Текст книги "В зените [Приглашение в зенит]"

Итак, приступим. Ваш спутник сказал мне вчера, что любимейшее развлечение ваших однопланетян было: собравшись стройными толпами и одевши одинакового цвета одеяния, убивать друг друга. Война! Не скрою, и мы забавлялись таким способом в древние времена. Так или иначе, военные образы вам понятнее физических, поэтому перевожу нашу физику на военно-житейский. Тогда наш полигон – это армия гравиинициаторов… ох, непонятно… станций, создающих искусственное тяготение. Шеф командует этой армией, мы все – штаб, мы готовим планы сражений. Всемогущий у нас генерирует стратегические идеи, я их развенчиваю, прочие рассчитывают, шеф принимает решение и отдаёт приказ личному адъютанту – вот этому шкафу по имени УМППП – универсальной машине программирования произвольных параметров. Сейчас же машина начинает пошевеливать своими мозгами – печатными, напылёнными, смонтированными, ратомированными, превращает приказ шефа в сто тысяч маленьких приказиков, каждому гравивоину персональное задание. И по ста тысячам каналов скачут волны-гонцы, размахивая белыми гривами. А шеф наш следит за полем боя… на экране, разумеется… смотрит, какие тела разваливаются, какие взрываются, разгораются, растут или съёживаются. Правильно я излагаю, боженька?

– Вульгаризируешь.

– О боже, нет пророка в своём отечестве. А ты лучше изложишь?

– Точнее. Строже.

– Нет, продолжайте, – взмолился я. – Я не подготовлен к строгому изложению.

– Ага, чья взяла! Ты повержен, самонадеянный! Итак, продолжаю. Бывает, что у шефа не хватает сил. То есть не у самого шефа, мыслительные силы у него в избытке, сил может не хватить у полигона, чтобы разыграть замысел шефа. Допустим, надо проверить что-нибудь вселенское – взрыв радиогалактики например. Галактику на полигон не втащишь при всём желании. Тогда шеф призывает другого помощника – не УМППП, а УММПП – универсальную машину моделирования произвольных параметров, – не адъютанта, а консультанта. Шеф даёт команду: “Просчитай-ка мне ситуацию в радиогалактике при включении кубического принципа гравитации”. Командует мысленно; УММПП умеет читать мысли. И, прочтя, пошевеливает извилинами своего машинного мозга, туда-сюда рассылает электрончики и выдаёт ответ не на левый экран, а на правый. Впрочем, шефу картинки без надобности, он читает уравнения, все понимает по коэффициентам.

Теперь, пожалуйста, садитесь на трон шефа, вот сюда, и командуйте. Нет, взрывать звезды мы вам не позволим, побалуйтесь с моделированием. Что вы хотите заказать: спиральную галактику или взаимодействующую – мышку с хвостиком. Вообразите. УММПП поймёт.

Что я вообразил? Конечно, дорогую мою родную солнечную систему. Солнце представил себе – ослепительный шар с розовой бахромой, вокруг него горошинки, катающиеся по орбитам, отдельно каждую планету в большом масштабе – полосатый Юпитер, Сатурн с кольцами набекрень, Землю в виде глобуса, поодаль – ноздреватую Луну.

– Теперь задайте принцип тяготения.

Ну пусть будет кубический.

На экране перемены. Солнце вспухает и ветвится. Расцветают букеты протуберанцев – огненные гортензии. Распускаются и тают, стелется багровый дым, сквозь него просвечивает зловеще-красное, как догорающий уголь, светило – усохшее солнышко.

– Ваша звезда превратилась в красный карлик. Светит экономнее, долговечнее будет, – поясняет Мефистофель.

Ну а Земля? Здесь притяжение тоже ослабело. У людей балетная походка, плывут как на гигантских шагах. (Был такой деревенский аттракцион: столб, к нему привязаны верёвки с петлёй, садишься в петлю, разбегаешься…) Горы стали выше, их выпирают недра. Небо синее-синее, как на юге вечером. Видимо, воздух утекает в космос. И вода испаряется сильнее – по берегам отступающих морей полосы соли.

– Маловата ваша планета, – комментирует Мефистофель. – Пожалуй, не удержит атмосферу и воду. Вот поглядите на крупную, там дела благополучнее.

Перевожу взгляд на Юпитер. За ним тоже шлейф утерянных газов. Нет привычных полос, нет красного пятна, нет непроглядных туч. Зато сквозь сероватую дымку просвечивает твердь – суша и океаны. Какие? Водяные или метановые?

– Вот и хорошо: здесь потеряешь, там выиграешь, – жизнерадостно говорит Мефистофель. – Имеете возможность переселиться с малой планеты на большую. А тяготение там будет подходящее, привычное для вас. Заказываете кубический принцип? Обеспечим.

– Как-то не хочется, – возражаю я робко.

– Дело ваше, хозяйское. Давайте попробуем другой вариант, линейный. Пусть будет в знаменателе г. в первой степени.

Сгорбившись, с коленками, согнутыми тяжестью, бредут по экрану мои земляки. Вокруг груды кирпича – рухнули от тяжести здания. В парках бурелом – деревья сломаны собственным весом. В предгорьях озера лавы – отяжелевшие горы продавили кору, выжимают магму на поверхность. Море голов на космодроме – толпы жаждущих переселиться на Луну.

– Для вас прямая выгода, – уговаривает Мефистофель. – Все луны пригодны для жизни, у вас их три десятка в вашей системе. И все тусклые звезды стали солнцами. Я бы рекомендовал вам это линейное тяготение. Хотите, разработаем проект?

– Спасибо… – Я встаю с кресла. – Очень благодарен вам за готовность, но мы на Земле привыкли к прежнему закону. Нам очень нравится квадрат в знаменателе.

– Вы ретроград, – шутливо возмущается Мефистофель. – Вы консерватор. Вот такие и ставят палки в колёса науки. Вы противник прогресса, да? Квадрат в знаменателе! Это же банально!

– Но так симпатично выглядит двойка возле г. – отстаиваю я родную физику. – И запоминается хорошо. Из-за вас придётся школьников переучивать, учебники менять – хлопот столько! И Ньютона обижать жалко. Старик старался, открывал закон всемирного тяготения, прославился навеки, а мы возьмём и отменим закон. Невежливо. Неблагодарно.

– Но он ошибался, ваш Ньютон, – вступает и Дальмира. – В точной формуле имеется ещё один член со знаком минус. Он второго порядка малости, но возрастает постепенно, так что сумма стремится к нулю.

– Не знаю, не знаю. В нашей солнечной системе сумма не стремится к нулю.

– Давайте покажем ему стремление к нулю. – Это толстяк открыл рот.

– Там и показывать нечего. Стандартная невесомость.

– А если резкая граница фаз? – промямлил толстяк.

Тут все разом повернулись к нему как на шарнирах.

– У тебя получилась резкая граница фаз? И по формуле? А третий порядок малости учитывал? График покажи.

Что именно открыл толстяк, объяснить не могу. Сам я не понимал ничего, а мой переводчик на житейский забыл свои обязанности. И про иронию забыл, восторгался, вздыхал:

– Вот голова! Не зря прятался на ночь. Дифференцировал-таки под подушкой.

– Шеф, разрешаете опыт?

– По ска-фан-драм!

В шлюзе мы все связались цепочкой: говорливый Мефистофель—толстяк—Граве—я—Дальмира—Физик—все остальные, кого не называл…

Шлюз описывать незачем. Все они одинаковы, шлюзы, земные и звёздные. Насосы, отсосы, герметический вход, герметический выход. Дверь открывается, снаружи пустота… И вот наш пышнотелый Боженька переступает порог…

Тут бы и полагалось ему вывалиться и поплыть в пустоте, лёжа или кувыркаясь, или рухнуть и лететь-лететь, пока не натянется канат, привязывающий к борту.

Но толстяк никуда не падает, не плывёт, не вываливается. Он стоит на чём-то невидимом. Он шагает по вакууму, как посуху. И мы за ним тоже шагаем по невидимому нечто. Оно – нечто – прозрачнее стекла и даже воздуха. Холодные немигающие звезды у нас над головой и холодные немигающие звезды под подошвами, отчётливые, словно камешки на дне горного озера. Даже страшновато. Ноги стоят неизвестно на чём.

– Всемогущий, как же это тебе в голову пришло?

– Ну вот я лежал вчера и думал: что же показать гостю? Тут вроде бы кричат: “Неужели ты жидкую фазу не можешь превратить в твёрдую?” А мы столько рассуждали, столько рассуждали о консистенции вакуума. Ну, составил уравнение…

Он присел на корточки и начал что-то быстро выписывать на небесной тверди. Карандаш его оставлял светящиеся следы. Цветные строки повисли над черно-звёздным стеклом. И тут…

– Ай, кто меня держит? – Голос Дальмиры.

И меня кто-то схватил за ноги. Как я стоял наклонившись, с руками на коленках, разглядывая запись, так и остался с руками на коленях. Хочу оторвать, не могу, вросли в стекло запястья. Кто застыл, стоя на цыпочках, кто на корточках. Толстяк в самой странной позе – повёрнут вполоборота. Оглядывался на кого-то. Немая сцена из “Ревизора”.

– Всемогущий, что за шутки? Прекрати сейчас же!

– Боюсь, что граница фаз сместилась. Мы вкраплены в твёрдую.

Мы вкраплены! Мы – изюминки в пироге, мы – камешки, вмёрзшие в лёд, мы – гравий в цементе, мухи в янтаре. Сначала смешно, потом неудобно и страшно. Я – изваяние, изваян с руками на коленях. Сколько можно так стоять? А вдруг навеки?

– Всемогущий, придумай что-нибудь!

– Что тут придумаешь? Дежурные увидят, догадаются отключить.

– А когда они догадаются?

Пауза. У всех самые мрачные мысли.

И тут мы разом проваливаемся. Летим всей связкой, дёргая и толкая друг друга.

Потом оказалось, что мы всего две минуты изображали памятники. А показалось – часа два.

– Ну и как вы оценили наш полигон? – спросил меня мой толмач, прощаясь на следующий день. – Нам говорили, что вы потеряли способность удивляться. Мы очень старались вас излечить.

– Я оценил ваши старания, – ответил я в тон. – Безусловно, я удивился, когда вы впаяли меня в пустоту. И даже накануне удивился, когда висел на макушке дерева, растущего корнями вверх, как бы на потолке. Оценил старания. Но ещё не очень оценил полигон… с точки зрения житейской. Будет ли правильно, если я запишу: “Величайшим достижением передовых звёздных физиков является умение вклеивать живых людей в вакуум, как мошку в смолу”?

– Иронию понял! – воскликнул мой переводчик. – Ясненько. Вы жалкий утилитарист, вы хотели бы сделать науку прислужницей поваров и портних. Вы равнодушны к поискам истины и даже не прикрываетесь хотя бы лёгким смущением. Но боги физики всемогущи. Они способны ублажить и астрономов, и гастрономов. Во всяком случае, когда вам понадобится мост для доставки хлеба с вашей Земли на вашу Луну, мы пришлём консультанта. Не спи, вечножующий, я за тебя обязательство даю.

ВСЕЛЕНСКИЕ ЗАБОТЫ

– Ну и зачем все это?

– То есть?

– Зачем ускорять время и замедлять время? Зачем увеличивать тяготение и уменьшать тяготение, зачем сносить и возводить горы, зачем ввинчиваться в зафон и летать там на пять порядков быстрее света? Зачем вы, Граве, явились на Землю и зачем привезли меня оттуда? Что вы ищете в космосе, что вам дома не сидится?

Почему только сейчас я задал этот наиважнейший, в сущности, вопрос? Может быть, оттого, что задумываться было некогда. Набивал голову сведениями, блокнот – пометками, собирал, запоминал, записывал, формулировал информацию, всасывал замечательное, ожидал сверхзамечательное. Ну вот свозили меня на генополигон, на биополигон, на галактический полигон, вклеили в пустоту, как муху. Какое осталось впечатление? Физики забавляются. Пробуют так и этак, какая комбинация смешнее. Но стоит ли дёргать время и мять пространство только для того, чтобы потешиться своим всесилием? Вот я и спросил:

– Ну зачем все это?

– Нам нужен космос. У нас там полно забот.

– Заботы? Какие ещё заботы? Летаете на любую планету, молодость возвращаете, мёртвых оживляете. Ещё что?

– Вот теперь наконец-то начинается серьёзный разговор, – сказал Граве. – Закажи-ка нам, Гилик, запись Диспута о Вселенских Заботах.

Зал Межзвёздной Федерации на планете Оо. Зал как зал, на сцене селектор, ложи амфитеатром, над каждой название планеты. Но вместо наушников анаподы, вместо кресел в ложах прозрачные цистерны с обилием шлангов и кранов. Цистерны можно наполнить любыми газами – кислородом, азотом, аммиаком, метаном, даже фтором по вкусу делегата или же водой – пресной, солёной, подкислённой, щелочной, хлорированной – для делегатов подводных.

Спрашиваю: “Зачем такие ухищрения? Все равно анаподы, всё равно смотрят на селектор, слушают через микрофоны. Почему же не договариваться по радио, сидя у себя дома?”

Оказывается, все дело в расстояниях. С отдалённых звёзд, даже за фоном, сигнал идёт – несколько суток (по нашему счёту). От вопроса до ответа – две недели. Допустим, председатель спрашивает: “Кто хочет высказаться?” Через две недели: “Прошу слова”. Ещё через две недели: “Мы слушаем вас”.

Удивительный парадокс. Планетных конференций не бывает, дела одной планеты можно обсудить и по радио. А межзвёздные съезды традиционно собираются в одном зале.

Докладчик тоже сидит в своём баке, на селекторе только его лицо. Ну и кто там рассуждает? Поспешно натягиваю анапод. Ба! Знакомая физиономия. Это Физик. Их-Физик, конечно, моложавый, коротко стриженный, в очках, лопоухий. Почти неотличим от земного… Почти! Анапод несколько карикатурит: здешний физик не просто моложавый, он почти мальчишка, и уши торчат действительно как лопухи. Видимо, мысленно мы рисуем шаржи на наших знакомых в собственном мозгу.

Ну и что же доказывает этот звёздный Физик?

– Мы живём в эпоху всесилия точных наук, – говорит он снисходительно-наставительным тоном лектора, уверенного, что мало кто способен его понять до конца. – Учёные проникли в глубь вещества до семьдесят девятой ступени (электрон на девятой по их счёту. – К.К. ) и в зафон на 144 слоя. Мы освоили сигналопроводящий слой пятого порядка, при необходимости можем посетить любую планету Галактики и Магеллановых облаков. Я слишком долго занимал бы внимание уважаемого собрания, если бы перечислял все достижения математики, физики и технологии. Скажу коротко: мы – представители точных наук – в состоянии решить любую задачу, которую поставит перед нами Звёздный Шар в этом или в будущем веке.

Выступавший передо мной представитель Академии Прогноза как раз и формулировал очередную вселенскую задачу. Он говорил, что сфера нашего обитания уже охватывает около миллиона солнц со спутниками и что нормальный рост населения, продолжительности жизни, энергетики и новых потребностей диктует расширение этой сферы на один процент ежегодно, иначе говоря, требуется освоение десяти тысяч новых солнечных систем в год.

“Ого! – подумал я. – Десять тысяч солнечных систем ежегодно! Пожалуй, такое можно назвать полновесными заботами”.

– Осваивать мы умеем, – продолжал Физик. – Но вот проблема: куда направить усилия? Резервных звёзд в нашем Шаре почти нет. Мы уже в прошлом веке вышли за пределы нашего скопления и заселяем разрозненные миры, распыляя расы по космическим островкам, практически выключая их из единого русла цивилизации. И прогнозисты говорят, что хорошо бы пресечь это стихийное распыление, направить поток эмиграции на один компактный объект, например, на ближайший звёздный шар ОГ (М-92 по земным каталогам. – К.К .). Выбор общеизвестный, логичный и общепризнанный. Помнится, ещё в школе в детских книжках я читал о приключениях покорителей шара ОГ. Но романисты, увлечённые героизмом первопоселенцев, упускали из виду важное обстоятельство.

ОГ не больше, даже несколько меньше нашего родного Шара. Отсюда следует, что, сохраняя однопроцентный прирост, мы и ОГ исчерпаем поколения за три. Тогда встанет вопрос о следующем объекте. Очередной известен – это скопление ОЗ, за ним последуют ОХ и Отх. Всего в Галактике около четырехсот шаров, есть возможность выбрать и наметить продолжение. Однако – и подчёркиваю, тут моя главная мысль: принимая на века самый принцип расселения по шарам, мы молчаливо соглашаемся с тем, чтобы культура наших потомков топталась на месте, все время дробясь, умножаясь количественно, но не качественно. От шара до шара десятки тысяч световых лет, передавать энергию и материалы на такое расстояние бессмысленно. Обмениваться можно только информацией, но даже и в таком обмене не будет особенной нужды: ведь на всех шарах пойдёт одинаковая деятельность – налаживание жизни в пределах одного шара. Шары будут разорваны экономически и ограничены экономически: все дойдут до некоторого потолка, приблизительно до сегодняшнего уровня науки, а потом опять и опять начнут сначала повторять историю освоения очередного шара. Согласившись на такой вариант развития, мы на многие века программируем топтание на месте.

Для пояснения сошлюсь на древнейшую однопланетного уровня историю. Когда скотоводческие племена завоёвывали новые степи, они пасли там стада, оставаясь при своём скотоводческом хозяйстве. Когда земледельческие народы открывали новые земли, они пахали и сеяли, оставаясь на своём земледельческом уровне до той поры, пока новые земли не были заселены и вспаханы. Мало того, заморские колонии рвали со своей прародиной, потому что общих дел было мало: там пахали и тут пахали, к чему же ещё налоги платить прежнему королю? Века и века прошли, прежде чем у разрозненных народов возникли глобальные, общепланетные интересы, потребовавшие глобальной науки. Прошли века и тысячелетия, прежде чем у разрозненных планет возникли общешаровые интересы. Сейчас мы невольно планируем многовековую разрозненность и застой на сегодняшнем общешаровом уровне.

Есть ли альтернатива? Да, есть. И я уполномочен предложить её от имени группы физических институтов.

В Галактике, помимо отдельных островков, я разумею одинокие звезды (вроде нашего Солнца. – К.К. ), помимо архипелагов типа О, ОГ и других, есть ещё и материк – Ядро Галактики. Диаметр его – около четырех тысяч световых лет, расстояние от нас до поверхности ядра – такого же порядка, как от О до ОГ. Но в этом материке сосредоточены не десятки миллионов и даже не сотни миллионов, а десятки миллиардов звёзд, то есть в тысячу раз больше, чем во всех четырехстах шарах, разбросанных по небу.

Принимаясь за освоение шара ОГ, мы планируем наши заботы на три поколения вперёд, освоение Ядра намечает путь на тысячелетия. Покоряя шары, мы рассеиваем нашу культуру по отдельным архипелагам, Ядро же сосредоточит её, сконцентрирует. Шары будут придерживать науку на сегодняшнем шаровом уровне, Ядро сразу поведёт цивилизацию на новый этаж, уже четвёртый в истории, если первым считать однопланетный, вторым – односолнечный, третьим – одношаровой. Ныне предстоит творить новую, принципиально новую культуру – галактическую.

Творчество или повторение? Выбирайте!

Закончив речь, Их-Физик поклонился с улыбкой, полной достоинства, даже чуточку самодовольной. Впрочем, я не осуждал его. Можно гордиться, если ты принадлежишь к клану всемогущих волшебников, не только одинокие звезды хватающих с неба, но и целые скопления дюжинами, даже ядра галактические. Десятки миллиардов солнц! Ничего себе размах!

– У кого есть вопросы? – спросил председатель.

Камера оператора скользнула по бакам, стоящим на сцене, остановилась на центральном… я подправил анапод… и ахнул. Дятел собственной персоной! Дорогой мой школьный учитель. То есть, конечно, не сам он, его звёздный аналог.

О земном Дятле я рассказывал выше. Великий мастер был докапываться до истины, умел извлекать суть из-под коры слов, упрямых заблуждений, тупых предрассудков, невежества, невнятности. А если верить анаподу, и тут передо мной извлекатель истины. Вот он клонит голову на плечо, щурит глаз. Интересно, как препарирует Их-Дятел Их-Физика.

– Пожалуй, у меня самого тьма вопросов, – торопится он. – Первый: везде ли физические условия в Ядре совпадают с привычными для нас – жителей Шара? Сумеем ли приспособиться?

– Ядро предоставляет нам громадные возможности, – отвечает Физик быстро. – Внутри там такие же звезды, как в Шаре, можно отобрать среди них наиболее удобные. Но зато какой простор! Мы получим как бы Супершар диаметром в четыре тысячи световых лет, сверхастрономических размеров строительную площадку. Там возможно создать невиданных размеров общество единой культуры. И каких высот оно достигнет, мы, скромные жители одной звёздной кучки, даже не можем и вообразить. Разве не стоит потрудиться для такой перспективы?

– Вопрос второй, – вставил Дятел поспешно, словно опасаясь, что его перебьёт кто-нибудь. – Сколько труда все это потребует?

– В проекте есть цифры, – сказал Физик неохотно. – Затраты труда во времени, затраты труда в пространстве, затраты энергии и материалов. Вы хотите, чтобы я зачитывал таблицы?

– Нет, зачитывать не стоит. Это утомительно и не внесёт ясности. Но уважаемому собранию для оценки полезно было бы знать порядок цифр. Сейчас у сапиенсов в среднем по Шару четыре часа обязательного труда. Сколько прибавится?

– Не больше, чем при освоении шара ОГ.

– Точнее? От и до?

– Очень большой разброс в цифрах в зависимости от вариантов. – Физик явно уклонялся от прямого ответа. – Легче начинать на поверхности, труднее проникнуть к внутренним звёздам. В Ядре десятки миллиардов светил. Есть возможность выбирать самые удобные для жизни.

– Но, вероятно, самые благоприятные для жизни уже заселены. Там могут быть и свои сапиенсы.

– Суперсапиенсы едва ли. Если бы были, давно связались бы с нами.

– А низшие расы вы предлагаете уничтожить? – Это уже не Дятел спрашивает, другой голос. Я бы поручился, что голос Лирика.

– Не передёргивайте. Я имел в виду животных, досапиенсов.

– Кто определит: перед вами уженеживотные или ещенесапиенсы?

– Определят специалисты на основе науки.

– Ваша наука столько раз ошибалась. (Ну конечно, Лирик!)

– Это не моя наука, а ваша: астропсихология, астродипломатия.

– Граве, Гилик, где вы? Что такое астродипломатия? У вас и такая наука есть?

– Удивительные пробелы у тебя, Человек. Я же сам астродипломат. И практик, и преподаватель. Веду курс. Кстати, и тебе полезно было бы позаниматься.

– Позаниматься? А я справлюсь, Граве?