Текст книги "Трагедия армянского народа. История посла Моргентау"

– Они никогда не вернутся, – завопил он, – они там сгниют! И хотел бы я посмотреть, что эти англичане мне сделают!

Я снова убедился, что метод убеждения, который я всегда использовал в общении с Энвером, является единственно правильным. Я постарался успокоить разъяренного министра, и через какое-то время мне это удалось.

– Но никогда больше мне не угрожайте, – хмуро сказал он.

Проведя неделю в Галлиполи, заложники вернулись. Турки перевели свои штаб из Галлиполи в другое место, и, естественно, англичане прекратили обстреливать город. Все вернулись в добром здравии и были с радостью встречены своими близкими.

Глава 20
Еще немного о приключениях иностранных граждан

Депортация в Галлиполи дает представление о трудностях, которые мне приходилось преодолевать при выполнении своих обязанностей представителя интересов союзников в Оттоманской империи. Однако, несмотря на периодические взрывы ненависти, турецкие официальные лица по большей части вели себя очень хорошо. Они пообещали мне вначале, что будут обращаться с врагами прилично и позволят им либо остаться в Турции и заниматься привычными делами, либо покинуть империю. Очевидно, они считали, что после окончания войны мир станет судить их не по отношению к своим собственным подданным, а по отношению к гражданам вражеских государств, проживавшим на их территории. В результате француз, англичанин или итальянец находился в Турции в большей безопасности, чем армянин, грек или еврей. Но против стремления соблюдать приличия постоянно действовала неблагоприятная сила. В письме в Госдепартамент я описал влияние, работавшее против иностранцев в Турции. «Немецкий посол, – писал я 14 мая 1915 года, – продолжает оказывать давление на турок, навязывая им целесообразность одновременно проведения репрессивных мер и удержания субъектов воюющих государств в качестве заложников. Мне пришлось столкнуться с упорным противодействием моего немецкого коллеги при получении разрешения на отъезд субъектов национальностей, находящихся под нашей защитой».

Турецкие чиновники временами начинали мстить гражданам одного из государств союзников, обычно в ответ на ущерб или воображаемый ущерб их гражданам во вражеских странах. Такие акты стали причиной многих волнующих эпизодов, иногда трагических, иногда вылившихся в откровенный фарс. Все они были в равной мере присущи турецкому характеру и характерны для тевтонских методов.

Как-то раз я беседовал с Талаатом, когда зазвонил телефон.

– Это вас, – сказал министр и передал мне трубку.

Звонил один из моих секретарей. Он сказал, что Бедри арестовал сэра Эдвина Пирса, бросил его за решетку и захватил все бумаги. Сэр Эдвин был одним из самых известных британцев в Константинополе. В течение сорока лет он занимался юридической практикой в оттоманской столице, активно сотрудничал с прессой, опубликовал несколько книг, принесших ему известность как эксперту в области восточной истории и политики. Ему было около восьмидесяти лет, он обладал спокойным характером и презентабельной внешностью. Когда началась война, я заручился специальным обещанием Талаата и Бедри, что те ни при каких обстоятельствах не потревожат сэра Эдвина Пирса и профессора ван Миллингена из Роберт-колледжа. Телефонное сообщение, полученное мной в присутствии Талаата, могло означать только одно: обещание нарушено.

Я сразу же обратился к Талаату, даже не пытаясь скрыть свое недовольство.

– На все ваши обещания нельзя полагаться? – спросил я. – Неужели вам больше нечего делать, кроме как досаждать столь уважаемому и притом пожилому человеку, как сэр Эдвин Пирс?

– Не стоит волноваться, – ответил Талаат, – он провел в тюрьме всего несколько часов, и я немедленно позабочусь о его освобождении.

Он попытался связаться с Бедри по телефону, но не смог. К тому времени я уже успел узнать Бедри хорошо и познакомился с его методами. Если Бедри хотел, чтобы ему можно было дозвониться, он был легкодоступен в любое время дня и ночи. Если же его присутствие на другом конце телефонного провода могло сулить неприятности, даже самый дотошный сыщик не смог бы обнаружить его местонахождение. А поскольку Бедри дал мне торжественное обещание, что не потревожит сэра Эдвина, это был как раз тот случай, когда префект полиции предпочел оставаться недоступным.

– Я останусь в этой комнате, пока вы не найдете Бедри, – сказал я Талаату.

Турок отнесся к ситуации с юмором. Мы ждали довольно долго, но Бедри удалось остаться необнаруженным. В конце концов я позвонил одному из своих секретарей и отправил на поиски исчезнувшего префекта полиции.

– Скажите Бедри, что я арестовал Талаата в его собственном кабинете и не выпущу его, пока он не получит возможность отдать Бедри приказ об освобождении сэра Эдвина Пирса.

Талаат искренне наслаждался комичной ситуацией. Он знал Бедри еще лучше меня, и ему было чрезвычайно интересно, сумею ли я его найти. Правда, через несколько минут телефон зазвонил. Это оказался Бедри. Я предложил Талаату предупредить Бедри о том, что я лично отправляюсь в тюрьму на своем автомобиле за сэром Эдвином Пирсом.

– Пожалуйста, не пускайте его туда, – попросил Бедри. – Его появление поставит меня в глупое положение и повредит авторитету.

– Хорошо, – сказал я. – Я жду до шести пятнадцати. Если до этого времени сэр Эдвин не вернется к своей семье, я сам поеду за ним в полицию.

По пути в посольство я остановился у дома Пирса и постарался успокоить его супругу и дочь.

– Если ваш отец не вернется домой до шести пятнадцати, – сказал я, – пожалуйста, дайте мне знать немедленно.

Ровно в 6.15 зазвонил мой телефон. Мисс Пирс сообщила, что отец только что вернулся домой.

На следующий день сэр Эдвин посетил посольство, чтобы выразить мне свою признательность за хлопоты. Он сказал, что немецкий посол тоже приложил руку к его освобождению. Последнее заявление меня несколько удивило. Я был уверен, что никто не мог ничего предпринять, потому что все стало известно в то время, когда я находился в кабинете Талаата. Спустя полчаса я встретился с Вангенхаймом, нанесшим визит моей супруге. Я упомянул о деле Пирса и спросил, занимался ли он его освобождением. Мой вопрос явно удивил его.

– Что? Я помогал освободить этого человека? Старый мошенник! Совсем наоборот, я был тем, кто обеспечил его арест!

– Но что вы имеете против него? – удивился я.

– В 1876 году, – ответил Вангенхайм, – этот человек выступал за русских против турок.

Да, немцы отличаются злопамятностью. В 1876 году сэр Эдвин написал несколько статей для лондонской газеты «Дейли ньюс» с описанием массовых убийств в Болгарии. В то время в рассказы о злодействах обычно не верили, а в письмах сэра Эдвина содержались неопровержимые факты, раскрывшие глаза англоговорящим народам, что внесло свой вклад в дело освобождения Болгарии от турецкого ига. Этот акт гуманизма и журналистской честности принес сэру Эдвину большую известность, и именно за него немцы решили наказать его сорок лет спустя, бросив в турецкую тюрьму. Кстати, турки в этом вопросе проявили большую тактичность, чем их немецкие союзники, и не только вернули сэру Эдвину свободу и все бумаги, но и позволили вернуться в Лондон.

Бедри был несколько оскорблен моим успешным вмешательством в это дело и решил сравнять счет. Наиболее известным (после сэра Эдвина) англоговорящим юристом в Константинополе был 70-летний мальтиец Мицци. Правящие круги были им очень недовольны потому, что он был владельцем «Левант геральд» – газеты, которая нередко публиковала статьи, критикующие комитет «Единение и прогресс». В тот же день, когда был освобожден сэр Эдвин, Бедри явился в дом доктора Мицци в одиннадцать часов ночи, вытащил старика из постели, арестовал его и посадил на поезд, идущий в Ангору, в Малую Азию. Поскольку в Ангоре в это время свирепствовала страшная эпидемия тифа, вряд ли ее можно было назвать желательным местом для старого человека. На следующее утро, когда я впервые услышал об этом злодеянии, доктор Мицци уже был на пути к месту своей ссылки.

– На этот раз я вас опередил, – заявил Бедри с торжествующей усмешкой. Он был доволен, как ребенок. Наконец ему удалось «обойти на повороте» американского посла, который спокойно почивал в своей спальне, когда старого мальтийца отправили в самое сердце эпидемии в Ангоре.

Однако победа Бедри оказалась все же неполной. По моей просьбе Талаат отправил доктора Мицци вместо Ангоры в Конию. Там у одного из американских миссионеров доктора Додда был прекрасный госпиталь. Я устроил так, что доктор Мицци поселился там в чудесной комнате. В ней он прожил несколько месяцев, окруженный близкими по духу людьми, здоровой атмосферой, всеми книгами, которые только мог пожелать. У него было даже пианино – вещь, без которой он чувствовал бы себя совершенно несчастным. Поэтому я продолжал считать, что счет между Бедри и мной оставался в мою пользу.

В начале января появилась информация, что англичане подвергают жестокому обращению турецких военнопленных в Египте. Вскоре после этого я получил письма от двух австралийцев, коммандера Стокера и лейтенанта Фицжеральда. В них говорилось, что они уже одиннадцать дней находятся в грязном, сыром, полном паразитов подземелье военного министерства. Эти военно-морские офицеры прибыли в Константинополь на построенных в Америке субмаринах, совершивших беспрецедентный переход из Англии. Они прошли под минными полями Дарданелл и благополучно прибыли в Мраморное море, где уже в течение нескольких недель было прекращено всякое судоходство. Субмарина, на которой прибыли мои корреспонденты – Е-15, – была захвачена в Дарданеллах, а ее команда вместе с офицерами была отправлена в турецкую военную тюрьму в Малой Азии – Афиум-Кара-Гиссар. Когда поступило сообщение о якобы жестоком обращении с турецкими военнопленными в Египте, среди этих пленных были жребием определены двое, которым предстояло отправиться в Константинополь и подвергнуться наказанию в качестве ответной меры. Стокер и Фицжеральд вытянули несчастливые номера и провели одиннадцать суток в ужасной подземной темнице. Я немедленно обсудил инцидент с Энвером и предложил, чтобы врач и офицер, представители нейтральной стороны, осмотрели турок в Египте и сообщили свое непредвзятое мнение. Мы довольно быстро получили ответ о том, что информация оказалась ложной и турки в английском плену чувствуют себя прекрасно.

Примерно в это же время я имел встречу с монсеньором Дольчи, представителем Святого престола в Турции. Он упомянул о военнопленном лейтенанте Фицжеральде, который, по его сведениям, находился в тюрьме Афиум-Кара-Гиссар.

– Я принимаю участие в судьбе второго молодого человека, – сказал монсеньор Дольчи, – поскольку он помолвлен с дочерью британского посла в Ватикане. Я говорил о нем с Энвером, и он обещал, что отношение к юноше будет особым.

– Как его зовут? – спросил я.

– Джеффри.

– Отношение к нему действительно особое, – вздохнул я. – Знаете ли вы, что в настоящее время он находится в подземной тюрьме Константинополя?

Понятно, что монсеньор очень разволновался, но я поспешил его заверить, что юноша через несколько дней будет освобожден.

– Видите, как отвратительно вы обошлись с этими молодыми людьми, – сказал я. – Вы должны как-то компенсировать ущерб.

– Что вы предлагаете?

Стокер и Фицжеральд были военнопленными и согласно обычной процедуре после освобождения из подземелья должны были вернуться в тюрьму. Я предложил Энверу дать им восьмидневный отпуск в Константинополе. Он согласился, и парни были освобождены. Смотреть на них было страшно. В общей сложности они провели в подземной тюрьме двадцать пять дней, не имея возможности умыться, побриться, сменить белье, то есть были лишены элементарных жизненных удобств. Мистер Филип взял их под свою опеку, и спустя очень короткое время мы увидели перед собой двух молодых и очень симпатичных британских офицеров флота. Их восьмисуточная свобода стала воистину триумфальным шествием, несмотря на то что их повсюду сопровождал англоговорящий турецкий офицер. Они побывали у монсеньора Дольчи и в американском посольстве и даже нанесли весьма приятный визит в женский колледж. Когда настало время возвращаться в лагерь, офицеры заявили, что согласны провести еще месяц в сыром подземелье, если после этого они получат такой же прекрасный отпуск.

Несмотря на все происшедшее, я всегда буду с благодарностью вспоминать Энвера за его исключительное внимание к Фицжеральду.

– Не думаете ли вы, что юноша уже достаточно наказан? – спросил я. – Почему бы не отпустить его домой, чтобы он мог жениться на своей любимой девушке?

– Я сделаю это, – не задумываясь ответил Энвер, – если он даст слово офицера больше не воевать против Турции.

Понятно, что молодой человек дал требуемое обещание и отправился домой, навстречу счастью. К сожалению, у Стокера не было невесты, наличием которой можно было обосновать аналогичную просьбу, и ему пришлось вернуться в Малую Азию. Он сделал это, не слишком расстроившись. Не в традициях британского военного флота завидовать друзьям.

Глава 21
Болгария на распутье

Неудача флота союзников в Дарданеллах не решила судьбу Константинополя. Конечно, и турки, и немцы испытали большое облегчение, когда флот ушел, но только слишком радоваться оснований не было. Самая прямая дорога к древней столице все еще оставалась открытой для противника.

В начале сентября 1915 года один из самых влиятельных немцев в Константинополе дал мне подробное объяснение сложившейся военной ситуации. Вкратце его пространный рассказ сводился к одной фразе: «Мы не можем удержать Дарданеллы без военной поддержки Болгарии».

Это означало, что, если Болгария не присоединится к Турции и Германии, экспедиция в Галлиполи будет успешной, Константинополь падет, Турецкая империя распадется, Россия воспрянет как экономическая и военная держава, и война в относительно короткие сроки завершится победой Антанты. Вполне вероятно, что нейтралитет Болгарии приведет к тому же результату. Поэтому, думаю, не будет преувеличением сказать, что в сентябре – октябре 1915 года сроки войны были в руках болгарского правительства.

Это факт действительно первостепенной важности, и его значение просто необходимо подчеркнуть. Предлагаю читателям взглянуть на часть карты мира, с которой они, возможно, не слишком хорошо знакомы, я имею в виду карту Балканских стран, так, как они были определены Бухарестским договором. Все, что осталось от европейской Турции, – это маленькая территория неправильной формы в ста шестидесяти километрах к западу от Константинополя. С европейской Турцией граничит Болгария. Главная железнодорожная магистраль в Западную Европу начинается в Константинополе и идет по Болгарии через Адрианополь, Филиппополис и Софию. В то время Болгария могла собрать армию из 500 тысяч хорошо обученных и организованных солдат. Если она пойдет на Константинополь, ничто не будет стоять у нее на пути. Турция имела значительную армию, это правда, но она была занята, отбивая атаки союзников в Дарданеллах и русских на Кавказе. Если Болгария займет враждебную позицию, турки не смогут получить ни оружия, ни припасов из Германии. Турция окажется полностью изолированной и в конце концов в результате одной очень короткой кампании прекратит свое существование как военная сила и как европейское государство.

Я хочу привлечь особое внимание к этой железной дороге, поскольку она была той стратегической целью, которую отстаивала Германия. Миновав Софию, дорога пересекала Сербию, где самыми важными станциями были Ниш и Белград. Далее она пересекала реку Сава, затем Дунай, после чего следовала к Будапешту и Вене, а оттуда на Берлин. Практически все военные операции на Балканах 1915–1916 годов велись в конечном счете за обладание этой железной дорогой. Удерживая эту дорогу, Турция и Германия не будут разделены: и с экономической, и с военной точки зрения они будут единым целым. Дарданеллы, как я уже говорил, – это звено, соединяющее Россию и ее союзников; если оно порвется, крах России наступит очень скоро. Равнины Моравы и Марицы, по которым проходит железная дорога, – это для Турции своеобразные безводные Дарданеллы. Находясь в ее руках, они обеспечивают доступ к союзникам, если же они попадут в руки врагов, Оттоманская империя распадется на части. Только присоединение Болгарии к делу тевтонцев даст туркам и немцам это преимущество. Как только Болгария станет союзником, часть железной дороги до сербской границы сразу станет легкодоступной. Если Болгария присоединится к державам оси как активный участник, завоевание Сербии станет неизбежным, а значит, появится звено, тянущееся от Ниша к Белграду и далее к тевтонцам. Таким образом, союзнические отношения с Болгарией сделают Константинополь пригородом Берлина, предоставят все ресурсы Круппа в распоряжение турецкой армии, сделают неизбежным крах наступления союзников на Галлиполи и заложат основу восточной империи, которая в течение тридцати лет была главным стимулом немецкой политики.

Отсюда ясно, что имел в виду мой немецкий друг, утверждая, что без Болгарии они не смогут удержать Дарданеллы. Это стало совершенно очевидным, при этом повсеместно распространялись слухи о том, что немцы обеспечили себе альянс с Болгарией еще до начала войны. Об этом я ничего точно не знаю. То, что болгарский царь и кайзер могли организовать это сотрудничество заранее, вовсе не представляется невероятным. Но мы не должны заблуждаться, утверждая, что это решило исход дела: опыт последних лет доказал, что к договорам не стоит относиться слишком серьезно. Независимо от того, была предварительная договоренность или нет, я точно знаю, что как турецкие чиновники, так и немцы вовсе не были уверены, что Болгария станет на их сторону. В беседах со мной они всегда выражали опасения в благополучном исходе дела, и одно время широко распространилось мнение, что Болгария готовится стать на сторону Антанты.

Я впервые столкнулся с болгарскими проблемами в конце мая, когда болгарский посол М. Колушев уведомил Роберт-колледж о том, что болгарские студенты на смогут остаться до конца учебного года и должны будут вернуться домой 5 июня. В женский колледж Константинополя также поступило сообщение, что болгарские девушки должны вернуться домой к тому же времени. В этих американских учебных заведениях было много болгарских студентов, по большей части достойных представителей своей страны. Именно благодаря этим колледжам сложились дружеские отношения между далекими Соединенными Штатами и Болгарией. Раньше ничего подобного не было.

Во всех кругах обсуждалось, что бы это значило. Иначе и быть не могло. Болгария была у всех на устах. Вступит ли она в войну? Если да, то на чьей стороне? Сегодня появлялась информация, что она присоединится к Антанте, завтра – что станет союзницей стран оси. Создавалось впечатление, что она торгуется с обеими сторонами, стараясь добиться для себя самых выгодных условий. Если Болгария присоединится к Антанте, для болгар нежелательно оставаться в Турции. Поскольку юноши и девушки в американских учебных заведениях Константинополя обычно были выходцами из высокопоставленных болгарских семей (среди них, к примеру, была дочь генерала Иванова, возглавлявшего болгарские армии в Балканских войнах), болгарское правительство, естественно, было заинтересовано в их безопасности.

Таким образом, общественное мнение склонилось к тому, что Болгария решила принять сторону Антанты. Новость быстро распространилась по Константинополю. Особенно сильное впечатление она произвела на турок. Доктор Патрик, руководившая женским колледжем, поспешно организовала церемонию вручения дипломов для своих болгарских студенток, которую я посетил. Это было довольно грустное мероприятие, больше напоминавшее похороны, чем праздник. Все болгарские девушки находились в крайне взвинченном состоянии, некоторые даже были близки к истерике. Они считали, что война неизбежна и их отправляют домой только для того, чтобы избавить от турецкого плена. Их было искренне жаль и хотелось как-то развлечь. И мы отвезли их в американское посольство, где провели прекрасный вечер. После ужина глаза девушек высохли, и они стали петь красивые болгарские песни. В общем, начавшийся неудачно день завершился очень приятно. На следующее утро девушки уехали в Болгарию. Несколько недель спустя болгарский посол сказал мне, что правительство созвало всех студентов домой для политического эффекта. Большой вероятности немедленного вступления в войну нет. Просто Болгария желает дать понять Германии и Турции, что она может присоединиться к Антанте. Болгария, как все мы подозревали, находилась на перепутье. Единственным бесспорным фактом в позиции этой страны было желание получить Македонию. От этого, сказал Колушев, зависит все. Его слова отражали общую для болгар точку зрения, заключавшуюся в том, что Болгария честно завоевала эту территорию в 1-й Балканской войне, после чего была ее несправедливо лишена. Они считали эту территорию болгарской по населению, языку и обычаям и были уверены, что на Балканах не может быть мира, пока она не вернется к своим законным хозяевам. Причем Болгарию не устраивало только обещание возвращения ей Македонии после окончания войны. Она настаивала на немедленной оккупации. Как только Македония будет передана Болгарии, она присоединит свои силы к Антанте. Существовало две главные цели в игре, которая тогда велась на Балканах: одной была Македония, на которую претендовала Болгария, другой – Константинополь, который желала получить Россия. Болгария была согласна, чтобы Константинополь достался России, если ей самой достанется Македония.

Мне дали понять, что болгарский Генеральный штаб имел разработанные планы захвата Константинополя, и с этими планами была ознакомлена Антанта. Эти планы предусматривали осадуКонстантинополя 300-тысячной армией болгар, которая начнется через двадцать три дня после начала боевых действий. Но одних только обещаний Македонии было недостаточно. Болгария должна была сразу получить ее.

Болгария понимала трудности положения союзников. Она не верила, что Сербия и Греция готовы отдать Македонию, не верила она и в то, что союзники осмелятся отобрать ее силой. В этом случае, считали болгары, существовала опасность заключения Сербией сепаратного мира с державами оси. С другой стороны, Болгария возражала против того, чтобы Сербия получила Боснию и Герцеговину в качестве компенсации за потерю Македонии, понимая, что увеличившаяся Сербия станет для нее постоянной угрозой, а значит, и будущей угрозой миру на Балканах. Так что ситуация была чрезвычайно сложной и запутанной.

Одним из самых хорошо информированных людей в Турции был Пауль Вайц – корреспондент «Франкфуртер цай– тунг». Вайц был больше чем просто журналистом. Он прожил в Константинополе тридцать лет, знал все о турецких делах и был своим человеком и постоянным советником в немецком посольстве. Его обязанности были лишь наполовину дипломатическими. Вайц являл собой один из самых успешных образцов немецкого проникновения в Турцию; говорили, что он знал всех влиятельных людей в Османской империи, как к каждому из них лучше подойти и сколько заплатить. В конце августа и начале сентября я несколько раз беседовал с Вайцем о Болгарии. Он всякий раз повторял, что Болгария вполне может перейти на сторону Антанты. А 7 сентября он пришел ко мне с важными известиями. За одну ночь ситуация изменилась. Советник немецкого посольства в Константинополе барон Нейрат посетил Софию, и в ходе визита было подписано соглашение: Болгария становилась союзницей Германии.

Германия, сказал Вайц, получила Болгарию, сделав то, что Антанта не могла или не хотела сделать. Она обеспечила ее немедленное обладание частью вожделенной территории. Сербия отказалась дать Болгарии Македонию немедленно, с другой стороны, Турция отдавала часть Оттоманской империи. Площадь земли, о которой шла речь, незначительна, однако она имеет большое стратегическое значение и является реальной жертвой Турции. Река Марица в нескольких километрах к северу от Эноса изгибается на восток, на север, а потом на запад, огибая участок площадью около полутора тысяч квадратных километров, на котором расположены такие важные города, как Демотика, Карагач и часть Адрианополя. Особенно важным этот участок земли делает то, что по нему проходит восемьдесят километров железной дороги из Дедеагача в Софию. Вся железная дорога, за исключением этих восьмидесяти километров, проходит по территории Болгарии, и только этот короткий отрезок оказывается в Турции и перерезает связь Болгарии со Средиземным морем. Естественно, Болгария всячески старалась получить этот кусок земли, и теперь Турция пошла ей навстречу. Эта уступка изменила всю ситуацию на Балканах и сделала Болгарию союзницей Турции и держав оси. Кроме железной дороги Болгария получила часть Адрианополя, расположенную западнее Марицы. Конечно, дополнительно Болгария должна была получить и Македонию, как только эта провинция будет оккупирована Болгарией и ее союзниками.

Я отчетливо помню ликование Вайца после подписания этого соглашения.

– Все решено! – воскликнул он. – Болгария решила присоединиться к нам. Договоренность была достигнута прошлой ночью в Софии.

Турки тоже радовались. Впервые за долгое время они увидели выход из весьма сложной ситуации. Решение болгар, сказал мне Энвер, сняло тяжкий груз с их плеч.

– Нам, туркам, – сказал он, – принадлежит заслуга привлечения Болгарии на сторону держав оси. Она ни за что бы не пришла нам на помощь, если бы мы не отдали ей этот клочок земли. Отдав его сейчас, не дожидаясь конца войны, мы продемонстрировали свою добрую волю. Нам было очень сложно пойти на это, в особенности решиться отдать часть города Адрианополя, но игра стоила свеч. В действительности мы пожертвовали этой территорией в обмен на Константинополь, потому что, если бы Болгария не вступила в войну на нашей стороне, мы бы потеряли город. Подумать только, как удачно мы выправили положение. Нам приходилось держать более двухсот тысяч человек на болгарской границе, чтобы защититься от возможного нападения с того направления. Теперь мы можем перевести все эти войска на Галлиполи и сделать его неуязвимым для союзников. Кроме того, в Дарданеллах нам сильно мешала нехватка боеприпасов. Теперь Болгария, Австрия и Германия совместно нападут на Сербию и в течение нескольких недель установят полный контроль над этой страной. У нас появится прямая железнодорожная линия из Константинополя в Австрию и Германию, и мы сможем получать все необходимые военные грузы. С Болгарией на нашей стороне мы можем не опасаться нападения на Константинополь с севера – теперь мы создали непреодолимую преграду против русских. Не стану отрицать: ситуация вызвала наше серьезное беспокойство. Мы опасались, что Болгария и Греция объединятся и привлекут в свой союз Румынию. Тогда Турция была бы потеряна: они взяли бы нас в клещи.

Теперь перед нами только одна проблема: сбросить англичан и французов в Дарданеллах в море. Имея необходимое количество солдат и боеприпасов, мы сделаем это очень быстро. Мы отказались от маленького клочка земли, потому что это дало нам шанс выиграть войну.

Результаты оправдали пророчества Энвера до мельчайших деталей. Через три месяца после принятия Болгарией адрианопольской взятки Антанта признала свое поражение и вывела войска из Дарданелл. После этого ухода Россия, которая была величайшим потенциальным источником силы для дела союзников и которая при хорошей организации и снабжении могла принести союзникам быстрый триумф, перестала являться важным военным фактором. Уход французов и англичан из Галлиполи подтолкнул огромную страну к пучине анархии, распада и краха.

Немцы праздновали свой триумф по-тевтонски. Для них день 17 января 1916 года стал одной из величайших памятных дат войны. В Константинополе царило оживление: вечером ожидалось прибытие первого Балканского экспресса – немцы называли его Balkanzug. Железнодорожный вокзал был украшен флагами и цветами, все немецкое и австрийское население Константинополя, включая персонал посольств, собралось, чтобы приветствовать прибывающий поезд. Когда же он подкатил к перрону, его встретили радостными криками.

После 17 января 1916 года Балканский экспресс начал регулярно курсировать между Берлином и Константинополем. Немцы считали его одним из символов новой Германской империи.