Текст книги "Наука логики"

Это безразличное «в таком-то отношении» (Rucksicht) или внешнее различие упраздняет, стало быть, само себя и есть своя отрицательность в самом себе. Внешнее различие есть та отрицательность, которая в процессе сравнения принадлежит сравнивающему. Сравнивающее переходит от одинаковости к неодинаковости и от этой последней обратно к первой, заставляет, следовательно, одну исчезать в другой и есть на деле отрицательное единство обоих. Это единство находится ближайшим образом по ту сторону сравниваемого, равно как и по ту сторону моментов сравнения, как некоторое субъективное, совершающееся вне их действие. Но это отрицательное единство, как оказалось, есть на самом деле природа самих одинаковости и неодинаковости. Как раз то самостоятельное «в таком-то отношении» (Rucksicht), каким оказывается каждая из них, и есть, наоборот, их сотношение с собою, упраздняющее их различность и, стало быть, их самих.

С этой стороны одинаковость и неодинаковость, как (моменты внешней рефлексии и как внешние самим себе, исчезают вместе в свою одинаковость. Но это их отрицательное единство, далее, также и положено в них; а именно, они имеют сущую в себе рефлексию вне их, или, иначе говоря, суть одинаковость и неодинаковость некоторого третьего, некоторого другого, чем они сами. Таким образом, одинаковое не есть одинаковое с самим собой; и неодинаковое, как неодинаковое не с самим собой, а с некоторым неодинаковым с ним, само есть одинаковое.

Одинаковое и неодинаковое есть, следовательно, неодинаковое с самим собой. Каждое из них есть, стало быть, рефлексия, заключающаяся в том, что одинаковость есть и она сама, и неодинаковость, а неодинаковость есть и она сама, и одинаковость.

Одинаковость и неодинаковость составляли сторону положенности по отношению к сравниваемому или разному, которое определилось по отношение к ним, как в-себе-сущая рефлексия. Но это разное тем самым также потеряло свою определенность по отношению к ним. Как раз одинаковость и неодинаковость, определения внешней рефлексии, суть та лишь в-себе-сущая рефлексия, которой должно было быть разное как таковое, его (разного) лишь неопределенное различие. В-себе-сущая рефлексия есть соотношение с собой без отрицания, абстрактное тождество с собой и стало быть как раз сама положенность. – То, что только разно, переходит, следовательно, в силу положенности в отрицательную рефлексию. Разное есть такое различие, которое только положено, следовательно, различие, которое не есть различие, следовательно, отрицание себя в самом себе.

Таким образом, сами одинаковость и неодинаковость, положенность, возвращаются через безразличие или в-себе-сущую рефлексию обратно в отрицательное единство с собой, в такую рефлексию, которая в самой себе есть различие одинаковости и неодинаковости. Разность, безразличные стороны которой вместе с тем суть безоговорочно лишь моменты, как моменты одного отрицательного единства, есть противоположность.

Примечание [Начало разности] Разность, как и тождество, выражается в особом предложении. Впрочем, эти два предложения удерживаются в безразличной разности по отношению друг к другу, так что каждое предложение признается верным само по себе безотносительно к другому.

Все вещи разны или: нет двух вещей, которые были бы одинаковы. – Это предложение на самом деле противоположно предложению о тождестве, ибо оно высказывает: А есть некоторое разное, следовательно, А также и не есть А; или выражая это иначе: А неодинаково с некоторым другим; таким образом, оно есть не А вообще, а, наоборот, некоторое определенное А. В тождественном предложении вместо А можно поставить всякий другой субстрат, но А, как неодинаковое, уже больше не может быть заменено всяким другим. Оно, правда, есть по смыслу предложения некоторое отличное не от себя, а лишь от другого; но эта от личность, эта разность есть его собственное определение.

Как тождественное с собой А, оно есть неопределенное; но как определенное, оно есть противоположность этого; оно уже содержит в себе не исключительно только тождество с собою, а также и некоторое отрицание, тем самым некоторую отличность (разность) самого себя от себя.

Что все вещи разнятся друг от друга, есть совершенно излишнее предложение; ибо во «множественном числе слова «вещи» уже непосредственно подразумевается множественность и совершенно неопределенная разность. – Но предложение: нет двух вещей, которые были бы вполне одинаковы, выражает больше, а именно определенную разность. Две вещи суть не только две (нумерическая множественность есть только однородность), а они разны через некоторое определение. Предложение, гласящее, что нет двух вещей одинаковых «между собой, поражает представление и, согласно известному анекдоту, поразила его также при одном дворе, где Лейбниц его изложил и тем побудил дам искать среди листьев дерева, не найдут ли они два одинаковых. – Блаженные времена для метафизики, когда ею занимались при дворе и когда не требовалось никаких других усилий для исследования ее положений, кроме сравнивания листьев на дереве! – Причина, почему это положение представляется удивительным, лежит в сказанном выше, а именно в том обстоятельстве, что два или нумерическая множественность еще не заключает в себе определенной разности, и что разность, как таковая, в ее абстрактности ближайшим образом безразлична к одинаковости и неодинаковости. Представление, переходя также и к процессу определения, берет самые эти моменты, как безразличные друг к другу, полагая, что для определения достаточно одного из них без другого, достаточно голой одинаковости вещей без неодинаковости или что вещи разны, хотя бы они были только нумерически множественными, разными вообще, а не неодинаковыми. Напротив, предложение о разности гласит, что вещи разнятся между собою через неодинаковость, что им настолько же присуще определение неодинаковости, насколько и определение одинаковости, ибо лишь оба эти определения вместе впервые составляют определенное различие.

Это предложение, провозглашающее, что всем вещам присуще определение неодинаковости, нуждалось бы в доказательстве; оно не может быть выставлено, как непосредственное положение, ибо даже обычный способ познания для связывания разных определений в одном синтетическом предложении требует, чтобы привели доказательство или показали некоторое третье, в котором они опосредствованы.

Это доказательство должно было бы показать переход тождества в разность, а затем переход последней в определенную разность, в неодинаковость. Но этого доказательства обычно не дают; оно получилось у нас тем, что мы показали, что разность или внешнее различие есть на самом деле рефлектированное в себя различие, различие в нем же самом, что безразличное пребывание разного есть голая положенность и тем самым не внешнее, безразличное различие, а единое соотношение обоих «моментов.

В этом заключается также разложение и ничтожность предложения о разности. Две вещи не» могут быть вполне одинаковы; таким образом, они одновременно и одинаковы и неодинаковы; одинаковы уже тем, что они суть вещи или вообще две, ибо каждая есть, как и другая, некоторая вещь и некоторое одно, каждая, следовательно, есть то же самое, что другая; неодинаковы же они по предположению.

Тем самым имеется определение, что оба момента, одинаковость и неодинаковость, разны в одном и том же, или, иначе говоря, что распадающееся различие есть вместе с тем одно и то же соотношение. Тем самым это определение перешло в противоположение.

Правда, «вместе», утверждаемое относительно этих двух предикатов, не сливает их в одно благодаря прибавлению слова «поскольку», – благодаря утверждению, что две вещи, поскольку они одинаковы, постольку не неодинаковы, или с одной стороны и в одном отношении одинаковы, а с другой стороны и в другом отношении неодинаковы.

Этим из вещи удаляют единство одинаковости и неодинаковости, и то, что было бы ее собственной рефлексией и рефлексией одинаковости и неодинаковости в себе, фиксируется, как некоторая внешняя самой вещи рефлексия. Но ведь это означает, что последняя-то именно и различает в одной и той же деятельности эти две стороны, одинаковость и неодинаковость, и стало быть, содержит их обе в одной деятельности, заставляет светиться и рефлектирует одну в другую. – Обычное же нежничание с вещами, заботящееся лишь о том, чтобы они не противоречили себе, забывает здесь, как и в других случаях, что этим противоречие не разрешается, а лишь отодвигается куда-то в другое место, в субъективную или вообще внешнюю рефлексию, и что последняя на самом деле заключает в себе в одном единстве, как снятые и соотнесенные друг с другом, оба момента, которые этим удалением и перемещением провозглашаются как исключительно только положенность.

3. Противоположность В противоположности определенная рефлексия (различие) завершена. Противоположность есть единство тождества и разности; его – моменты суть в едином тождестве разные; таким образом, они суть противоположные.

Тождество и различие суть» моменты различия, заключенные внутри него самого; они суть рефлектированные моменты его единства. Одинаковость же и неодинаковость суть ставшая внешней рефлексия; тождество этих «моментов с собой есть безразличие каждого из них не только к различающемуся от него, но и к в-себе-и-для-себя-бытию как таковому – есть тождество с собой, противостоящее рефлектированному в себя тождеству; оно есть, следовательно, не рефлектированная в себя непосредственность. Положенность сторон внешней рефлексии есть поэтому некоторое бытие, равно как и их неположенность есть некоторое небытие.

При более близком рассмотрении моментов противоположности оказывается, что они представляют собою рефлек– тированную в себя положенность или определение вообще.

Положенность есть одинаковость и неодинаковость; обе они, рефлектированные в себя, составляют определения противоположности. Их рефлексия в себя состоит в том, что каждый из них есть в себе же самом единство одинаковости и неодинаковости. Одинаковость имеет бытие лишь в рефлексии, сравнивающей со стороны неодинаковости, и тем самым одинаковость опосредствована ее другим безразличным моментом; и точно так же неодинаковость имеет бытие лишь в том же рефлектирующем соотнесении, в котором имеет бытие одинаковость. – Каждый из этих моментов есть, следовательно, в своей определенности целое. Он есть целое, поскольку он содержит также и свой другой момент; но это его другое есть некоторое безразлично сущее; таким образом, каждый момент содержит в себе соотношение со своим небытием и есть лишь рефлексия в себя или целое, как существенна соотносящееся со своим небытием.

Эта рефлектированная в себя одинаковость с собою, содержащая в самой себе соотношение с неодинаковостью, есть положительное; равным образом неодинаковость, содержащая в себе самой соотношение со своим небытием, с одинаковостью, есть отрицательное. – Или, скажем иначе, оба эти определения суть положенность; и поскольку различенная определенность берется, как различенное определенное соотношение положенности с собой, противоположность есть, с одной стороны, положенность, рефлектированная в свою одинаковость с собой, а, с другой стороны, положенность, рефлектированная в свою неодинаковость с собой, – положительное и отрицательное. – Положительное есть положенность, как рефлектированная в одинаковость с собой; но рефлектированное есть положенность, т. е. отрицание, как отрицание; таким образом, эта рефлексия в себя имеет своим определением соотношение с другим.

Отрицательное есть положенность, как рефлектированная в неодинаковость. Но положенность есть сама же неодинаковость. Эта рефлексия есть, стало быть, тождество неодинаковости с собой самой и абсолютное соотношение с собой. – Обоим, следовательно, присущи: положенности рефлектированной в одинаковость с собой – неодинаковость, а положенности рефлектированной в неодинаковость с собой – одинаковость.

Положительное и отрицательное суть, таким образом, ставшие самостоятельными стороны противоположности. Они самостоятельны, так как они суть рефлексия целого в себя, и они принадлежат к противоположности, поскольку именно определенность-то и рефлектирована, как целое, в себя.

В силу своей самостоятельности они составляют определенную в себе противоположность. Каждое из них есть оно же само и свое другое; и потому каждое имеет свою определенность не в чем-либо другом, а в себе самом. – Каждое соотносится с самим собою, лишь соотносясь со своим другим. Это имеет двоякий аспект; каждое есть соотношение со своим небытием, как снятие внутри «себя этого инобытия; таким образом, его небытие есть лишь момент внутри его. Но, с другой стороны, положенность стала здесь бытием, безразличным пребыванием; содержащееся в каждом из них его другое есть поэтому также и небытие того, в чем оно, как сказано, содержится лишь как момент. Каждое имеется поэтому лишь постольку, поскольку имеется его небытие, и притом в тождественном соотношении.

Определения, образующие положительное и отрицательное, состоят, следовательно, в том, что положительное и отрицательное суть, во-первых, абсолютные моменты противоположности; их пребывание есть нераздельно единая рефлексия; в едином опосредствовании каждое есть через небытие своего другого, следовательно, через свое другое или через свое собственное небытие. – Таким образом, они суть противоположные вообще; или, иначе сказать, каждое есть лишь противоположное другого; первое еще не есть положительное, а второе еще не есть отрицательное, но оба они суть отрицательные друг относительно друга.

Каждое, таким образом, есть вообще, во-первых, постольку, поскольку есть другое; оно есть то, что оно есть, через другое, через свое собственное небытие; оно есть лишь положенность; во-вторых, оно есть постольку, поскольку другого нет; оно есть то, что оно есть, через небытие другого; оно есть рефлексия в себя. – Но и та и другая обусловленность суть единое опосредствование противоположности вообще, в котором они суть вообще лишь положенные.

Но, далее, эта голая положенность рефлектирована вообще в себя; положительное и отрицательное по этому моменту внешней рефлексии безразличны к тому первому тождеству, в котором они суть лишь моменты; или, иначе говоря, поскольку эта первая рефлексия есть собственная рефлексия положительного и отрицательного в самое себя, и каждое есть своя положенность в нем же самом, то каждое из них безразлично к этой своей рефлексии в свое небытие, к своей собственной положенности. Обе стороны суть, таким образом, только разные, и поскольку их определенность, заключающаяся в том, что они положительны и отрицательны, образует их положенность друг относительно друга, то каждая из этих сторон определена так не в ней самой, а есть лишь определенность вообще; поэтому, хотя каждой стороне присуща одна из определенностей – положительного или отрицательного, но они «могут быть переставляемы, и каждая сторона носит такой характер, что ее можно одинаково принимать как за положительную, так и за отрицательную.

Но положительное и отрицательное не есть, в-третьих, ни только некоторое положенное, ни просто безразличное, а дело обстоит так, что их положенность или соотношение с другим в некотором единстве, которым не являются они сами, вобрана обратно в каждое из них. Каждое из них в нем самом положительно и отрицательно; положительное и отрицательное есть рефлективное определение в себе и для себя; лишь в этой рефлексии противоположного внутрь себя оно положительно и отрицательно.

Положительное содержит в себе самом то соотношение с другим, которое составляет определенность положительного; равным образом и отрицательное не есть отрицательное по отношению к некоторому другому, а тоже имеет в себе самом ту определенность, в силу которой оно отрицательно.

Таким образом, каждое из них есть самостоятельное, сущее особо единство с собой. Положительное есть, правда, положенность, не так, что для него положенность есть лишь положенность, как снятая. Оно есть непротивоположное, есть снятая противоположность, но как сторона самой противоположности. – Как положительное, нечто, правда, определено в соотношении с некоторым инобытием, но так, что его природа состоит в том, чтобы не быть положенным; оно есть рефлексия в себя, отрицающая инобытие. Но и его другое, отрицательное, само уже больше не есть положенность или момент, а есть самостоятельное бытие; таким образом, отрицающая рефлексия положительного внутрь себя определена, как исключающая из себя это свое небытие.

Точно так же и отрицательное, как абсолютная рефлексия, есть не непосредственное отрицательное, а отрицательное, как снятая положенность; оно есть отрицательное в себе и для себя, положительно покоящееся на самом себе. Как рефлексия в себя, оно отрицает свое соотношение с другим; его другое есть положительное, некоторое самостоятельное бытие; его отрицательное соотношение с последним состоит поэтому в том, что оно исключает его из себя.

Отрицательное есть пребывающее особо противоположное, в противоположность положительному, которое есть определение снятой противоположности. Отрицательное есть покоящаяся на себе вся противоположность, противоположная тождественной с собой положенности.

Положительное и отрицательное суть, стало быть, положительное и отрицательное не только в себе, но в себе и для себя. В себе они таковы, поскольку абстрагируются от их исключающего соотношения с другим, и «берут их лишь по их определению. Нечто положительно или отрицательно в себе, когда оно должно быть определяемо так не только относительно другого. Но когда берут положительное или отрицательное не как положенность и тем самым не как противоположное, тогда каждое есть непосредственное, бытие и небытие. Но положительное и отрицательное суть «моменты противоположности; их в-себе-бытие составляет лишь форму их рефлектированности в себя.

Нечто есть положительное в себе, вне соотношения с отрицательным; и нечто есть отрицательное в себе, вне соотношения с положительным[68]68
  В немецком тексте (как в издании Глокнера, так и в издании Лассона) вместо слова «положительным» стоит слово «отрицательным». Повидимому, это опечатка.


[Закрыть]; в этом определении держатся лишь абстрактного момента этой рефлектированности. Но в-себе-сущее положительное или отрицательное означает по существу, что быть противоположным не есть ни только момент, ни нечто принадлежащее области сравнений, а есть собственное определение сторон противоположности. Они, следовательно, положительны или отрицательны в себе не вне соотношения с другим, но так, что это соотношение, и притом, как исключающее, составляет их определение или в-себе-бытие; здесь, стало быть, они суть положительные и отрицательные также в себе и для себя.

Примечание [Противоположные величины арифметики] Здесь нужно кое-что сказать о понятии положительного и отрицательного, как оно встречается нам в арифметике. Оно предполагается там известным; но так как его понимают не в ого определенном различии, то оно не свободно от неразрешимых затруднений и запутанности.

Только что получались оба реальных определения положительного и отрицательного» – помимо простого понятия их противоположен, – состоящие в том, что, во-первых, в основании лежит лишь разное, непосредственное наличное бытие, простую рефлексию которого внутрь себя различают от его положенности, от самого противоположения.

Последнее поэтому имеет силу только как не в-себя-и-для-себя-сущее, и хотя оно принадлежит разному так, что каждое из разных есть противоположное вообще, однако, вместе с тем это разное остается самостоятельным и безразличным к противоположению, и все равно, какое из обоих противоположных разных считать положительным» или «отрицательным. – Но, во-вторых, положительное есть положительное в себе самом, а отрицательное – отрицательное в себе самом, так что разное не безразлично к противоположению, а последнее есть его определение в себе и для себя. – Обе эти формы положительного? отрицательного встречаются сразу уже в первых определениях, в которых они употребляются в арифметике.

Во-первых, +а и – а суть противоположные величины вообще: а есть лежащая в основании обоих в-себе-сущая единица, которая безразлична к самому противоположению и служит здесь без всякого дальнейшего понятия мертвой основой. Правда, – а означает отрицательное, – а – положительное, но каждое из них есть столь же противоположное, как и другое.

Далее, а есть не только простая, лежащая в основании единица, но как – f-? и – а, она есть рефлексия этих противоположных в себя; имеются два разных а, и безразлично, какую из них обозначают, как положительное или отрицательное; оба обладают самостоятельным устойчивым наличием» и положительны.

Взятые с той первой стороны – у – у=0; или в —8+3 три единицы положительные в 3, отрицательны в 8. Противоположные упраздняются в своем соединении.

Если проделан час пути на восток, и точно такой же путь обратно на запад, то последний путь упраздняет первый; сколько есть долгов, на столько меньше имущества и сколько есть имущества, столько вычеркивается долгов. Вместе с тем ни час пути на восток не есть сам по себе положительный путь, ни путь на запад не есть сам по себе отрицательный путь; а эти направления безразличны к сказанной определенности противоположности; лишь некоторое третье, имеющее место вне их соображение делает одно из этих направлений положительным, а другое отрицательным. Равным образом и долги не суть отрицательное сами по себе; они таковы лишь по отношению к должнику; для заимодавца они суть его положительное имущество; это – некоторая сумма денег (или чего бы то ни было, обладающего известной ценностью), которая становится долгом или имуществом по соображениям, имеющим место вне ее.

Противоположные, правда, упраздняют себя в своем соотношении, так что результат равен нулю; но в них имеется равным образом и их тождественное соотношения, безразличное к самой противоположности; таким образом, они составляют одно. Как было упомянуто о сумме денег, она есть лишь одна сумма, ил «а есть лишь одно а ив-fur ив – а; равным образом, упомянутый выше путь есть лишь один отрезок пути, а не два пути», – один на восток, а другой на запад. Точно так же и ордината у – одна и та же, на какой бы стороне оси мы ее ни взяли; в этом смысле Ar у – у=у; она только ордината как таковая; имеется только одно определение и один закон ординаты.

Но, далее, два противоположных суть не одно безразличное, а два безразличных. А именно, они, как противоположные, суть также и рефлектированные в себя, и таким образом остаются разными.

Так, в выражении —8+3 дано вообще 11 единиц; – у я – у суть ординаты на противоположных сторонах оси, на которых каждая есть наличное бытие, безразличное к этой границе и к своей противоположности; таким образом, – у – у=2у. – Равным образом, путь, проделанный на восток д на запад, есть сумма двойного усилия или сумма двух периодов времени. Точно так же в политической экономии определенное количество денег или ценностей есть как средство существования не только это одно количество, а оно удвоено; оно есть средство существования и для заимодавца, и для должника. Государственное имущество исчисляется не только, как сумма наличных денег и других недвижимых и движимых ценностей, имеющихся в государстве, и тем паче, не как сумма, остающаяся свободной после вычитания пассивного имущества из активного; а капитал, хотя бы его активное и пассивное определение сводились к нулю, остается, во-первых, положительным капиталом, как а – а = а; во-вторых же, поскольку он самым различным образом является пассивным капиталом, дается и снова дается в заем, он оказывается благодаря этому весьма многообразным средством.

Но противоположные величины суть не только, с одной стороны, просто противоположные вообще, а, с другой, реальные или безразличные. Дело обстоит так, что хотя само определенное количество есть безразлично ограниченное бытие, мы все же встречаем в нем также и положительное в себе и отрицательное в себе. Например, а, поскольку оно не имеет знака, считается за положительное, если перед ним требуется поставить знак. Если бы оно должно было посредством знака стать лишь противоположным вообще, то его одинаково можно было бы принять и за – а. Но положительный знак дается ему непосредственно, так как положительное само по себе имеет своеобразное значение непосредственного, как тождественного с собой, в отличие от противоположения.

Далее, когда положительные и отрицательные величины складываются или вычитаются, то они принимаются за сами по себе положительные и отрицательные, а не за становящиеся такими лишь внешним образом через отношение сложения и вычитания. В выражении 8 – (—3) первый минус противополагается восьми, а второй минус (—3) есть противоположный в себе, вне этого отношения.

Ближе обнаруживается это в умножении и делении; здесь положительное следует брать по существу, как непротивоположное, отрицательное же, как противоположное, а не принимать обоих определений одинаково лишь за противоположные вообще. Так как учебники при доказательстве правил о знаках в обоих этих действиях не идут дальше понятия противоположных величин вообще, то эти доказательства страдают неполнотой и запутываются в противоречиях. – Но плюс и минус в умножении и делении получают более определенное значение положительного и отрицательного в себе, так как взаимное отношение множителей, заключающееся в том, что они суть по отношению друг к другу единица и численность, не есть просто отношение увеличения и уменьшения, как при сложении и вычитании, а имеет качественный характер, вследствие чего плюс и минус тоже получают качественное значение положительного и отрицательного. – Если не принимать во внимание этого определения и исходить только из понятия противоположных величин, легко можно вывести ложное заключение, что если —?+?=—?2, то наоборот —/—а—? =+?2. Так как один из множителей означает численность, а другой – единицу, причем за первую принимается обыкновенно первый множитель, то оба выражения – а/а и +а – а различаются тем, что в первом + я есть единица и – а численность, а во втором наоборот. По поводу первого обыкновенно говорят, что если – f-? должно быть взято – а раз, то я беру —/—а не просто а раз, а вместе с тем противоположным ему образом, т. е. – а раз +а[69]69
  В немецком тексте наоборот: «+ а раз – а». Повидимому, это опечатка.


[Закрыть]; поэтому, так как мы имеем тут —/—а, то его следует брать отрицательно, и произведение есть – а2.

Если же во втором случае – а должно быть взято —/—а раз, то это – а равным образом следовало бы брать не – а раз, а в противоположном ему определении, именно —/—а раз.

Следовательно, – рассуждая, как и в первом случае, произведение должно было бы быть + 2. – То же самое должно было бы иметь место и при делении.

Это заключение необходимо, поскольку плюс. и минус берутся лишь как противоположные величины вообще; минусу в первом случае приписывается сила изменять плюс; во втором же случае плюс не должен был бы иметь такой силы над минусом, несмотря на то, что он так же, как и последний, есть противоположное определение величины. И в самом деле, плюс не обладает такой силой, потому что он должен быть взят здесь по своему качественному определению относительно минуса, поскольку множители относятся между собою качественно. Постольку, следовательно, отрицательное есть здесь противоположное в себе, противоположное, как таковое, а положительное есть неопределенное, безразличное вообще; правда, оно есть также и отрицательное, но отрицательное другого, а не в себе самом. – Определение, как отрицание, получается, стало быть, лишь через отрицательное, а не через положительное.

Точно так же и – а – а=—/—а2 потому, что отрицательное а должно быть взято не просто противоположным образом (а ведь именно так оно должно было бы быть взято при умножении на – я), а отрицательным образом.

Отрицание же отрицания есть положительное.

С. Противоречие 1. Различие вообще содержит в себе обе свои стороны как моменты; в разности они равнодушно распадаются врозь; в противоположности как таковой они суть стороны различия, определенные лишь одна через другую, – суть, стало быть, лишь моменты; но они вместе с тем также и определены в самих себе, как безразличные по отношению друг к другу и взаимно исключающие: они суть самостоятельные определения рефлексии.

Одна сторона есть положительное, другая же – отрицательное, но первая есть положительное в самом себе, а последняя – отрицательное в самом себе. Безразличной самостоятельностью каждое в отдельности обладает благодаря тому, что оно содержит в самом себе соотношение со своим другим моментом; таким образом, оно есть вся целиком, замкнутая внутри себя противоположность. – Как такое целое каждое опосредствовано с собой своим другим и содержит в себе это другое. Но оно, далее, опосредствовано с собою небытием своего другого; таким образом оно есть особо сущее единство и исключает из себя другое.

Так как самостоятельное определение рефлексии исключает другое в том же самом отношении, в котором оно содержит в себе это другое и благодаря этому самостоятельно, то оно в своей самостоятельности исключает из себя свою собственную самостоятельность; ибо последняя состоит в том, что она содержит в себе свое другое определение и единственно только благодаря этому не есть соотношение с некоторым внешним; но столь же непосредственно эта самостоятельность состоит также и в том, что она есть она же сама и исключает из себя отрицательное по отношению к себе определение. Самостоятельное определение рефлексии есть, таким образом, противоречие.

Различие вообще есть уже противоречие в себе; ибо оно есть единство таких, которые суть лишь постольку, поскольку они не суть одно, и разъединение таких, которые суть лишь как разъединенные в одном и том же отношении. Но положительное и отрицательное суть положенное противоречие, так как они как отрицательные единства сами суть полагание самих себя, и в этом полагании каждое есть упразднение себя и полагание своей противоположности. – Они составляют определяющую рефлексию, как исключающую; так как исключение есть единое различение и каждое из различенных, как исключающее, само есть все исключение, то каждое исключает себя в себе самом.

Если будем рассматривать каждое из этих двух самостоятельных определений рефлексии в отдельности, то положительное есть положенность, как рефлектированное в равенство с собой, – положенность, которая не есть соотношение с некоторым другим, стало быть, устойчивое наличие, поскольку положенность снята и исключена. Но тем самым положительное обращает себя в соотношение некоторого небытия, в некоторую положенность. – Таким образом, оно есть то противоречие, что оно, как полагание тождества с собой, обращает само себя через исключение отрицательного в отрицательное чего-то (von einem) и, следовательно, в то другое, которое оно из себя исключает.