Текст книги "Трагедия армянского народа. История посла Моргентау"

Глава 23
«Бунт» в провинции Ван

Турецкая провинция Ван располагается в дальнем северо-восточном уголке Малой Азии; на востоке она граничит с Персией, а на севере с Кавказом. Это одна из самых красивых и плодородных частей Турецкой империи, которая, кроме того, имеет богатейшую историю. Город Ван, столица вилайета, стоит на восточном берегу озера с одноименным названием, это один из самых крупных городов Малой Азии, и численность армянского населения в нем превышает численность мусульман. Осенью 1914 года его население, составлявшее около 30 тысяч человек, было мирным, счастливым и процветающим. Хотя в Ване, как и в других частях империи, где проживали армяне, случались периоды жестокого угнетения и резни, все же мусульманский гнет здесь был относительно легче. Турецкий губернатор Ташин-па– ша принадлежал к числу самых просвещенных турецких чиновников. Отношения между армянами, жившими в лучшей части города, и турками и курдами, занимавшими лачуги в мусульманских кварталах, в течение многих лет оставались вполне терпимыми.

Однако географическое положение этого вилайета неизбежно делало его театром военных действий, и население не могло чувствовать себя спокойным. Если Россия предпримет вторжение в Турцию, самый удобный маршрут пройдет именно по этой провинции. Война еще только началась, когда появились поводы для недовольства. Реквизиции для нужд армии, как и везде, легли более тяжким бременем на христиан, чем на мусульман Вана. Армяне должны были спокойно стоять и смотреть, как турецкие офицеры забирают их скот, пшеницу и всевозможные необходимые товары, давая взамен лишь не имевшие никакой ценности клочки бумаги. Попытка всеобщего разоружения не могла не вызвать грозных предчувствий, которые еще более усилились из-за жестокого обращения с армянскими солдатами на Кавказе. С другой стороны, турки выдвигали много обвинений против христианского населения и возлагали на них большую часть вины за неудачи турецкой армии на Кавказе. Тот факт, что определенную часть вооруженных сил России составляли армяне, вызывал их неукротимую ярость. Поскольку около половины всех армян проживают в русских провинциях Кавказа и эти армяне, наравне с русскими, обязаны служить в армии, законных оснований для недовольства это не вызывает – ведь рекруты являются подданными русского царя. Однако турки утверждали, что большое число армянских солдат в Ване и других армянских провинциях дезертировали, перешли границу и присоединились к русской армии, а их знание дорог и рельефа местности стало важным фактором русских побед. И хотя неопровержимых фактов на этот счет в настоящее время нет, вовсе не представляется невероятным, что подобные дезертирства имели место, возможно, в количестве нескольких сотен или около того. В начале войны агенты «Единения и прогресса» появлялись в Эрзеруме и Ване и обратились к армянским лидерам с предложением отправиться в русскую Армению и попытаться начать революцию против русского правительства. Отказ турецких армян пойти на это вовсе не доставил удовольствие туркам. Турецкое правительство тут же заговорило о «предательском» поведении армян в Ване и даже выдвинуло его основанием для последующего преследования всего народа. Их отношение явилось еще одной иллюстрацией своенравия и извращенности турок. За тридцать лет они убили сотни тысяч армян, все это время насиловали их жен и дочерей, грабили и подвергали их самому жестокому обращению и при этом продолжали верить, что имеют право ожидать от них лояльности. То, что жившие в Турции армяне симпатизировали Антанте, ни для кого не было секретом. «Если вы хотите узнать последние новости о ходе войны, – было написано в армянской юмористической газете, – все, что вам нужно сделать, так это взглянуть в лицо армянину. Если он улыбается, значит, побеждают союзники, если же мрачен, значит, успех сопутствует немцам». Если оттоманский солдат– армянин дезертировал и перебегал к русским, строго говоря, это конечно же являлось преступлением против государства. Такой проступок должен бы быть наказуем по всем цивилизованным законам. Только турок и, возможно, еще юнкер – прусский аристократ-землевладелец мог рассматривать его как основание для чудовищного варварства, что теперь происходило повсеместно.

Осенью и зимой 1914/15 года казалось, что воздух наполнен предчувствием беды, но армяне вели себя удивительно сдержанно. Уже много лет турецкое правительство всячески провоцировало христианское население на совершение противоправных действий, после чего использовало эти действия как повод для массовых убийств. Армянские священнослужители и политические лидеры видели многочисленные свидетельства возврата турок к старой тактике, поэтому старались успокоить людей, предупредить их о необходимости контролировать каждый свой шаг, терпеливо сносить любые оскорбления и даже насилие, не давая мусульманам повода перейти к открытым действиям. «Даже если они сожгут несколько наших деревень, – говорили армянские лидеры, – воздержитесь от ответных действий. Пусть лучше погибнут немногие, чем весь народ».

Когда началась война, центральное правительство отозвало Ташин-пашу, умного и проницательного губернатора Вана, и заменило его Джевдет-беем, который был родственником Энвера, что было уже само по себе тревожно. Среди турецкого чиновничества всегда были люди, пусть и немногочисленные, которые не верили в массовые убийства как метод государственной политики, и нельзя было быть уверенным в том, что они скрупулезно исполнят самые кровавые приказы центрального правительства. Поэтому, когда планировалась очередная бойня, обычно первым делом заменяли «утративших доверие» чиновников более надежными. А характер преемника Ташина делал эту замену еще более волнующей. Джевдет провел большую часть жизни в Ване и был человеком неуравновешенным: иногда проявлял дружелюбие к немусульманам, но чаще был враждебен, лицемерен и жесток – в лучших традициях своей расы. Он ненавидел армян и был всем сердцем за долгосрочный турецкий план решения армянской проблемы. Можно было не сомневаться, что он прибыл в Ван с заданием уничтожить всех армян, живших в провинции, но в первые месяцы ситуация не благоприятствовала осуществлению этого плана. Сам Джевдет отсутствовал – сражался с русскими на Кавказе, и близость врага подсказала туркам, что лучше воздержаться от жестокого обращения с армянами Вана. Но в начале весны русские временно отступили. Для побеждающей армии правильной считается военная тактика преследования отступающего врага. Однако в глазах турецких генералов отступление русских было весьма удачным поворотом войны, главным образом потому, что армяне лишились своих защитников, оставшись на милость турецкой армии. Вместо того чтобы преследовать отступающего противника, турецкая армия свернула в сторону и заняла собственную территорию – Ван. Вместо того чтобы сражаться с русскими мужчинами, турки обратили свое оружие против армянских стариков, женщин и детей. Повинуясь старой традиции, они раздали самых красивых армянских женщин мусульманам, разграбили и сожгли несколько деревень, все это время не переставая убивать. 15 апреля 500 молодых армян из Аканца собрали, чтобы объявить им волю султана. На закате их строем вывели из города и расстреляли. Эта процедура повторялась в каждой из восьмидесяти армянских деревень в районе к северу от озера Ван, в результате всего за три дня было убито более 24 тысяч армян. Один лишь эпизод показывает страшную порочность турецких методов. В местечке Шадак начались беспорядки. Джевдет-бей, который к этому времени уже успел вернуться в Ван, предложил четырем известным вокруг армянам отправиться в этот город и успокоить людей. Эти люди совершили утомительное путешествие, останавливаясь в каждой деревне и призывая армян соблюдать спокойствие и порядок. А потом их всех убили в деревне Курдиш.

Итак, когда Джевдет-бей по возвращении на свой официальный пост потребовал, чтобы Ван предоставил ему 4 тысячи солдат, люди, естественно, не стали спешить исполнить приказ. Если мы вспомним, что произошло ранее, то становится понятно, что ни у кого не возникло сомнений, с какой целью объявлен сбор. Джевдет, действуя в строгом соответствии с приказами из Константинополя, готовился полностью уничтожить армянское население. А убив 4 тысячи солдат, он ликвидировал бы возможных защитников стариков, женщин и детей. Армяне, чтобы выиграть время, начали переговоры и предложили Джевдету 500 солдат и деньги за освобождение от военной службы остальных. После этого Джевдет сразу заговорил о «бунте» и своем намерении подавить его «любой ценой». «Если бунтовщики сделают хотя бы один выстрел, – сказал он, – я убью каждого христианского мужчину, женщину и (указывая на расстояние от земли до своих коленей) ребенка ростом до сих пор». В течение некоторого времени турки рыли окопы вокруг армянского поселения, наводняя их солдатами. В ответ на это армяне начали готовиться к обороне. 20 апреля банда турецких солдат захватила нескольких армянских женщин, двое мужчин побежали им на помощь и были застрелены. Турки открыли огонь по армянским кварталам из винтовок и артиллерии, и вскоре значительная часть города была охвачена пламенем. Началась осада. Армянская «армия» состояла всего лишь из. 1500 человек, на всех имелось 300 винтовок, но почти не было патронов. У Джевдета было 5 тысяч человек, отлично вооруженных и экипированных. Так что, хотя армяне сражались не на жизнь, а на смерть, у них практически не было шансов долго сдерживать натиск турок. Только одно придавало им силы: они знали, что к Вану идет русская армия, и надеялись продержаться до ее прибытия. Я не пишу о военной истории, об осадах и сражениях, поэтому не описываю в деталях бесчисленные акты личного героизма, помощь армянских женщин и детей, самоотверженные действия американских миссионеров – доктора Ашшера, его жены мисс Грейс Нап и других, а также тысячи других моментов, которые сделали этот ужасный месяц одной из самых славных страниц в современной армянской истории. Самое удивительное то, что армяне выстояли! После пяти недель беспрерывных боев появилась русская армия и турки бежали, чтобы выместить свой гнев на других армянских крестьянах. Американский доктор Ашшер, госпиталь которого в Ване был уничтожен обстрелом, засвидетельствовал, что после бегства турок русские собрали и сожгли 55 тысяч тел убитых армян.

Я рассказал о «бунте» в Ване не потому, что он знаменует первый этап организованной попытки уничтожить целую нацию, а потому, что именно этими событиями турки обычно оправдывают свои последующие преступления. Далее вы узнаете, что при каждом моем обращении к Талаату, Энверу и прочим чиновникам по поводу положения армян они моментально приводили «бунтовщиков» Вана как пример измены армян. А ведь «бунт», как показывает мой рассказ, был всего лишь стремлением армян спасти свою жизнь и честь своих женщин, после того как турки, уничтожив тысячи их соседей, продемонстрировали, какая судьба их ожидает.

Глава 24
Уничтожение нации

Уничтожение армян как нации в 1915 году вызвало определенные трудности, которых не было во время избиений, устраиваемых турками в 1895 году и в другие годы. В тот ранний период армяне не располагали достаточной мощью или средствами сопротивления. В те дни армянам не разрешалось проходить военное обучение, служить в турецкой армии или носить оружие… В начале 1915 года в каждом турецком городе были тысячи армян, которые прошли военное обучение в качестве солдат, имели ружья, пистолеты и другое оружие для самозащиты. События в Ване еще раз показали, что эти люди могут с успехом применять свое оружие… Для того чтобы план уничтожения нации мог иметь успех, должны были быть предварительно сделаны два шага: во всех крупных и небольших городах необходимо было лишить всех армянских солдат средств защиты и изъять у них уже имевшееся оружие. Прежде чем уничтожить армян, нужно было их обезоружить.

В начале 1915 года армянские солдаты в турецкой армии получили новый статус. До этого времени большинство из них было строевиками, но теперь у них отобрали оружие, и они были превращены в рабочих. Они вдруг обнаружили, что теперь вместо того, чтобы служить… в качестве артиллеристов и кавалеристов, их стали использовать как вьючных животных.

На них легла вся тяжесть поставок для армии, и, шатаясь под тяжестью груза, подгоняемые плетками и штыками турок, они должны были, превозмогая усталость, с трудом тащиться в горы Кавказа. Иногда им, обремененным своей ношей, приходилось прокладывать свой путь через снег, который с головой закрывал их. Фактически они были вынуждены все время находиться на открытом воздухе и спать на голой земле, если их надсмотрщики, непрерывно будившие их уколами штыка, не лишали их и этой возможности. Их кормили только отбросами; если они от слабости не могли подняться, то их оставляли там, где они лежали, а их турецкие притеснители задерживались, конечно, только для того, чтобы украсть вещи – брали даже одежду. Если кому-либо из отставших в пути солдат удавалось добраться до места назначения, то их не убивали только в редких случаях. Чаще всего, однако, армянских солдат убивали значительно раньше, ибо стало обычной практикой хладнокровно расстреливать их. Почти во всех случаях придерживались одной и той же процедуры. То здесь, то там собирали партии в 50—100 человек, связывали их вместе по 4 человека и затем уводили в уединенное место неподалеку от селения. Внезапно воздух сотрясался от звуков ружейных выстрелов, и турецкие солдаты, сопровождавшие их, вскоре возвращались в лагерь. Те, кого посылали хоронить трупы убитых, находили их почти всегда совершенно голыми, так как турки, как правило, снимали с них всю одежду. В некоторых известных мне случаях убийцы усугубляли страдания своих жертв тем, что заставляли их перед расстрелом рыть себе могилы.

Разрешите мне сослаться на эпизод, содержащийся в одном из докладов наших консулов и вошедший в отчеты Государственного департамента США. В начале июля 2 тысячи армянских «amele» – так турки называют солдат, которые были превращены в рабочих, – направили из Харберда на строительство дорог. Армяне, жители этого города, поняли, что это означает, и обратились к губернатору с просьбой пощадить солдат. Но этот чиновник заявил, что они могут не беспокоиться; он даже попросил германского миссионера господина Эхемана рассеять панику, дав ему честное слово, что бывшие солдаты будут иметь защиту. Господин Эхеман поверил губернатору и рассеял опасения народа. Но в действительности все эти 2 тысячи человек были убиты, а их тела брошены в пропасть. Убежало только несколько человек, и благодаря им весть об этой резне стала известна миру. Через несколько дней после этого в Диарбекир были отправлены еще 2 тысячи солдат. Единственной целью отправки этих людей за пределы населенных пунктов было их убийство. Для того чтобы у них не оставалось сил для сопротивления или для бегства, этих бедных людей подвергали систематическому голоду. Агенты правительства опережали эти партии, извещая курдов о том, что караван приближается, и приказывая им выполнить возложенную на них задачу… По всей Турции предпринимались усилия по планомерному истреблению всех здоровых мужчин не только для того, чтобы уничтожить все мужское население, способное воспроизвести новое поколение армян, но также и для того, чтобы сделать эту часть населения беззащитной.

Как бы ужасны ни были эти убийства безоружных солдат, они были гораздо милосерднее жестокого обращения с армянами, подозреваемыми в укрытии оружия. Естественно, что христиане были встревожены, когда в селениях и городах вывесили приказы с требованием сдать властям по месту жительства все имевшееся оружие. Хотя этот приказ и распространялся на всех жителей, армяне прекрасно понимали, что может произойти, если они останутся безоружными в соседстве с мусульманами, которым разрешат оставить при себе оружие. Во многих случаях, однако, преследуемые гонениями люди послушно выполнили приказ, а затем турецкие власти почти радостно демонстрировали эти ружья как доказательство того, что готовился «бунт», и бросили свои жертвы в тюрьму по обвинению в государственной измене. Тысячи людей не смогли принести оружие просто потому, что у них его не было; в то же время еще большее число людей упорно отказалось сдать оружие не потому, что они замышляли бунт, а потому, что намеревались защищать свою жизнь, а также честь своих жен от посягательств, которые, как им было известно, уже готовились. Наказания, которым подверглись эти непокорные, составляют одну из наиболее отвратительных глав современной истории. Большинство из нас полагает, что пытка давно уже перестала быть административной или судебной мерой, но я не думаю, чтобы в самые мрачные эпохи наблюдались более ужасные сцены, чем те, которые теперь имели место во всей Турции. Для турецких полицейских не существовало ничего святого; под предлогом поисков спрятанного оружия они врывались в церкви, крайне пренебрежительно обращались с алтарями и священной утварью и даже устраивали пародийные церемонии с имитацией христианских таинств. Они избивали священников до бесчувствия, обвиняя их в том, что те являются зачинщиками мятежа. Когда полицейским не удавалось обнаружить оружие в церквах, они иногда вооружали епископов и священников ружьями, пистолетами и саблями, а затем предавали их военному суду якобы за незаконное хранение оружия, причем в таком виде этих людей водили по улицам с явной целью вызвать фанатический гнев толпы. С женщинами полицейские обращались так же жестоко и непристойно, как и с мужчинами. Описываются случаи, когда женщин, обвиняемых в укрытии оружия, раздевали догола и били только что срезанными с дерева прутьями, причем этому наказанию подвергались даже беременные женщины. Эти поиски оружия так часто сопровождались надругательствами над женщинами, что армянские женщины и девушки при приближении полицейских обычно убегали в леса, прятались в горах или в горных пещерах.

Прелюдией к этим поискам, во всех селениях и городах, являлся арест и заключение в тюрьму всех здоровых мужчин. Их мучители проявляли дьявольскую изобретательность, пытаясь заставить свои жертвы объявить себя «бунтовщиками» и указать место, где спрятано оружие. Обычно пленника помещали в комнату, где по обе стороны от него становилось по два турка. Истязания начинались с ударов по пяткам. Эта форма истязаний до сих пор была неизвестна на Востоке; она заключается в ударах тонким прутом по подошвам ног. Сначала боль незначительна, но, так как процесс избиения методично продолжается, она переходит в ужаснейшее страдание, ступни распухают и горят, как от огня, и нередки случаи, когда после такой пытки их приходится ампутировать. Полицейские бьют свою жертву-армянина по пяткам до тех пор, пока он не потеряет сознание; затем, прыская водой в лицо, они приводят его в чувство и снова продолжают пытку. Если им не удавалось таким образом заставить свою жертву сознаться, то они применяли другие многочисленные методы истязаний. Они выдергивали брови и бороду, ногти, жгли грудь докрасна раскаленным железом, вырывали куски мяса раскаленными щипцами, а затем поливали раны горячим маслом. В некоторых случаях полицейские прибивали гвоздями руки и ноги к кускам дерева, очевидно имитируя распятие Христа, и в то время, как их жертвы корчились в муках, кричали им: «Пусть теперь твой Христос придет и поможет тебе».

Эти и другие жестокости, от описания которых я воздерживаюсь, обычно совершались в ночное время. Турки располагались вокруг тюрем, били в барабаны и свистели, чтобы до жителей селений не доходили вопли страдающих людей.

В тысячах случаев армяне терпели эти мучения и отказывались сдать свое оружие просто потому, что им нечего было сдавать. Однако они не могли убедить в этом своих мучителей. Поэтому для армян стало обычаем накануне обысков покупать оружие у своих соседей-турок с тем, чтобы сдать его властям во избежание столь страшных наказаний.

Однажды по поводу происходящего я имел беседу с одним ответственным чиновником-турком, который рассказал мне о применяемых пытках. Он не скрывал, что правительство одобряет их, и, как и все турки из правящего класса, сам горячо одобрял такое обращение с ненавистным ему народом. Этот чиновник сказал, что все подробности пыток обсуждались на ночном заседании в штаб-квартире комитета партии «Единение и прогресс». Каждый новый метод причинения боли расценивается как превосходное открытие, и чиновники постоянно ломают голову над тем, чтобы изобрести какую-нибудь новую пытку. Он рассказал мне, что они даже обращались к отчетам испанской инквизиции и других исторических учреждений, касающихся истязаний, и перенимали все, что находили там. Он не сказал мне, кому досталась награда в этом ужасном состязании, но прочная репутация, которую завоевал себе по всей Армении Джевдет-бей, вали Вана, о деятельности которого в этом районе я уже рассказывал, дает ему право на превосходство в невиданной подлости. По всей стране Джевдет был известен как «подковщик из Башкале», так как этот знаток по части пыток изобрел то, что, конечно, было шедевром, лучшим из всего известного ранее: именно он подбивал лошадиные подковы к ступням своих жертв-армян.

Но все же эти случаи были лишь частью того, что газеты обычно называли армянскими ужасами; они являлись только подготовительными шагами в деле уничтожения нации.

Младотурки проявили большую изобретательность, чем их предшественник Абдул-Хамид. Свергнутый султан просто приказывал «убивать, убивать», в то время как турецкая демократия действовала по совершенно новому плану. Вместо неприкрытой резни армян они решили выслать их. На юге и юго-востоке Оттоманской империи находятся Сирийская пустыня и Месопотамская долина. Хотя часть этой местности была некогда районом процветающей цивилизации, за последние пять веков все пришло здесь в упадок, что вообще являлось жребием любой страны, подпавшей под турецкое владычество; теперь здесь простиралась безлюдная пустыня без городов и селений или каких-либо иных признаков жизни… Только самые усердные рабочие, потратив много лет, могли бы превратить эту пустыню в место, пригодное для постоянного обитания сколько-нибудь значительного числа людей. Центральное правительство объявило теперь о своем намерении собрать более 2 миллионов армян из нескольких областей империи и перевезти их в этот заброшенный и негостеприимный район. Даже если бы оно предприняло такое переселение с добрыми намерениями, то и это явилось бы верхом жестокости и несправедливости. Но дело в том, что турки никогда и не думали о том, чтобы позволить армянам наладить жизнь в этой новой стране. Они знали, что подавляющее большинство их ни за что не достигнет пункта своего назначения, а те, кто достигнет его, либо умрут от жажды и голода, либо будут убиты дикими исповедующими ислам племенами. Истинной целью депортации было ограбление и уничтожение; это действительно являлось лишь новым методом резни. Когда турецкие власти отдавали приказ об этих высылках, они фактически выносили смертный приговор целому народу; они это прекрасно понимали и в разговорах со мной не делали особых попыток скрыть этот факт. Высылка происходила в течение всей весны и лета 1915 года. Она не коснулась только больших городов – Константинополя, Смирны и Алеппо; все же другие места, где имелась хоть одна армянская семья, стали ареной неописуемых трагедий. Едва ли были сделаны исключения хотя бы для одного армянина, независимо от его образования, благосостояния или классовой принадлежности. В некоторых селениях за один или два дня до высылки вывешивались приказы, обязывающие все армянское население явиться в определенное место в назначенный час, а в других местах городской глашатай проходил по улицам и зачитывал приказ. В некоторых местах не делалось ни малейшего предупреждения об этом.

Перед домом армян появлялись полицейские и приказывали всем его обитателям следовать за ними. Женщин, занятых своей домашней работой, уводили, не давая им возможности переодеться. Полиция появлялась перед ними так же неожиданно, как было неожиданным извержение Везувия для Помпеи. Женщины отрывались от корыт, детей выгоняли прямо из постели, в печи оставался недопеченным хлеб, обед семьи – незаконченным, дети забирались прямо из школьного класса, оставив учебники открытыми, мужчины были вынуждены бросать свои плуги посреди поля и оставлять скот в горах. Даже женщин, только что родивших, заставляли вставать с постели и идти с новорожденными детьми на руках. Из своих домашних пожитков люди успевали второпях захватить с собой лишь шаль, одеяло и, возможно, немного пищи. На их неистовые вопрошания «Куда мы идем?» жандармы удостаивали их только одним ответом: «Во внутренние области страны».

В некоторых случаях выселенцам давалось несколько часов и в исключительных случаях – несколько дней для того, чтобы распорядиться своим имуществом и домашними вещами. Но то, что происходило после этого, сводилось к открытому грабежу. Они могли продать вещи только туркам, и поскольку как покупатель, так и продающий знали, что накопленное за всю жизнь добро должно быть продано за один или два дня, то продажа происходила по ценам, составляющим лишь небольшую долю настоящей стоимости вещей. Швейная машина продавалась за 1 или 2 доллара, корова – за 1 доллар, меблировка всего дома – за скудные гроши. Во многих случаях армянам запрещалось продавать, а туркам покупать даже по этим смехотворно низким ценам под тем предлогом, что правительство якобы намеревается продать эти домашние вещи, чтобы заплатить кредиторам армян. Их мебель перевозилась на склады или выставлялась в публичных местах, где расхищалась турками. Правительственные чиновники предупреждали армян, что, поскольку депортация является временной мерой и они по окончании войны вернутся обратно, им не разрешается продавать свои дома. Но не успевали бывшие хозяева домов покинуть селение, как в их квартиры вселялись магометане-переселенцы из других областей Турции. Аналогичным образом все ценные вещи армян – деньги, кольца, часы и драгоценности – забирались полицией якобы для «надежного хранения» до возвращения их хозяев, а затем распределялись между турками. Но этот грабеж причинял высланным сравнительно меньше страданий, ибо им приходилось видеть гораздо более ужасные и душераздирающие вещи. Систематическое истребление мужчин продолжалось. Уничтожению подвергались и те мужчины, которые уцелели во время предыдущих казней, о чем речь шла выше. Установилась практика, когда еще до отправления каравана юношей отделяли от своих семей, связывали вместе по четыре человека, уводили на окраины селения и там расстреливали. Беспрерывно происходили массовые казни без суда; единственная вина этих жертв заключалась в том, что они армяне. Особую страсть проявляли полицейские в уничтожении образованных и влиятельных людей. Я беспрерывно получал сообщения о таких казнях от американских консулов и миссионеров, и многие события, которые они описывали, никогда не изгладятся из моей памяти. В Ангоре все мужчины-армяне в возрасте от 15 до 70 лет были арестованы, связаны по 4 человека и уведены по дороге в направлении Кесарии. Когда через пять-шесть часов они достигли уединенной долины, на них напала толпа… с дубинами, молотками, топорами, косами, лопатами и пилами. Упомянутые инструменты не только способствовали более мучительной смерти, чем ружья и пистолеты, но, как хвастались сами турки, были более приемлемыми со стороны экономичности, ибо отпадала необходимость тратить порох и пули. Таким способом они уничтожили все мужское население Ангоры, включая богатых и образованных мужчин, а их страшно изуродованные тела были оставлены в долине на пожирание диким зверям… В Трапезунде мужчины были посажены в лодки и отправлены в Черное море. С ними в лодках были полицейские, которые расстреливали их, а трупы сбрасывали в воду.

Поэтому, когда давали сигнал к отправлению караванов, почти всегда они состояли исключительно из женщин, детей и стариков. Всякий, кто захотел бы спасти их от ожидавшей участи, был бы убит на месте. Когда караван отправлялся в путь, глава города нередко иронически желал им «приятного путешествия». Иногда до отправления каравана женщинам предлагали принять магометанскую веру. Но даже в тех случаях, когда некоторые соглашались на это, их земные мучения не заканчивались. Вновь обращенную принуждали отдать своих детей в так называемый «мусульманский приют» и в доказательство искренности своего перехода в другую веру согласиться с тем, чтобы они обучались там. От нее требовалось также, чтобы она вышла замуж за мусульманина. Если никто из магометан не предлагал ей замужества, то ее отправляли в изгнание, независимо от принятия ею ислама… Караваны этих несчастных двинулись из тысяч армянских городов и селений, запрудив все дороги, ведущие на юг; по мере продвижения они оставляли за собой огромное облако пыли и брошенные остатки вещей: стулья, одеяла, постельное белье, домашнюю утварь и другие мешающие им вещи, как бы отмечавшие их путь. Когда караваны только начали движение, люди еще походили на человеческие существа, но через несколько часов дорожная пыль покрывала их лица и одежду, грязь облепляла их ноги, и медленно двигающаяся толпа людей, зачастую согнутых от усталости или сошедших с ума от жестокости их «защитников», напоминала разновидность каких-то новых и странных животных. В течение всех шести месяцев – с апреля до октября 1915 года, – наиболее удобных для передвижения, все дороги Малой Азии фактически были заполнены этими ужасными толпами изгнанных. Их можно было видеть в долинах, в горах, шагающими неведомо куда, понимающими только, что любая дорога ведет их к смерти. В ужасных обстоятельствах, о чем подробно было рассказано выше, армянское население покидало селение за селением, город за городом. Насколько нам удалось установить, за шесть месяцев в это ужасное путешествие в Сирийскую пустыню отправилось около 1,2 миллиона человек.

«Молитесь за нас, – говорили они, покидая свои очаги, в которых жили их предки еще около 2500 лет тому назад. – В этом мире мы больше не увидимся, но встретимся когда– нибудь. Молитесь за нас!»

Не успели армяне покинуть свои родные селения, как начались новые мучения. Дороги, по которым им пришлось идти, были немного шире тропинки для осла, и то, что несколько часов назад было подобием стройной процессии, превращалось в беспорядочную толпу людей. Женщины были отделены от своих детей, а мужья – от жен. Старики вскоре потеряли связь со своими семьями и, быстро устав, натрудили ноги. Турки – кучера воловьих повозок путем вымогательства заполучили последние деньги своих нанимателей, неожиданно высаживали их и, сбрасывая пожитки на дорогу, возвращались в свои селения за другими жертвами. Таким образом, за короткое время фактически все – и молодые, и старики – были вынуждены идти пешком. Жандармы, которых правительство приставило якобы для защиты высланных, через несколько часов становились их мучителями. Они шли за своими жертвами с обнаженными штыками, подгоняя ими любого, кто проявлял намерение замедлить шаг, а тех, кто пытался отдохнуть или падал от усталости на дороге, с безграничной жестокостью принуждали догонять двигающуюся толпу. Они кололи штыком даже беременных женщин; если некоторые из них, как это часто случалось, рожали на дороге, их заставляли немедленно вставать и двигаться дальше…