Текст книги "В зените [Приглашение в зенит]"

– Только не бегство, только не бегство! – молила она, ломая руки. – Обещай мне не торопиться. Дай честное слово!

Здарг дал слово… и нарушил его немедленно. Не было возможности не торопиться. Здарг понял, что Ридда утром, не откладывая, оповестит Астреллу о заговоре. Стало быть, раздумывая и медля, Здарг предаст доверившихся ему дляков. Как только Ридда ушла, Здарг прошёлся по комнате раз, другой, все взвесил, решился и снял трубку видеофона, чтобы позвонить Гвингу.

Ридда вышла от своего любимца расстроенная и заплаканная, с грязными потёками краски, смытой слезами с ресниц. Было уже очень поздно – около часу ночи по нашим понятиям – и очень темно, потому что собственной луной Астрелла ещё не обзавелась. Придерживая пальцами виски, Ридда брела по каменистым тропинкам. У неё разыгралась мигрень. Казалось, кто-то залез в мозг и никак не может выбраться, давит на череп изнутри, то ли сверлит кость буравчиком, то ли проломить старается. И всю дорогу Ридда думала только о головной боли: скорее бы добраться до дому, принять снотворное, вытянуться в постели, дождаться, чтобы дурман заглушил боль.

На все это ушло полчаса. (“Проклятые полчаса!” – писала она позже в воспоминаниях.) Когда боль растворилась, Ридда подумала, что дляки трепыхаются последнюю ночку, завтра поутру их всех приберут к рукам, голубчиков… И вдруг отчётливо поняла, что и Здарг это понял тоже, совесть заставит его предупредить Гвинга, и побег состоится именно в эту ночь.

Рывком сбросив одеяло, Ридда схватила видеофон.

Но кому звонить? Ласаху? Разве этот мягкотелый может сопротивляться кому-нибудь? Бонгру? Тот пожестче, но и похитрее, предпочитает жар загребать чужими руками. Эх, мужчины, мужчины, нет на свете мужчин! Напрасно смелость называют мужеством.

Ридда вызвала охрану космодрома.

– Да, к ракете прошла группа, – сонным голосом сказал дежурный. – Но сам президент провожал их. Он и сейчас с ними.

– Задержите! – закричала Ридда не своим голосом. – Любыми средствами не допустите взлёта. Здарга похитили. Его увели силой.

– Есть задержать! Есть не допустить! – Дежурный испуган. Боится, что ему придётся отвечать за недосмотр.

– И осветите ракетодром. И меня подключите к селектору. Я хочу видеть, как вы шевелитесь там.

Когда экран осветился, Ридда увидела обширное ровное поле, единственное ровное поле на скалистой Астрелле. По нему метались лучи, освещая суетливые фигурки.

И вдруг фигурки ложатся все разом.

– Дежурный, в чём дело? Почему охрана залегла?

– Нарушители отстреливаются, госпожа Ридда. Оказывают вооружённое сопротивление.

Действительно, экран исчерчен резкими светлыми линиями. Так выглядят трассы смертоносных лучей фотонных пистолетов.

Оторвавшись от экрана, Ридда сама звонит в штаб, разыскивает командиров десяток, связных.

А минуты идут. Фигурки все ещё лежат. Приподнимаются на миг и тут же падают. Над их головами ходят, скрещиваясь, как бы фехтуют, лучевые шпаги. Фехтуют, пожалуй, все ленивее. То ли батареи в пистолетах иссякают, то ли иссякает живая сила. Некоторые из сражающихся уже не поднимают головы.

Но вот появилась подмога. По полю мчится машина, за ней другая. Новые фигурки раскатываются горошинами. Расцветают букеты лучей. Все они упираются в кучку беглецов.

Дляки, видимо, поняли безнадёжность своего дела. Кто-то рослый поднялся на их стороне, кричит, размахивая руками. Сдаётся или зовёт в атаку – не разберёшь. Луч чиркнул по нему, рослый рухнул разом, как подпиленный. Преследователи поднялись с жидким “ура!”, уцелевшие дляки подняли руки.

Круглое лицо дежурного заслонило экран. Круглые глаза смотрели растерянно, пухлые губы шлёпали беззвучно, не сразу сумели выговорить:

– Госпо-спожа Ридда. Там убитые. Там Здарг убитый.

Ридда завизжала и кулаком ударила по экрану. Трубка лопнула с треском.

Здарг ещё не был мёртв, но приближался к смерти. Умирал тяжело, страшно и неаккуратно, как умирают рассечённые лучом надвое. Могучее тело ещё боролось, руки судорожно удерживали бесчувственную парализованную нижнюю половину, глотка взывала: “Я Здарг. Я ранен. Ко мне! Доктора Здаргу!” Слова перемежались звериным воем боли. И снова: “Я Здарг. Доктора. Ранен Здарг!” Кто-то побежал за врачом, может быть, тот самый, который раскроил Здарга. Кто-то пытался перевязать рану, стянуть артерии. Но кровь лилась наружу и внутрь… и с кровью уходила сила. Крик становился все глуше; Здарг уже не вопил, а подвывал, не требовал, а просил: “Доктора… пожалуйста! Здаргу плохо… худо Здаргу…”

Стон переходит в хрип, в шёпот. И выплывает из самых глубин мозга последняя мольба, последняя надежда, самая сокровенная: “Мама, бо-бо!”

Так ушёл из жизни Здарг, величайший из учёных планеты Вдаг, самый волевой, самый напористый, самый непреклонный. Ушёл непреклонный в тот день, когда заколебался.

Проклятая обязанность у биографов. Вынуждены мы описать смерть своего героя.

Целый месяц Астрелла была в трауре: ни единой песни, ни кино, ни концертов, по ночам свет вполнакала. У женщин заплаканные лица, у мужчин нахмуренные. Даже молодожёны были не очень счастливы в тот месяц.

Астреллиты искренне любили Здарга. Ему были благодарны за избавление от скудной жизни на Вдаге, им восхищались как учёным и как мыслителем, без зависти признавали превосходство. Здарг был выше корысти и выше зависти. После смерти он стал эталоном добродетели.

В разгар траура начался суд над убийцами Здарга. Обвинялись трое: Гвинг и два его спутника, захваченные на космодроме. Удивляться тут нечему. Луч не пуля, на нём не написано, из какого ствола он вылетел. В сражении все водили лучом направо—налево, установить, кто именно скосил Здарга, было невозможно. Здарга любили. Считаться даже нечаянным убийцей никому не хотелось. Говорилось уже не раз, что астреллиты очень склонны к самообману. Они легко уговаривают себя, что виноваты другие: “Кто угодно, только не я”. Охранники хором и поодиночке уверяли, что их лучеметы в этот момент бездействовали. Чей же работал? Видимо, лучемет беглецов. Так к обвинению в похищении Здарга было добавлено ещё и обвинение в умышленном убийстве: дляки прятались за спину Здарга и в ярости убили его, видя неизбежность поражения.

Выгораживая себя, дали нужные показания и спутники Гвинга. Испуганные до тошноты, не глядя в сердито гудящий зал, они каялись, проклиная зачинщика. И кто-то припомнил, будто бы Гвинг говорил, что Здарга надо увезти силой, если он будет колебаться, что его присутствие – залог их безопасности.

Стало быть, похитил, считал заложником, заложника убил.

Только Гвинг не испугался. Сутулый и корявый, стоял на помосте, сверлил единственным глазом враждебные лица. Он ничего не смягчал, ни на кого не сваливал, себя не выгораживал. Да, он хотел похитить ракету, чтобы бежать от своры эгоистов. Нет, Здарга не собирался похищать, но думал, что Здарг колеблется, сам будет благодарен, если его увезут силой. Нет, не считал Здарга заложником, но понимал, что присутствие Здарга – залог их безопасности, может, и говорил такие слова.

Конечно, эти полупризнания были приняты за признание вины.

И держался Гвинг вызывающе, почти грубо. Он оскорбил Ридду, оскорбил Бонгра, назвал его эстетствующим циником, а Ласаха – юродивым. И оскорбил всех талантов Астреллы, сказавши в заключительном слове: “Я ничего не прошу у вас, ханжи. Вы сами убили Здарга нечаянно, но убили бы его умышленно, если бы он повернул Астреллу назад. Все ваши словеса о чистоте и нравственности – болтовня, вы цените только свои тухлые домишки, вонючий ужин и мягкую постель. И меня вы убьёте, потому что я ваша совесть, а совесть – неприятное чувство, раздражающее, жевать мешает спокойно”.

И крикливая совесть была уничтожена. Гвинга казнили, соучастники его отделались домашним арестом.

“Король умер!” За этим следует: “Да здравствует король!”

Здарга похоронили, оплакали, отомстили, кто-то должен был занять его место. Ридда была законным заместителем, но Ридда отказалась. Она даже не явилась на общее собрание астреллитов, просила Бонгра зачитать её послание. Ридда писала, что недостойна управлять Астреллой, потому что не сумела уберечь Здарга, подавлена и понимает свою вину. Вина же её в том, что она допускала и даже поощряла длячество, вместо того чтобы вырвать самые корни этого ядовитого дерева. Корнем же длячества является, по её мнению, творческое бесплодие, нескромный гигантизм, заменяющий недоступную бездари оригинальность. И Ридда настаивала, чтобы в дальнейшем гигантизм не допускался, чтобы даже в устав Астреллы в параграф третий внесли слова: “Целью истинных талантов является прогресс науки… качественный, а не количественный”.

Поправка была принята охотно и без обсуждения. Половину присутствующих вообще не интересовал прогресс: качественный, количественный – какая разница? И только историки задним числом отмечают, что в этот день Астрелла окончательно встала на путь ограничительного развития. Талант превозносился по-прежнему, но тематика творчества направлялась в одну сторону. Нежелательными признавались количественные изобретения, то есть нужные для массового производства, для промышленности. Вся техника отбрасывалась.

Один из моих редакторов заметил, что я тут должен был бы раздвоить повествование. Вероятно, в Звёздном Шаре с его миллионами миров, тысячами и тысячами цивилизаций нашлись и такие, где история сложилась иначе: грубые и фанатичные дляки подавили чувствительных нутристов, казнили какую-нибудь другую Ридду, капитаном поставили другого Гвинга.

Представьте себе, и я задал этот вопрос моему куратору в Звёздном Шаре.

– Не припомню, – сказал он. – Кажется, не было такого варианта. Пожалуй, и не могло быть. Ведь дляки хотели вернуться на Вдаг. Они и вернулись бы… и влились бы в общепланетную науку. У них не могло быть изолированной самостоятельной истории. За изоляцию стояли нутристы, те, которые могли творить в башне из слоновой кости. Вот они и отстояли изолированность своей космической летающей башни. А дляки ликвидировали бы её.

И в президенты Ридда предлагала убеждённого изоляциониста – Ласаха. Имя это встретили овациями. Ласаха, мягкого, доброжелательного и снисходительного исполнителя просьб, любили все.

Бонгр вытащил на трибуну упирающегося друга.

– Я боюсь не оправдать вашего доверия, – негромко сказал он, глядя на толпу светлыми глазами. – Вы вручаете мне так много: и все имущество Астреллы, и судьбу стольких хороших талантов – это ещё дороже. Я постараюсь распоряжаться наилучшим образом, так, чтобы все были счастливы. Какое нужно вам счастье, это мы обсудим с каждым в отдельности. Это хорошо, что вы все рядом. Я всегда полагал, что счастье можно дать только конкретному лицу, соседу, близкому. Далёкий далеко, его не видишь, не чувствуешь, не слышишь возражений и поправок. Я всегда удивлялся тем, кто брался осчастливить всю планету Вдаг, но семье своей не дал счастья. Однако разрешите мне не теоретизировать. Позвольте приступить к делу…

Все были в восторге. Мужчины кричали “ура!”, женщины утирали слезы, восклицали в умилении: “Какой у нас хороший президент! Он гораздо лучше Здарга”.

Конечно, величественный Здарг, слишком умный, слишком могучий, был далёк и непонятен. Куда ближе этот – заботящийся о ближних.

Ласах в дальнейшем выступал мало, предпочитал делать, а не рассуждать. А разъяснение его позиции и полемику с подавленными, но не переубеждёнными дляками взял на себя Бонгр.

Привожу отрывки из его печатных высказываний:

“…Никто не будет спорить, что сапиенс – вершина достижений природы. Долгим извилистым путём взбиралась материя к этой вершине, сбрасывая в утиль неудачные варианты, пока не сформировала самое совершенное из живых существ – разумное.

Долгим извилистым путём шла мысль разумных существ, сбрасывая в утиль ошибочные варианты, пока наука не пришла к величайшей из вершин – создала управляемую планету – Астреллу.

Сапиенсы – авангард природы, таланты – авангард сапиенсов. Здесь, на Астрелле, собран авангард авангарда. Чем мы заняты? Изучением самого сложного, самого увлекательного, самого наиважнейшего: авангарда авангарда. Мы познаем себя…”

“Мы – авангард, а не буксир, вытаскивающий застрявших в грязи. Мы – разведка. Мы – вперёдсмотрящие, мы – пример и идеал. Преступно сводить всю науку к вытягиванию отстающих на средний уровень. Это означает топтаться на месте, на этом самом среднем уровне. Быть ли Астрелле ракетой в небе или тягачом, буксующим в грязи, – вот о чём спор у нас с дляками”.

“…Недоброй памяти дляки обвиняли нас в пренебрежении к простым сапиенсам, к преувеличенной заботе об элите, об исключительных личностях – о гениях.

Упрёки напрасны. Мы лелеем не гениев, а гениальность. В чем разница? Мы считаем, что каждый сапиенс – потенциальный гений, нужно только пробудить скрытые в нём возможности, чудесные резервы мозга, которые мы обнаруживаем так редко и всегда с удивлением.

Нас потрясают гениальные арифметические способности простых сапиенсов, перемножающих в уме шестизначные числа. Потрясают гениальные всплески памяти, когда из глубины выплывают сценки детства с мельчайшими подробностями: слова, голоса, обивка мебели, узоры на обоях. Ещё примеры? А таинственная телепатия: сверхслух, сверхзрение любящих родителей, жены, сестры, брата, узнающих о трагической гибели родных, улавливающих призывы о помощи за тысячи километров! Ведь это все есть в мозгу, только проявляется не всегда, обычно в час смертельной опасности.

Нет, я не предлагаю подвергать вашу жизнь смертельной опасности, чтобы изучать телепатическую сверхчувствительность. Есть и другие ворота в заповедный сад сверхспособностей. Не только большое горе, но и большая радость рождает вдохновение. Вспомните, сколько стихов, картин, мелодий, танцев породило упоение любви, торжество победы.

Вдохновение в экстазе счастья – вот наш метод…”

В идеях Бонгр не расходился с Ласахом. Тон у него был несколько иной: чуточку хвастливый, чуточку льстивый. Но историки не называют Бонгра ни хвастуном, ни льстецом. Его считают циником и дипломатом. Как дипломат Бонгр полагал, что астреллиты падки на лесть. И в самом деле, легко ли устоять, когда тебя убеждают, что ты избранник, авангард авангарда, потенциальный гений. И обещают, что ты проявишь гениальность в экстазе счастья. Кто же откажется от такой теории, таких опытов?

Возможно, вы заметили также, что высказывания Бонгра противоречивы. Если “мы авангард, а не буксир”, зачем же пробуждать талант у тех, кто не проявил таланта, брать на буксир отстающих. Но тут сказалась противоречивость позиции всех нутристов. Они были противниками дляков, но вместе с тем дляками… для жителей Астреллы. Обещали счастье, но ограниченному кругу: только пассажирам космической яхты. Строили модель с чёткими граничными условиями.

Так или иначе, пока Бонгр занимался теоретизированием, Ласах всерьёз приступил к выполнению своей программы пробуждения талантов.

Щедрые богатства Астреллы позволяли дать очень много. Но что давать? Ласах подошёл к проблеме как исследователь. Создал специальный Институт теории счастья (НИИТС) с лабораториями счастья долговременного, мгновенного, внешнего, внутреннего, чувственного, разумного, вдохновенного. И начал обследование, чтобы выяснить, в чём персональное счастье каждого астреллита. Начал, как водится, с анкет.

Некоторые из них сохранились. Мне доставили их из архива. Я сам держал в руках эти тетрадочки, довольно толстые, 24 странички, несколько сотен вопросов по семи разделам в соответствии с семью лабораториями НИИТС.

Во введении писалось:

“Задача анкеты выяснить, какое счастье, долговременное или экстатическое, для вас желательно, которое доставляет вам наибольшее удовольствие, какое вызывает творческий подъем.

Просим отнестись к анкете внимательно, отвечать продуманно и чистосердечно. Точность ваших ответов будет способствовать и личному вашему счастью, и совершенствованию будущих поколений”.

Далее следовал вопросник:

1. О чем вы мечтали в детстве до 12 лет (подвиги, слава, богатство, дом, вещи, одежда, любовь, семья, путешествия, приключения, спортивные успехи)? Нужное подчеркните, ненужное зачеркните, главное подчеркните дважды, не упомянутое впишите.

2. Сбылись ли ваши мечты (не сбылись, сбылись, сбылись частично, сбылись позже… и т.д.)?

3. О чем мечтали ваши родители (подвиги, слава, богатство…)?

4. Сбылись ли их мечты?

Второй раздел был посвящён экстатическому счастью:

1. Бывали в вашей жизни полностью счастливые дни, часы, мгновения? Сколько вы можете припомнить?

2. Что именно доставляет вам наибольшее счастье (любовь, веселье в обществе, опьянение, вдохновение, похвалы, подарки, награды, приобретения, исполнение желаний, самоудовлетворение, красивые вещи, творчество, искусство, восприятие искусства…)? Зачеркните, подчеркните, подчеркните дважды, не упомянутое впишите…

3. Что вы испытываете в мгновения полного счастья (восторг, тихое блаженство, спокойное удовлетворение, экстаз, прилив энергии, творческий подъем)?

4. Как вы выражаете радость (песни, хохот, танцы, бурные телодвижения, не выражаете внешне)?

Привожу также вопросы из последнего раздела анкеты:

1. Ваша творческая деятельность (находится в активной фазе, в латентной, скрытой фазе, получила признание, признана частично, не получила признания).

2. Вашу творческую деятельность подготовили (отличные успехи в учёбе, любознательность, мечтательность, склонность к фантазии, независимость суждений, самоуверенность, находчивость, богатое воображение, другое – что?).

3. Наиболее важные результаты у вас получаются (в итоге целеустремлённых действий, при размышлении, случайно, по аналогии, в спорах, интуитивно, другим способом – каким?).

4. Наилучшие идеи приходят к вам (в рабочие часы, на отдыхе, при сильной радости, в опасные минуты, в подавленном состоянии, во сне, в момент пробуждения, при опьянении, в других условиях – каких?) и т.д. и т.д. Не будем переписывать 24 страницы.

Анкетой обследование не исчерпывалось. Ласах считал, что анкета только черновик истины. Говорил: “Не каждый знает о себе правду, не каждый пишет правду. Кое-что скрывает, грешки оправдывает, себя приукрашивает, нередко переоценивает”. Поэтому за анкетой следовали собеседования с глазу на глаз, с вызовом на откровенность. Последняя беседа проводилась под гипнозом. Из протоколов известно, что не все соглашались на гипноз, особенно неблагонадёжные дляки. Видимо, боялись выдать свои симпатии к Гвингу. Женщины шли охотно, легко поддавались гипнозу, подробнейшим образом выкладывали самые интимные тайны. Возможно, пресловутая женская стыдливость утомляла уроженок Вдага, как утомляют нарядные, но слишком тесные туфли. И примерно каждая третья девушка под гипнозом объяснялась Ласаху в любви. Тот был крайне смущён, он совсем не добивался массового успеха. Но, видимо, тут играла роль его должность. Девушки Вдага с детства мечтают о прекрасных принцах. Прекрасным Ласах не был, но по положению – выше принца. Его возлюбленная стала бы первой дамой Астреллы.

После анкет, бесед и гипноза писалось психологическое заключение: “Путь к личному счастью гражданина Астреллы”. Многие из заключений писал сам Ласах. Любопытно отметить, что этот доброжелатель становился беспощадным в своих психомедицинских выводах. Насмешливый циник Бонгр не мог бы писать жёстче. Например:

I. Скульптор Г. 34 года. Женат. Двое детей.

Жалобы: пишет, что ему мешают прославить освобождённую Астреллу небывалыми произведениями искусства. Предлагает все горы и утёсы превратить в портреты и аллегорические фигуры, изображающие подвиги независимых талантов. Пишет о талантах и Здарге, думает о личной славе, о том, что на веки веков останется в космосе планета, облик которой сформирован скульптором Г.

Анамнез: действительно погружён в творчество, других интересов не имеет. К семье равнодушен, о детях заботится мало, друзей не нашёл. Сходится туго, в обществе молчит, замыкается в себе. Малообразован, слова подыскивает с трудом, за пределами специальности ничего не знает, разговор поддержать не может. В мире искусства авторитетом не пользуется, считается середняком.

Диагноз: по-видимому, гигантомания – подсознательный реванш за поражения в главном русле искусства. Не сумел превзойти в качестве, надеется выделиться размахом, масштабом. Если не самая художественная скульптура, пусть будет самая грандиозная!

Разрешить ему уродовать Астреллу?

Вообще будет ли это красиво, если у гор появятся носы, уши и усы? Будут ли способствовать уважению к Здаргу шоссе, проложенное по переносице, и туристские костры в ноздре?

Терапия: путь к счастью скульптора Г.

Поручить ему представить макет пластического оформления Астреллы: для начала метровую, потом трехметровую, потом десятиметровую модель. Макеты выставить, обсудить. Вне зависимости от обсуждения разрешить Г. испортить одну из гор, снабдив его необходимой техникой. Думаю, что этой деятельности Г. хватит на всю жизнь, если он не остынет к своему проекту.

Так личность за личностью. У каждой как бы история болезни: жалобы, анамнез, диагноз и предписания.

II. А. С. Хранитель склада. 37 лет. Женат. Трое детей.

По происхождению – крестьянин среднего достатка. Работал грузчиком на складе, стал кладовщиком. Оказался рачительным, бережливым работником. Со складов Академии Вдага перешёл на Астреллу. Необразован, но сметлив. Управляется с вычислительной машиной, не зная алгебры.

В анкете пишет, что мечтает об исследовательской работе, хочет получить образование, стать психологом, пробуждать дремлющие таланты. Как выяснилось в собеседовании, на самом деле не интересуется наукой, просто подлаживается к общему веянию. Уверен, что отлично разбирается в характерах, хотя всех одинаково считает выжигами и жуликами. Учиться вовсе не хочет, учение и всякий труд считает вынужденной платой за снабжение, научные занятия – платой за самое щедрое снабжение.

Основная черта характера – жадность. Скопидом по натуре. Именно поэтому был рачительным кладовщиком. Вещи уважает и понимает, о вещах говорит с упоением, знаток мебели и фурнитуры, тканей и одежды: летней, зимней, демисезонной, расцветки, фасона, покроя, подкладки, бортовки. Все свободное время проводит дома: благоустраивает, красит, мастерит шкафчики, вешалки, полочки для книг, книги переплетает, но не читает. Говорит: “Некогда!”

Путь к личному счастью:

Поручить А. С. отделку жилья талантов. Объявить его собственный дом образцово-показательным жильём, разрешить ему брать со складов любые предметы обстановки “для обкатки”. Уверить, что это и есть научно-исследовательская работа по психологии быта. Пусть даже пишет диссертацию: “Взаимоотношения личности с предметами домашнего обихода”.

III. Лаборантка В. 23 года. Незамужняя.

В анкете пишет, что мечтает стать киноактрисой, играть классические роли, раскрывающие творческие возможности женского сердца. Перечисляет образы молоденьких героинь-любовниц.

Держится кокетливо, даже вызывающе, как будто каждого мужчину приглашает вступить в любовную игру. В действительности нечувственна, отличительная черта – любовное тщеславие. Хочет, чтобы мужчины соперничали, стараясь привлечь её внимание, ссорились, ещё лучше – дрались на дуэли, даже кончали бы из-за неё самоубийством. О платьях думает больше, чем о поцелуях. По-видимому, кино для неё – возможность показывать себя в разных платьях, позах и ракурсах. Обладая нормальной дозой женского притворства, сумеет на сцене удовлетворительно притворяться равнодушной, ласковой, ревнующей, несчастной, но чувства при этом не выразит, потому что сама В. не способна на чувства, может хорошо сыграть только саму себя: тщеславную притворщицу.

Рекомендация: написать специально для В. сценарий и дать ей главную роль. Сюжет примерно такой: первая красавица мира, или наследница престола, или наследница миллиардов окружена всеобщим вниманием. Но она всех отвергает, потому что нет среди мужчины, достойного её, или же (по желанию В.) выбирает идиллического пастушка, ничего не слыхавшего о её величии и проявившего подлинную любовь.

Трудно пришлось Ласаху. Всем, не нашедшим себя в творчестве, он обещал счастье для вдохновения. Но как это выполнить практически? Бонгру Ласах говорил с полнейшей откровенностью: “На Астрелле у меня громаднейшие возможности, а результаты меньше, чем за колючей проволокой. Чем богаче сапиенс, тем труднее его осчастливить. Для изголодавшегося корка хлеба – радость, для униженного уважительное слово – благодеяние. А что избалованному астреллиту вежливые слова? Видимо, таковы законы восприятия. От нуля до единицы – громаднейший скачок, от тысячи до миллиона – куда ближе”.

– Не вернуться ли к нулю? – ехидно улыбался Бонгр.

Да, у Ласаха были громадные возможности, но какие? Вещи имелись в его распоряжении. Он мог осчастливить тех, кто мечтал о вещах, вроде кладовщика А. С. Но таких уже немного осталось на обеспеченной Астрелле. Большинство насытилось вещами, искало счастья в духовной сфере: хотело признания, власти, любви, славы. Кто-то любил без взаимности, кто-то вздыхал о нежных поцелуях, хотя возраст уже прошёл. Кто-то мечтал о победах. А. хотел нокаутировать Б. на ринге, X. хотел нокаутировать У. на конкурсе поэтов. Их победа означала чьё-то поражение, их счастье – отказ другого от счастья.

Как быть? Ласах чувствовал, что он выдаёт псевдорецепты: не заказ на оформление планеты, а заказ на макет скульптору Г., не признание, а равнодушие к признанию художнику Дв., а тщеславной В. не поклонников, а артистов, играющих поклонение. К видимости счастья склонялся Ласах, и на путь видимости толкал его Бонгр.

Пожалуй, надо подробнее рассказать о Бонгре – этом сапиенсе, сыгравшем такую важную, по мнению некоторых историков, роковую роль в судьбе Астреллы.

Как изобразил его анапод? Ничего рокового. Бледное удлинённое лицо, тонкий нос, тонкие губы с лёгкой усмешкой. Пристальный, проницательный взгляд холодноватых глаз, редкие волосы с белой ниткой пробора, накрахмаленный воротничок, манжеты с запонками, узкие ладони с удлинёнными пальцами музыканта. Что сказал бы я на Земле, познакомившись с похожим человеком. Сказал бы, что это сноб, личность равнодушная, очень занятая своей внешностью и своими желаниями, что он никого не любит и не способен к сильной любви, ценит наслаждения, но изысканные, гурман, а не обжора. Тонкие ломтики тонких кушаний на стильных тарелках, тонкий юмор собеседников – вот его стихия, его идеал.

На Вдаге он был адвокатом, даже преуспевающим. Старался выгородить, избавить от заслуженного наказания разных воров, мошенников, грабителей, убийц, растратчиков и растлителей, если они могли внести хорошую плату, конечно. Выгораживал словом, умным, впечатляющим. “И Бонгр верил в слово, прикрывающее суть, искажающее суть, обеляющее суть. А суть ему представлялась всегда одинаковой: противной и грязной.

Он владел искусством воздействия словом. Отсюда его интерес ко всякому воздействию искусством: красками, звуками, мелодиями, формами, размерами, позами, жестами, телодвижениями, намёками, тоном, мимикой. Как любитель психологии искусства попал на Астреллу, занимался там психологией искусства, благодаря красноречию начал оказывать влияние, потом заведовал искусствами. Историки отмечают, что Бонгр поддерживал не все направления. Форма занимала его больше содержания. Симфонию он предпочитал опере, балет – драме, архитектуру – скульптуре. А литературу Бонгр вообще не жаловал, ценил только звучные стихи изощрённой формы с богатыми аллитерациями и ассонансами, акростихи, буриме, словотворчество. Бонгр отворачивался от изображения жизни. Ибо он верил в слово, но не верил словам.

Именно он поддержал и распространил на Астрелле квази.

Что такое квази? Мы бы сказали, что это кино с эффектом присутствия и педалированием сопереживания. Благодаря совершенной стереоскопичности зрителю квази казалось, что он сидит за одним столом с героями, может вступить с ними в спор, может дотронуться до них, чокнуться, тарелку передать. Что касается сопереживания, оно есть и в обычном кино. В квази сопереживание усиливалось особыми химическими таблетками с тем самым ферментом, которого так не хватает шизофреникам. Таблетки эти подавляли критичность зрителя, и он легко верил голосам, уверявшим, что он и есть герой фильма, это он дерётся на шпагах, обнимает красавицу, забивает голы под верхнюю планку, надевает лавровый венок.

Квази распространились повсеместно, сразу же стали любимейшим развлечением астреллитов. Снять квази было легче лёгкого, тут внушение заменяло качество, маскировало все огрехи артистов и декораторов. Изготовлялись фильмы на все вкусы. “Дочь богини красоты” – фильм по сюжету, предложенному Ласахом, для лаборантки В. брали нарасхват все молоденькие женщины Астреллы. Так приятно было воображать и чувствовать себя желанной, снисходительно дарить мелкие знаки внимания этим “несносным мужчинам”. Тому руку дала поцеловать, тому цветок кинула, вот они и счастливы, глупые.

Пожилые одинокие женщины вроде секретарши Т. предпочитали квази “Вечерняя песня”. Героиня его – хозяйка придорожной гостиницы. В голове её одни житейские мелочи: заботы о постельном бельё, жуликоватые служанки, пьяные гости. Но вот в гостинице проездом останавливается друг детства хозяйки – ныне пожилой профессор с молоденькой женой из студенток. Жена красива, жадна, расчётлива и развратна, ждёт только смерти неразумного учёного. Он заболевает в гостинице, жена его тут же убегает, прихватив все деньги. Но хозяйка самоотверженно выхаживает больного, учёный понимает, кого надо ценить в этой жизни. И последние годы они проводят вместе в увитом плющом домике на склоне горы. Он пишет свои важные книги, она трогательно следит за его диетой.

Пользовалась популярностью серия “Чемпион мира” по каждому виду спорта – о чемпионах. Смотрелись квази о знаменитых учёных или художниках, в молодости не признанных и осмеянных, к концу фильма увенчанных лаврами. И женщины охотно брали эти квази, если в них вплеталась романтическая история: героя нежно и верно любит школьная подруга (невеста, соседка, бедная родственница, служанка), верит в его талант, поддерживает в минуты уныния. Но первые же успехи кружат ему голову, к перспективному жениху присасывается хищница – “вамп”. Однако за удачей следует неудача, недальновидная хищница предаёт героя, он возвращается к любящей подруге (невесте, соседке, служанке), чья вера и поддержка обеспечивают окончательную победу таланту, он становится первым музыкантом (математиком, медиком, медиумом) планеты, получает премию из рук короля, представляя ему свою жену (бывшую подругу, соседку, служанку).