Текст книги "Годы в Белом доме. Том 2"

Той осенью кажущегося затишья стало настоятельно важно выработать стратегию завершения войны. В ноябре под воздействием неожиданного поражения на выборах в конгресс Никсон вновь вернулся к своему проекту объявления в 1971 году о почти полном выводе вкупе с изоляцией Северного Вьетнама и возобновлением тяжелых бомбардировок. Я до сих пор не верю, что такая попытка ускорить быстрый исход могла бы сработать. Неожиданный вывод, даже если он не сломил бы южновьетнамское правительство и перспективы вьетнамизации, стал бы для Ханоя таким знаком нетерпеливости, что ни изоляция, ни бомбардировки почти не достигли бы своей цели. Ханой просто сосредоточил бы свои усилия и стал бы выжидать, рассчитывая на внутреннее недовольство здесь, направленное на прекращение военного давления. Я сказал президенту, что даже с политической точки зрения его проблема не столько в выводе в 1971 году, сколько в недопущении краха во Вьетнаме в 1972 году.

Никсон и я потратили много времени в ноябре 1970 года на разработку более действенной стратегии. Мы должны были положить конец бесконечному маневрированию по поводу темпов вывода. Я рекомендовал, что, когда нынешнее увеличение числа выводимых войск прекратится в мае 1971 года, нужно объявить о еще одном значительном сокращении, примерно порядка 100 тысяч человек в течение полугода. Это по-прежнему будет поддерживать безопасность в Южном Вьетнаме во время президентских выборов, запланированных там на октябрь. После этого, когда наши войска сократятся до 180 тысяч человек, мы объявим о довольно частных сокращениях небольшими порциями вплоть до достижения оставшихся войск в общей сложности 50 тысяч человек из числа добровольцев к лету 1972 года. Такая ситуация сохранится до достижения урегулирования. В какой-то период в 1971 году – в зависимости от ситуации – мы объявили бы об окончании американского участия в сухопутных боевых операциях. В какой-то период также в 1971 году мы бы предложили северным вьетнамцам более ускоренные темпы вывода войск в ответ на прекращение огня. Если это будет отвергнуто, то мы будем знать, что столкнемся с наступлением в 1972 году. Исход войны в таком случае будет зависеть от того, смогут ли южные вьетнамцы при поддержке только американской воздушной мощи ослабить наступление. Тогда мир наступит либо в конце 1971 года, либо в конце 1972 года – или на основе переговоров, или в результате краха Южного Вьетнама.

Чтобы эта стратегия увенчалась успехом, однако, настоятельно необходимо было ослабить северных вьетнамцев как можно сильнее за этот промежуток времени. В результате камбоджийской операции наращивание материально-технической базы Ханоя было замедлено примерно на год и три месяца. Как мы рассчитывали, каждый дополнительно полученный месяц усиливал южных вьетнамцев. Мы изыскивали способы поглотить ханойские поставки и тем самым оттянуть его готовность к наступательным операциям, ослабить наступление, если бы оно все-таки произошло. Если мы серьезно подходим к делу вьетнамизации, нам следует осуществить, несмотря на наш внутренний диссонанс, усилия по трем одновременно предпринимаемым направлениям до тех пор, пока Сайгон не сможет встать на ноги, а именно: выводы американских войск, ускоренное усиление южновьетнамских войск и последовательное ослабление противника[47]47
  Требование полного вывода, между прочим, никогда не навязывалось Южной Корее при гораздо более благоприятных обстоятельствах даже через 25 лет после завершения военных действий.


[Закрыть].

Стратегия, которую придумали мы с Никсоном в ноябре 1970 года, была претворена в жизнь фактически в 1971 и 1972 годах. И она сработала. Нам удалось вывести все наши войска в течение немногим более одного года из выбранной окончательной даты согласно поправке Макговерна – Хэтфилда. И мы выполняли ее без свержения союзного нам правительства[48]48
  Одно обстоятельство мы не смогли предугадать – уотергейтскую катастрофу. Именно это и решило в итоге судьбу Южного Вьетнама путем разрушения исполнительной власти, удушения Южного Вьетнама в результате повсеместного сокращения помощи и законодательно оформленных запретов на выполнение мирных соглашений в свете неспровоцированных нарушений со стороны Северного Вьетнама.


[Закрыть].

Именно благодаря выполнению этой стратегии мы провели лаосскую операцию 1971 года.

Лаосская операция

Тот факт, что предстояло еще одно испытание на прочность, стал очевиден из-за резкости открытых заявлений Северного Вьетнама. К примеру, на 100-й пленарной сессии 21 января 1971 года Суан Тхюи выставил на смех наше предложение о прекращении огня, сделанное 7 октября. Произвольно ссылаясь на американских критиков войны (обычная практика), он потребовал, чтобы мы позитивно отреагировали на восемь пунктов мадам Нгуен Тхи Бинь. Сообщая о пленуме Центрального комитета северовьетнамской партии коммунистов, газета «Нян зан» призвала к неустанным военным усилиям, какой бы «ожесточенной» и «затяжной» эта война ни была бы.

В течение последних месяцев 1970 года я просил экспертов в правительстве и в моем аппарате представить их оценки военно-политических перспектив на предстоящие два года.

В конце 1970 года стало ясно, что Ханою понадобится в течение всего 1971 года защищать, наращивать и перестраивать свою систему снабжения. Ожидалось, что большой толчок Ханоя придется на 1972 год, чтобы оказать максимальное воздействие на наши президентские выборы. На встрече старшей группы анализа СНБ 15 января 1971 года была сделана попытка предсказать с большей точностью ситуацию, с которой южные вьетнамцы столкнутся в 1972 году. Наши исследования пришли к выводу о том, что, если выводы войск США и наращивание баз снабжения противника будут продолжаться текущими темпами, южным вьетнамцам будет недоставать восемь батальонов из числа необходимых для оказания сопротивления, даже в том случае, если мы продолжили бы сдерживать противника в Камбодже и Лаосе. (Это называлось «батальонным дефицитом» в жаргоне системного анализа.) Дефицит составил бы 35 батальонов, если бы Ханой должен был добиться решающей победы в Лаосе и Камбодже до своего наступления в 1972 году.

Коммунистическая стратегия зависела от сочетания действий партизанских и регулярных (называемых главных сил) подразделений, которые устраивали периодические набеги на защищающихся. Если бы мы сосредоточились на партизанах, подразделения главных сил захватили бы большие участки земли в Южном Вьетнаме. Если бы мы обращали внимание только на подразделения главных сил, партизаны добились бы успеха в сельской местности. Как только взаимосвязь между северовьетнамскими партизанскими и регулярными подразделениями будет прервана, давая возможность Сайгону сосредоточить все силы на одной или другой части противника, Сайгон достиг успеха довольно быстро. После камбоджийской операции война в южной части Южного Вьетнама фактически закончилась и не велась в течение долгого времени в 1972 году, и даже тогда она никогда не достигала своей полной силы. Северовьетнамские дивизии в Камбодже были заняты переделкой и защитой камбоджийских убежищ; они ограничивались неглубокими рейдами через границу. В северных районах взаимосвязь между регулярными подразделениями и партизанами сохранялась; северовьетнамские линии снабжения были непротяженными. Прогресс процесса умиротворения, соответственно, был слабым.

Именно в этом наша статистика констатировала дефицит войск. Но эти цифры не отражали истинного положения дел и сути вопроса. Вопрос был не столько в цифрах и количестве, сколько в том, где эти подразделения располагались. Южновьетнамская армия была организована на основе двух дивизий для каждого из четырех военных округов, военно-воздушной дивизии, военно-морской дивизии и различных подразделений глубинной разведки рейнджеров и спецназа, представляющих стратегический резерв. Благодаря успеху камбоджийской операции, имелись избыточные войска (согласно упомянутому жаргону, батальонный избыток) для всех прогнозируемых непредвиденных ситуаций в третьем и четвертом военных округах юга Южного Вьетнама. В северных округах предполагался существенный дефицит, несмотря на военное патовое состояние в Камбодже и Лаосе.

Но мы не могли разрешить нашу проблему простым перемещением «избытка» южных войск в «дефицитные» северные районы. За исключением стратегических резервов, каждая дивизия была привязана к военному округу, в котором она дислоцировалась. И южные дивизии, как было решено, не могли быть использованы для ведения боевых действий на севере Центрального нагорья Вьетнама и вдоль демилитаризованной зоны (ДМЗ). На это было несколько причин. Дивизии дислоцировались там, где проходил набор военнослужащих. Члены семей военнослужащих проживали недалеко от места их размещения. И опыт показывал, что в дивизии, которую переводили из родного округа, частыми становились случаи дезертирства и утраты морального духа. (Во время северовьетнамского наступления 1972 года 21-я дивизия, которая показала себя блестяще в своем районе дельты Меконга, была передвинута в район Сайгона менее чем в 100 километрах от места постоянной дислокации. Ее действия были просто жалкими.) Более того, любая такая передислокация вызывала сопротивление со стороны генералитета, командовавшего военным округом, который подвергся таким действиям. Такие вещи были неотъемлемыми атрибутами сайгонского правительства. Они считали, – правильно, – что их политическое влияние в столице имело некоторое отношение к количеству войск, которым они командовали. Южновьетнамское командование также сдерживалось количеством потерь, которые оно могло бы вынести, – особенно в оборонительных операциях, которые расположенные рядом члены семей могли бы посчитать ненужными. В силу всех этих причин статистический анализ недооценивал эту стратегическую проблему. На практике у нас оставался только стратегический резерв, доступный для того, чтобы заполнить нехватку сил на севере.

Если бы этот анализ был верным, то следовало два вывода. Не допустить захвата противником Камбоджи и Лаоса, если у вьетнамизации должен быть хоть какой-то шанс на успех. А наращивание логистики в период сухого сезона должно бы быть замедлено или, по возможности, нарушено. Одним очевидным решением было бы сохранить дополнительную американскую боевую дивизию в стране на протяжении сухого сезона 1972 года как стратегический резерв. За ее щитом умиротворение могло бы быть ускорено в первом и втором военных округах, освободив южновьетнамские дивизии для оказания сопротивления в случае нападения регулярных войск противника в 1973 году. Но это никак не могло рассматриваться нами в свете нашей внутренней ситуации. Нашей проблемой, таким образом, стало, как восстановить нехватку восьми батальонов, используя для этого или укрепление южных вьетнамцев, или ослабление северных вьетнамцев, особенно за счет нарушения наращивания ими своего материально-технического снабжения.

Именно поэтому мысли были обращены на наступление в сухой сезон, которое нарушило бы усилия коммунистов по налаживанию своей логистики, уменьшило бы батальонный дефицит, ожидавшийся в 1972 году, и усилило бы стимулы для Ханоя к переговорам. Зима 1971 года становилась бы последним периодом, когда были бы доступны американские боевые подразделения. Поскольку наша передислокация и внутренняя ситуация не допускали использования американских войск в наступательных операциях, наши войска могли бы взять на себя функции сторожевого охранения, тем самым предоставляя южновьетнамским войскам возможность нанесения упреждающих ударов.

Я активно поддерживал концепцию наступления в сухой сезон 1971 года, учитывая фактическое безразличие ведомств, которые готовились к внутренним штормам. Никогда не было никаких жалоб по поводу бюрократических прерогатив, когда Белый дом взял на себя ответственность за планирование политики в отношении Вьетнама. Ведомства были просто рады переложить бремя ответственности на Белый дом за неизбежное внутреннее недовольство. Я посчитал своим долгом советника по национальной безопасности не дожидаться пассивно катастроф или спекулировать на самой благоприятной гипотезе. Усилия Ханоя по восстановлению снабжения предпринимались с удвоенной силой по сравнению с предыдущим годом. Кампания по ослаблению возможности Ханоя начинать атаки в течение максимально возможного времени давала нам определенный запас прочности. Сталкиваясь с перспективой ежегодных упреждающих наступлений, Ханой мог бы предпочесть ведение переговоров.

Изначально я полагал, что самым лучшим местом для проведения наступления в сухой сезон будет Камбоджа. Моя идея состояла во введении в действие стратегического резерва Сайгона и одной из дивизий, охраняющих границу, для ликвидации северовьетнамских линий снабжения и вооруженных сил в Камбодже и для уничтожения растущей инфраструктуры камбоджийских коммунистов. Такой шаг устранил бы остаточную угрозу для южной части Южного Вьетнама; он раздавил бы все еще развивающихся красных кхмеров и, возможно, позволил бы правительству Лон Нола установить контроль над большей частью страны. Нгуен Ван Тхиеу был бы в состоянии переместить свой стратегический резерв на север для того, чтобы отбить коммунистическое нападение в 1972 году или, по всей вероятности, еще одно упреждающее наступление, до того, как пройдут подготовительные работы по укреплению материально-технической базы Северного Вьетнама в следующем году. Вполне можно было бы передвинуть одну из регулярных дивизий на север для целей достижения умиротворения.

Преимущество камбоджийской операции заключалось в том, что она почти наверняка завершилась бы успехом. Северовьетнамские войска в Камбодже по-прежнему в основном занимались сдерживанием сил Лон Нола; камбоджийские коммунисты не были еще достаточно сильны, чтобы выстоять в одиночку. Практически не было доступных северовьетнамских резервов; в Камбодже северовьетнамские подразделения не могли, как во Вьетнаме, прятаться среди населения. Камбоджа находилась на последнем месте в цепочке северовьетнамских линий снабжения, она не могла быть значительно укреплена. А демонстративный успех укрепил бы уверенность в своих силах среди южных вьетнамцев и придал бы психологический толчок для почти неизбежного противостояния в 1972 году. Изъяном в моей концепции было то, что он только в косвенной форме касался нашей самой главной стратегической проблемы на 1972 год: вероятного северовьетнамского нападения в Центральном нагорье с пересечением демилитаризованной зоны.

Президент согласился с моими рекомендациями. С его согласия я направил Ала Хэйга и команду сотрудников аппарата СНБ во Вьетнам для изучения возможностей. Хэйг вернулся с сообщением о том, что Банкер, Абрамс и Нгуен Ван Тхиеу считали наступление в сухой сезон обязательным. Однако они рекомендовали намного более смелый замысел, чем мой. Они предлагали заняться вопросом наращивания противником своей логистической системы снабжения, одним махом прервав тропу Хо Ши Мина в Лаосе неподалеку от демилитаризованной зоны.

В непролазных зарослях джунглей Южного Лаоса – на суверенной территории государства, нейтралитет которого Ханой официально признал в Женевских соглашениях 1962 года, – северные вьетнамцы на протяжении почти десятилетия создавали сложную систему маршрутов, по которым они переправляли своих солдат и всякие поставки в Южный Вьетнам. Тропа Хо Ши Мина фактически состояла из почти 2,5 тысячи километров дорог и продуманной сети маршрутов. В ее центре, служившем перевалочной базой, находился небольшой провинциальный городок Чепон, в котором сходились все пути и из которого поставки и люди проникали в Южный Вьетнам. Тропу Хо Ши Мина обслуживало от 40 до 50 тысяч северовьетнамских войск снабжения вместе с силами обеспечения безопасности. Она действовала ежегодно с октября по май, когда начало дождливого сезона превращало ее в болото и делало непроходимой. На то время северовьетнамские войска обычно отводились до следующего сухого сезона.

В промежуток между 1966 и 1971 годами коммунисты использовали тропу Хо Ши Мина для скрытного проникновения, по меньшей мере, 630 тысяч северовьетнамских войск, 100 тысяч тонн продовольствия, 400 тысяч видов оружия и 50 тысяч тонн боеприпасов, что означало 600 млн патронов, в Южный Вьетнам. Со времени свержения Сианука и закрытия порта Сиануквиль Ханой почти полностью зависел от тропы Хо Ши Мина в материально-техническом снабжении, направляемом в Южный Вьетнам.

По мнению генерала Абрамса, как его передал Хэйг, если коммунисты не получат доступа к тропе Хо Ши Мина, или если она будет значительно разрушена на протяжении хотя бы одного сухого сезона, способность Ханоя начать крупную наступательную операцию в Южном Вьетнаме (и Камбодже) будет значительно подорвана, если не окончательно уничтожена, на бесконечно долгий срок. Абрамс в силу этого предложил смелый план. Американские войска установят отсечные позиции вдоль демилитаризованной зоны на территории Южного Вьетнама к западу от лаосской границы. Тем временем, важный транспортный узел и взлетно-посадочная полоса базы Кхесань – места ожесточенной осады со стороны северных вьетнамцев во время Тетского наступления 1968 года, оставленного с тех самых пор, – будет вновь занят. Американская артиллерия продвинется к лаосской границе. Отборная южновьетнамская первая дивизия пересечет границу Лаоса по дороге № 9 и направляется в Чепон, сооружая оборонительные огневые базы вдоль открытого северного фланга. Когда она окажется примерно в половине пути от своей цели, военно-воздушная дивизия захватывает ВПП Чепон и соединяется с танковой колонной, идущей по суше. Вся наступательная операция заняла бы четыре или пять дней. Оставшаяся часть сухого сезона была бы посвящена перерезанию тропы и разрушению логистического комплекса, который, как предполагалось, шел вдоль нее и особенно вокруг города Чепон. Успешная кампания, как ожидалось, обеспечила бы нам, по крайней мере, пару лет, поскольку противнику понадобился бы целый год для восстановления всей своей логистической структуры материально-технического снабжения, возможно, и больше, если бы после этого последовали южновьетнамские упреждающие наступления.

Лаосская операция 1971 года

В Камбодже Абрамс предложил более скромную операцию, чем я задумывал изначально. Он бы использовал одну из южновьетнамских дивизий, дислоцированных в третьем военном округе, для пересечения границы на каучуковую плантацию в Чупе, где северные вьетнамцы создавали новый базовый район. Поскольку командовал третьим военным округом генерал До Као Чи, которого считали самым талантливым и самым смелым (и, между прочим, самым коррумпированным) командующим в Южном Вьетнаме, Абрамс рассчитывал на максимальное разрушение логистической структуры Ханоя в Камбодже. Оба этих плана были всецело поддержаны объединенным командованием начальников штабов.

Это был великолепный план на бумаге. Его главным недостатком, как показало дальнейшее развитие событий, было то, что он никоим образом не сочетался с вьетнамскими реалиями. Южновьетнамские дивизии никогда не проводили крупные наступательные операции против упорного противника за пределами Вьетнама и только в редких случаях внутри страны. На этот раз им предстояло проделать это без американских советников, потому что последним это было запрещено поправкой Купера – Черча. Та же самая поправка предписывала, что не допускается даже участие американских офицеров, которые управляли проведением тактических авиаударов, тем самым резко сокращая эффективность нашей воздушной поддержки. Вашингтон не понимал, что вьетнамские подразделения практически не имели подготовленных наземных диспетчеров, которые могли говорить по-английски; излишне много времени пришлось бы потратить понапрасну, пока запрос на воздушную поддержку проходил бы вверх и вниз по всей командной цепочке обеих сторон. Южновьетнамские дивизии были просто еще недостаточно хорошо подготовлены для таких сложных операций, какая предполагалась в Лаосе. Да и не могло южновьетнамское высшее командование компетентно вести две крупные операции одновременно. В итоге Чепон был определен как именно то место, которое Ханой мог бы легче всего укрепить. Его стратегическое положение дало возможность посылать войска как из Северного, так и Южного Вьетнама.

В 1962 году президент Кеннеди попросил меня проинформировать резковатого западногерманского канцлера Аденауэра о некоторых из военных идей молодой администрации. У Аденауэра имелись свои сомнения относительно государственных деятелей поколения Кеннеди. Он даже более скептически был настроен в отношении стратегических доктрин, разрабатываемых Макнамарой. В каком-то месте он перебил меня в самый разгар моего разглагольствования, чтобы спросить, откуда я знаю, что то, что я рассказываю, является правдой. «Меня инструктировал генерал», – ответил я. Был ли генерал в военной или штатской одежде, хотел знать канцлер. Когда я позволил себе сказать, что не помню, он предложил, чтобы я попросил генерала повторить свой инструктаж в штатской одежде. Если я по-прежнему окажусь под впечатлением, мне следовало дать ему знать.

Этот язвительный совет пригодился бы нам в 1971 году. Вместо этого мы оказались покорены смелой концепцией, единством ответственных составителей планов как в Сайгоне, так и в Вашингтоне, памятью об успехе в Камбодже и перспективой решительного поворота. И вскоре вся энергия стала тратиться не на тщательный анализ, а на межведомственное маневрирование, посредством которого Администрация Никсона принимала решения.

Никсон был полон решимости не оказаться невооруженным перед своими критиками, как это было с ним год назад по поводу Камбоджи. На этот раз он собирался подключить своих ключевых членов кабинета во всех аспектах процесса принятия решения, чтобы заставить их принять на себя часть пыла неизбежной критики со стороны общественности. Но эта решимость не распространялась на конфронтацию одновременно как с Роджерсом, так и с Лэйрдом. Чтобы обойти свое нежелание отдавать приказы подчиненным и считая Роджерса, вероятнее всего, самым непокорным, Никсон пришел к мысли первым подтолкнуть Лэйрда встать на позицию, с которой он мог бы предложить то, что предпочел бы услышать Никсон, а затем дать возможность министру обороны стать сторонником плана в рамках Совета национальной безопасности. В силу этого он посчитал необходимым потратить время на председательство в течение серии встреч СНБ, на которых обсуждался один и тот же вопрос. На каждую встречу приглашался очередной новый участник – кто-то, чью точку зрения Никсон не знал заранее или кого он считал более подходящим для того, чтобы тот следовал линии на консенсус, поддержанный президентом, чем просто участником свободной дискуссии. К концу января я слышал одно и то же резюме, по крайней мере, трижды и уже приближался к стрессовому состоянию. Никсон заработал себе высокие оценки за способность к действиям. Он каждый раз слушал с неподдельным интересом, как будто впервые. Его вопросы – всегда одни и те же – были хорошей смесью скептицизма, восхищения и одобрения, предназначенной для того, чтобы показать новенькому, что его шеф заинтересован и настроен позитивно. А поскольку все остальные уже были согласны, то только сильная личность могла отстаивать оппозиционную точку зрения. Никто и не пытался.

Так Хэйг в первый раз докладывал президенту о своей поездке в Индокитай в моем присутствии. Потом Никсон пригласил Тома Мурера, председателя объединенного командования начальников штабов, чтобы тот подтвердил, что он участвовал в поездке. 2З декабря Хэйг представил тот же самый доклад Никсону в присутствии Мела Лэйрда. Мурер, не показывая виду, что с ним контактировали до этого, поддержал лаосский план. Никсон дал понять, что поддерживает операцию на плантации в Чупе в Камбодже и что он настроен на то, чтобы занялись перерезанием тропы Хо Ши Мина. Он попросил Лэйрда заняться этой концепцией во время поездки, которую он запланировал в Юго-Восточную Азию на начало января.

Лэйрд, как всегда, был не прост. Он был в курсе внутреннего антивоенного давления, но также выступал за шаги, которые уменьшали бы риски при выводе войск. Он, вероятно, тоже уже услышал что-то от Мурера и Абрамса по собственным каналам о возможной лаосско-камбоджийской операции. Какими бы ни были его мотивы, Лэйрд поддержал концепцию перерезания тропы Хо Ши Мина, утверждая, что это даст нам, по меньшей мере, год передышки. Он полагал, что первая крупная наступательная операция южновьетнамской армии без какой бы то ни было поддержки на суше со стороны США стала бы ярким свидетельством успеха вьетнамизации. Почувствовавший значительное облегчение Никсон одобрил оба плана в принципе, с условием повторного рассмотрения после завершения предстоящей поездки Лэйрда.

Никто из других высших официальных лиц не был информирован об идущем планировании, которое продолжалось в Пентагоне и в Сайгоне во время поездки Лэйрда, начавшейся 5 января 1971 года. По его возвращении Никсон созвал очередное заседание в Овальном кабинете на 18 января. Его участниками были те, кто принимал участие во встрече 23 декабря плюс Роджерс и Хелмс. Как и прежде, одна значительная неизвестная величина в лице Роджерса сталкивалась с единым фронтом всех его коллег. Хелмс не в счет, потому что от него как директора ЦРУ не предполагали выдвижения каких-либо политических рекомендаций. Никсон из своего опыта также мог предположить, что Хелмс, высказав свое мнение, не стал бы настаивать на нем прилюдно. Предлогом для встречи был доклад Лэйрда о его поездке.

Лэйрд в совершенстве исполнил свою роль. Он довольно много времени посвятил техническим аспектам политики вьетнамизации, предстоящим президентским выборам во Вьетнаме, выступлениям тайских войск в Лаосе, необходимости отслеживать поставки оборудования в Камбодже. Он осветил фактически все мыслимые темы, за исключением наступления в сухой сезон. После того как его слушатели были должным образом загипнотизированы, Лэйрд обратился к теме операций в сухой сезон, говоря об их воздействии на ускорение темпов нашего ухода, теме, которая, предположительно, была близка сердцу Роджерса. На протяжении этого выступления Никсон издавал звуки поощрения, задавал вопросы в притворном изумлении, подводя разговор к уже предопределенному выводу.

Но Лэйрд не перешел немедленно к тому, чтобы, сказав «а», сказать и «б». Он ознакомил Роджерса с концепцией кампании во время сухого сезона, рассказав о небольшой южновьетнамской операции в Камбодже, в которой участвовало около 4 тысяч морских пехотинцев Армии Республики Вьетнам (АРВ), для того, чтобы открыть дорогу № 4 из Пномпеня к морю. Он начал с этого, чтобы описать южновьетнамский план попытаться уничтожить базы на каучуковой плантации в Чупе, которые он точно охарактеризовал как аналогичные концепции прошлогоднего камбоджийского рейда. Никто не выдвинул возражения, когда Лэйрд дал понять, что никаких американских войск не будет задействовано в этой операции. К тому времени уже прошло почти два часа, а мы еще не приблизились к сути проблемы. В этот момент Никсон объявил 15-минутный перерыв, вероятно для того, чтобы насладиться необычайной гармонией среди его советников.

Когда встреча возобновилась, Лэйрд наконец-то представил концепцию броска на Чепон, прибегнув к помощи карт. Он указал, что первая фаза, передвижение войск США с целью занятия блокирующих позиций вдоль дороги № 9 внутри Южного Вьетнама и повторный захват базы Кхесань как одной из передовых баз, должна начаться примерно 29 января. Вторая фаза – бросок вьетнамских подразделений вдоль дороги № 9 – последовала бы примерно 8 февраля.

Наставало время для одного оставшегося главного официального лица, которое не принимало участия в предварительном планировании, определить свою позицию. Реакция Роджерса была почти точной копией реакции Лэйрда четыре недели назад. Убедившись в том, что не будет значительного увеличения в потерях, он поддержал план как представленный Лэйрдом. Он настаивал на том, что важно, чтобы операция завершилась успехом. Лэйрд и Мурер с пеной у рта подтвердили свою полную уверенность в этом. Хелмс, который тоже не участвовал ранее, но чье мнение не было решающим для Никсона, оказался единственным советником, задавшим серьезные вопросы. Он обратил внимание на то, что предложенная операция часто рассматривалась в прошлом и всегда отвергалась как слишком сложная. Позже я узнал, что четырьмя годами ранее наш тогдашний главнокомандующий во Вьетнаме генерал Уильям Уэстморленд полагал, что такая операция потребовала бы два корпуса американских войск. Хотя он сейчас был членом объединенного командования начальников штабов, в 1971 году в Белый дом не было представлено такой точки зрения.

Жребий был брошен. Никсон дал предварительное одобрение на то, чтобы дело было продолжено. Я назначил заседания ВГСД на 15 января для проведения детального планирования впервые на основе полноценного межведомственного сотрудничества.

Сила этой разработанной процедуры заключалась в том, что Никсон при столкновении с трезвым анализом своих стратегических вариантов, имел смелость реально оценить ситуацию. Дело дошло до того, что до тех пор, пока не будут предприняты некоторые шаги по созданию препятствий для северовьетнамского наращивания, ситуация в Южном Вьетнаме становилась бы поистине неустойчивой и хрупкой. Концепция наступления в сухой сезон была правильной. Никсон действовал смело, приказав ее разработать. Однако пороки никсоновского метода управления вскоре стали очевидными. Так много времени, усилий и находчивости было затрачено в стремлении организовать консенсус старших советников, что оставалось очень мало времени на учет слабых мест плана или установление дисциплины для остальной части правительства. И никому не нужно было играть роль адвоката дьявола. На каждой встрече для того, чтобы добиться согласия со стороны потенциального упрямца, Никсону приходилось предлагать так много изменений, что весь этот сложный план, который он пытался продвигать, в конечном счете, оказался разрушенным. Поскольку каждый член кабинета был озабочен внутренней реакцией на американское участие, Никсон на каждом заседании по Лаосу соглашался уменьшить американское участие и установить новые сдерживающие механизмы на наши действия. Каждый из этих шагов, может быть, был и незначительным, но совокупный эффект был огромным в практическом плане и прежде всего психологически. Проходя через фильтры командных слоев, это непременно создавало чувство нерешительности у полевых командиров. А они, в свою очередь, должны были сосредоточить как можно больше внимания на факторах сдерживания как основной своей задаче: господство на поле боя.

Президент не может снять проклятие противоречивого намерения колебанием при его выполнении. Использование военной силы является трудным решением, которое всегда должно быть сделано с молитвенной озабоченностью о глубоком изречении Бисмарка: «Горе тому государственному деятелю, который не позаботится найти такое обоснование для войны, которое и после войны сохранит свое значение». Главный выбор руководителя состоит в том, как аргументировать применение силы. Если он решит так поступить, его единственным оправданием должен быть успех. Оправданием его поражения не могут служить его сомнения; сдержанность в претворении в жизнь является преимуществом противной стороны. Нет наград для тех, кто терпит поражение сдержанно. Коль скоро решение о применении силы принято, президент не может колебаться, а должен выполнять его с полной решимостью – и доводить ее дух до всех, кто участвует в этом выполнении. Странам не следует предпринимать военные действия или крупные дипломатические инициативы, которые они не желают доводить до конца.