Текст книги "Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга первая: июнь 1941 – май 1942"

Что касается положения на фронте 55-й армии, особенно похвастаться нечем. На фронте 54-й армии наиболее угрожаемое положение остается на направлении Войбокало, Миры. Там приняты следующие меры: в районе Серокаски создается ударная группа в составе 80 сд, 6-й морской бригады, двух лыжных батальонов, которая должна нанести контрудар противнику по его флангу и тылу. Сосредоточение закончится 2 декабря. Даем Федюнинскому еще пополнение 1000 человек. На волховском направлении положение стабильное. Перевозка бригады с танками подходит к концу, осталось два батальона всего. На днях заканчиваем всю переброску с танками.

Наша просьба:

1. Желательно, чтобы быстрее осуществился нажим наших войск на Будогощь, Кириши с тем, чтобы лишить возможности противника его путей подвоза.

2. Ускорить переброску намеченного товарищем Щаденко пополнения для 54-й армии.

3. Мы стали бедны в тяжелых выстрелах (152-мм). Просим ускорить присылку этих выстрелов в Бабаево, а мы оттуда направим их по дороге к себе. Все.

СТАЛИН, МОЛОТОВ. 1. Фролова и Иванова обязательно расстреляйте и объявите об этом в печати.

2. Выстрелы для 152-мм [орудий] постараемся подать.

3. Пополнения от Щаденко – тоже.

4. Скоро Тихвин возьмем и навалимся на Будогощь, Кириши.

5. Там, где не хватает выстрелов 152 [мм орудий], пустите в ход в массовом порядке 120-мм минометы. Эти минометы – очень эффективное оружие для разгрома противника.

ХОЗИН, ЖДАНОВ. Слушаемся, все будет сделано. Твердо уверены, что мы в самые ближайшие сроки сможем вас порадовать.

СТАЛИН, МОЛОТОВ. Не теряйте времени, не только каждый [день], но и каждый час дорог. Противник собрал все свои силы почти со всех фронтов против Москвы. Все остальные фронты имеют теперь благоприятный случай ударить по врагу, в том числе и ваш фронт. Пользуйтесь случаем, пока не поздно. Повторяю, не упускайте случая. Все.

Всего хорошего, желаем успеха. Сталин, Молотов.

ХОЗИН, ЖДАНОВ. Будем воевать зверски на всех участках нашего фронта, не откладывая ни на минуту. До свидания. Спасибо. Жданов, Хозин.

Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2005. С. 73–75.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ВОЕННОГО СОВЕТА ЛЕНИНГРАДСКОГО ФРОНТА ОБ ЭВАКУАЦИИ ЛЮДЕЙ ИЗ ЛЕНИНГРАДА

6 декабря 1941 г.

Совершенно секретно

Принять следующие предложения эвакомиссии:

1. Обязать эвакуационную комиссию (т. Попков) начать с 10 декабря 1941 г. эвакуацию населения из Ленинграда по трассе Ваганово – станция Заборье, доведя число вывозимых людей к 20.12 1941 г. до 5000 человек в сутки.

2. Эвакуацию населения производить по озеру.

3. Обязать начальника тыла фронта генерал-майора Лагунова с 10.12.1941 г. движение автотранспорта по всей трассе Ладожское озеро – станция Заборье производить по твердому графику.

Подвоз эвакуируемого населения из Ленинграда до Ваганова согласовать с графиком движения по трассе, а перевозку людей по трассе производить по графику.

4. До установления нормального движения по трассе отправку людей из Ленинграда производить по согласованию с управлением тыла фронта, исходя из числа намеченных к отправке машин и лошадей на следующий день.

5. Ответственность за приемку людей в Ваганове, их размещение и питание в случае задержки возложить на начальника перевалочного пункта Ваганова т. Румянцева.

6. Ответственность за своевременную посадку эвакуируемого населения на автомашины в Ваганове и отправку их возложить на начальника дороги Ладожского озера т. Монахова.

7. Установить, что на каждую организованную группу эвакуированных (рабочие и служащие предприятий и учреждений, ученики ремесленных училищ и т. д.) предприятия и учреждения выделяют руководителя группы, несущего ответственность за эвакуацию своей группы.

8. При выезде из Ваганова на каждую автоколонну с людьми Управлением дороги назначается начальник колонны.

Начальник колонны отвечает за исполнение графика движения и за сохранность людей.

9. Установить перевалочные и питательные пункты по трассе: перевалочно-питательные пункты – в Ваганове, Ереминой Горе и Заборье; питательные пункты – в Кобоне, Сясьстрое, Паше и Радогоще.

10. Обязать эвакокомиссию проверить в трехсуточный срок обеспеченность всех перевалочно-питательных пунктов необходимым инвентарем.

11. При отъезде из Ленинграда эвакуируемых сдают в обязательном порядке продуктовые и промтоварные карточки в районные эвакокомиссии, взамен чего они снабжаются специальными дорожными талонами.

12. Установить следующий порядок и нормы питания эвакуированных в пути на питательных пунктах:

а) организовать продажу взрослому населению по 400 грамм хлеба в сутки, а детям до 14 лет по 400 грамм хлеба в сутки и 2 раза в сутки горячее блюдо (суп, щи);

б) на всех питательных пунктах по трассе обеспечить выдачу эвакуируемым горячего чая.

13. В соответствии с указанными нормами, выделить для обеспечения питательные пунктов на декабрь месяц 62,5 тонны муки (по 2,5 тонны в сутки) и 5 тонн крупы (по 0,2 тонны в сутки).

14. Начальнику тыла фронта генерал-майору Лагунову обеспечивать питательные пункты продуктами за счет продовольственных грузов, направляемых в Ленинград со станции Заборье.

15. Обязать эвакокомиссию (т. Попков) в двухдневный срок назначить на все перевалочно-питательные пункты в помощь начальникам пунктов, а также на Финляндский вокзал уполномоченных комиссии, на которых возложить наблюдение за движением эвакуированных и заботу об их обслуживании в пути.

Уполномоченным эвакокомиссии по станции Заборье выделить т. Васильева H. М., на которого возложить ответственность за организацию обслуживания эвакуированных на ст. Заборье и их своевременную отправку по железной дороге.

16. Обязать эвакокомиссию создать на трассе в распоряжении начальника дороги т. Шилова оборотный фонд теплых вещей (одеял 1000 штук, валенок 1000 пар, шапок 2000 штук, варежек 2000 пар) для оказании помощи эвакуируемым в пути в необходимых случаях, закрепив эти вещи за начальниками колонн.

17. Для предохранения людей от ветра, снега и т. д. обязать начальника тыла фронта генерал-майора Лагунова в течение декабря приспособить крытые кузова на 500 машин.

Обязать начальника Ленглавхлоппрома тов. Колонтырскую выделить для указанной цели необходимое количество материалов, а Ленгорисполком (т. Попков) – необходимые средства.

18. Утвердить план эвакуации первой очереди, представленный эвако-комиссией.

19. Обязать начальника Октябрьской железной дороги т. Колпакова обеспечить перевозку железнодорожным транспортом эвакуируемых до станции Ваганово в количестве до 5000 человек по заявкам эвакокомиссии.

Член Военного Совета, секретарь ЦК ВКП(б) (А. ЖДАНОВ)

Командующий войсками Ленинградского фронта генерал-лейтенант (ХОЗИН)

Член Военного Совета дивизионный комиссар (А. КУЗНЕЦОВ)

Член Военного Совета Ленинградского фронта (Н. СОЛОВЬЕВ)

Ленинград в осаде. Сб. документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. СПб.,1995. С. 277–279.

Докладная записка

секретаря Ленобкома и Горкома ВЛКСМ В. Н. Иванова секретарю Ленинградского Горкома ВКП(б) А. А. Кузнецову 6 декабря 1941 г.

Ленинградским Горкомом ВЛКСМ выявлено в городе 790 беспризорных и безнадзорных детей, в возрасте до 16 лет, из них мальчиков 570, девочек 220.

Родители этих детей в большинстве своем находятся в Красной Армии, либо погибли при бомбардировках города. Поэтому значительная часть из них безнадзорно проживает в бомбоубежищах, эвакопунктах и других местах, находясь в крайне тяжелом материальном положении. Сведения на детей выявлены в домохозяйствах через райкомы комсомола. Ни в райсоветах, ни в отделениях милиции никто вопросом выявления беспризорных и безнадзорных не занимался.

Ленинградский Городской Комитет ВЛКСМ считает необходимым:

1. Всех подростков в возрасте от 13-лет и выше в количестве 525 человек организовать в специальную колонну, прикрепить к ним соответствующее количество руководителей и срочно эвакуировать из города.

2. С целью разгрузки мест в детдомах, эвакуировать из города переростков – воспитанников детдомов в возрасте от 14-ти лет и выше в количестве 150 человек, влив в эвакуируемую колонну безнадзорных детей.

3. Направить в детдома на освободившиеся места за счет эвакуируемых подростков остронуждающихся детей младшего возраста.

Списки на детей, выявленных по домохозяйствам в количестве 490 человек, прилагаем. Кроме этого, нами включено в общее количество детей 300 подростков, находящихся в эвакопунктах.

ЦГА СПб. Ф. 330. Оп. 2. Д. 4. Л. 1–2.

ЗАПИСЬ ПЕРЕГОВОРОВ

по прямому проводу Г. М. Маленкова с членом Военного Совета Ленинградского фронта А. А. Кузнецовым

9 декабря 1941 г.

У аппарата член Военного Совета КУЗНЕЦОВ.

У аппарата МАЛЕНКОВ. Здравствуйте. Говорю по поручению товарища Сталина. Нам очень нужны полковые пушки, 120-мм минометы и 82-мм минометы. Скажите, можно ли сейчас немедля отправлять это вооружение по Ладожской дороге обратным рейсом машинами и подводами? На всякий случай говорю, что все это понадобится для вас же. Хотелось бы получить скорее и больше. Нам нужны, конечно, и 50-мм минометы, о них я не говорю только по соображению трудностей перевозок. Прежде всего поэтому говорю о полковых пушках, 120-мм минометах и 82-мм минометах.

Другой вопрос – как осуществляется мероприятие с тремя дивизиями? Вы понимаете, о чем я говорю? Все.

КУЗНЕЦОВ. Здравствуйте, товарищ Маленков. Переброску полковых пушек и 120-мм минометов на автотранспорте по Ладожскому озеру и далее по фронтовой дороге мы решили начать немедленно. Для этого в ближайшие два дня будет организована колонна машин в количестве не менее 50, которые будут возить вооружение до станции Подборовье, а обратно повезут нам боеприпасы. Параллельно с этим не прекращаем отгрузку полковых пушек и минометов, правда, в последние дни, в связи с плохой погодой, к нам прибывает очень мало самолетов. Установленная для нас программа по пушками и минометам будет обязательно выполнена. Что касается трех дивизий, то одна из них уже подтянута к Ладожскому озеру. Все.

МАЛЕНКОВ. Сколько и в какие сроки вы нам дадите пушек и минометов?

КУЗНЕЦОВ. До 20 декабря отгрузим, примерно, 100 пушек и 120–150 минометов 120 и 82 мм.

МАЛЕНКОВ. Шлите возможно больше. Чем скорее и больше вышлете, тем быстрее сумеем помочь. У нас только за этим задержка.

КУЗНЕЦОВ. Мы ни в одну из своих дивизий не даем, а все отгружаем вам. Я должен сообщить, что первая декада декабря месяца по производству пушек и минометов у нас прошла неудовлетворительно из-за нехватки электроэнергии. Мы подбираем все остатки угля и торфа, вынуждены были законсервировать работу почти всей текстильной промышленности и целого ряда других предприятий только для того, чтобы обеспечить производство пушек и минометов.

МАЛЕНКОВ. Есть ли что-нибудь существенное на фронте? Еще товарищ Сталин просит вас наряду с полковыми пушками и минометами также послать телефонное и телеграфное имущество для дивизий и армий. Можно ли это также отправлять по Ладожской дороге?

КУЗНЕЦОВ. На фронте особо существенных изменений нет. Телефонное и телеграфное имущество ежедневно отправляем самолетами, а также кабель постараюсь. Я буду посылать каждый день шифровками отчет, что мы отгружаем.

МАЛЕНКОВ. Очень хорошо. У меня все. Все передаем вам горячий привет, до свидания.

КУЗНЕЦОВ. Вам всем также передаю привет, до свидания.

Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2005. С. 75–76.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ

ВОЕННОГО СОВЕТА ЛЕНИНГРАДСКОГО ФРОНТА О ПИТАНИИ ДОНОРОВ

10 декабря

Совершенно секретно

№ 00457

В целях обеспечения частей Ленинградского фронта и КБФ консервированной кровью, кровозамещающими растворами и агглютинирующими сыворотками Военный Совет Ленинградского фронта постановляет:

1. Донорам, предоставляющим свою кровь для переливания не менее чем 2 раза в 3 месяца, установить в дополнение к существующим нормам снабжения населения по карточкам ежедневную выдачу по специальной донорской карточке нижеследующих продуктов:

Ленинград в осаде. С6. документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. СПб., 1995. С 198.

Совершенно секретно

Управление НКВД СССР по Ленинградской области и городу Ленинграду

№ 10042

10 декабря 1941 г.

СПЕЦСООБЩЕНИЕ

Последние дни в Ленинграде распространяются слухи, что проходящая частичная эвакуация населения является подготовкой к сдаче города немцам.

Высказывания сводятся к тому, что:

а) блокаду Ленинграда частям Красной Армии не прорвать. Военные и советские органы из-за отсутствия продовольствия вынуждены сдать город.

Служащий городской конторы Промбанка Эйдлер:

… «Мне известно от одного из ответственных работников Облисполкома, что есть решение сдать Ленинград. Ленинград ждет судьба Киева, который тоже пал в результате блокады, после того, как населению и армии начали выдавать по 50 грамм хлеба».

Доцент Индустриального Института Эдельсон:

… «Скоро хлеба будут выдавать еще меньше. Как было и в Одессе перед сдачей города. Там выдавали 100 гр., затем 50, потом вовсе не давали хлеба и вскоре сдали город. Из Ленинграда войска скоро будут выводить, а нас всех оставят».

Врач Водздравотдела С-3 Речного Пароходства Гербст:

… «Я слышал, что войска намечают вывести из Ленинграда. Населению велят покинуть город, даже детям и старикам».

Прораб «СОЮЗТЕПЛОСТРОЯ» Зейдлиц:

… «Ленинград сдадут, об этом свидетельствует спешная эвакуация из Ленинграда на самолетах, машинах и пешком. Боюсь, что оставшимся в городе придется ползти, так как народ обессилен».

б) из города эвакуируются в первую очередь руководящие работники, их семьи и части Красной Армии, остальное население эвакуироваться не будет.

Рабочий завода «СВЕТЛАНА» Абрамов:

… «Немцы сильно укрепились, от Ленинграда их не отогнать, поэтому наши руководители улетают из Ленинграда на самолетах. Здесь оставят рядовых бойцов и каких-нибудь лейтенантов».

Слесарь завода им. Котлякова Ванидовский:

… «Из города бегут жены командиров. Очевидно, положение Ленинграда стало безнадежным и город готовят к сдаче».

Служащий ЦКБ-18 Куликов:

… «Началась эвакуация города. Командный состав Военно-Медицинской Академии уже вылетел на самолетах. Все части Красной Армии будут выведены, а население города оставят на произвол судьбы. Нам придется умирать от голода или от руки немцев».

в) со стороны отдельных лиц имеет место отрицательное отношение к эвакуации. Отмечена жалобы на неорганизованность проведения эвакуации.

Домашняя хозяйка Дымчаева:

… «Когда было тепло, тогда не эвакуировали население, а теперь, когда люди опухли от голода и ослабли, то вздумали на таком морозе отправлять из Ленинграда народ».

Директор 1-го Автогрузового парка Крупицкий:

… «Эвакуация населения через Ладожское озеро – это глупость. В свое время, не подумав, эвакуировали детей в Старорусский, Демянский и др. районы области, и в результате много детей загубили. Теперь получается то же самое, так как лед на озере тонкий, машины проваливаются и люди гибнут. Проход по льду очень узкий, и немцы его обстреливают. Через этот коридор никому из Ленинграда не выбраться».

Учительница 32-й школы В-островского района Морозова:

… «Эвакуацию населения с самого начала проводят неумело. Вместо того, чтобы эвакуировать, возят людей взад и вперед – из города до Ладоги и обратно».

В корреспонденции, прошедшей через цензуру, сообщается:

… «Нам предстоит тяжелый путь, придется идти пешком 200–250 км. Еды мало, поэтому пройти такой путь, да еще зимой, почти невозможно».

… «Люди эвакуируются пешком и на самолетах, но чтобы эвакуироваться на самолетах, нужно иметь большие связи, иначе не попадешь. Нам, простым смертным, видно придется околевать с голода».

… «Многие уходят пешком по озеру, лишь бы уйти из Ленинграда, некоторые улетают из Ленинграда на самолетах, но это, конечно, начальники или по знакомству. Мы же ходим как сонные мухи, ослабли от голода и вряд ли увидимся с вами».

г) антисоветские элементы объясняют эвакуацию как подготовку к сдаче города немцам. Пытаются восхвалять немцев и доказывать, что они, якобы, несут хорошую жизнь.

Студент Медицинского института Щербаков:

… «Эвакуироваться из Ленинграда нет смысла. Немцы – люди хорошие. Они нам ничего плохого не сделают».

Ломагин Н.А. В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД. СПб., 2000. С. 163–164.

Совершенно секретно

Управление НКВД СССР по Ленинградской области и городу Ленинграду

№ 10068

13 декабря 1941 г.

СПЕЦСООБЩЕНИЕ

В связи с продовольственными затруднениями среди населения, особенно среди женщин, отмечается рост отрицательных настроений.

Эти настроения сводятся к тому, что:

а) положение Ленинграда безнадежно, блокады не прорвать, население погибнет от голода;

б) в декабре в городе окончится весь запас продуктов, после чего Ленинград будет сдан немцам;

в) в случае сдачи города облегчится положение с продовольствием;

г) голодать дальше немыслимо, необходимо действовать организованно, устраивать бунты, погромы хлебных и продовольственных магазинов.

Рост отрицательных настроений показывают и данные военной цензуры.

Возрастает процент отрицательных сообщений, выражающих недовольство снижением норм выдачи хлеба и голодным существованием.

В декабре из общего количества обработанной корреспонденции подобных сообщений не пропущено:

1 декабря – 1.808, т. е. 2,3 %,

3 декабря – 1.988,2,4 %,

5 декабря – 2.644,3,5 %,

7 декабря – 2.949,3,8 %,

9 декабря – 2.465,4,0 %,

10 декабря – 2.801,4,6 %.

Характерные выдержки из корреспонденции приводим:

… «Спасибо нашим главарям! Стыдно, что за такое короткое время войны и уже так нуждаемся. Мы провели себе радио, но тому, что говорят, не верим. О нас некому позаботиться, мы погибли, и победы нам не видать».

… «Довоевались вояки – нет ни хлеба, ни табаку. Не дождешься, когда все это кончится. А в общем не жалеет народа наше правительство. Спрашивается, за что воюем?».

… «Вы все врете, и ты, и радио, и газеты. Мы перестали верить всему, верим только тому, что вокруг нас делается. У всех одно настроение, дали бы хотя бы чуть-чуть побольше пожрать, чтобы мы сами смогли свои ноги таскать. В общем воюйте, защищайте евреев, а Ваши семьи будут здесь подыхать».

… «Я как рабочий получаю в день 250 грамм хлеба и в столовой по карточке тарелку мутной воды, а на второе ложку бобов. Эта дневная порция. Я сильно отощал. На днях поймал кошку, зарезал и мы с БЕССОНОВЫМ ее сварили и съели. Я рад и кошке, но их уже нет».

… «Весь день занимает мысль, чтобы поесть. Мы с папой съели двух кошек, их так трудно найти и поймать, все смотрим собачку, но их совсем не видно. Одно спасение – это дуранда, мама печет из нее лепешки. Кое-когда удается достать на рынке путем обмена на разные вещи».

… «Хлеба 125 грамм на душу и почти ничего другого, сильно ослабли, едва ноги ходят. Поговаривают, что завод будет закрыт, так как угля нет. Джона застрелили и скушали, все равно бы издох».

… «Наша жизнь – это ад. Ходим все опухшие от голода и находимся под непрерывным артиллерийским обстрелом. Вот до чего довели наши правители ленинградских рабочих. Нельзя этого простить никогда».

… «Мы стали варить из столярного клея студень. Едим второй день, не знаю, что будет. В еду употребляют клей для обоев. Но его достать трудно. На рынке молоко 50 руб. за литр, дуранда 80 руб. кгр., картофель 50 руб. кгр., хлеб 100 руб., но и этого не достать».

… «Ноги уже не двигаются, а ходить надо, работать надо. Жертв очень много, покойников хоронят без гробов, так как гробов нет. Варлаша умер от голода, все перед смертью просил поесть, вот его хороним без гроба, завязали в простыню».

… «Женя, мы умираем от голода. Борику приготовила на гроб доски. Но я так слаба, что не могу снести его на кладбище. Юрик настолько слаб, что уже не просит есть, лишь изредка кричит: «Мама, если нет кушать – убей меня», – это говорит 4-х летний ребенок. Хлеб забрала вперед. Сегодня 6-е, а взято на 8-е. Так бессмысленно умирать сейчас, когда положение на фронте стало радовать».

Ломагин Н. А. В тисках голода. Блокада Ленинграда в документах германских спецслужб и НКВД. СПб., 2000. С. 165–166.

Из воспоминаний мастера Кировского завода В. В. Васильева

Обстановка в городе день ото дня ухудшалась. Стали быстро иссякать запасы продовольствия. Если в сентябре и октябре по карточкам была чечевица, то в ноябре не стало и ее. В столовых выдавались дрожжевые супы (500 граммов дрожжей на 150 литров воды). Люди использовали в пищу столярный клей, олифу. Но, несмотря на надвигавшийся голод и рано наступившие морозы, рабочие продолжали выполнять заказы фронта.

Новочугунолитейный цех был одним из современных и крупных цехов завода. До войны с его конвейера сходило литье для тракторов. Теперь цех выпускал отливки снарядов и мин.

Громадные заснеженные корпуса цеха, изрешеченные осколками снарядов, снаружи казались мертвыми. И только присущий этому цеху запах свежей горелой земли свидетельствовал о том, что жизнь здесь не замерла. В центральном корпусе под его стеклянным замаскированным куполом двигалась беспрерывная лента конвейера. Здесь производился весь цикл работ – от изготовления форм до выколотки из них готовой продукции. В пыли и седой дымке шла работа. У пневматических формовочных станков стояли укутанные кто во что люди. В основном это были женщины. Многие работницы пришли на завод вместо своих мужей, погибших или ушедших на фронт. У каждой было свое горе, своя судьба. Зная это, начальник цеха часто бывал среди людей, умел их выслушать, был точен и обязателен, помнил и выполнял свои обещания, а вовремя сказанная шутка подбадривала истощенных людей, вызывала на их лицах улыбку.

Гордостью завода была шишельница М.Забирохина. Мария выполняла норму выработки снарядных стержней на 300 процентов, стала бригадиром фронтовой бригады. О Забирохиной и ее бригаде говорили по радио, о ней не раз писали газеты. Была выпущена даже специальная почтовая открытка с ее фотографией. На имя Забирохиной приходило много писем с благодарностями за хорошую работу.

Женщины литейного цеха освоились с мужскими тяжелыми профессиями. Движения их были привычными и спокойными. Каждая из работниц за смену спускала на конвейер десятки опок с заформованными в них сотнями корпусов снарядов и мин.

Заформованные опоки медленно двигались по конвейеру к самому ответственному участку – плавильному. Каждая плавка – это 2000–2500 отливок снарядов и мин. Когда шла плавка, у вагранок находились не только рабочие. К разливу металла приходил и начальник цеха. Он с волнением заглядывал через стекло в фурмы вагранки, наблюдая за прибавлением металла в копильнике. И вот, наконец, улыбаясь, говорил вагранщику Калистратову:

– Ну, Калистратыч, давай!

Вагранщик привычным ударом пробивал летку, и в желоб ударяла белая струя металла, металла сражающегося завода. Если в этот момент и начинался артобстрел, плавка и разливка металла не прекращались. Были случаи, когда даже раненые не покидали своих рабочих мест. Тяжело раненный мастер Л. Е. Рудин во время артобстрела руководил плавкой и разливкой металла.

Так упорно ковалась победа, тогда еще бесконечно далекая. Во имя ее отдали свои жизни тысячи кировцев – и те, кто погиб на фронте, и те, кто не перенес тяжелых испытаний блокады.

Я тогда руководил сравнительно небольшим коллективом: три мастера и около тридцати приемщиков. В основном это были женщины, многие из которых впервые переступили порог литейного цеха. Приходилось не только обучать их новой профессии, но иногда и вникать в личную жизнь, по мере возможности помогать. Все это обязывало меня, подавая пример остальным, не опускаться, не поддаваться усиливавшейся с каждым днем слабости. Ведь некоторые считали, что чем меньше двигаешься, тем больше сберегаешь калорий, и, съедая пайку хлеба сразу, оставались лежать в постели. Такие люди погибали первыми.

Зима 1941/42 года была самым тяжелым периодом блокады. Люди умирали на ходу, сидя за столом, стоя у станка. Иногда умирали медленно – догорали, как это называли. Однажды мне сказали, что умер наш приемщик К. Иванов. Его нашли в цеховой каптерке, где он, как и многие другие, ночевал. Признаков жизни он не подавал, и его сочли умершим. Иванова отвезли в старый кирпичный сарай, находившийся на территории завода неподалеку от заводской поликлиники, куда перед отправкой на кладбище складывали убитых и умерших от голода кировцев. К нашему удивлению, врач, осмотрев Иванова, сказала, что он жив, и велела отвезти его в оборудованный для больных подвал при заводской поликлинике.

Надо сказать, что несколько ранее Иванов уже побывал на грани жизни и смерти. Было это так. В один из дней всегда аккуратный Иванов пришел на работу с большим опозданием. Вид у него был необычный: волосы взъерошены, пальто в крови. Он помнил, как сошел с трамвая на площади

Стачек, помнил вспышку огня, взрыв… Когда очнулся, на нем лежал смертельно раненый мужчина, накрыв его своим телом. На Иванове же, как потом выяснилось, не было ни единой царапины. «Теперь ему сто лет жить суждено», – говорили люди. К сожалению, предсказания не сбылись: Иванов умер через сутки после того, как мы отвезли его в поликлинику. Подобно Иванову остались в цехах ночевать и больше не проснулись рабочие Гаврилов, Буторин, Милованов, Яковлев, Шаронов, Шашков, Степунев. Многие кировцы умерли в пути, не имея сил добраться до работы или с работы домой. Так погибли рабочие Брянцев, Николаев, Волков, Ловягин, Настусенко, Бусова, Тимофеева, Мордашкина и многие другие.

В декабре и в нашу семью пришла голодная смерть. Умерла бабушка Евдокия Михайловна. Ее единственную из восьми погибших моих родственников удалось самим похоронить, хотя и в самодельном, неструганом, наспех сколоченном гробу, свезти на санках на Смоленское кладбище.

Я был человеком крупной комплекции, но и со мной голод быстро делал свое дело. Стали появляться признаки цинги, отекли ноги. С каждым днем становилось все труднее преодолевать восьмикилометровый путь на работу и с работы. Я заметил, что в людском потоке по протоптанным снежным тропам меня все чаще обгоняли люди. Мне, 26-летнему парню, по натуре подвижному, любившему спорт, чувство немощи было неприятно.

В один из морозных декабрьских дней почувствовал, что не в силах вернуться домой, и решил провести ночь в цеховой конторке. Конторка размещалась на втором этаже, и во время артобстрела находиться в ней было небезопасно. Но зато там стояла «буржуйка», дарившая благодатное тепло небольшому помещению. В конторке имелись два письменных стола и несколько стульев. На столах я и устроился, подвинув их к «буржуйке». К полуночи топливо кончилось. Я взял ведро и спустился за ним во двор. На безлюдной территории завода стояла гробовая тишина, под ногами похрустывал снег. Набрав в ведро топлива, я повернул обратно. И тут в воздух взлетела ракета, осветив корпуса наших заснеженных цехов. В тот же момент недалеко от цеха разорвался снаряд. Я попытался прибавить шагу и ощутил в себе нечто новое: ноги перестали мне повиноваться и вопреки моему желанию продолжали все так же медленно переступать. Стало ясно, насколько плохи мои дела. Позже рабочие из нашего цеха признались, что каждое утро, идя на работу, думали: «А жив ли Василий Васильевич?».

В декабре 1941 года на заводе были организованы стационары. Они предназначались для наиболее ослабевших, чтобы там хоть немного подкрепить их силы. Одним из первых туда попал и я.

Стационар находился в опустевшем силуминовом цехе, в помещениях бывшего планового отдела и бухгалтерии. Перегородки между ними сняли, и в образовавшейся зале расставили штук пятнадцать кроватей.

В помещении было холодно, несмотря на то, что «буржуйка» топилась круглосуточно. Истощенных людей тянуло к теплу, поэтому, кто мог и хотел, садился возле «буржуйки» погреться, поговорить. Всех лежавших здесь называли новым, только что появившимся в обиходе словом «дистрофик».

Питание в стационаре было ненамного лучше, чем по карточкам. К обеду полагалось 25 граммов белого и 25 граммов красного подогретого вина. Выдавали и укрепляющий настой из хвои.

Стационару уделялось большое внимание со стороны администрации завода. Бывал у нас и директор М.А.Длугач. Часто посещал стационар заместитель начальника новочугунолитейного цеха Л. М. Крельштейн. Лазарь Маркович сообщал нам свежие вести с фронта, читал статьи Алексея Толстого, Ильи Эренбурга, тем самым поддерживая в больных людях веру в жизнь, в победу.

Стационар многих вернул к жизни, к работе, но нередкими были случаи, когда до предела истощенные люди, несмотря на оказанную помощь, умирали. Об одном из умерших в стационаре мне хочется рассказать.

Вскоре после меня положили в стационар формовщика Логинова. Он был крупным человеком, а такие люди, как я уже говорил, быстрее других подвергались истощению. У Логинова были жена и дочь Таня лет десяти. Девочка часто приходила к отцу. Это было хрупкое существо с косичками, на исхудалом детском личике ярко вырисовывались острые скулы и подбородочек. Каждый раз отец оставлял дочери кусочек сухарика, высушенного им на «буржуйке». Похрустывая им, Таня рассказывала о домашних новостях. Отца особенно интересовало здоровье матери, которая уже не вставала. В один из дней Логинов в ожидании дочери особенно волновался, оборачиваясь каждый раз, когда открывалась дверь. Таня пришла позже обычного и, бросившись к отцу на грудь, сообщила о смерти матери. Мне показалось, что Логинов выслушал эту страшную весть удивительно спокойно. Он стал хладнокровно успокаивать дочь, давая советы, куда пойти и что сделать. Поговорив с Таней не более обычного, Логинов отдал ей приготовленный сухарик и поцеловал на прощание.

На улице бушевала метель, порывы ветра со снегом били в окна нашего стационара. Я мысленно представил, как Таня, спрятав в рукава ручонки, бредет по заснеженной малолюдной территории завода. «Куда она идет, кто ее ждет?» – задавал я себе вопросы.

Между тем, попрощавшись с дочерью, Логинов отвернулся к стенке и, как мне показалось, уснул. Однако через некоторое время с его койки послышался шепот: «Таня… фашисты… гады…». Я встал, чтобы подойти к нему и успокоить, но меня остановил сосед: «Не надо, не мешай ему умирать».

К утру Логинова не стало. Всего несколько месяцев назад это был богатырь, любивший свою семью, профессию, свой завод. Теперь ж на койке лежал изможденный, небритый мужчина неопределенного возраста с печатью горя на лице. И я, потерявший к тому времени немало близких людей, глубоко переживал трагедию этого человека.