Текст книги "Наука логики"

Сущность определяет самое себя как основание.

Подобно тому, как ничто сначала находится в простом непосредственном единстве с бытием, так и здесь простое тождество сущности сначала находится в непосредственном единстве с ее абсолютной отрицательностью. Сущность есть только эта ее отрицательность, которая есть чистая рефлексия. Она есть эта чистая отрицательность, как возвращение бытия в себя; таким образом, она определена в себе или для нас как основание, в котором разрешается бытие. Но эта определенность не положена ею же самой; или иначе говоря, сущность не есть основание, именно поскольку она не положила сама эту свою определенность. Но ее рефлексия состоит в том, чтобы положить себя как то, что она есть в себе, положить, как отрицательное, и определить себя. Положительное и отрицательное составляют то существенное определение, в которое она исчезла как в свое отрицание. Эти самостоятельные рефлексивные определения снимают себя, и погрузившееся в основание определение есть истинное определение сущности.

Поэтому основание само есть одно из рефлексивных определений сущности. Однако – последнее из них, правильнее говоря, лишь то определение, что оно есть снятое определение. Рефлексивное определение, погружаясь в основание, получает свое истинное значение, состоящее в том, что оно есть абсолютное самоотталкивание себя в само себя, а именно, что та положенность, которая присуща сущности, имеет бытие лишь как снятая положенность, и что, наоборот, лишь снимающая себя положенность есть положенность сущности. Сущность, определяя себя как основание, определяет себя как не-определенное, и лишь снятие ее определенности есть ее процесс определения. – В этой определенности, как снимающей самоё себя, она есть не сущность, проистекающая из другого, а такая сущность, которая в своей отрицательности тождественна с собой.

Поскольку от определения, как первого, непосредственного, идут дальше к основанию (через природу самого определения, которое через себя погружается в основание), то основание есть ближайшим образом определенное через то первое. Однако этот процесс определения, с одной стороны, как снятие процесса определения, есть лишь восстановленное, очищенное или обнаружившееся тождество сущности, которое рефлексивное определение есть в себе; с другой же стороны, это отрицающее движение, как процесс определения, и есть впервые полагание той рефлексивной определенности, которая представлялась непосредственной, но которая на самом деле лишь положена исключающей самоё себя рефлексией основания, и притом положена лишь как нечто положенное или снятое. – Таким образом, сущность, определяя себя как основание, приходит лишь из себя. Следовательно, как основание, она полагает себя как сущность, и ее процесс определения в том именно и состоит, что она полагает себя как сущность. Это полагание есть рефлексия сущности, каковая рефлексия в своем процессе определения снимает самое себя и есть, с первой стороны, полагание, а, с последней, полагание сущности, тем самым и то и другое в одном действии.

Рефлексия есть чистое опосредствование вообще, основание есть реальное опосредствование сущности с собой.

Первая, движение ничто через ничто обратно к самому себе, есть свечение себя в некотором другом; но так как противоположность в этой рефлексии еще не обладает никакой самостоятельностью, то ни то первое, просвечивающее, не есть некоторое положительное, ни то другое, в котором оно просвечивает, не есть некоторое отрицательное. Оба суть, собственно говоря, субстраты только силы воображения; они еще не суть соотносящиеся; с самими собою. Чистое опосредствование есть лишь чистое соотношение без соотносящихся. Хотя определяющая рефлексия полагает такие определения, которые тождественны с собой, однако эти определения вместе с тем суть только определенные соотношения. Напротив, основание есть реальное опосредствование, потому, что оно содержит в себе рефлексию, как снятую рефлексию; оно есть возвращающаяся в себя через свое небытие и полагающая себя сущность. По этому моменту снятой рефлексии положенное получает определение непосредственности, чего-то такого, что вне соотношения или своей видимости тождественно с собой. Это непосредственное есть восстановленное через сущность бытие, – то небытие рефлексии, через которое сущность опосредствует себя. В себя сущность возвращается обратно как отрицающая; она, таким образом, в своем возвращении в себя сообщает себе определенность, которая именно поэтому есть тождественное с собою отрицательное, снятая положенность, и тем самым вместе с тем также нечто сущее как тождество сущности с собой, как основание.

Основание есть, во-первых, абсолютное основание, в котором сущность ближайшим образом есть вообще основа для того соотношения, которое конституируется категорией основания; но ближе оно определяет себя как форму и материю и сообщает себе некоторое содержание.

Во-вторых, оно есть определенное основание как основание некоторого определенного содержания; поскольку соотношение основания в своей реализации становится вообще внешним себе, оно переходит в обусловливающее опосредствование.

В-третьих, основание предполагает условие; но условие в такой же степени предполагает оставание; безусловное есть их единство, суть в себе (die Sache an sich), которая через опосредствование обусловливающего соотношения переходит в существование.

Примечание [Начало основания] Основание получило выражение, подобно другим рефлексивным определениям, в особом предложении: все имеет свое достаточное основание. – Смысл этого предложения состоит вообще не в чем ином, как в том, что то, что есть, следует рассматривать не как сущее непосредственное, а как положенное; нельзя останавливаться на непосредственном наличном бытии или на определенности вообще, а следует от этого наличного бытия итти назад к его основанию, в каковой рефлексии оно имеется как снятое и в своем в-себе-и-для-себя-бытии. В предложении об основании высказывается, следовательно, существенность рефлексии в себя в противоположность голому бытию. – Что основание достаточно – добавлять это, собственно говоря, совершенно излишне, ибо это разумеется само собой; то, для чего основание было бы недостаточным, не имело бы никакого основания, а между тем ведь все должно иметь свое основание.

Но Лейбниц, сердцу которого был особенно близок принцип достаточного основания и который даже сделал его основоположением всей своей философии, соединял с ним более глубокий смысл и более важное понятие, чем это обыкновенно делают, когда останавливаются лишь на непосредственном выражении, хотя предложение следует признать важным также и в этом смысле, а именно потому, что бытие как таковое в его непосредственности объявляется здесь неистинным и по существу некоторым положенным, основание же признается истинным непосредственным. Но Лейбниц, преимущественно противопоставлял достаточность основания причинности в ее строгом смысле как механическому способу действия. Так как последний есть вообще внешняя, по своему содержанию ограниченная одной определенностью деятельность, то положенные им определения вступают в соединение внешне и случайно; частичные определения постигаются через свои причины, но соотношение этих частичных определений, составляющее существенное содержание какого-либо существования, не содержится в механических причинах. Это соотношение, целое, как существенное единство, заключается лишь в понятии, в цели. Для этого единства механические причины недостаточны, так как в основании их не лежит цель как единство определений. Лейбниц поэтому понимал под достаточным основанием такое основание, которое было бы достаточно также и для этого единства и поэтому обнимало бы собою не просто причины, но и целевые причины.

Однако это определение основания сюда еще не относится; телеологическое основание есть достояние понятия и опосредствования через понятие, каковое опосредствование есть разум.

А. Абсолютное основание а) Форма и сущность Рефлексивное определение, поскольку оно возвращается в основание, есть некоторое первое, некоторое непосредственное наличное бытие вообще, с которого начинают. Но наличное бытие еще имеет лишь значение положенности и по существу предполагает некоторое основание в том смысле, что оно его скорее не полагает, что это полагание есть снятие самого-себя, а непосредственное есть скорее положенное, основание же – неположенное. Как оказалось, это предполагание представляет собою полагание, бьющее рикошетом по полагающему; как снятая определенность, основание есть не нечто неопределенное, а определенная через самоё себя сущность, однако определенная как неопределенная или как снятая положенность. Оно есть сущность, которая в своей отрицательности тождественна с собою.

Определенность сущности как основание становится тем самым двоякой – определенностью основания и определенностью обоснованного. Она есть, во-первых, сущность как основание определенная быть сущностью, противостоящей положенности как неположенность. Во-вторых, она есть обоснованное, непосредственное, которое, однако, не есть в себе и для себя, – положенность как положенность.

Последняя тем самым равным образом тождественна с собою, но она есть тождественность отрицательного с собою.

Тождественное с собою отрицательное и тождественное с собою положительное есть теперь одно и то же тождество. Ибо основание есть тождество с собой положительного или даже положенности; обоснованное есть положенность как положенность, но эта его рефлексия в себя есть тождество основания. – Это простое тождество, следовательно, само не есть основание, ибо основание есть сущность, положенная как неположенное, противостоящее положенности. Оно есть, как единство этого определенного тождества (основания) и отрицательного тождества (обоснованного), сущность вообще, отличная от ее опосредствования.

Это опосредствование, сравненное с предшествующими рефлексиями, из которых оно проистекает, не есть, во-первых, чистая рефлексия, каковая не отлична от сущности и еще не заключает в себе отрицательного и тем самым также и самостоятельности определений. В основании же, как снятой рефлексии, эти определения имеют устойчивое наличие. – Оно не есть также и определяющая рефлексия, определения которой обладают существенной самостоятельностью; ибо эта последняя пошла ко дну в основании, в единстве которого они суть лишь положенные. – Это опосредствование основания есть поэтому единство чистой и определяющей рефлексии; определения этого опосредствования или положенное имеет устойчивое наличие, и наоборот, устойчивое наличие этих определений есть некоторое положенное. Так как это их устойчивое наличие само есть некоторое положенное или обладает определенностью, то они тем самым отличны от их простого тождества и составляют форму, противостоящую сущности.

Сущность обладает некоторой формой и ее определениями. Лишь как основание, она впервые обладает прочной непосредственностью или есть субстрат. Сущность как таковая едина со своей рефлексией и есть неразличимо само движение рефлексии. Поэтому нельзя сказать, что это движение рефлексии проделывается сущностью; она также и не есть то, с чего рефлексия начинает, как с первого.

Это обстоятельство затрудняет вообще изложение рефлексии; ибо нельзя собственно сказать, что сущность возвращается сама в себя, что сущность светит в себя, так как она не существует до своего движения или в последнем, и это движение не имеет основы, на (an) которой оно протекало бы. Некое соотнесенное выступает впервые лишь в основании по моменту снятой рефлексии. Сущность же, как соотнесенный субстрат, есть определенная сущность; в силу этой положенности она по существу имеет в себе, форму. – Напротив, определения формы суть теперь такие определения, которые находятся как бы на сущности; последняя лежит в их основании, как нечто неопределенное, которое в своем определении безразлично к ним; они имеют в ней свою рефлексию в себя. Рефлексивные определения должны были иметь свое устойчивое наличие в них самих и быть самостоятельными; но их самостоятельность есть их разложение; таким образом, они обладают этой самостоятельностью в чем-то другом; но это разложение само есть это тождество с собой или то основание устойчивого наличия, которое они себе сообщают.

К форме принадлежит вообще все определенное; оно есть определение формы, поскольку оно есть некоторое положенное и тем самым отличное от того, формой чего оно служит (определенность как качество едина со своим субстратом, бытием; бытие есть то непосредственно определенное, которое еще не отлично от своей определенности или, иначе говоря, которое в ней еще не рефлектировано в себя, равно как последняя есть поэтому некоторое сущее, еще не некоторое положенное). – Формальными определениями сущности, по своей более детальной определенности, служат далее, как рефлексивные определенности, рассмотренные выше моменты рефлексии – тождество и различие; последнее отчасти как разность, отчасти как противоположность. Но, далее, сюда принадлежит также и соотношение основания, поскольку хотя оно и есть снятое рефлексивное определение, но благодаря ему сущность вместе с тем выступает как нечто положенное. Напротив, к форме не относится то тождество, которое основание имеет внутри себя, а именно не относится то обстоятельство, что положенность, как снятая, и положенность как таковая, – основание и обоснованное – есть единая рефлексия, составляющая сущность как простую основу, которая есть устойчивое наличие формы. Но это устойчивое наличие положено в основании; или, иначе говоря, эта сущность сама по существу выступает как определенная; тем самым она также опять-таки есть момент соотношения основания и формы. – В том-то и состоит абсолютное взаимоотношение формы и сущности, что последняя есть простое единство основания и обоснованного, но в этом единстве как раз сама является определенной или есть отрицательное и отличает себя как основу от формы, но таким образом сама становится вместе с тем основанием и моментом формы.

Поэтому форма есть завершенное целое рефлексии; она содержит в себе также и то определение этой рефлексии, которое состоит в том, что она есть снятая; поэтому она, будучи единством своего процесса определения, вместо с тем также соотнесена со своей снятостью, соотнесена с некоторым другим, которое само не есть форма, но на котором она находится. Как существенная, соотносящаяся с самой собой отрицательность, противостоящая этому простому отрицательному, она есть нечто полагающее и определяющее; напротив, простая сущность есть неопределенная и недеятельная основа, в которой определения формы имеют устойчивое наличие или рефлексию в себя. – Внешняя рефлексия обыкновенно застревает в этом различении сущности и формы; различение это необходимо, но само это различение есть их единство, равно как это основное единство есть отталкивающая себя от себя и обращающая себя в положенность сущность. Форма есть та самая абсолютная отрицательность или то самое отрицательное абсолютное тождество с собой, в силу которого как раз сущность есть не бытие, а сущность. Это тождество, взятое абстрактно, есть сущность, противостоящая форме; равно как отрицательность, взятая абстрактно как положенностъ, есть отдельное определение формы. Но определение, как оно обнаружилось, есть в своей истине тотальная, соотносящаяся с собой отрицательность, которая тем самым как такое тождество, есть в себе самой простая сущность. Поэтому форма имеет в своем собственном тождестве сущность, равно как сущность имеет в своей отрицательной природе абсолютную форму.

Нельзя, стало быть, задавать вопрос, каким образом форма привходит к сущности, ибо она есть лишь свечение последней в себя самоё, ее собственная, имманентная ей рефлексия. Точно так же и форма в ней самой есть возвращающаяся в себя рефлексия или тождественная сущность; в своем процессе определения она обращает определение в положенность как положенность. – Она, следовательно, не определяет сущность, как будто бы она была поистине чем-то предположенным, отдельным от сущности; ибо таким образом она есть несущественное, безостановочно идущее ко дну рефлексивное определение; тем самым она, таким образом, сама есть скорее основание своего снятия или тождественное соотношение своих определений. «Форма определяет сущность» означает, следовательно, что форма в ее различении сама снимает это различение «и есть тождество с собой, которое есть сущность как устойчивое наличие определения; она есть то противоречие, что она в своей положенности снята и в этой снятости имеет устойчивое наличие, – и тем самым она есть основание, как тождественная с собой в своей определяемости или отрицаемости сущность.

Эти различия формы и сущности суть поэтому лишь моменты самого простого соотношения формы. Но мы должны их рассмотреть ближе и фиксировать. Определяющая форма соотносится с собой как снятая положенность; тем самым она соотносится со своим тождеством как с некоторым другим. Она полагает себя как снятую; тем самым она предполагает свое тождество; сущность есть по этому моменту то неопределенное, для которого форма есть некоторое другое. Таким образом, она не есть сущность, которая в ней самой есть абсолютная рефлексия, а она определена как бесформенное тождество; она есть материя.

Ь) Форма и материя. 1. Сущность становится материей, когда ее рефлексия определяет себя так, что она относится к сущности, как к бесформенному неопределенному. Материя есть, следовательно, простое лишенное различий тождество, которое есть сущность, с тем определением, что она есть другое формы. Она поэтому есть собственная основа или субстрат формы, так как она составляет рефлексию в себя определений формы или то самостоятельное, с которым они соотносятся как со своим положительным устойчивым наличием.

Если абстрагироваться от всех определений, от всякой формы какого-нибудь нечто, то в результате остается неопределенная материя. Материя есть некое безоговорочно абстрактное.(Материю нельзя ни видеть, ни ощупывать и т. д. – то, что мы видим или ощупываем, есть некоторая определенная материя, т. о. некоторое единство материн и формы). Однако это абстрагирование, из которого проистекает материя, не есть лишь внешнее устранение и упразднение формы, но, как было показано, форма через самое себя низводит себя к этому простому тождеству.

Далее, форма предполагает некоторую материю, с которой она соотносится. Но это не значит, что обе они оказываются рядом одна с другой внешне и случайно; ни материя, ни форма не самобытны или, говоря другим языком, не вечны. Материя есть нечто безразличное к форме, но это безразличие есть определенность тождества с собой, в которую форма возвращается как в свою основу. Форма предполагает материю именно потому, что она полагает себя, как снятое, и тем самым соотносится с этим своим тождеством как с чем-то другим. Равным образом, и наоборот, форма предполагается материей; ибо последняя не есть простая сущность, которая сама непосредственно есть абсолютная рефлексия, но сущность, определенная как положительное, а именно, как то, что имеет бытие лишь как снятое отрицание. – Но, с другой стороны, так как форма полагает себя как материю лишь поскольку она сама себя снимает и тем самым предполагает материю, то материя также определена, как лишенное основания устойчивое наличие. Равным образом, материя не определена как основание формы; но так как материя полагает себя как абстрактное тождество снятого определения формы, то материя не есть тождество в смысле основания, и постольку форма по отношению к ней лишена основания. Тем самым форма и материя определены, и та и другая, не быть положенными друг другом, не быть основанием друг друга.

Материя есть скорее тождество основания и обоснованного как основа, противостоящая этому соотношению формы. Это их общее определение безразличия есть определение материи как таковой, и составляет также и взаимоотношение их обеих. Равным образом, и определение формы, состоящее в том, что она есть соотношение их, как различенных, есть также и другой момент их взаимного отношения. – Материя как то, что определено быть безразличным, есть пассивное, в противоположность форме как деятельному.

Последняя, как соотносящее с собою отрицательное, есть противоречие внутри себя самого, есть нечто разлагающееся, отталкивающее себя от себя и определяющее себя. Она соотносится с материей и положена так, чтобы соотноситься с этим своим устойчивым наличием как с чем-то другим.

Материя, напротив, положена так, чтобы соотноситься только с собой самой и быть безразличной к другому; но в себе она соотносится с формой, ибо она содержит в себе снятую отрицательность и есть материя лишь через это определение. Она соотносится с формой, как с некоторым другим лишь потому, что форма в ней не положена, что она есть форма лишь в себе. Она заключает в себе форму в скрытом виде и есть абсолютная восприимчивость к форме лишь потому, что абсолютно обладает внутри себя последней, что это есть ее в-себе-сущее определение.

Поэтому материя должна иметь форму, а форма должна материализоваться, сообщить себе в материи тождество с собой, или, иначе говоря, устойчивое наличие.

2. Поэтому форма определяет материю, а материя определяется формой. – Так как форма сама есть абсолютное тождество с собой и, следовательно, содержит в себе материю и так как равным образом материя в ее чистой абстрактности или абсолютной отрицательности обладает формой в себе самой, то действие формы на материю и определяемость последней первою есть скорее лишь снятие видимости их безразличия и различенности. Это соотношение процесса определения есть, таким образом, опосредствование каждой из них с собой через ее собственное небытие; но оба эти опосредствования суть одно и то же движение и восстановление их первоначального тождества: овнутренение их отчуждения (die Erinnerung ihrer Entausse-rung).

Во-первых, форма и материя взаимно предполагают одна другую. Как выяснилось, это значит, что единое существенное единство есть отрицательное соотношение с собою самим; поэтому оно раздваивается на существенное тождество, определенное как безразличная основа, и на существенное различие или отрицательность, как определяющую форму. Это единство сущности и формы, противополагающихся друг другу как форма и материя, есть абсолютное основание, которое определяет себя. Поскольку оно делает себя некоторым разным, соотношение, в силу лежащего в основании тождества разных, становится взаимным предположением.

Во-вторых, форма как самостоятельная есть помимо этого снимающее само себя противоречие; но она также и положена как таковое; ибо она одновременно и самостоятельна и существенно соотнесена с некоторым другим; тем самым она снимает себя. Так как она сама двустороння, то и это ее снятие имеет две стороны. Во-первых, она снимает свою самостоятельность, обращает себя во что-то положенное, во что-то такое, что находится на некотором другом, и это ее другое есть материя. Во-вторых, она снимает свою определенность по отношению к материи, свое соотношение с последней, тем самым свою положенность, и этим сообщает себе устойчивое наличие. Так как она снимает свою положенность, то эта ее рефлексия есть ее собственное тождество, в которое она переходит; но так как она вместе с тем отчуждает это тождество и противополагает его себе как материю, то сказанная рефлексия положенности в себя выступает как соединение с материей, в которой она получает устойчивое наличие; она, следовательно, сливается в этом соединении и с материей как с некоторым другим (по той своей первой стороне, по которой она обращает себя во что-то положенное), и в этой материи также и со своим собственным тождеством.

Итак, та деятельность формы, через которую определяется материя, состоят в отрицательном отношении формы к самой себе. Но и наоборот, она тем самым относится отрицательно также и к материи; однако эта определяемость материи есть в той же мере собственное движение самой формы. Последняя свободна от материи, но она снимает эту свою самостоятельность; но ее самостоятельность и есть сама материя, ибо в последней она имеет свое существенное тождество. Поскольку она, таким образом, обращает себя в положенность, сто это равносильно тому, что она обращает материю в нечто определенное. – Но, рассматриваемое с другой стороны, собственное тождество формы вместе с тем отчуждает себя, и материя есть ее другое; постольку материя оказывается также и не определенной, в результате того, что форма снимает свою собственную самостоятельность.

Но материя самостоятельна лишь по отношению к форме; поскольку отрицательное снимает себя, снимается также и положительное. Следовательно, так как форма снимает себя, то отпадает также и определенность материи, которой она обладает по отношению к форме, определенность, состоящая в том, чтобы быть неопределенным устойчивым наличием.

То, что выступает как деятельность формы, есть, далее, в такой же мере также и собственное движение самой материи. B-себe-сущее определение или долженствование материи есть ее абсолютная отрицательность.

Через последнюю материя соотносится безоговорочно не только с формой как с некоторым другим, но это внешнее есть та форма, которую сама материя содержит в себе, как скрытую. Материя есть то же самое противоречие в себе, какое содержится и в форме, и это их противоречие, как и его разрешение, есть лишь одно противоречие. Но материя противоречива внутри себя самой, так как она как неопределенное тождество с собой есть вместе с тем абсолютная отрицательность; она поэтому снимает себя в себе самой, и ее тождество распадается в ее отрицательности, а последняя получает в нем свое устойчивое наличие.

Следовательно, так как материя определяется формой, как чем-то внешним, то первая этим достигает своего определения, и внешние характер отношения состоит как для формы, так и для материи, в том, что каждая из них или, правильнее, их первоначальное единство есть в своем полагании вместе с тем нечто предполагающее, вследствие чего соотношение с собой есть вместе с тем соотношение с собой, как со снятым, или соотношение со своим другим.

В-третьих, через это движение формы и материи их первоначальное единство, с одной стороны, восстановлено, а, с другой, есть теперь положенное. Материя столь же определяет сама себя, сколь этот процесс определения есть для нее внешнее действие формы; и наоборот, форма столь же определяет лишь себя или имеет определяемую ею материю в ней самой, сколь в своем процессе определения относится к некоторому другому; и то, и другое (действие формы и движение материи) есть одно и то же, только первое есть действие, т. е. отрицательность, как положенная, а второе – движение или становление, отрицательность как в-ceбe-сущее определение. В результате получается поэтому единство в-себе-бытия и положенности. Материя как таковая определена или необходимо имеет некоторую форму, а форма есть безоговорочно материальная, устойчиво наличная форма.

3. Форма, поскольку она предполагает некоторую материю как свое другое, конечна. Она есть не основание, но лишь нечто деятельное. Равным образом, и материя, поскольку она предполагает форму как свое небытие, есть конечная материя; она столь же мало есть основание своего единства с формой, а есть лишь основа для формы. Но как эта конечная материя, так и конечная форма не имеют истины; каждая соотносится с другой или, иначе говоря, лишь их единство есть их истина. В это единство возвращаются оба эти определения и снимают в нем свою самостоятельность; тем самым оно оказывается их основанием.

Материя есть поэтому лишь постольку основание определения своей формы, поскольку она есть не материя как материя, а абсолютное единство сущности и формы; равным образом, форма есть основание устойчивого наличия своих определений лишь постольку, поскольку она есть то же самое единое единство. Но это единое единство как абсолютная отрицательность, и, определеннее, как исключающее единство, есть в своей рефлексии предполагающее; иначе говоря, в процессе полагания одним и тем же действием оказывается сохранение в единстве себя, как положенного, и отталкивание себя от самого себя одним и тем же действием оказывается соотнесение себя с собою как с собою и соотнесение себя с собою как с некоторым другим. Или, иными словами, определяемость материи формой есть опосредствование сущности как основания с собой в некотором единстве через себя само и через отрицание себя самого.

Оформленная материя или обладающая устойчивым наличием форма есть теперь не только вышеуказанное абсолютное единство основания с собой, но также и положенное единство. Именно в рассмотренном движении абсолютное основание изобразило свои моменты вместе с тем, как снимающие себя и тем самым как положенные. Или, иначе говоря, восстановленное вновь единство в своем слиянии» с собой вместе с тем также и оттолкнуло себя от самого себя и определило себя; ибо их единство, как получившееся через отрицание, есть также и отрицательное единство.

Поэтому оно есть единство формы и материи как их основа, но как их определенная основа, которая есть оформленная материя, но которая вместе с тем безразлична к форме и материи как к снятым и несущественным. Оно есть содержание.

с) Форма и содержание Форма, во-первых, противостоит сущности; таким образом, она есть вообще соотношение основания, и ее определениями служат основание и обоснованное. Затем она противостоит материи; таким образом, она есть определяющая рефлексия, и ее определениями служат само рефлексивное определение и его устойчивое наличие. Наконец, она противостоит содержанию; таким образом, ее определениями служат опять-таки она сама и материя. То, что было раньше тождественным с собой (сперва основание, затем устойчивое наличие вообще и», наконец, материя), вступает под власть формы и есть снова одно из ее определений.

Содержание имеет, во-первых, некоторую форму и некоторую материю, принадлежащие ему и существенные для него; оно есть их единство. Но так как это единство есть вместе с тем определенное или положенное единство, то содержание противостоит форме; последняя составляет положенность и есть по отношению к содержанию несущественное. Поэтому содержание безразлично к форме; последняя объемлет собою как форму как таковую, так и материю; и содержание имеет, стало быть, форму и материю, основу которых оно составляет и которые суть для него голая положенность.