Текст книги "Солнца Скорпиона"

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Планы Писца

После этого жизнь стала волнующей, интересной и необыкновенно стоящей.

Я провел много ночей в «нахаловке». После того как я снова присоединился к участникам сафари, и немного поохотился в свое удовольствие привезя в Магдаг в качестве трофеев несколько лимов, мне ничего не стоило устроить неподалеку от «нахаловки» тайник, рядом с рекой, куда мог легко добраться из «Изумрудного глаза» на сектриксе. Там я спрятал оружие, одежду и деньги. Я выезжал из дворца без сопровождения чуликов. Чтобы избавиться от них, приходилось прибегать к откровенному обману. Я переодевался в серую набедренную повязку и бесшумно скользил по лабиринтам переулков и дворов. Возвращался я задолго до рассвета.

По шестым дням мне часто удавалось провести с невольниками и рабочими целые сутки, так как Гликас и Сушинг усердно предавались религиозным обрядам, посвященным Гродно. В исполнении религиозного долга все жители Магдага были невероятно щепетильны, в особенности в те дни, когда приближалось время Великой Смерти.

Дело с Фоллоном-фрислом получило весьма странное завершение, обернувшееся к моей выгоде.

Было бы неправдой сказать, что все фрислы выглядели для меня на одно лицо. Когда надо я отлично узнавал отдельных личностей. Однажды вечером, когда с неба исчезли последние лучи солнц, а Дева-с-Множеством-Улыбок плыла высоко над облаками, я подъехал к реке и привязал сектрикса к ветке дерева. Дальше по берегу протянулась «нахаловка», казавшаяся оранжевой в этом красноватом отраженном свете. Глядя на этот свет, я воспрянул духом.

Всего через несколько мгновений я припрятал свою вэллийскую одежду, обмотал вокруг пояса серую набедренную повязку, продел между ног свободные концы ткани и подоткнул их. В ножнах на поясе, держащем повязку, уютно прикорнул острый, слегка изогнутый нож. Мягко ступая, я двинулся в направлении первой расползшейся вширь шеренги жилищ из глиняных кирпичей. И тут я услышал неподалеку приглушенный крик.

В магдагской «нахаловке» рабов подобные крики, – обычное дело.

Но затем, когда дерущиеся выкатились на лунный свет, я поневоле обратил на них внимание. Это были двое фрислов, сцепившихся друг с другом. Мне потребовалась пара секунд, прежде чем я понял: это самец-фрисл пытается изнасиловать самку. Она больше не могла кричать, так как мужчина стиснул рукой её шею. Я увидел её искаженное от боли лицо с глазами-щелками, и то как притупленные клыки закусили тонкие темные губы.

А потом увидел, что самец-фрисл – никто иной, как Фоллон.

Его-то я узнал без особого труда.

Покрыв в несколько прыжков разделяющее нас расстояние, я ухватил его за шею. Фрислы обычно носят своего рода кожаную безрукавку с бронзовыми заклепками, и те, кто служил Магдагу, выкрашивали их в зеленый цвет. И я довольно-таки сильно пнул фрисла по этому зеленому цвету. Фоллон попытался заорать, но мои пальцы уже стиснули ему дыхательное горло. Выхватить свой кривой меч, похожий на шамшер, но он не мог. Я одолевал его.

Самка-фрисла, застонав, осела на землю. Одежды на ней не было. Светлый запыленный мех отливал в розовых лунных лучах золотом. Еще одна фрисла, постарше, с серовато-коричневой шкурой, скользнула к упавшей самке, приподняла ей голову и запричитала, завывая и бормоча полушипящие-полурыдающие слова на родном наречии фрислов. И вдруг выкрикнула:

– Он бы воспользовался моей Шимифью и выбросил её, убил бы ее!

И стало вдруг легко думать об этих людях-кошках совершенно человеческими понятиями. Старуха подняла взгляд задрав узкий подбородок, её глаза-щелки горели красным светом. Девушка-фрисла снова застонала. Я увидел кровь на мехе её ног.

Фоллон рванулся со страшной силой, но я удержал его и выгнул ему спину на себя. И тут, Зар свидетель, сам не знаю, что тут сыграло решающую роль – то ли его собственный рывок, то ли мой бесстрастный захват, то ли мое подсознательное желание.

Но я услышал, как громко хрустнул, ломаясь, его хребет.

Мне дали тысячу лет жизни – без всяких консультаций и просьб с моей стороны. И теперь я вдруг увидел перед собой длинный, темный и исключительно узкий тоннель определяющий границы жизни в которой будет протекать моя судьба сталкивая меня не только с последствиями моих собственных поступков, но и с проявлениями природы и естества других людей и других созданий. Природа и естество скорпиона велели ему попытаться убить меня; моё естество и природа велели мне защищать свою жизнь. А что естественного в попытке этого фрисла изнасиловать молоденькую девушку своего же вида, и отвечает ли моей природе помешать ему это сделать? Думаю, что именно в тот момент, когда обмякшее тело Фоллона сползло на землю, я впервые ощутил нависший надо мной смутный, но пугающий рок. Я был обречен. О да, все мы обречены – в том смысле, что каждому из нас доведется в конце концов умереть. Но в тот миг я почувствовал сплетающуюся вокруг меня паутину рока, чьи липкие нити тянулись вне времени и пространства. С каждым шагом, с каждым принятым мной решением я буду лишь вернее приближаться к собственному уничтожению.

И тогда я проклял Звездных Владык, ненавидя их самих и все их дела.

От тела Фоллона требовалось избавиться. Я потащил его к реке, которая медленно несла свои воды меж облицованными гранитом набережными Магдага к морю. Здесь же берега были покрыты только размокшей землей. Зайдя в тень от высокой груды черепов вусков, я поднял мертвого фрисла и приготовился сбросить его в воду.

Старая фрисла с криком бросилась ко мне. Она не скрывала своих намерений. Большую часть расчлененки я пресек, однако одежду, кривой меч и деньги она забрала.

– Их я сохраню, – сказала она, глядя мне в глаза. Ее спину уже согнула старость. – Моя Шимифь – твоя, скажи только слово, ибо ты – м великий джикай.

Я содрогнулся так заметно, что обе фрислы испытующе посмотрели на меня. Джикай! Как часто я слышал в последнее время, как это высокое слово подвергали самой жуткой профанации!

Пробормотав в ответ какую-то стандартную формулу вежливости, я простился с ними и отправился восвояси. По правде говоря, гладкое покрытое мехом тело этой девушки-фрислы, с его человеческими формами, вызвало у меня некое странное подобие возбуждения, и в розоватые тени «нахаловки» я влетел почти бегом.

Согласно моей просьбе, которую я высказал во время своего последнего визита, друзья нашли Пророка. Теперь он ждал меня.

Кажется довольно очевидным, что действия Делии, которая из любви ко мне подняла на мои поиски всю свою империю, расстроили планы Звездных Владык. Я даже предположить не мог, какие трудности она преодолела, организуя эту экспедицию. Тару не желал обсуждать эту тему, а Воманус просто шарахался от подобных разговоров. Это был славный симпатичный малый, ему не хватало только той дисциплинированности, которая появляется у человека в условиях, когда необходимо выжить. Но Звездные Владыки – ибо, как уже сказано, к этому времени я окончательно убедил себя, что мое присутствие в данное время в Магдаге подстроено ими – Звездные Владыки перенесли меня сюда через пропасть в четыреста световых лет, и здесь меня должны ждать труды за которые я должен взяться.

Что это за труды – представлялось до болезненности очевидным.

Пророк ничуть не изменился. Все те же седые волосы и борода, все тот же рьяный праведный мятежный пыл.

– Рабочие восстанут, Писец, – его звучный голос раскатился по помещению – Слишком долго мы страдали. Время пришло, и мы знаем тайны душ магнатов, – он обвел присутствующих рабочих горящим от экзальтации взглядом, и восторг фанатика заострил черты его худого лица.

– Мы знаем! – поддержал Генал, лицо которого отражало тот же воодушевляющий его беззаветный фанатизм.

– Да, мы знаем! Время пришло, – откликнулся Пугнарсес, мрачно сверкнув глазами в сторону собравшихся людей и полулюдей, готовых возглавить бунт.

Мы начали составлять планы. Я слушал. Они приняли меня, поскольку я уже показал себя в деле, а когда я пообещал обеспечить их оружием в доказательство своих намерений, то был признан их братом-мятежником.

Но разговор ограничивался выражением всяких возвышенных чувств, страстей, ненависти и гнева, а также длинным и подробным описанием того, что они сделают с магнатами, как только те окажутся в их власти. Меня это начинало раздражать.

Наконец я встал. Все смолкли.

– Вы впустую мелете языками, – заявил я. По толпе прокатился возмущенный ропот, но я упокоил их. – Вы болтаете о том, как скуете магнатов и заставите их бригадами волочь камни, и о кнутах у вас в руках. Вы что, забыли? У магнатов в руках длинные мечи, и они одеты в кольчуги! Они обучены сражаться! А вы?

Генал вскочил, его лицо побагровело от ярости.

– Мы – рабочие, невольники, но мы умеем драться…

– Я могу достать вам мечи, копья, некоторое число кольчуг – но не достаточно. Как же, мой доблестный Генал вы собираетесь драться с магнатами?

Когда я заставил их посмотреть правде в глаза, в той лачуге закрутились такие страсти, такие темные муки, такие страсти разочарования и безысходности, что ни у кого не нашлось – тогда – ни времени ни желания задаться вопросом, а где же я возьму для них оружие. Еду я приносил с собой, не желая обременять друзей, и в лачуге Генала и Пугнарсеса лежали спрятанные в яме под соломой полдюжины мечей, плотно завернутых в промасленные мешки и прикрытых утрамбованной землей.

Разговор, гудя и кружась, вертелся вокруг одной и той же темы. Я снова замолчал, давая им выговориться. После этого им самим придется взглянуть правде в глаза.

Наконец наступило молчание. Пугнарсес стискивал кулаки и время от времени ударял кулаком по земляному полу. Генал, как я видел, едва сдерживал слезы, но не надломился. Он смотрел на меня. Я увидел этот взгляд. И понял, что скоро настанет время для суровых фактов. Болан, великан с блестящей и сиявшей на свету совершенно безволосой головой, крякнул. Когда-то его обрили, как раба, и с тех пор волосы у него так и не отросли. Однако он подымал такие обтесанные каменные глыбы, с какими иные справлялись лишь втроем.

– Что скажешь, Писец? – обратился он ко мне, напрямик, без всяких хитростей, как атакующий чункра. – Ты можешь только пугать и говорить о нашей обреченности – или можешь напророчить что-то более действенное?

– Да, Писец! – подхватил Генал, а вслед за ним ещё один или двое других. – Скажи нам, что ты задумал.

Пугнарсес, как я заметил, промолчал. Ну, в конечном итоге он тоже поддержит меня и подчинился, поскольку только так он мог осуществить своё заветное желание – сравняться с магнатами.

И я рассказал им.

В моем плане не было ничего гениального. Только мечтатели могут надеяться изобрести нечто настолько совершенно новое, чего ещё не бывало под солнцами Крегена – разумеется всегда исключая служителей науки и искусства.

– Достоинства этого плана очевидны, – закончил я. – Равно как и его недостатки. Все это займет больше времени, чем хотелось бы.

– Больше! – вскинулся Пугнарсес. – Да, слишком долго! Дай нам оружие, и мы перебьем магнатов и всех их зверей-стражников!

– Но, Пугнарсес, – проговорил массируя лысый череп Болан. – Писец же только что все нам растолковал, и, по-моему, он говорит верно. Нельзя разбить магнатов и их наемников просто толпой, вооруженной несколькими мечами и балассовыми палками!

– Вы должны учиться, – сказал я, вкладывая в слова всю силу, какую мог. – Мы должны выковать из рабочих и невольников армию, способную уничтожить рабство в Магдаге.

Они закивали, по прежнему убежденные пока лишь наполовину. Я пустился в более пространные объяснения, что именно собирался делать. Признаться, все это было элементарным и очевидным, но для человека, который надрывается на солнцепеке, нестерпима сама мысль о каждом лишнем дне под плетью отделяющем его от свободы. – Окажите мне помощь и поддержку; передайте мне полномочия приказывать и организовывать, и мы восстанем, превратившись в мощное и острое оружие, – я обвел их требовательным взглядом, ожидая ответа.

Я снова чувствовал себя живым и при этом пробуждении к жизни приходилось сожалеть о том, что вызвавшие его средства не могут быть столь же умеренными, как цели. Однако моя природа велит мне принимать вызов и первым наносить удар тому, кто стремится убить меня.

– Я создам вам ядро нашей армии – бойцов, которые будут пользоваться тем оружием, которое я принесу и тем, которое мы сделаем сами. Мне надо, чтобы вы начали делать оружие – но только то, которое я вам укажу, и никакого другого. Я ценю свободу и волю больше, чем многие, ибо меня лишили свободы непостижимым для вас образом – но если я скажу, что галерный раб разбирается в рабстве, то, знаю, вы не станете спорить.

Речь моя вышла несколько путаной, но я убедил их. Я получил полную власть выковать из рабов это самое воинское оружие – живую силу. Это было необходимо. Теперь я мог рассматривать наше восстание в чисто военных категориях. Только так можно было сохранить чувство реальности и соразмерности происходящего. Я хотел иметь небольшую, хорошо обученную армийку, способную устроить магнатам блицкриг, так чтобы устремившаяся вдогон огромная масса рабочих и невольников могла повалить следом за ней и сожрать сваленную тушу.

Эмоции исчезли. Я видел бедствия рабов и пережил их на собственной шкуре. Я знал стремления чернорабочих и ремесленников – и хорошо сознавал возможность столкновения интересов рабочих и невольников. Как вы помните, я родился в 1775 году, а этот год, рискну предположить, имеет на Земле определенное значение[35]35
  В этом году восстали английские колонии в Америке.


[Закрыть]. Антагонизмы, существовавшие на Крегене, были ещё сложнее, чем окружающие, скажем, активистов и теоретиков, подхваченных вихрем Французской революции. Как уже сказано, я теперь твердо решил рассматривать наше восстание в чисто военных категориях. А уж после я позабочусь о том, чтобы повстанцы превратили успешный мятеж в настоящую революцию. Именно этого, как мне казалось, и желали Звездные Владыки.

К тому же … не останутся в накладе и мои крозары Зы, и вообще весь Санурказз.

В последующие дни и ночи я все больше и больше рисковал, высказывая украдкой из дворца «Изумрудный Глаз». Я вылезал из высокого окна и, пользуясь побегами растений вроде плюща, но толщиной с канат, который покрывал стены, спускался во двор, потом перелезал через стену и прыгал на поджидавшего меня сектрикса. Конечно, Вомануса пришлось сделать соучастником в организации моих ночных исчезновений, и он провел много бессонных ночей, обливаясь холодным потом и дожидаясь моего возвращения. Он считал, что где-то в городе у меня есть девушка. Хотя он и ругал меня за глупость, говоря, что я напрасно не пью нектар с цветка у меня под носом, его невольно восхищала безрассудная храбрость, с которой я улетал испить этого самого нектара в другом месте.

Те, кто составил руководящее ядро моей армии, начали обучаться обращению с деревянными кольями. Я велел нарубить кольев довольно скромной длины в двенадцать футов[36]36
  ок. 3,5 м.


[Закрыть]. На строительстве ишачило немало солдат, и Холли, умыкнула их, использовав свою подпольную дорогу для благой цели. Эти ребята были более чем рады присоединиться к нам. Конечно приходилось как-то объяснять их отсутствие. Однако смерть раба – явление для Магдага совершенно обычное, и хотя магнаты знали, как часто жаловался мне Гликас, сколь многие из невольников прячутся в «нахаловке» рабочих, предпринимать туда облавные экспедиции им приходилось с должным военным тщанием. Гликас любил участвовать в налетах на окраины гетто-«нахаловки», когда он и его дружки рубили всех рабочих и невольников, у кого не хватило ума бежать при первых же звуках цокота копыт. В общем, я полагаю, они убивали около тысячи рабов за сезон. Это число было едва заметной частью среди сотен тысяч тех, кто трудился на стройках Магдага.

Кроме этого, магнаты, закованные в кольчуги, во всем блеске, любили совершать набеги на соседние вассальные города. В общем, весело они жили, эти магнаты Магдага.

Рабам-солдатам, которых мы приняли, пришлось присягнуть хранить тайну, принеся при этом такие клятвы, от которых у них волосы завились колечками, а набедренные повязки сделались мокрыми. В их задачу входило обучать и приучать к дисциплине наших добровольцев из числа рабочих. На этом этапе я лично придирчиво проверил каждого бойца. Большинство их составляли заряне, но было и некоторое количество светловолосых жителей Проконии, а также немало ошей, фрислов и рап. Эти солдаты никак не могли понять, зачем им нужны эти двадцатифутовые колья. Именно так они их называли, уверенные, что именно таково их предназначение. Пока я решил не рассеивать их иллюзии. Это я сделаю позже, а пока эти орудия послужат своей цели в качестве кольев.

Вскоре вокруг меня собралась небольшая группа бойцов, которые, как я полагал, будут держаться до последнего.

– Предположим, на вас налетел магнат, – начал я, когда мы уселись кружком в лачуге на утрамбованном земляном полу при трепещущем свете свечи. – Он облачен в кольчугу. Скачет он верхом на сектриксе, а значит, возвышается над вами, пешими. И он обрушивает свой проклятый длинный меч, чтобы раскроить вам череп до шейных позвонков. Ваши действия? – Я обвел их пристальным взглядом – эту дюжину бойцов, на которых должен был полагаться. – И когда я задаю вам вопрос «Ваши действия?», то не хочу услышать ответ «бежать».

Мы ещё не миновали то время, когда могли шутить. Генал наверняка дал бы именно такой ответ.

Тут все захмыкали и заерзали, а Болан зло бросил:

– Вскочу на спину сектриксу и воткну кинжал в глаза этому вуску.

– Прекрасно. А как ты проскочишь мимо меча?

Мы заспорили. Я заметил, что Генал наткнулся на верную идею, когда он веско произнес:

– Бросить что-нибудь – например, веревку со свинцовыми грузиками – и спутать ноги сектриксу.

– Прекрасно. Но чтобы сделать это хоть с какой-то меткостью, тебе придется подойти поближе. А магнаты будут атаковать эскадронами, и взводами. Те, кто скачет следом, тебя зарубят…

– Так что тогда?

Я развел руками.

– Говоря по-военному, есть два способа разделаться с противником в доспехах. Магнаты носят кольчуги из железных звеньев. Некоторые одевают кольчужные штаны, но большинство обходится без них. Кто-то из них носит железный шлем, кто-то обходится кольчужным наголовником. Так или иначе, есть два основных способа разделаться с ними, спешить их.

– Убить их, – крякнул Болан.

– Да. Можно пробить в кольчуге относительно маленькую дырочку – или же вдарить по ней большим клином, прорвав или не прорвав её в зависимости от силы встречного натиска. – Я ткнул в Болана жестко вытянутым указательным пальцем. Он отшатнулся, но не сильно. Из него выйдет толк. – Чтобы пробить дырку, нужна стрела, дротик, копье или… – Я заколебался, обнаружив, что генетическая языковая таблетка подвела меня и потому употребил английское слово, – или пика.

Я вытянул ещё три пальца в ряд с первым и нанес Болану что-то вроде рубящего удара в стиле карате. На этот раз он не шевельнул и мускулом – но конечно же моргнул.

– Чтобы рассечь противнику кишки, нужен длинный меч, топор… – таблетка снова подвела меня, не подсказав требовавшегося мне точного перевода и я продолжал: – Можно бить шестопером или, если обладаешь необходимым умением – моргенштерном: – мне снова пришлось прибегнуть к английским словам[37]37
  Это кажется странным, поскольку в десятой главе говорится, что в ходе тренировок у крозаров на острове Зы занимались и с моргенштернами. Неужели никто там ни разу не сказал ему как называется это оружие по-крегенски?


[Закрыть]. – Для рубящих ударов можно пользоваться разными видами бердышей, алебард, глеф и протазанов. Именно это оружие мы и будем в основном мастерить.

Остаток нашего заседания мы провели, рассматривая со всех сторон свойства этого невиданного для местных бойцов оружия.

Как раз перед тем как мне настало время покинуть их – а они понятия не имели о том, куда я исчезал из их поля зрения в «нахаловке» – я нанес им последнюю обиду.

Я уже упоминал, что жители Сегестеса считали щит оружием труса, орудием слабых, вероломных и злосчастных, не достойным называться оружием. Они никогда не видели, как используют щиты при наступлении. Поэтому я устроил перерыв, а потом когда мы выпили немного вина, небрежно сказал:

– И наконец, в ремесленных рядах будут делать щиты.

Мне пришлось их успокаивать. Жители внутреннего моря тоже презирали щиты. Оши применяли щиты – крошечные круглые тарчи, которые они сжимали в одной из четырех верхних конечностей и парировали ими удары. Из-за этих маленьких щитов над ошами издевались все кому не лень. Потратив некоторое время на споры, я заявил:

– Решено. Когда я дам вам чертежи пик, бердышей и алебард, вы получите вместе с ними и чертежи щитов. Их будут изготавливать. И закончим на этом.

Я встал и посмотрел на них.

– Увидимся завтра ночью. Рембери, – и покинул их.