти? – промолвил посетитель.

– Да-да, здравствуйте, проходите, – ответил врач. Пациент подошёл к столу. – Присаживайтесь, пожалуйста. Что у вас?

– Да вот, доктор, похоже, осколок выходит, – ответил Николай, машинально положив ладонь правой руки за голову на шею.

– Ну-кас-с, ну-кас-с! – встрепенулся врач, проворно встав из-за стола и подойдя к нему, скомандовал: – Снимите рубашку, сейчас посмотрим, что у вас там.

Николай Дмитриевич, расстегнув пуговицы, осторожно снял рубашку. Врач, зайдя к нему за спину, увидев небольшую кровоточащую ранку, осторожно пальцами стал прощупывать вокруг неё, периодически спрашивая пациента: – Так беспокоит, а вот так? – тот, соответственно своим ощущениям, отвечал на его вопросы. Закончив осмотр, врач поинтересовался: – Я так полагаю, что это у вас с войны подарок остался? А как случилось, что он вдруг проявился?

– С войны, с сорок второго года. Из-за него столько лет по госпиталям отлёживался. Так и остался он при мне. А тут вот сейчас сынишку решил покатать на шее, осколок неожиданно и дал о себе знать.

– Да-с, интересный случай, интересный! Что же, будем делать небольшую операцию по извлечению инородца. Будем надеяться, что ничего опасного уже не будет, осколок, похоже, сам нашёл безопасный выход.

– Как, прямо сейчас, что ли?

– А вы, как-с думали, батенька? Сейчас и непременно сейчас же, пока он там ничего лишнего не натворил!

– Доктор, у дверей кабинета мой сынишка сидит. Как с ним-то?

– Ничего страшного, мы его на время куда-нибудь определим. Думаю, если осложнений не будет, то через часик – полтора отпустим вас домой. Пойдёмте, не будем терять время.

Спустя час отец с сыном вышли из больницы. Остановившись на крыльце, Николай Дмитриевич вынул из кармана носовой платок и, развернув его, показал сыну небольшой, размером с копеечную монету, только значительно толще, кусочек шершавого металла тёмно-бурого цвета, с тремя острыми углами.

– Вот, сынок, смотри. Этот маленький осколок много лет назад мог стоить мне жизни, а теперь станет моей реликвией.

Дима протянул руку за осколком, взяв его, с любопытством стал осматривать со всех сторон, потёр пальцем его шершавую поверхность, осторожно пощупал углы, потом, взвесив его на ладони, проронил:

– Тяжёленький, – и вернул его отцу.

***

Вот и наступил этот яркий, но едва уже сохраняющий тепло уходящего лета, день 1960-го, високосного года, когда Дима вместе со своей мамой, наконец, впервые ступил на заветную территорию полноправным её хозяином. Многоголосый школьный двор расцвёл яркими красками от обилия букетов цветов, которыми наполнили его многочисленные первоклашки. Девочки в коричневых платьицах с ослепительно белыми, заботливо отглаженными школьными фартуками, ажурными белыми воротничками и манжетами. Праздничный вид многих из них удачно дополняли банты, которые, как огромные экзотические бабочки, разместились на их головках или на косичках. Мальчики, как будто все из инкубатора, в одинаковой школьной форме, по случаю торжественности происходящего, умерив затаённую на время в них прыть, казались степенными петушками, мирно разгуливающими по многоликому двору. Родители первоклашек, преимущественно молодые женщины, по-праздничному ярко одетые, с ухоженными причёсками и лицами, опекали своих чад с новенькими, блестящими портфелями в руках. Учительницы сновали среди них, разыскивая своих подопечных, отмечали их в своих списках, давали наставления родителям по поводу дальнейшего распорядка дня. В результате их разъяснительной работы постепенно в ещё совсем недавно хаотичном движении стал выкристаллизовываться определённый порядок. К учительницам, ушедшим на площадку перед парадным крыльцом школы, стали подтягиваться школьники, в сопровождении своих родителей. Через некоторое время обширный школьный двор, за исключением площадки, опустел. На ней лицом к широкому парадному крыльцу здания школы, на некотором расстоянии от него выстроились стройные шеренги первоклашек, позади которых в небольшом отдалении стояли их родители. По обе стороны от крыльца выстроились небольшие, человек по десять в каждой, шеренги старшеклассников. В одной из них ученики в красных галстуках, в другой – с комсомольскими значками. С боков, по обе стороны площадки разместились остальные школьники. Наконец, раскрылись двери парадного входа, из которого вышла и разместилась на крыльце группа учителей и пионервожатых во главе с директором школы, серьёзным, каким ему и полагается быть, средних лет мужчиной в строгом тёмного цвета костюме, при галстуке. Не менее строгого вида, среднего возраста женщина, по всей видимости, завуч школы, объявила об открытии первой в этом учебном году торжественной школьной линейки по случаю начала нового учебного года и поздравления первоклассников. Началась череда выступлений. Выступали: директор, завуч, старшая пионервожатая, старейшая учительница начальных классов, лучшие ученики школы, представительница от родительского комитета. Все они поздравляли первоклассников со знаменательным для них днём, говорили много хороших слов о необходимости с самых первых дней учёбы с полной серьёзностью отнестись к этому очень важному и трудному занятию, давали советы и наставления. Когда все запланированные выступающие закончили свои приветствия, из парадного входа вышла пожилая женщина в синем халате со школьным медным колокольчиком, и заливисто прозвучал для первоклассников их долгожданный первый школьный звонок. После этого стройные ряды рассыпались и ученики, как будто неимоверно соскучившиеся за прошедшее лето по учёбе, уже не сдерживаясь, торопливо устремились к парадному входу в школьные классы.

Новоиспечённые первоклассники, по сравнению с другими учениками, на этот раз оказались самыми дисциплинированными. А как же могло быть иначе? Они ведь ещё не знали местонахождение своих будущих классов, поэтому, переждав, пока суета понемногу улеглась, последовали в школу за своими первыми учительницами. За ними направились родители.

В классе учительница рассадила учеников за парты по своему усмотрению. Так как свободных мест практически не осталось, родители вынуждены были довольствоваться стоячими местами по периметру класса, за исключением стороны, где размещалась школьная доска и стол учительницы. Когда все, наконец, заняли свои места, учительница, стоя у своего стола, осмотрела всех внимательным взглядом и произнесла:

– Здравствуйте, дети! – нестройным хором те ответили на приветствие. – Меня зовут Дарья Филипповна, я буду вашей учительницей первые четыре года обучения. Наш первый «б» класс расположен в этом помещении. А теперь давайте познакомимся. Я буду называть фамилию и имя, необходимо будет встать из-за парты и ответить – я. Всем понятно?

– Да-а-а, – опять нестройным хором ответили дети.

Учительница присела за свой стол, открыла новенький классный журнал и стала называть фамилии учеников. Каждый раз, внимательно посмотрев на вставшего ученика, чтобы запомнить его, она просила: «Садись», – прибавляя при этом имя очередного ученика.

Дима с нетерпением ожидал своей фамилии, а её всё не было и не было, он даже уже начал волноваться. «Не забыли ли меня?» – мысленно беспокоился он. Хотя ему уже менее чем через два месяца исполнялось восемь лет, он ещё даже не владел азбукой, поэтому откуда ему было знать, что в классном журнале ученики записаны в алфавитном порядке, соответственно, фамилия Снегирёв значилась во второй части списка…

Очередная фамилия, озвученная учительницей, застала его врасплох.

– Снегирёв Дима.

От неожиданности перехватило дыхание, он, с грохотом поднимаясь из-за парты, звонким фальцетом воскликнул:

– Здесь я!

Учительница внимательно посмотрела на него, и, улыбнувшись, промолвила:

– Садись, Дима.

Перекличка подходила к концу, он, как и другие ученики, во все глаза рассматривал учительницу лет двадцати двух от роду, стройную женщину в простеньком, но аккуратном платье. Чёрные кудрявые волосы небольшими локонами ниспадали на её хрупкие плечи. Тонкие черты лица, слегка украшенного веснушками, широко открытые глаза располагали к доверию. Наконец, первое знакомство закончилось. Учительница закрыла классный журнал, рассказала первоклашкам о распорядке и правилах поведения в школе, а затем объявила, что сегодня занятий в школе не будет. Попросила учеников выйти на школьный двор, но далеко не разбегаться, пока она с родителями не обговорит некоторые вопросы. Ещё раз попросила далеко не уходить и добавила, что когда закончит беседу с родителями, они всем классом сфотографируются на память. Дети, накопив изрядное количество нерастраченной энергии, с шумом устремились к выходу из класса, а затем выскочили из школьного здания во двор. Девочки объединились в стайки недалеко от входа, а мальчики небольшими группами стали обследовать территорию школьного двора.

Через некоторое время, видимо, помня о предстоящем фотографировании и не желая пропустить столь занимательное мероприятие, мальчики стали постепенно подтягиваться к исходному месту. Вскоре из здания стали выходить родители, за ними показалась учительница и, окинув взглядом площадку, направилась к ученикам. Рядом шагал неопределённого возраста, худощавый мужчина с чёрным беретом на голове, увешанный фотопринадлежностями. Подойдя к детям, он сразу взял инициативу в свои руки и повёл всех к длинной деревянной скамейке, в числе других вкопанной на дальней стороне школьного футбольного поля. Невдалеке за ней росли высокие, уже тронутые разноцветьем наступающей осени, раскидистые тополя. Фотограф, с присущей ему профессиональной увлечённостью, скомпоновал школьников в трёхрядную группу, усадив часть из них с учительницей посередине на скамейку, наиболее рослых поставил вплотную за ними, а оставшихся разместил на корточках впереди скамейки. Какое-то время он ещё переставлял местами отдельных школьников, периодически отходил назад, примериваясь видоискателем фотоаппарата, затем, видимо, уже довольный проведёнными расстановками, не забыв напоследок обратить внимание на птичку, которая по его убеждению должна вылететь из объектива, щёлкнул несколько раз затвором.

Попрощавшись наперебой с учительницей, дети направились к своим родителям, которые наблюдали за происходящим в сторонке, и все, не торопясь, стали расходиться по домам.

***

В начале учёбы Диме очень нравились занятия в школе, всё было необычно, каждый раз он для себя открывал что-то новое, интересное. Постепенно, однако, стал понимать, что это всё-таки не игра и требует определённых усилий, выдержки и терпения. Особенно ему не нравилось чистописание, уж больно кропотливое это было занятие, выводить карандашом в тетрадке в косую линию разного рода палочки, завитушки да не абы как, а чтобы всё правильно, симметрично, аккуратно и каждую из них целыми строчками! А потом, когда вместо карандаша стали писать чернилами, и вовсе начались сплошные мучения. То кляксу посадишь, то рукавом случайно заденешь и размажешь уже написанное, ну, прямо наказание сплошное! Какая уж тут аккуратность, самому противно смотреть на свою работу. Сначала хоть оценки не ставили, а потом в тетрадке стали появляться красные двойки, противные такие, жирные, он даже поначалу пытался их резинкой стирать, ничего не получалось кроме дырок на их месте. Хорошо, что хоть мама не часто заглядывала в его тетрадки, она прямо так ему и сказала в начале учёбы: «Сынок, я закончила пять классов и шестой коридор, поэтому плохой тебе помощник. Единственное, что могу посоветовать – учись хорошо, прилежно, в жизни это очень пригодится. Не ленись, и всё у тебя получится».

Дима сначала никак не мог понять, что это за шестой коридор такой мама заканчивала? Уже позже он понял иносказательный смысл этого выражения, посмеялся над своей недогадливостью, не лишний раз понял, что учиться-то действительно надо, чтобы хотя бы не попадать впросак в простых ситуациях. Понять-то он понял, но этого, увы, было недостаточно, напрягаться надо, отказывать себе в чём-то. Вот и сейчас, сидя дома над тетрадкой, размышлял:

«Мало того, что в школе всё это надоедает, а тут ещё эти домашние задания делать надо. Зимой проще. На улице мороз, ветер завывает, холодно, бр-р-р! Всё равно делать нечего. А в тёплое время? На улице друзья мяч гоняют или на промысел с рогатками вышли, да мало ли чего есть более интересного, чем корпеть над учебниками и тетрадками! Что там говорить, вон у тёти Маши с дядей Сашей из двадцатой квартиры телевизор появился, единственный во всём доме, интересный такой! Его то „комбайн“, то „квн“ называют. Так в нём всё есть: и радио, и пластинки, а главное – телеэкран! Интересно, вроде бы, сам небольшой, так перед ним линза большая, пузатая такая, наполненная прозрачной жидкостью, смотришь через неё и видишь изображение большое! Хозяева этой чудо-техники добрые, у них своих детей нет, хотя сами уже в возрасте, так они нас сами приглашают посмотреть телевизор, когда мы по коридору бегаем».

Он с тоской посмотрел в окно, потом на тетрадку, тяжело вздохнул и продолжил выполнять домашнее задание. Через полчаса терпение его иссякло, он сложил тетрадки и учебники в школьный портфель и вышел на улицу. Во дворе, как назло, друзей уже не было, побродил немного, заглянул в овраг и, никого не обнаружив, решил пойти в соседний квартал, где было несколько магазинов, почтамт и рынок. Он, как пошёл в школу, любил ходить по магазинам, разглядывал различные товары, цены на них. Память у него была очень хорошая, в ней без особого напряжения откладывалась довольно обширная информация по ценам на различные продовольственные и промышленные товары. Это достаточно быстро заметила его мама и нередко прибегала к его помощи, когда нужно было узнать цену на какой-нибудь товар.

Как-то, по случаю праздника в гости к маме пришли её подруги, все они были молодые, незамужние или разведённые, как и она сама. Решили устроить небольшой девичник, накрыли стол, сели праздновать. Дима в это время гулял во дворе дома, как раз под окнами комнаты играл в битки на спичечные этикетки. Игра распространённая и довольно простая, хотя и требовала определённой сноровки. Вырывалась небольшая ямка в земле, которая называлась котлом. В него участники игры клали этикетки в количестве по взаимной договорённости. Затем в порядке, установленном по жребию, каждый старался попасть своим круглым битком, отлитым из свинца, в котёл, в случае удачи забирал содержимое котла, и игра начиналась сначала. Если же первый игрок не попадал в котёл, то у следующего игрока был выбор: либо кидать в котёл, либо постараться «съесть» биток, не попавший в котёл. «Съесть» – это значит кинуть свой так, чтобы от него пальцами одной руки можно было дотянуться до края чужого, в этом случае хозяин «съеденного» битка должен был положить в котёл этикетки в количестве первоначального взноса. Если, при этом, биток бросающего игрока ещё задевал чужой, то его хозяин должен был положить в котёл удвоенное количество этикеток, а если накрывал другой, то в котёл нужно было положить утроенное количество этикеток. Игрок, который «съел» чужой биток, кидал ещё раз. Если его биток, попав в котёл, выскакивал оттуда и, при этом, оттуда вылетали этикетки, то игрок забирал их, теряя право кидать ещё. Его биток оставался на месте и кидал следующий игрок. Игра продолжалась до тех пор, пока чей-нибудь биток не оставался в котле, в этом случае игрок забирал все этикетки в нём. После этого всё начиналось сначала. Игра шла в полном разгаре, когда из раскрытого окна Дима услышал голос мамы, которая подзывала его. Он подошёл к окну, мама обратилась к одной из женщин, сидевших с ней за столом:

– Спрашивай, Сима.

– Димочка, скажи, пожалуйста, сколько стоит футляр для очков?

– Это, смотря какой. Кожаный или твёрдый? – солидным голосом уточнил он.

– Ну, твёрдый.

– Они тоже по-разному стоят.

– Какой ты щепетильный. Самый дешёвый сколько стоит?

– Сорок одна копейка, – почесав затылок, ответил Дима.

Тут уже другая женщина спросила:

– А сколько стоят ножницы? – затем, видимо, учитывая опыт предыдущей подруги, уточнила. – Самые дешёвые.

– Двадцать пять копеек, – выпалил он.

Следом посыпались другие вопросы, на которые подросток едва успевал отвечать.

– Вот, что я вам говорила, убедились? Все цены знает! – перебив очередной вопрос, с гордостью промолвила мама.

– Булгартером, наверно, будет, – коверкая слово, с уважением высказалась одна из женщин, сидящих за столом.

– А ну, вас! – услышав незнакомое слово, показавшееся ему обидным прозвищем, пробурчал Дима и, махнув рукой, побежал доигрывать прерванную игру.