Текст книги "Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль"

Наконец, в статье вновь давался отпор партийному руководству, которое, «превратив партийную печать в монополию партаппарата, злостно лжет и клевещет на большевиков-ленинцев, что якобы они являются сторонниками двух партий, что якобы они подготовляют гражданскую войну против диктатуры пролетариата и соввласти, что якобы они говорят о Красной Армии как об армии “бонапартистов”». Приводились данные о многочисленных арестах, заключении оппозиционеров в Тобольскую тюрьму.

Высылка Л. Д. Троцкого из СССР оценивалась как вызов российскому и мировому пролетариату. Оппозиция верна коммунистической партии и пролетариату СССР, заявлял Раковский. «Каждый оппозиционер-ленинец горячо желает вернуться в партию и отдать диктатуре пролетариата свои силы на борьбу с его классовыми врагами и на социалистическое строительство». Вслед за этим было сказано: «Наши методы борьбы остаются реформой. Мы решительно против всякого политического авантюризма. И впредь мы будем поддерживать и разъяснять партийной и беспартийной массе нашу линию, оставаясь, таким образом, верными заветам Октябрьской революции и учению Ленина».

Этот страстный документ значительно углублял представление о политической позиции самого Х. Г. Раковского и редевшей оппозиции в целом, но до сколько-нибудь широких кругов общественности дойти не мог, так как «Бюллетень оппозиции» был строжайше запрещен к ввозу в СССР, и чтение, а тем более передача другим лицам незначительного числа нелегально привезенных экземпляров карались не только исключением из партии, но также тюремным заключением, а позже расстрелом.

Редеющая оппозиция сталинскому диктату пыталась еще донести свое мнение до ведома общественности, и Раковский стал главным аккумулятором ее идей. В конце лета по согласованию с другими ссыльными оппозиционерами он подготовил текст заявления, адресованного ЦК и ЦКК ВКП(б), который был первоначально подписан также В. В. Косиором (напомним, младшим братом С. В. Косиора, одного из активнейших сталинистов) и М. С. Окуджавой (дядей писателя и великого барда Б. Ш. Окуджавы).[1223]1223
  Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 3–7.


[Закрыть]

Перед этим по местам ссылки оппозиционеров (в «колонии ссыльных») были посланы телеграммы с изложением основных идей документа, а затем и его тезисы. При подготовке текста заявления учитывались дополнения и предложения отдельных лиц и целых «колоний». Среди присоединившихся были Н. И. Муралов, П. Г. Мдивани, Л. С. Сосновский, С. И. Кавтарадзе, В. Д. Серебряков (Виленский), Рафаил (Р. Б. Фарбман) и некоторые другие в прошлом известные партийные деятели, всего около 400 человек. Впрочем, такие видные ранее оппозиционеры, как И. Н. Смирнов, В. А. Тер-Петросян, С. В. Мрачковский, А. Г. Белобородов, выступили с альтернативным, компромиссным проектом заявления, которое непосредственно предшествовало их капитуляции перед властной группой, о чем уже упоминалось.

Это заставило Раковского подготовить рассылку проекта группам ссыльных и отдельным лицам. В сопроводительном письме, датированном 22 августа, предлагалось группам, высказавшимся за проект, сообщить одно-два имени для включения их в число подписавших оригинал, посылаемый в ЦК и ЦКК ВКП(б), а остальным сообщить о своем присоединении к документу прямо в Москву, в центральные парторганы.[1224]1224
  HU.HL. bMS Russ 13. T 17115.


[Закрыть]

Отправить документ из Саратова Раковский, однако, не успел.

Как видно из текста документа, Раковский и его товарищи не исключали возможности позитивного, с их точки зрения, поворота в развитии страны и компартии. В качестве важнейших событий после XV съезда они называли оформление правого течения в партии, предлагавшего идти на уступки кулачеству и частной торговле, и решения XVI партконференции (апрель 1929 г.) об ускорении темпов промышленного, колхозного и совхозного строительства, о борьбе против кулака и правой опасности.

Можно лишь поражаться тому, как опытный, сравнительно высоко теоретически и практически подготовленный деятель, каковым являлся Х. Г. Раковский, хорошо знавший цену Сталину, мог на основании внешней схожести некоторых общих установок позитивно оценить эти решения, открывавшие полосу насилий «великого перелома» и знаменовавшие собой путем устранения из руководства партии и государства Бухарина, Рыкова и Томского полное утверждение сталинской единоличной террористической диктатуры. Более того, в заявлении содержалось даже требование чистки партии от правых элементов. Авторы опровергали обвинение в том, что они не верят в возможность социалистического строительства в СССР, хотя полагали, что лишь победа социалистической революции в нескольких крупных странах создаст условия для полной устойчивости социалистического строя в Советском Союзе.

Но это был лишь один «слой» в документе. Другой, и несравненно более важный, представлял собой твердо выраженное убеждение, что сдвиги в социалистическом развитии страны могут быть достигнуты лишь при условии устранения ошибок прошлого и что наиболее важной задачей является решительная и беспощадная борьба против бюрократизма. «Содержание гигантского государственного, профсоюзного и партийного аппаратов ложится тяжелым бременем на плечи всех трудящихся масс… Жесткое сокращение всех аппаратов, и в том числе партийного, настоятельно диктуется как финансовыми, так и политическими соображениями первостепенной важности». Оборотной стороной непомерного развития бюрократизма, говорилось в документе, является отстранение трудящихся от руководства, их усиливающаяся забитость, приниженность и бесправие.

Главным требованием заявления было возвращение к внутрипартийной демократии. Величайшей политической ошибкой названо изгнание из страны Л. Д. Троцкого. Раковский, Окуджава и Косиор писали: «Стремясь к устранению общих причин, способствующих порождению фракционности… мы заявляем о нашей полной готовности отказа от фракционных методов борьбы и подчинении полностью партийному уставу и партийной дисциплине, обеспечивающих за каждым членом партии право защиты своих коммунистических взглядов».

Между тем, как только властям стало известно о публикации предыдущих документов Раковского за рубежом, в «Бюллетене оппозиции», последовали репрессии. Уже в октябрьском номере «Бюллетеня оппозиции» появились сведения о переводе Раковского и его жены из Саратова в Барнаул.[1225]1225
  Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 27.


[Закрыть]

Действительно, в конце августа 1929 г. у Раковского был произведен обыск, ему прибавили «срок» – к первоначальным трем годам были добавлены еще два – и он был переведен в Барнаул. Христиан и Александрина выехали из Саратова 23 августа и прибыли в Барнаул 4 сентября.[1226]1226
  Данные ЦА ФСБ РФ; Данные Управления Службы безопасности Украины по Харьковской области.


[Закрыть] Разумеется, Раковскому инкриминировались не критические суждения в названных документах. Был найден более простой способ: в Саратове арестовали группу старых партийцев – Г. И. Ильина, Я. Э. Демьянова и др., обвинили их в «троцкизме», а ссыльного Раковского – в контактах с ними. Этого было вполне достаточно.[1227]1227
  Данные Управления Службы безопасности Украины по Харьковской области. В книге Р. Медведева «О Сталине и сталинизме», изобилующей, к сожалению, неточными данными и даже ошибочными и безответственными утверждениями, без каких-либо оснований, без ссылки на источники говорится, что Раковский и некоторые другие оппозиционеры в конце 1929 г. якобы направили «открытое письмо Центральному Комитету», в котором призывали к примирению, что будто бы вскоре после этого авторы возвратились в Москву и заняли места и должности, которые до этого занимали участники бухаринской группы (Медведев Р. О Сталине и сталинизме. С. 154). Ни одно слово здесь действительности не соответствует.


[Закрыть]

Отправив непокорного в глухой угол страны, власть имущие надеялись пресечь его связи с единомышленниками внутри СССР и за рубежом. В следующем номере «Бюллетеня оппозиции» было опубликовано «Письмо ссыльного оппозиционера», в котором, в частности, отмечалось: «За последние месяцы почтовая блокада еще усилилась. Особенно жестоко окружен Х. Г. Раковский, который находится, как вы знаете, в Барнауле, куда он переведен из Саратова. Инициатива подачи коллективного заявления исходит от саратовской группы во главе с Раковским».[1228]1228
  Бюллетень оппозиции. 1929. № 7. С. 13.


[Закрыть]

Состояние здоровья Христиана Георгиевича все более ухудшалось. Моральные издевательства, которые он переносил, вместе с глубокой обеспокоенностью за судьбу партии и страны, крайне тяжелыми климатическими условиями Алтая, особенно трудными для южанина, привели к резкому обострению сердечного заболевания. Раковский не был еще стар. Ему шел 57-й год. Но именно за последний год его силы резко ослабели, и он стал податлив частым заболеваниям, которые изматывали и еще более подрывали силы. Порой возникала даже угроза для жизни.

Вскоре после перевода в Барнаул произошел тяжелый сердечный приступ. В начале марта 1930 г. сердечный приступ повторился; продолжался он на этот раз девять часов. Сведения об этом дошли до Берлина. «Врачи опасаются за жизнь т. Раковского, если он немедленно не будет переведен в условия климатического и санаторного лечения», – говорилось в статье «Бюллетеня оппозиции» под заголовком «Христиан Георгиевич Раковский в опасности».[1229]1229
  Бюллетень оппозиции. 1930. № 10. С. 1.


[Закрыть] 26 марта семья Троцкого направила Раковскому и его жене телеграмму из Стамбула: «Крайне беспокоит здоровье Христиана». Ответа не было.[1230]1230
  Там же. С. 1–2.


[Закрыть] По всей видимости, телеграмма была перехвачена ОГПУ.

Все же почти сразу после прибытия на Алтай Х. Г. Раковский смог приступить к работе по той новой для него специальности, которую начал осваивать в ссылке: он стал консультантом барнаульской окружной плановой комиссии, а позже перешел на ту же работу в горплан, где служил до 1932 г., занимаясь вопросами просвещения, здравоохранения и социального обеспечения, а также некоторыми другими направлениями планирования.[1231]1231
  ГАРФ. Ф. 482. Оп. 41. Ед. хр. 2833. Л. 4; Данные ЦА ФСБ РФ.


[Закрыть] В Алтайском краевом госархиве сохранился, например, протокол заседания барнаульского окрплана от 26 сентября 1929 г., на котором при обсуждении вопроса «О запасах осины для спичечного производства» выступил Христиан Георгиевич. Самим фактом участия в решении столь мелких и прозаических дел Раковский демонстрировал, что он считает себя партийцем, подчиняющимся дисциплине и выполняющим те задания, которые ему были даны. Позже им был подготовлен проект программы развития здравоохранения в Барнаульском округе.

В 1931 г. он прошел чистку государственного аппарата и был признан соответствующим должности! Раковский получал 175 рублей в месяц, то есть даже меньше, чем в Астрахани.

Повороты ржавых колес бюрократической машины были иногда совершенно нелогичными и непредсказуемыми. Один из таких поворотов был связан с правительственными наградами Раковского. За участие в Гражданской войне и в восстановлении страны он был награжден в свое время орденом Красного Знамени и двумя орденами Трудового Красного Знамени.[1232]1232
  Алтайский край. 1990. 26 июля; Петренко В. Рыцарь идеи // Диалог (Барнаул). 1991. № 1. С. 26.


[Закрыть] Власти не только забыли отобрать эти знаки отличия, но даже во время барнаульской ссылки Раковский в ноябре 1931 г. получил новую орденскую книжку (удостоверение на право ношения ордена Красного Знамени) за подписью секретаря ЦИК СССР А. С. Енукидзе.[1233]1233
  ГАРФ. Ф. 482. Оп. 41. Ед. хр. 5045. Л. 3.


[Закрыть]

В то же время кары местных партийных властей, безусловно по команде из Москвы, обрушились на супругу Раковского. 12 декабря 1929 г. была устроена своего рода гражданская казнь – решался вопрос о ее партийности. Сохранившийся протокол зафиксировал смелость и решительность Александрины Георгиевны, заявившей, что она продолжает придерживаться ленинской линии и хочет сохранить возможность защищать свои взгляды. Малограмотный протоколист так передал ее заключительное слово: «Я, может быть, была невыдержанной по отношению к выступающим только потому, что плохо говорю по-русски. Некоторые меня недопонимают, передавая мои мнения. Я разделяю взгляды Раковского не потому, что он мой муж, а потому, что его взгляды верны… Наш аппарат так давит на рабочего, что последний не имеет возможности говорить. Нехорошо положение, что старый революционер, как только переходит в оппозицию, считается контрреволюционером… Партия ведет линию против свободы внутрипартийной демократии. Я буду подлецом, если не буду защищать свои взгляды, которые всегда были и будут лицом к партии».

Те, столь же неграмотные, как и писавший протокол, партийные чинуши, которые сочиняли решение, провели его в следующей формулировке: «Тов. Раковскую за принадлежность к троцкистской оппозиции, от которой она не отказалась и в данный момент, так как во время проверки заявила, что она останется при своих взглядах, которые сводятся к следующему: “решения XIV партсъезда были неверны, XV партсъезда и XVI (партконференции. – Авт.) исправили ошибки XIV съезда, т. е. пошли по пути оппозиции: аппараты задушили рабочих – рабочим живется тяжело, поэтому они бузят; штаб Ленина разогнали (Троцкого); неверие, что пятилетка выполнима, что бедняцко-середняцкие массы к коллективизации еще не подготовлены”, – из рядов ВКП(б) исключить».[1234]1234
  Государственный архив Алтайского края. Ф. 5. Оп. 1. Ед. хр. 100. Л. 19–20. В цитате исправлены только грубые грамматические ошибки.


[Закрыть] Добавить к этому, с позволения сказать, решению нечего.

Небезынтересно отметить, что в то время, когда Х. Г. Раковский находился в далекой алтайской ссылке, на страницы печати подчас продолжали прорываться не просто положительные, а весьма высокие оценки его прежней деятельности. На Украине в 1930 г. появились воспоминания В. П. Затонского, в которых довольно подробно рассказывалось, как Раковский стал главой украинского правительства, каким он обладал политическим тактом, как хорошо ориентировался в обстановке, как быстро в условиях «председательского кризиса» во Временном рабоче-крестьянском правительстве Украины привлек к себе симпатии только что настороженно к нему относившихся членов этого правительства.[1235]1235
  Затонський В. Із спогадів про українську революцію // Літопис революції. 1930. № 5. С. 171–172.


[Закрыть] Издававшаяся на Украине болгарская газета в том же году вспомнила высокий отзыв В. И. Ленина о статье Х. Г. Раковского «Голод и кукуруза».[1236]1236
  Колективист. 1930. 30 април.


[Закрыть]

Образ жизни Христиана Георгиевича и его супруги в Барнауле был самым простым: продукты покупались на рынке, и обычно этим занимался Христиан, пищу готовили на примусе. Вначале Раковские жили в гостинице горкомхоза, а затем в доме № 12 по улице Косой Взвоз (ныне улица Ф. Колядо).[1237]1237
  Алтайский край. 1990. 26 июля. Этот дом сохранился, и общественность Барнаула установила на нем мемориальную доску.


[Закрыть]

Они снимали комнату у пожилой женщины Т. Вдовиной-Киреевой, которая вскоре рассказала соседям, что ее квартирант – бывший посол в Париже. Жители окрестного района проявили симпатии к Раковским: до далекого Алтая, видимо, не докатилась еще волна страха перед общением с «троцкистами». Н. Ф. Зайцева, тогда девочка-школьница, а в конце 80-х годов сотрудница музея боевой славы Барнаула, в письме Х. В. Раковскому, внучатому племяннику нашего героя (март 1989 г.), поделилась воспоминаниями, которые хранила в своей памяти полстолетия. Она рассказала о дружеском общении своего отчима с Раковским, о их беседах, о том, как Христиан Георгиевич убеждал ее в необходимости серьезного изучения иностранных языков и сам учил ее языкам. «В моей памяти он оставался добрым, очень умным и простым человеком, который находил общий язык с девочкой-школьницей… Христиана Георгиевича почему-то представляю в зимней одежде: очень высокий, в бобровой шапке, в пальто с шалевым воротником, а бабушку Вашу вспомнила в белом летнем строгом костюме, в белой блузке. Ее я как-то побаивалась, видимо, потому, что она для меня была учительницей. А в те времена к учителю у нас было особое, уважительное отношение».[1238]1238
  Дипломатический ежегодник. 1989. М., 1990. С. 453–454.


[Закрыть]

Несмотря на все невзгоды и трудности, сердечное заболевание и малярию, Х. Г. Раковский продолжал проявлять высокую политическую активность и принципиальность, верность своим убеждениям, не шел на компромисс со сталинской бюрократией, в отличие от многих других оппозиционеров, один за другим посылавших в ЦК ВКП(б) декларации о раскаянии. «Самое страшное – не ссылка и изолятор, а капитуляция», – писал Раковский одному из товарищей.[1239]1239
  Бюллетень оппозиции. 1930. № 17–18. С. 43.


[Закрыть]

Прибыв в Барнаул, политический ссыльный тотчас же попытался восстановить связи со своими единомышленниками. По известным ему адресам ссыльных оппозиционеров были посланы тезисы и заявление, все еще не отправленные в Москву, для согласования и присоединения. 8 сентября 1929 г. Раковский разослал из Барнаула экземпляры проекта заявления с сопроводительным письмом, подготовленным еще в саратовские дни, добавив к ним: «Настоящее письмо приходится отправлять уже из Барнаула (адрес – до востребования). Седьмого сентября мною отправлена Л. Д. Троцкому копия нашего проекта заявления с просьбой о присоединении с одновременным сообщением об этом в ЦКК».[1240]1240
  HU.HL. bMS Russ 13. T 17115. В архивном фонде Л. Д. Троцкого хранится еще один экземпляр рукописи этого документа. На сопроводительном письме – приписка: «Дорогие друзья, крепко вас обнимаем. Крыстю, Александрина» (HU. HL. bMS Russ 13. T 13116).


[Закрыть]

Получившие текст заявления оппозиционеры переписывали его от руки и рассылали во все новые места.[1241]1241
  В архивном фонде Троцкого хранится экземпляр этой копии: HU.HL. bMS Russ 13. T 17117.


[Закрыть] Группе ссыльных, находившихся сравнительно неподалеку, в Рубцовске, Раковский телеграфировал 24 сентября: «Прошу неприсоединившихся иметь в виду интересы консолидации сил. Заявление и тезисы составляют единое целое, отличаются лишь целевыми установками. Готовы учесть всякие конкретные замечания».[1242]1242
  HU.HL. bMS Russ 13. T 14561.


[Закрыть]

В среде оппозиционеров возникла дискуссия. Часть из них отвергла возможность обращения в ЦК ВКП(б) данного состава в принципе. Появилось даже открытое письмо «Почему мы отвергаем заявление тов. Раковского», датированное 14–22 сентября 1929 г.,[1243]1243
  Там же. Л. 1–30.


[Закрыть] обвинявшее Раковского в недооценке «левизны» сталинской группы и в том, что заявление троих (автором считали именно его) наносит политический удар оппозиции, какими бы хорошими намерениями ни руководствовались лица, его подписавшие. Некоторые оппозиционеры (например, Б. С. Лившиц, И. Соболь и другие, находившиеся в ссылке в Славгороде в Алтайском крае) критиковали Раковского с противоположных позиций, считая, что руководство ВКП(б) в основном возвращается к правильной линии.[1244]1244
  HU.HL. bMS Russ 13. T 14968b, 14969.


[Закрыть] Но такие крайние взгляды были редкостью. В целом заявление Раковского, Косиора и Окуджавы стало своего рода новой платформой оппозиции. К нему присоединилось около 5 тыс. ссыльных и заключенных оппозиционеров, в том числе Н. И. Муралов, П. Г. Мдивани, Л. С. Сосновский.[1245]1245
  Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 3.


[Закрыть]

Троцкий получил текст заявления через месяц после его написания, находясь на острове Принкипо (Принцевы острова) в Турции, и тотчас подготовил открытое письмо с его поддержкой, которое было сразу же опубликовано в «Бюллетене оппозиции»,[1246]1246
  Там же. С. 7–8.


[Закрыть] хотя к нему поступали и мнения части оппозиционеров с критикой этого документа.[1247]1247
  «Дорогой Л. Д.! Если настоящий документ паче чаяния проскочит, то подтвердите его получение», – говорилось в сопроводительной записке к открытому письму «Почему мы отвергаем заявление тов. Раковского». Обе эти бумаги находятся ныне в архивном фонде Л. Д. Троцкого (HU.HL. bMS Russ 13. T 14561), и, следовательно, они «проскочили» через кордоны.


[Закрыть] Придавая большое значение заявлению, редакция «Бюллетеня» посвятила ему одобрительную передовую статью.[1248]1248
  Бюллетень оппозиции. 1929. № 6. С. 1–3.


[Закрыть]

За рубежом СССР Раковского в 1929 г. называли наиболее непримиримым и непоколебимым оппозиционером, иногда ставя рядом с ним, без должных к тому оснований, И. Н. Смирнова.[1249]1249
  Социалистический вестник. 1929. № 5. С. 13; № 14. С. 16.


[Закрыть] 3 ноября 1929 г. в «Правде» появилось заявление Смирнова, Мрачковского, Белобородова и других бывших сторонников Троцкого о прекращении оппозиционной борьбы и согласии с партией. Раковский потерял еще одну группу соратников, ряды борцов против сталинщины еще более сузились.

В связи с решением о созыве летом 1930 г. XVI съезда ВКП(б) Х. Г. Раковский подготовил новый документ – обращение к партии. В первоначальном варианте оно осталось неизвестным: в середине февраля 1930 г. агенты ОГПУ произвели у Раковского, безусловно по команде из Москвы, самый тщательный обыск, продолжавшийся семь часов. Главным «трофеем» был готовый текст обращения.[1250]1250
  Бюллетень оппозиции. 1930. № 11. С. 31.


[Закрыть] Вслед за этим последовали новые обыски. «Нет сомнения, что Сталин намерен еще ухудшить и без того крайне тяжелое положение Христиана Георгиевича Раковского», – говорилось в «Бюллетене оппозиции».[1251]1251
  Там же. № 15–16. С. 60.


[Закрыть]

Поразительно, но и в этих условиях Раковский сохранил силы, чтобы продолжать борьбу. Он много писал, находил возможности для продолжения контактов с другими ссыльными, а также с некоторыми знакомыми, остававшимися в Москве. «Безумие разорило крестьянское хозяйство», – комментировал он в одном из писем сталинскую сплошную коллективизацию.[1252]1252
  Там же. № 14. С. 21–22.


[Закрыть]

В условиях крайней конспирации был подготовлен текст нового документа, связанного с созывом XVI съезда ВКП(б). Его подписали ссыльные Раковский, Муралов, Косиор, Каспарова. Документ, датированный апрелем 1930 г., назывался «Обращение оппозиции большевиков-ленинцев в ЦК, ЦКК ВКП(б) и ко всем членам ВКП(б). К предстоящей дискуссии».[1253]1253
  Бюллетень оппозиции. 1930. № 17–18. С. 11–19. В архивном фонде Л. Д. Троцкого хранится рукописный текст этого документа без поисковых данных.


[Закрыть]

Можно не сомневаться, что текст обращения был написан Раковским. В этом убеждает то, что его подпись под документом стояла первой, и то, что рукописный вариант обращения был отобран у него при обыске, и заголовок статьи в «Бюллетене оппозиции», предпосланной публикации документа, – «Заявление тов. Раковского и других»,[1254]1254
  Бюллетень оппозиции. 1930. № 17–18. С. 10–11.


[Закрыть] и приведенная в тексте выдержка из газеты «Красный Алтай», которую из числа руководящих деятелей оппозиции мог читать только Раковский, и, наконец, главное – Раковский был наиболее теоретически и политически зрелым и активным среди всех, подписавших обращение.

Оно было подготовлено прежде всего в связи с «великим переломом» в деревне, но затрагивало и ряд других вопросов. Раковский констатировал, что политика сплошной коллективизации сельского хозяйства терпит шумный и печальный провал. Признаком этого он считал появление статьи Сталина «Головокружение от успехов», которую расценивал как попытку «взвалить на беспринципность и политическое убожество аппарата провал сплошной коллективизации».

Как раз подлое лицемерие Сталина, выраженное в этой статье, он разоблачал при помощи цитаты из «Красного Алтая»: «Мы правильно выполняли задания партии, и мы совсем не виноваты, что партия меняет курс». Но Раковский недооценил степень лицемерия и двуличия Сталина, поверил в то, что тот осознал провал коллективизации. Дальнейшие строки обращения призваны были доказать, что сам по себе лозунг сплошной коллективизации являлся величайшей экономической нелепостью. «Мы – марксисты, и мы знаем, что новые формы собственности могут создаваться на основе новых производственных отношений. Но этих новых производственных отношений еще пока нет».

Обращение считало экономической нелепостью упразднение кулака как класса и совершенно четко формулировало тщательно скрываемый партийной и государственной верхушкой общий факт упразднения нэпа. Именно игнорирование экономических истин привело к применению насилия в колхозном строительстве. «Сплошная коллективизация была предпринята в нарушение программы партии, в нарушение самых элементарных принципов марксизма, в пренебрежение к самым элементарным предостережениям Ленина».

Нельзя, однако, не отметить, что здесь Раковский явно лукавил: в политической практике Ленина и его соратников, в том числе его самого, нарушение «элементарных принципов марксизма», насилие над социально-экономическими реалиями в первые годы большевистской власти встречалось сплошь и рядом, начиная с самого способа прихода большевиков к власти в ноябре 1917 г.

В обращении констатировалось далее возникновение нового этапа в государственном развитии СССР – происходивший переход от рабочего государства с бюрократическими извращениями к «бюрократическому государству с пролетарско-коммунистическими пережитками». По существу дела, в таком определении было то же внутреннее содержание, что и в возникшем почти через пятьдесят лет термине «командно-административная система».

Глубокие оценки даны были относительно состояния национальной проблемы. Линия Сталина характеризовалась, как говорилось в документе, «обезличеванием национальных республик и лишением их самостоятельности, инициативы, усилением бюрократического централизма, воспитанием такого типа бюрократов-националов, которые с коммунистических позиций будут без труда перескакивать на самую махровую националистическую».

Затрагивались и многие другие вопросы политической практики в СССР. Раковский и его товарищи выдвигали ряд требований, среди которых наиболее важными были отмена сплошной коллективизации, массового раскулачивания и выселения кулаков из деревни, сокращение государственного и партийного аппарата, упразднение поста генерального секретаря ЦК ВКП(б), издание статьи Ленина по национальному вопросу (имелись в виду заметки Ленина «К вопросу о национальностях, или об “автономизации”») и его политического завещания (имелось в виду «Письмо к съезду»), отмена пресловутой 58-й статьи Уголовного кодекса РСФСР 1926 г. «Мы не предлагаем партии, – говорилось в заключение, – никакой новой программы, мы боремся лишь за восстановление испытанной в тяжелых боях и славных победах старой программы и тактической линии партии большевиков-ленинцев».

Апрельское заявление получило сравнительно широкий резонанс среди политических ссыльных, что отмечалось в письмах за июнь – июль 1930 г., которые удалось переправить за границу,[1255]1255
  HU.HL. bMS Russ 13. T 17307, 17308.


[Закрыть] но до массы членов партии, которым оно адресовалось, не дошло, так как все пути распространения оппозиционных документов были к этому времени плотно блокированы.