Текст книги "Солнца Скорпиона"

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Крозары Зы указывают путь

Даже сейчас я живо, незабываемо, помню, как всего меня словно овеял теплый ветерок предвкушения.

За те сезоны, что я охотился вместе с санурказзскими корсарами, мне доводилось поймать то намек, то обрывок разговора. Таким образом у меня накопилось немало сведений бывших полным, или почти полным, итогом того, что праздные, счастливые и беззаботные обыватели Санурказза знали о крозарах Зы.

И вот теперь этот высокий, невозмутимый человек со спокойным лицом стоял здесь, в знакомой комнате цитадели Фельтераза, приехав сюда, как мне казалось, по недвусмысленному пожеланию Зенкирена, – оказывается, он и был Великим Архистратом крозаров Зы!

Последовавшее затем было, должно быть, очень знакомо для него – человека, бывшего магистром Ордена очень долгое время. Из собранных мной сведений я понял, что Зенкирен имел все шансы стать его преемником, что мой друг Зенкирен сделается Великим Архистратом. Пур Зазз смерил меня холодным и ровным взглядом, должно быть, составляя обо мне мнение. Я невольно выпрямился и расправил свои ненормально широкие плечи. Он окинул меня взглядом с головы до ног. Я почувствовал, что его взгляд словно снимает с меня кожу и заглядывает в самую суть моего «я». Все последние сезоны я гулял, пиратствовал на внутреннем море, жил полной жизнью, заводил друзей и копил богатство. И все это теперь казалось мне мелким, жалким предварением того, чего потребует от меня этот человек.

Если я не слишком углубляюсь в подробности того, что произошло со мной за год, последовавший после этой встречи, то лишь потому, что связан обетом молчания, коих не желаю нарушать даже ради слушателей, находящихся в четырехстах световых годах от планеты, на которой происходили жестокие тренировки, отборы, где строилась приверженность принципам посвящения себя Зару и крозарам Зы.

Орден держал островной оплот в сужающемся проливе между внутренним морем и морем Мечей, небольшим вторичным морем к югу от Ока Мира. Подобно морю Лайд, оно занимало обширную площадь, но располагалось западнее, несколько ближе к середине изогнутого южного берега. Когда-то остров был вулканом, но за минувшие геологические эпохи его кратер сгладился и наполнился, подземный огонь потух, а пресная вода нашла себе путь на поверхность и забила сладкими ключами. Снаружи подымались к солнцам неровные, крутые суровые скалистые откосы. Почти таким же суровым было и построенное внутри них обиталище. Орден относился к своим обетам всерьез. Он держался особняком среди других менее крутых орденов вроде «Красной Братии» Лизза. Его члены посвятили себя помощи нуждающимся приверженцам Зара, к вящей славе Зим-Зара, и непримиримому сопротивлению Гродно Зеленому и всем присным его.

После того, как заканчивался срок послушничества, члену ордена присваивали звание крозара, давали титулы и знаки положения человека, годного стоять в первых рядах Зим-Зара в вечной войне против еретиков. Но многие достойные люди – а приглашали только таких – отказывались от вступления в орден, ибо дисциплины там отличались суровостью. Многие отсеивались, так и не достигнув уровня внутреннего знания.

Когда кандидат становился крозаром, он получал право, как и в других орденах, также дающих такую привилегию, присоединять к своему имени почетную приставку «пур». Пур – это не звание и не титул. Это только знак рыцарства и чести, залог того, что носящий его – истинный крозар. Потом новооперившийся крозар мог выбирать один из многих путей, которые открывались перед ним. Если он предпочитал стать предающимся созерцанию – это было его право. Если же он выбирал стать стратом, одним из избранных братьев, служивших на острове-крепости Зы и других цитаделях, принадлежащих ордену по всем подвластным красным районам внутреннего моря, то и здесь его принимали с распростертыми объятиями. Пожелай он вернуться к обычному образу жизни, то и на это имел право, поскольку орден признавал свою миссию в мире. Но при этом на данного человека, на этого проверенного испытанием крозара накладывалось одно непреложное обязательство.

Когда бы он не получил призыв присоединиться к крозарам, когда бы и где бы не понадобилась его помощь, то где б он тогда ни находился и в какой бы момент жизни это ни произошло, он обязан был во имя самого святого, что у него было, поспешить откликнуться на этот призыв – и присоединиться к своим братьям по Ордену с той быстротой, которую ему мог обеспечить сектрикс или свифтер.

– В прошлом бывало немало знаменитых и обессмертивших себя созывов, пур Дрей, – рассказывал мне как-то Зенкирен, когда мы выходили их фехтовального зала, где только что хорошо поколотили друг друга моргенштернами[26]26
  Моргенштерн (нем. ) – «утренняя звезда», цеп с шипастым ядром на цепи.


[Закрыть]. – Мне выпала честь откликнуться на один такой, лет тридцать назад, когда магдагские дьяволы постучались в ворота самого Зы. Братья собрались со всего внутреннего моря, – он рассмеялся, в его горящих глазах у него появилось отсутствующее выражение. – Бой нам выпал, скажу тебе, пур Дрей, не шуточный, пока не собрался весь орден и мечи не запели над проклятыми зелеными.

Я пробыл на Зы достаточно долго, чтобы ответить с полной искренностью:

– Я молюсь, чтобы призыв пришел вновь, и поскорей, пур Зенкирен. Призыв выступить всем Орденом против самого Магдага.

Он скорчил гримасу.

– Вряд ли, – он улыбнулся и хлопнул меня по плечу. – Нас мало. Как говорится в Учении, трудно найти людей нужного порядка. Мы берем людей под наблюдение, как только они надевают кольчугу и берут меч. Но жители Санурказза – народ ленивый и беспечный.

– Согласен.

Усвоение дисциплин требовало немалого усердия, труда, и крайне больших усилий. Владение оружием само по себе стало почти религией. Тренировки на мечах выполнялись, как религиозный обряд, и каждый шаг был освящен рвением, как обряд или молитва. Подобно самураям, мы посвящали свою волю и тело погоне за совершенством, встречаясь с противником, и видя того так, словно его тут нет. Мы пытались сделать своих противников прозрачными, словно они находились далеко-далеко. Мы научились чувствовать выпад, направление рубящего или колющего удара путем интуитивного процесса, находящегося за гранью рассудка, в союзе с нашим шестым чувством. И могли парировать удар ещё раньше, чем враг бросался в атаку.

Даже будучи молодым моряком на борту семидесятичетырехпушечного фрегата, я всегда считался хорошим фехтовальщиком и уже тогда неплохо владел абордажной саблей. Я уже говорил, как моя физическая сила в сочетании со здоровой и незамысловатой техникой позволила мне выжить в первые годы жизни на Крегене. С тех пор я не раз побывал в ситуациях, когда от навыков фехтования зависела жизнь, и мог не без основания считать себя мастером в этом деле. Но, признаюсь откровенно, что фехтовальное мастерство усвоенное мной из дисциплин Зы превратило меня в фехтовальщика совсем иного рода.

Только в своих внутренних убеждениях насчет превосходства острия над лезвием я мог многому научить крозаров. В этом знании, однако, не было нужды, так как они противостояли врагам в стальных кольчугах. А при таких обстоятельствах колющий выпад будет, скорее всего, остановлен, а лучший способ разделаться с таким противником – это отрубить ему голову, или отсечь руку-ногу, или сокрушить ребра. Крозарсккие дисциплины были, на свой лад, слишком продвинутыми для фехтования того типа какое бытовало на внутреннем море. Дыхание, изометрические упражнения, энергичные длительные тренировки, постоянный настрой на самоотверженность, долгие часы медитации, сосредоточение воли и сознания и создание из собственной воли особого, основного инструмента, посредством которого человек может познать самого себя и таким образом увидеть своего противника «прозрачным и отдаленным», врагом, которого он может предсказать, перехитрить и в конечном итоге победить, бесконечные часы наставлений и бдений – вот как проходили мои дни в тот год в логове крозаров, на острове Зы.

О мистических аспектах я распространяться не стану.

Наконец наступил день, когда Великий Архистрат завершил со мной последние церемонии. Очищенный, в приподнятом настроении, я был провозглашен годным стать крозаром и достойным иметь честь присоединить к своему имени приставку «пур».

– А теперь, Дрей, чем ты займешься?

По-моему, они заранее знали, каково будет мое решение. Орден держал собственный небольшой галерный флот, и теперь я решил сделать своей целью стать командующим самым лучшим из его кораблей. Конечно, это потребует времени. А пока я хотел вернуться в Фельтераз и к своей прежней жизни командуя свифтером под началом Зенкирена, который стал теперь коммодором[27]27
  Звание одной ступенькой ниже контр-адмирала.


[Закрыть] королевского флота. Я не хотел бросать Фельтераз. Всякая мысль стать предающимся созерцанию или заботиться о попавших в тяжелое положение, как я знал – наверно, к своему стыду, – не для меня. В равной степени я не желал и становиться стратом, хотя это был прямой путь к посту Великого Архистрата. Но этот пост когда-нибудь займет мой брат-пират Зенкирен. Но была, наверно, самая главная причина, по которой я хотел снова выйти во внутреннее море – чуть не сказал «во внешний мир», думая о себе тогдашнем, таком молодом, таком (да простит меня Зар) зеленом и доверчивом. Я никогда не забывал ни про Звездных Владык, ни про Савантов, ни про то, что у них по прежнему есть планы на мой счет. И знал, что они снова начнут манипулировать мной, когда им это понадобится.

И – моя Делия, моя Делия Синегорская.

Разве я мог забыть ее?

– Я послал за «Зоргом», – сообщил мне Зенкирен, когда мы стояли на одном из дозорных постов поблизости от гребня одного из длинных крутых склонов острова.

Сюрприз.

– Для меня, Зенкирен, очень много значит то знание, что он бывал этих часовнях, коридорах, в тех же фехтовальных залах. Иногда, когда мы совершаем обряды, мне кажется, будто я чувствую его присутствие. Он тоже совершал их.

– Обряды проводятся Орденом не только здесь, но и во множестве наших обителей на протяжении сотен лет. И так будет ещё многие и многие столетия.

Когда «Зорг» приблизился к берегу и вошел под гигантскую скальную арку, ведущую во внутренний порт, я уже ждал, надев белый сюркот поверх кольчуги, с эмблемой, изображающей в круге колесо без ступицы. Я увидел Ната и Золту, сидящих на шпироне, словно чайки на скале, готовых спрыгнуть на берег в первый же удобный момент. В итоге Нат поторопился и, не поймай я его, он плюхнулся бы в воду.

Сияя, как медные гроши, они скакали вокруг меня, проверяли, способен ли я выдержать тычок в живот, как в былые дни. Мысль, что я теперь крозар, и они должны называть меня «пур» – помимо князя Стромбора которого они так и не смогли проглотить – казалась им нелепой чепухой, с чем я вполне согласился.

– Нат! Золта! – заорал я. – Мерзкие головорезы! Слушай, Нат, твое раздутое от вина брюхо за сезон на гребных скамьях, пожалуй, можно будет довести до человеческих размеров! А ты, Золта! В мешки у тебя под глазами можно засунуть меч, как в ножны!

– Писец! – гаркнули они, и мы устроили дружескую потасовку.

Зенкирен стоял в стороне, сложив руки на груди и поглаживая подбородок. Великий Архистрат, пур Зазз издал звук могший быть чем-то вроде «Кхмм!..» если б сюда проник этот глупый способ выражать свои чувства. неподалеку стояли ещё пятеро крозаров, только недавно принявших посвящение. Все они должны были отправиться вместе на «Зорге», который пока находился под началом Шарнтаза. Они тоже толком не знали, как отнестись к этим мошенникам, свалившимся в проникнутый духом самоотречения и аскезы анклав Зы – даже если эти два образчика крутых и бунтарски настроенных моряков Ока Мира находились на внешней стороне мола.

Но в конечном счете, неотъемлемое достоинство, целеустремленность и дыхание этой тайны заставило даже Ната с Золтой проникнуться и поутихнуть. Непосвященных, конечно, не пустили дальше выходивших в порт внешних дворов. За железные двери, через которые можно было проходить вглубь острова, позволялось заходить только крозарам и братьям-мирянам, так называемым зимакам. Не все на Зы было столь аскетичным и погруженным в поиски внутреннего света. Там было место и удивительной красоте, ибо крозары верили, что через красоту можно также придти к Зару, как и через самоотречение и посвящение себя войне.

Когда пришло время нашего отплытия, Зенкирен сказал мне, что на какое-то время останется на Зы.

– Пур Зазз уже стар. Нужно обсудить на совете много важных дел, капитул за капитулом, комтурат за комтуратом. В один прекрасный день ты, пур Дрей, тоже будешь являться на них.

Я знал, что Орден содержался в основном на взносы крозаров из всех вольных городов зарян на южном берегу, благодаря чему их представители получали право высказываться на совете. За морем Мечей, также как и за морем Лайд лежали большие мелководные соляные озера, и Зы, как и Санурказз, получал на соли немалый доход. Но без постоянной материальной поддержки братьев Ордена, рассеянных по всем зарянским областям Ока Мира, крозары Зы оказались бы в затруднительном положении.

Шарнтаз приветствовал меня радушно, но не без должной официальности, как один капитан приветствует у себя на борту другого капитана. Его приветствие сопровождалось знаком – я назвал бы его тайным знаком, если бы он не был виден всем, – которым крозары приветствуют друг друга.

– Понятия не имею, пур Дрей, какой тебе дадут свифтер, – улыбнулся он. – Но мне довольно-таки определенно представляется, что ты захочешь назвать его «Зорг».

– Именно это я и намерен сделать.

– Да будет так. А мы теперь стоим на палубе свифтера «Лагаз-эль-Бузро».

Я кивнул.

– Я также заберу с собой двух этих бездельников – Ната и Золту.

Он хохотнул.

– И я скажу тебе большое спасибо, учитывая их любовь к девахам и выпивке. Но… бездельников? Я предпочел бы, чтобы мой экипаж состоял из таких вот бездельников, чем из избалованного отродья санурказзской знати.

Я снова кивнул, потому что думал точно также. Никаких слов больше не требовалось.

«Зорг», называвшийся теперь «Лагаз-эль-Бузро», отчалил. Все, что требовалось делать, выполнялось. Мне предстояло вернуться, явиться на прием к верховному адмиралу с веской рекомендацией от Зенкирена. Мое будущее в Оке Мира представлялось мне весьма радужным. К тому же, мне снова хотелось увидеть Майфуй и детей – Зорга и Фуймай.

Мы приплыли в Санурказз. Я явился к верховному адмиралу, который не испытывал ко мне симпатии, и знал, что чувство это взаимное. Но король Зо был расположен ко мне, так как я никогда не наносил ему никаких обид, а, кроме того, в прошлый сезон принес ему больше золота, драгоценностей и товаров, которые были живой кровью торговли внутреннего моря, чем любой другой из его капитанов.

Я получил корабль.

Я уже в какой-то мере обрисовал бушевавший на внутреннем море спор об относительных достоинствах того, что для удобства именовалось теориями длинного киля и короткого киля[28]28
  Здесь Прескот явно ссылается на какие-то абзацы в утерянных кассетах. Утрата их достойна большого сожаления, поскольку любой свет какой он может пролить на движущую силу и экипаж галер, представляет огромнейший академический интерес для ученых. (А.Б.Э.)


[Закрыть]. «Длинный киль», то есть длинный узкий свифтер, обеспечивал высокую скорость. Но сторонники «короткого киля» стоявшие за более плотную упаковку той же весельной силы, утверждали, что при равной ширине более короткое судно может потерять узел-другой в скорости, но неизмеримо выигрывает в маневренности и скорости разворота. Я ещё не решил, кто из них прав. Теперь король Зо назначил меня на свифтер «пять-сто» конструкции короткого киля. Я немедленно принялся изобретать способы увеличить скорость моего нового «Зорга». У него имелось два ряда по двадцать пять весел с каждого борта, а шестьсот рабов, служивших у меня гребцами позволяли мне разумно чередовать работу и отдых.

– Благодарю тебя, Свет Зима, – церемонно ответил я, когда король сообщил мне эту весть. – Будь уверен, я буду приводить тебе на буксире и проклятых магдагских «купцов», и свифтеры.

Это была стандартная речь, но я произнес её с душой.

И отправился в корсарствовать по Оку Мира.

Сезоны тянулись за сезонами. Фельтераз оставался неизменно прекрасным. Нат становился все более дородным. Золта много раз едва ускользал от той формы брачных отношений, которая подрезала бы ему крылышки. Мы плавали под парусами и на веслах, бороздя внутреннее море во всех направлениях, оставляя за собой горящие обломки и плавающие трупы. Число призов, с которыми мы проплывали мимо маяка Санурказза, все росло.

В наладке свифтера всегда возникает проблема разумного распределения балласта. Галера, чье движение зависит от весел, должна обладать неглубокой осадкой, но мы порой набивали от тысячи до двенадцати сотен гребцов – а были ещё вартерные расчеты, солдаты и экипаж. Ради уменьшения балласта кораблестроители порой не останавливались ни перед какой опасностью. Хотя нам и не приходилось возить весь этот огромный мертвый груз в виде пушек, как это было на Земле, когда я плавал на линейном корабле, вес все же получался существенный. У «Победы» самые большие размеры палубы составляли сто восемьдесят футов[29]29
  ок. 54 м.


[Закрыть] в длину и пятьдесят два[30]30
  ок.15,5 м.


[Закрыть] в ширину. При такой же длине свифтер имел бы в бимсе примерно двадцать футов[31]31
  ок. 6 м.


[Закрыть]. В силу таких отличий получалось капризное, неуклюжее и до крайности немореходное судно. Но впрочем, ни одна галера не уцелела бы в тех условиях, которые с легкостью переносила «Победа», равно как и любой из кораблей английского флота.

В открытом океане галера бесполезна. Уж я-то знаю.

Я видел, как барахтались испанцы из Картахены, когда мы пролетали мимо, подняв бом-брамсели.

Мне нипочем не доплыть на галере обратно домой в Стромбор в Зеникке, или в Вэллию, ту островную ось великой империи.

Равным образом я б не горел желанием проделать это путешествие на борту широкопалубного торгового корабля, который древние ещё называли «круглым».

Мое все возрастающее состояние, мои успехи, роскошь, которой я при желании мог бы окружить себя, верные друзья, которыми я обзавелся – к моему немалому удивлению, ибо по натуре я одиночка, о чем по моему упоминал не раз – мало чего значили. С течением времени, которое проходило в набегах, плаваниях и гульбе я испытывал все большее беспокойство. Я жаждал чего-то, не осознавая четко, чего именно.

Благородный Харкнел из Хир-Хейша, тот хитрый и злобно-вежливый человек, не оставлял своих попыток преследовать меня, хотя я и осаживал его всякий раз – пренебрежительно и почти со скукой. Но окончательно разделываться с этой проблемой у меня не было ни времени, ни настроения. Так как в его имени и в названии местопребывания, по которому он был известен, отсутствовала столь необходимая буква «З», то порожденное этим негодование ещё больше озлобило его. Он приложил немало усилий к тому, чтобы его сын имел в своем имени пресловутую букву. Меня немало позабавило, когда я узнал, что мою фамилию воспринимают как Презкот, и это немало способствует моим успехам. Чтобы иметь право на букву «З» в имени у себя или у сына, его требовалось либо унаследовать от предков, либо заслужить. Я часто гадал, какой могла быть история Золты, но он никогда мне её не рассказывал. А вот Нат родился сыном неграмотного фермера-поншовода, и отправился в море, взбунтовавшись против необходимости вечной стрижки, дезинфекции и прочей возни со стадом.

В начале нового сезона набегов, когда два солнца Скорпиона стояли так близко друг к другу, что, казалось, чуть не соприкасались когда восходили в небе, мы вернулись из первого плавания, счастливые и победоносные. Ночью раньше Зистерия стала свидетельницей ещё той гулянки. Впрочем, во многих портах, куда мы заходили в тот раз, остались следы разгрома. Я отправился в первое свое плавание на борту этого свифтера и должен был перейти на новый свифтер типа «шесть-шесть-сто двадцать», построенный в порядке эксперимента по принципу длинного киля. Он конечно же тоже будет зваться «Зоргом».

На голове у Ната красовалась повязка.

Во время последнего боя его здорово стукнуло лопастью магдагского весла, и в голове у него все ещё звенели колокола Бенг-Киши.

– Да не бойся за него, – насмехался Золта. – Рухни на него башня Зим-Зара, он бы и не заметил. У него же череп, как у вуска.

Толщина черепных костей вусков вошла в пословицу и поэтому я со смехом согласился.

– Возможно, Золта, – усмехнулся я. – Ему следует радоваться что так легко отделался. Он ведь заставлял вартеры стрелять всю дорогу, пока… – Вусков череп! – крикнул Золта, увидев Ната, и в него немедленно полетела мокрая швабра.

Я удалился в свою капитанскую каюту на корме. Капитану королевского свифтера не пристало вести шутливую перепалку со своими подчиненными на глазах экипажа. Но я опять ощутил, как ворочается червячок неудовлетворенности.

Я упоминал о единственном случае, когда я попытался облегчить участь рабов на борту моей галеры, а те подняли бунт и попытались перерезать глотки всему экипажу[32]32
  Снова ссылка на эпизод, записанный на недостающих кассетах. (А.Б.Э.)


[Закрыть]. Рабов держали и «красные», и «зеленые»: первые – только для работы на галерах и в качестве немногочисленных личных слуг, а вторые – для всех видов черной работы какие им требовались. Мне представлялось, что мой долг – помогать поклонникам Зара, и я от души презирал и ненавидел магдагцев. Но я также старался не забывать, что Саванты, наверно, направили меня сюда, в Око Мира, с целью предпринять какие-то радикальные действия в отношении этого отвратительного рабства. Если это так, и если у Звездных Владык тоже есть какие-то свои требования, то я должен буду подчиниться, но подчиниться отчетливо понимая, что, как только мне представится возможности, я отправлюсь в Вэллию или Зеникку.

Проконцы, те светловолосые люди преобладавшие по всему восточному побережью внутреннего моря, ввязались в очередную междоусобицу. Как я говорил, мы всегда держались от них подальше – нам хватало забот с Магдагом. Но на этот раз сам Магдаг приложил руку к попытке обрести господство над единственным районом Ока Мира, где не поклонялись ни Гродно, ни Зару[33]33
  Снова ссылка на сведения с недостающих кассет. (А.Б.Э.)


[Закрыть]. Моему новому «Зоргу» предстояло присоединиться к эскадре, которая готовилась к экспедиции на восток. Для меня это было совершенно незнакомое море. Я снова почувствовал интерес к жизни и Майфуй преподнесла мне новую кольчугу почти не уступавшую по гибкости той, в которую был одет тот великан, стоявший в нише у принцессы Натемы. Как я узнал, та стальная кольчуга прибыла из Хавилфара. Кольчуги, изготовляемые на внутреннем море, выглядели, в отличие от нее, практичными, неуклюжими и безыскусными.

Викторианские антиквары, которые, надо отдать им должное, оживили интерес к средневековым артефактам, слишком долго упорно употребляли свою странную терминологию, совершенно ошибочную номенклатуру, называя железную длинную кольчугу «сетчатой рубашкой». Даже сейчас кое-кто продолжает использовать это глупое выражение. Помню, как я сидел на кормовом решетчатом люке своего капитанского баркаса, перебирая пальцами железные звенья, погруженный в глубокие тягостные думы ни о чем, когда мы возвращались из Фельтераза в Санурказз. Солнца, почти слившиеся друг с другом, тонули в море прямо по ходу нашего баркаса. Вода искрилась и переливалась чудесными цветами, и мы тонули в этом искрящемся свете. По винтовой лестнице поднималась смена служителей маяка. В море выплывали немногочисленные рыбацкие суденышки. На фоне утесов порхало несколько птиц. Весь город уже освещали огни фонарей и факелов.

Наверно, мои чувства притупились, я устал, а может просто застоялся. Какова бы ни была причина, но я едва осознал момент, когда на нас внезапно налетели люди в темных плащах поверх кольчуг. Мы только-только подплыли, и загребной подтянул нас багром к причалу. Как подобает, я первым выбрался из баркаса на лестницу. Убийцы бросились на нас яростно и молча. Длинный меч Ната мгновенно вылетел из ножен. Мой приятель сражался за свою жизнь. За ним, ругаясь, в бой кинулся Золта. Из баркаса высыпали мои ребята.

Нам пришлось бы несладко и, возможно, я б не уцелел, не появись неожиданно со стороны мола двое. Я дважды услышал свист и глухой удар, и когда двое убийц с визгом упали на камни мола я понял, что снова вижу и слышу в действии терчик – сбалансированный метательный нож Сегестеса.

Обе жертвы были поражены в лицо, где их не защищала ни кольчуга, ни шлем.

Золта орал как сумасшедший. Мой меч покинул ножны и тут же обрушился на одного из нападавших, который ринулся на меня, словно взбесившийся грэнт. Я разглядел двух новоприбывших: те усердно взялись за дело. В меркнущем свете солнц засверкали клинки. Снова послышались крики и плеск тел, падающих в море. Эта внезапная атака с фланга застала наших противников врасплох и когда по зеленой и скользкой от сорняков лестнице подбежали наши ребята, Нат, Золта и я вместе с подкреплением обратили их в бегство. Нам повезло, если б не эти двое, поддержавшие нас с фланга, нас бы просто задавили числом. Нат пыхтел разинув рот, вся его туша колыхалась.

К моему удивлению, Золта не отпускал по его адресу грубых шуточек. Он смотрел на новоприбывших.

– Клянусь Зим-Заром! – удивленно воскликнул он. – Это меч? Или зубочистка?

И тут я окончательно все понял.

– Никому не понравится получить им в глаз, друг мой, – ответил слегка надменный и все же приятный голос. – Совсем не понравится.

Говоривший нагнулся вынуть свой терчик из окровавленного черепа убийцы. Он был в подпоясанной тунике из желтовато-коричневой ткани, только прикрывавшей бедра и потому казавшейся коротковатой, ноги его обтягивали высокие черные сапоги. Однако самым главным предметом, по которому я опознал его, была стильная широкополая шляпа с ярким пером и двумя странными щелями, прорезанными в полях надо лбом.

Он выпрямился, держа в руке вытертый терчик. Одно движение – и нож исчез в ножнах за шеей.

– Маленький дельдар, – заметил он, – по-своему полезен, как и хикдар, – он похлопал по ножнам с длинным кинжалом для левой руки, которые висели у него на правом боку. – Равно как и джиктар. Моя зубочистка, как ты столь непочтительно назвал королеву оружия.

Рапира у него была длинная, тонкая и элегантная, с чересчур изукрашенным, на мой взгляд, эфесом. На рукояти были заметны не вытертые пятна крови.

Нат и Золта теперь справились с удивлением. Они достаточно поплавали по внутреннему морю, чтобы знать о Вэллии.

Другой вэллиец был постарше и поплотнее. На его квадратном лице появилось выражение недовольства, он хлопнул по рукояти своей рапиры и негромко бросил своему спутнику несколько слов, заставивших того прикусить язык.

Затем он обвел нас взглядом и сделал шаг вперед. Меркнущий свет струился на нас, убитых и вытекающую кровь. Своей шляпы, украшенной черным пером, он так и не снял.

– Который из вас, – произнес он резким тоном, одновременно и металлическим и ровным, – будет человек, известный как Дрей Прескот?