Текст книги "Цивилизация контента"

Центром и высшей точкой сценария следовало бы поставить борьбу двух программ, двух установок: одна программа – за победу социализма в СССР, за ликвидацию всех остатков капитализма, за независимость и территориальную целостность СССР, за антифашизм и сближение с нефашистскими государствами против фашистских государств, против войны, за политику мира; другая программа – за реставрацию капитализма в СССР и свертывание социалистических завоеваний, против независимости СССР и за государственное расчленение СССР в угоду фашистским государствам, за сближение с наиболее сильными фашистскими государствами против интересов рабочего класса и в ущерб интересам нефашистских государств, за обострение военной опасности и против политики мира. Дело надо поставить так, чтобы борьба между троцкистами и Советским правительством выглядела не как борьба двух котерий [групп лиц – авт.] за власть, из которых одной „повезло” в этой борьбе, а другой „не повезло”, что было бы грубым искажением действительности, а как борьба двух программ, из которых первая программа соответствует интересам революции и поддерживается народом, а вторая противоречит интересам революции и отвергается народом. Но из этого следует, что сценарий придется переделать, сделав его по всему содержанию более современным, отражающим все то основное, что вскрыто процессом Пятакова – Радека. С ком. приветом И. Сталин. 27 января 1937 г.».

Это вновь замечания стратегического порядка, которые Сталин хочет провести с помощью тактического инструментария – по сути просто разговоров героев фильма. То есть замечания – на уровне научного дискурса, а реализоваться они должны в диалогах живых людей.

При этом история будет неполной, если не привести других историй на тему Сталин и кино, которые носят юмористический характер:

«Однажды на приеме в Кремле Сталин шутливо спросил у Орловой:

–  Муж не обижает?

–  Нет, товарищ Сталин, – улыбнулась Орлова. – Совсем не обижает…

–  Ну, глядите… Если будет обижать, повесим!..

–  Да за что же, товарищ Сталин? – поддержал разговор Александров. Сталин покосился на него и мрачно сказал:

–  За шею» [4].

И еще: «Ливанов был лауреатом многочисленных сталинских премий и вообще обласкан тогдашним режимом. Однако в партию большевиков не вступал. В то время подобное поведение было не только вызывающим, но и опасным. И вот однажды при встрече Сталин спросил Ливанова, отчего тот не вступает в ряды коммунистов.

Артист ответил генералиссимусу так:

–  Иосиф Виссарионович, я очень люблю свои недостатки!

Сталин рассмеялся, и инцидент был исчерпан. Позже с такими же вопросами к Ливанову обращались и Н. С. Хрущев, и Л. И. Брежнев. Но артист предпочел остаться беспартийным» (Там же).

Сильный месседж в сторону коллективного сознания включает реагирование и индивидуального сознания, оно может быть позитивным или негативным, но будет обязательно. Ярким примером такого рода стало новогоднее обращение президента В. Зеленского, которое сразу включило как позитивное, так и негативное его обсуждение. Причем обсуждение более стратегического порядка, чем точка отсчета – новогоднее поздравление [5–9].

Советское время активно синхронизировало индивидуальное мышление с массовым с помощью традиционных телепередач, которые смотрело все население. Причем привычка к телеинформированию сохраняется и сегодня у большинства населения постсоветского пространства. То есть определенного типа «камертон» продолжает действовать и сегодня.

Анализируя тему кинематографа как политического инструментария, Е. Киселев привел набор корреляций фильмов и политических процессов в стране: «Карнавальная ночь» – «оттепель», «Покаяние» – перестройка, «Брат 2» – путинизм и война с Украиной, «Слуга народа» – избрание президента, «Союз спасения» – оправдание власти в борьбе с протестами [10]. Тут можно многое возразить, поскольку создание фильма – долгий процесс, в рамках которого сам фильм уже является выразителем не только определенных настроений, но и принятых на высшем уровне решений. Правда, с другой стороны, фильм «Покаяние», например, который снимался скрытно от разрешений Москвы как телефильм в Грузии, действительно активно обсуждался во время перестройки, став определенным катализатором этих процессов.

И еще – поскольку снимается не прямой повтор действительности, а, как правило, иносказание, в которое мы потом вкладываем новые смыслы, то именно «потом» становится более важным, чем сам фильм. Новый контекст жизни заставляет по-новому смотреть фильм.

Одновременно эти новые камертоны уходят и в будущее. Режиссер А. Звягинцев так вспоминает оттепель в кино: «Кинематограф „оттепели” как раз и был попыткой заговорить не о жизни страны, не о жизни вообще, а о жизни частной» [11]. И еще: «Хотя и во время оттепели многие картины клали на полку, но все-таки в умах начальников что-то после съезда „сдвинулось”, они стали делать поблажки, появился некий люфт. А потом, в 1964-м, Хрущева сместили, и началось „завинчивание гаек”. В этом самом году я только родился, поэтому „гайки” застал уже „завинченными”. В дыхании фильмов оттепели чувствуется особый воздух, воздух свободы. Глотнув его, режиссеры, сценаристы получили возможность говорить о каких-то тонких вещах, раньше немыслимых. Кроме того, открылись виртуальные границы – пусть не простые зрители, а только студенты ВГИКа, получили возможность смотреть серьезное западное кино, но оно, конечно же, значительно повлияло на киноязык их будущих самостоятельных работ».

Сочетание в голове человека нескольких миров (физического, информационного и виртуального) позволяет ему «уходить и прятаться» в иные миры, если его не удовлетворяет мир физический. Есть и обратное воздействие в виде коррекции мира физического с помощью инструментария мира информационного или виртуального.

Голливуд, например, имеет в своем функционировании и роль представительств там всех родов войск и спецслужб. Это в результате позволяет удерживать в социальном воображаемом нужный взгляд на армию и спецслужбы, что особенно важно для армий, формирующихся на контрактной основе.

Фантастические сериалы, как и литература, явно способствуют определенному «раскрепощению» мозгов. Недаром, как рассказал Н. Гейман, Китай отправлял определенного рода «экспедицию» в Фейсбук, Гугл и другие технические гиганты, чтобы найти источники креативности сотрудников. «Экспедиция» вернулась с ответом, что все ведущие «игроки» там в детстве и юношестве увлекались фантастикой, что привело к запуску издания научно-фантастической литературы в Китае [12–13].

Правда, тут придется включить еще один фактор – сегодня читают и пишут больше не фантастику, а фэнтези. А она, вероятно, способствует не так росту интеллекта, как его понижению. В ней, следует признать, развлекательность затмевает интеллект. Как давным-давно писал С. Переслегин: «„Фэнтези” не обязана быть глупой, но имеет высокую статистическую вероятность оказаться такой. Следует заметить, что упрощенность сюжетообразующего конфликта, нацеленность на детскую аудиторию привело к существованию антиотбора в издательских кругах, публикующих „фэнтези”. Иными словами, стандартные издательские и редакторские критерии при оценке произведений этого жанра резко снижаются. В связи с этим количество явных „ляпов” (неустранимых ошибок) в „фэнтези” превосходят среднестатистический уровень литературы. Приходится согласиться, что „фэнтези” как жанр действительно „не удостаивает быть умной”» [14].

Есть также и проблема падения интеллектуального уровня новых поколений. И это можно вписать в длинный список причин появления фейков. С их помощью с массовым и индивидуальным сознанием играют в определенные информационные игры. Мир никто особо менять не хочет, все трансформации его остановились. Но изменения идут со стороны новых обозначений, новых смыслов, новых интерпретаций. И это позволяет удерживать ситуацию в неизменности по принципу «голого короля». Индивидуальное сознание прислушивается к массовому, а не к своим собственным глазам. Современный человек проводит у разных экранов от четырех до шести часов в день, и там ему открыто и скрыто рассказывают, как все хорошо, когда ничего не хотят менять, или как все плохо, когда хотят поменять тех, кто наверху, но в результате все остается на своих местах. Меняются имена и названия, но ничего не меняется по сути.

Фейки стали новым инструментарием по скоростному распространению негативной информации в первую очередь с помощью соцсетей. Сегодняшние враги это в первую очередь информационные враги. В период холодной войны враги были еще и виртуальными, когда Джеймс Бонд сражался с коммунистами. Это были сражения в сфере «мордобоя». Потом пришло время сражений в сфере мозгов. Штирлиц был из таких бойцов. В США это сделал Том Клэнси со своими романами о Джеке Райане, аналитике ЦРУ, который хотя и хорошо стреляет, но действует в основном мозгами. Считается, что фильмы по романам Клэнси излечили Америку от вьетнамского синдрома. И это мы также можем положить в копилку виртуального управления массовым сознанием.

Фейки такой же интеллектуальный инструментарий, направленный на массовое сознание, которое не нуждается в проверке на достоверность, а обожает все эмоционально насыщенное и негативно окрашенное. Это такой мини-фильм против истеблишмента.

Приведем еще два замечания М. Фрадкова, сегодня – директора Российского института стратегических исследований: «Сейчас угадать все риски достаточно сложно. Киберпространство шумит, информационное поле такое засоренное, поэтому надо быть сосредоточенными. Исходя из здравого смысла, парировать все возможные риски. Их достаточно много: они и на бытовом уровне возникают, в связи с гендерными проблемами, возникают и в бюрократии, потому что кто-то хочет казаться лучше, чем он есть на самом деле и поэтому не всегда профессионально исполняет свои собственные обязанности, что так или иначе образует какое-то ложное представление об истинных намерениях. Вот общий такой тренд. Это не просто информационный шум, это, к сожалению, риск не увидеть чего-то, что на самом деле существует, образует цепь случайностей на поверхности, а на самом деле это проявление неких закономерностей» [15].

И еще: «Условия неопределенности диктуют необходимость получения истинной информации, объективной. Но, к сожалению, с использованием новых сетевых технологий, не всегда люди получают истинную информацию. Иногда искаженную, но зачастую – направленную информацию. Это инструментарий для того, чтобы внести хаос и обеспечить себе какое-то преимущественное положение. Вот такое слово как „фейк” стало ключевым, и мы это наблюдаем. Это плохо, потому что за этой пеленой информационной, за этим информационным шумом можно не заметить те процессы, которые объективно происходят и могут привести, к сожалению, к каким-то негативным последствиям. Они просто могут быть не замечены – вот это вот плохо. И информационное поле должно быть прозрачным, очищенным вот от этой всей излишней, может быть, специально кем-то организуемой ложной информации».

Однако все вышесказанное оказывается невозможным. Соцсети работают вне оценок сообщений на достоверность. Именно эта их «прозрачность» по отношению к фейкам сделала их столь популярными.

Есть еще один индустриальный способ воздействия на массовое сознание – это юмор. СССР в свое время вырастил свое новое поколение на КВНе. Это было настоящее живое общение, которое было невозможно в других передачах телевидения. А «телевидение + КВН» и создало эффект разрушительного действия.

Когда Сталин или Андропов требовали комедий от киноискусства, они хорошо понимали роль юмора. Люди хотят не только работать, но и отдыхать. И здесь тоже достигался планируемый эффект.

У Гефтера есть наблюдения над прошлым, по поводу которого в наших головах существуют только штампы. Мы бы никогда не подумали, например, о таком: «Никогда столько не хохотали, как в тридцатые годы, с таким облегчением и так свободно – черта времени. Смеялись и во время речей вождя, искренне смеялись. Роль смеха в тридцатые фиксируется даже протокольно – то и дело „смех в зале”, „хохот”» [16]. И в продолжение: «В конце сороковых этого смеха уже почти нет». Есть также и такое замечание, которое демонстрирует нам разного Сталина: «Сталин как автор и режиссер своих спектаклей в тайной сценарной работе много раз переписывает свою роль».

В определенный период развития телевидение заменило книги и стало главным способом проведения свободного времени. Наиболее популярными тогда были юмористические передачи, будучи частью развлекательной сферы. Люди устали быть серьезными на работе и дома. Это был индустриальный смех, когда вся страна в одной время слаженно смеялась над одним и тем же.

О современном телесмехе, тоже активно включаемом извне, пишет В. Шендерович. Вот три его наблюдения:

«Смех не возникает от движения мысли или чувства, парадокса или просто аристотелевского „несоответствия” – его как будто включают снаружи. Словно людям сделали укол или дали таблетку, чтобы они в течение двух часов гарантированно заходились от хохота. Это какой-то новый феномен, по-моему, и у меня нет ему объяснения. Может быть, это невроз, попытка заглушить тревогу?» [17];

«Идеологическая интоксикация вызывала сильное сопротивление организма. И если говорить о силах, разваливших СССР (помимо мирового заговора против святой России, разумеется), то в значительной степени чувство юмора его и разрушило»;

«Качество юмора, конечно, не связано напрямую с политическим режимом, но некоторый парадокс состоит в том, что против ветра, при правильно поставленных парусах, корабль набирает хороший ход. Советские примеры блестящей работы сатириков внутри цензуры – на нашей памяти, и общественная акустика при позднем совке создавала выигрышные условия для позитивного процесса».

Юмор и сатира в советское время в любую минуту могли оказаться под подозрением. Ее не обходил своим вниманием и страшный КГБ, который интересовался всем. Сохранились такие свидетельства: «Миниатюру „Курортный роман” для Геннадия Хазанова написал сценарист и сатирик Ефим Смолин, работавший со многими советскими юмористами. Она быстро обогнала по популярности знаменитые миниатюры Хазанова про студента кулинарного техникума, а многократно повторяемая в номере фраза „У-у ты какая!” стала, как сейчас бы сказали, мемом. Впрочем, спустя год и Хазанов, и Смолин попали в опалу. Это произошло после того, как Хазанов прочитал монолог Смолина „Письмецо”. В нем рассказывалось о муже, который изменил жене, а потом соврал, что выполняет секретное задание КГБ. В ноябре 1983 года председатель КГБ Виктор Чебриков направил в ЦК секретную записку „О негативной направленности отдельных выступлений артистов эстрады”. В ней говорилось, что Хазанов „использовал в некоторых выступлениях… идеологически вредную и сомнительную в эстетическом отношении интермедию Е. Смолина „Письмецо”». После этого Хазанову на год запретили выступать, а Смолину, как автору, запретили въезд в некоторые крупные города» [18].

Но они подпитывались и определенной реакцией населения. Вот что писал некто Петр Кабанько из г. Донецка в ЦК КПСС 3 июня 1965 года:

«Убедительно прошу Вас разъяснить мне, правильно ли я понимаю выступления Аркадия Райкина и какую пользу они приносят нашему народу?

1. Выступление Аркадия Райкина во Дворце Съездов, где он рассказал о молодом инженере, присланном на производство и который оказался круглым дураком. По этой причине заводские организации – партийная, профсоюзная и хозяйственники – посоветовались и решили отправить его в аспирантуру.

2. Выступление Аркадия Райкина по центральному телевидению 6-го или 7-го апреля на вечере, посвященном памяти выдающегося артиста современности Рубена Симонова. Здесь уже появляется русский ученый, ассистент, тоже круглый дурак, который так и не смог понять, что имя студента-грузина есть Авас, и в конце задает сам себе вопрос: „Так кто же дурак, я – Авас или Николай Иванович – ассистент?” И с большим удовлетворением восклицает: „Конечно же, Николай Иванович дурак, дурак и дурак!”».

3. Неоднократные выступления по центральному телевидению, где Райкин рассматривает большое количество фотографий снятых младенцев и с большим трудом припоминает или совсем не может вспомнить, кто же является матерью этого ребенка, и называет несколько русских имен женщин – Нины, Маруси и последнее имя Клавы, с младенца которой он будет получать алименты.

Почему Аркадий Райкин в первом своем выступлении взял не просто молодого инженера, а именно молодого инженера, только что присланного на производство? А только потому, что непосредственно на производстве „райкиных” почти нет, так как в своем большинстве они по окончании ВУЗа идут в НИИ, а русские идут на производство…

Точно такое же положение и со вторым выступлением Аркадия Райкина. Райкину очень хотелось бы, чтобы во всех высших учебных заведениях, в научно-исследовательских институтах и других научных институтах и учреждениях были бы только „райкины”. И вдруг, как и в первом случае, на пути встал русский ассистент Николай Иванович. Может быть, это тот самый молодой инженер-выпускник, посланный на производство, что оказался круглым дураком и был послан в аспирантуру, уже стал ассистентом. А может быть, другой, и это также не нравится Райкину, и он протестует в таком виде.

Третье выступление Райкина считаю оскорбительным для русских женщин, которых Райкин считает настолько легкомысленными и так легко поддающимися обольщениям, что при желании Райкин мог бы их иметь не десятками, как он рассматривал фотографии младенцев, а сотнями. Здесь, как и в предыдущих двух случаях, Райкин имел целью опорочить и унизить достоинство именно русских женщин, так как из всех перечисленных имен нет ни одной Цили, Сары, Розы и других.

Итак, во всех трех случаях у Райкина цель одна – унизить русских людей, как мужчин, так и женщин, использовав для этого разную тематику. Вот я и думаю, что было бы со мной или другим русским, если бы он взял у Райкина его материалы и выступил бы во всех тех же местах, где выступал Райкин, но вместо Николая Ивановича назвал Израиль Львовича и вместо русских имен женщин назвал бы Цилей, Сарой, Розой и другими? Вероятно, на следующий день после моего выступления я был бы известен как самый заядлый антисемит, и даже тот же Райкин с большим возмущением назвал бы меня антисемитом» [19].

Точно так, вероятно, Райкина ругали и на высоком уровне. Но кто-то, вероятно, и поддерживал, что позволяло ему продолжать свою работу.

Сегодняшнее исчезновение политического юмора частично можно объяснить тем, что в прошлом этот юмор был реакций на советские идеологические запреты. Жесткое давление сверху все равно требовало выпускания пара. Юмор чисто психологически понижал напряжение, которое создавалось идеологическим прессом. А человек не любит давления ни от религии, ни от идеологии, ни от власти.

Д. Быков замечает: «Что до исчезновения политических анекдотов, вытесненных анекдотами онтологическими, т. е. абсурдистскими, – у меня была удобная гипотеза: анекдот обычно просовывает свое лезвие в щель между официальной риторикой и подлинной идеологией государства. Ну, например: будет ли третья мировая война? Нет, но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется. Вышучивается агрессивная природа советской пропаганды, всегда замаскированная под голубиное миролюбие» [20].

Есть также и более ядовитое замечание С. Тарощиной: «Особенности российской смеховой стихии в том, что жизнь в закапсулированном государстве гораздо смешнее ее художественного осмысления» [21].

Мы можем как угодно долго язвить на подобные темы, но это серьезная проблема массового сознания, которое пытаются «уберечь» не от тех мыслей и моделей поведения. В результате все время падает роль случайности и свободного поиска, поскольку все вокруг становится запрограммированным наперед. Это в определенной степени имеет деструктивные последствия (о роли случайности в развитии см. мнение Г. Сатарова [22–23], он ссылается при этом на работы Д. Старка о гетерархии как отличного от иерархии типа объединения [24]).

М. Кияк обращает внимание и на защитные функции юмора: «Почему юмор эффективен? С одной стороны он базируется на фактах, с другой – продуцирует совсем другую реальность, и ты уже не знаешь, это правда или нет. Когда мы слушаем шутки, у нас отключается критическое мышление, и это наилучший способ продвижения месседжей, в том числе и политических. Это такой себе smart fake. Юмор обычно является вирусным, удобным и экономичным. Очень часто юмор опирается на социальные стереотипы, как это делается, например, со стороны россиян на тему украинцев. Благодаря юмору в России высмеивают „слабых и недалеких лидеров Запада” и возвеличивают „сильного” Путина. Одновременно, как мне представляется, юмор наиболее эффективен именно как элемент контрпропаганды. Это прекрасный защитный механизм, когда можно осмеять и довести до абсурда что угодно, любой фейк до абсурда. Он используется как защитный механизм против паники и страха или для того, чтобы преувеличить собственные силы и преуменьшить силу врага. В 2014–2015 годах юмор в Украине почти не использовали: люди были в определенной прострации. Но потом он очень хорошо выделился как механизм защиты. Как раз 2015–2016 годы – это бум появления разных комедийных шоу» [25].

Кстати, СССР также характеризовался массовым сатирическим изображением «американских империалистов», на чем выросло не одно поколение, например, художников «Крокодила», а также целая плеяда телеамериканистов советского периода.

Аркадий Недель говорит об анекдоте как реакции: «Штирлиц – это герой интеллигенции, это вообще про русскую интеллигенцию, находящуюся во внутренней эмиграции, в двойном сознании, и это анекдоты про наше мироощущение, мироощущение наших родителей. Социалистический, политический язык конца брежневской эпохи стал уже настолько бессмысленным, пародийным, обрел настолько монструозные формы, что бороться с ним и противопоставлять себя ему можно было исключительно при помощи лингвистической игры. Построенные на игре слов анекдоты про Штирлица – это борьба с этим уже монструозным официальным языком позднебрежневской эпохи» [26]. И его же такое наблюдение: «Анекдот начинает быть необходимым, когда иные формы дискурса, политического в том числе, перестают быть эффективными, перестают работать. И здесь очень интересен вопрос: когда эта энергия юмора иссякает, в каких социальных контекстах и политических ситуациях?»

Все это тот или иной тип реагирования. Государство создает цензуру в публичных коммуникациях, анекдот предлагает совершенно бесцензурный взгляд на мир. То есть чем сильнее цензура, тем большие возможности для развития получает анекдот.

Константин Райкин с болью говорит о дне сегодняшнем, когда цензура вновь взошла на свой вроде бы утраченный пьедестал: «Меня очень тревожат – я думаю, как и вас всех – те явления, которые происходят в нашей жизни. Эти, так сказать, наезды на искусство, на театр, в частности. Эти совершенно беззаконные, экстремистские, наглые, агрессивные, прикрывающиеся словами о нравственности, о морали, и вообще всяческими, так сказать, благими и высокими словами: „патриотизм”, „Родина” и „высокая нравственность”. Вот эти группки оскорбленных якобы людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло очень себя ведут, к которым как-то очень странно власть нейтральна – дистанцируется. Мне кажется, что это безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры. А запрет цензуры – я не знаю, как кто к этому относится, а я считаю, что это величайшее событие векового значения в нашей жизни, в художественной, духовной жизни нашей страны… Это проклятие и многовековой позор вообще отечественной нашей культуры, нашего искусства – наконец, был запрещен» ([27], см. также [28]).

При этом не следует забывать, что это естественное и обычное функционирование государства. Меняются лишь методы, когда отсутствующие сегодня репрессии могут превратиться в запрет спектакля. Государства всегда очень болезненно относится к любой публичной критике, оно привыкло, что критиковать может только оно само.

В советское время это было достаточно интенсивный процесс коррекции всего и вся, примерам чего нет числа: «Леонид Утесов в фильме „Веселые ребята” пел: „Нам песня жить и любить помогает!” Кто-то решил, что нечего размазывать мелкие чувствованьица в реконструктивный период. По радио зазвучало: „…строить и жить помогает”. Константин Симонов закончил стихотворение о Халхин-Голе словами: „Да, враг был храбр. Тем больше наша слава”. Авторский вариант увидел свет лишь после его смерти, а в 1939 году строку изменили на: „Да, враг коварен был”. В популярнейшей песне „Три танкиста” Сталин по соображениям текущей политики распорядился заменить „самураев” на „вражью стаю”. И ничего, что изначальный вариант к тому времени знали все от мала до велика» [29].

Мы живем в мире, откорректированном медиа. Мир может иметь большое разнообразие, медиа уменьшают это разнообразие. Даже когда они повествуют об отклонениях, они, по сути, усиливают дискурс упорядоченности, поскольку отклонения подаются как нарушение порядка.

Этим можно манипулировать. Е. Кадырова говорит о нагнетании страха в современной России, о том, как в общественные коммуникации активно внедряется не нормальный, а психиатрический дискурс: «Рациональное мышление, свойственное обыденному сознанию, было заменено искажающим реальность психотическим бредом, имитирующим логическое мышление выстраиванием конспирологических версий картины мира. Похоже, таким способом ослабленное ЭГО попыталось вернуть себе контроль над реальностью, справиться со страхом его полной утраты, защититься от хаоса. Но откуда же взялся этот хаос? Дело в том, что речь идет не о спонтанно возникшем, а об индуцированном и многократно усиленном пропагандой психозе. То есть в обществе существует прослойка людей, с чьего ведома и в чьих интересах этот процесс был запущен и продолжает подогреваться. Очевидно, что это те, кто отличается особой степенью цинизма. Они признают только право сильного, для них другой человек всегда объект для удовлетворения собственных потребностей и самоутверждения. Если они и способны к эмпатии, то используют ее главным образом как тонкий инструмент манипуляции другими, так как ни к состраданию, ни к привязанности не склонны. Отношения с другими строятся у них исходя из внутренней и внешней иерархии, в условной системе свой-чужой – по отношению к делимому „пирогу” общественных благ» [30].

Государство всегда будет заинтересовано в распространении нужных образцов поведения, что и делают школа и искусство, задавая стратегический уровень этих правил. Когда-то это делала религия, потом – идеология. Шаг влево или шаг вправо несет или наказание, или награду, тем самым вскоре все начинают идти в ногу.

Сталинское время давало четкие образцы правильного («героя») и неправильного («враг народа») поведения. Поколение за поколением ориентируются на образцы, поддерживаемые государством. Но разные виды перестраховки в этих процессах как советские, так и постсоветские замедляют развитие страны, оставляя все в коконе, не позволяя никаких трансформаций. Любой вид цензуры, воспринимаемый как счастье государством, является горем для граждан. И, к сожалению, исторический опыт исчезновения СССР, никого и ничему не учит.

Замена индивидуального мышления «индустриальным», как и медийно продиктованные картины мира или социальная память, в результате ведут к уничтожению разнообразия, что принципиально тормозит и политическое, и экономическое функционирование и развитие. В свое время СССР вошел в «застой» именно по таким причинам. А из «застоя» уже не было простого выхода.

Литература

1. Перанов О. Как Юрий Андропов спас фильм «Покровские ворота» https://sobesednik.ru/kultura-i-tv/20190923-pokrovskie-vorota-spas-andropov

2. Бурменко К. Любимые фильмы Сталина https://rg.ru/2014/05/10/kinostalina-site.html

3. Латышев А. Г. Сталин и кино http://www.ru-90.ru/content/%D0%BB%D0%B0%D1%82%D1%8B%D1%88%D0%B5%D0%B2-%D0%B0%D0%B3-%D1%81%D1%82%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D0%BD-%D0%B8-%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D0%BE

4. Лучший друг кино – товарищ Сталин http://akter.kulichki.net/stalin.htm

5. Андрусів В. Хто ми: виклики українській ідентичності в добу Зеленського https://hvylya.net/analytics/politics/hto-mi-vikliki-ukrainskij-identichnosti-v-dobu-zelenskogo.html

6. Пекар В. Навіщо ми разом? Післямова до новорічного звернення https://site.ua/valerii.pekar/24925-navischo-mi-razom-pislyamova-do-novorichnogo-zvernennya/

7. Казарин П. Битва за будущее https://nv.ua/opinion/pochemu-vybrali-vladimira-zelenskogo-sociologiya-2019-goda-i-samoopredelenie-novosti-ukrainy-50031842.html

8. Романенко Ю. Бандера, Ленин, и суть новогодней речи Зеленского https://hvylya.net/analytics/politics/bandera-lenin-i-sut-novogodnej-rechi-zelenskogo.html

9. Друзенко Г. Про що не сказав президент Зеленський у своєму Новорічному привітанні https://hvylya.net/analytics/politics/pro-shho-ne-skazav-prezident-zelenskij-u-svoiemu-novorichnomu-privitanni.html

10. Кисельные берега. Итоги с Евгением Киселевым https://www.youtube.com/watch?v=FGd3oyGl8Vc

11. Звягинцев А. Все это им подобает. О власти и «оттепели» https://chapaev.media/articles/10856

12. Neil Gaiman: Why our future depends on libraries, reading and daydreaming https://www.theguardian.com/books/2013/oct/15/neil-gaiman-future-libraries-reading-daydreaming

13. Гейман Н. Почему наше будущее зависит от библиотек, чтения и фантазии http://www.chaskor.ru/article/nil_gejman_pochemu_nashe_budushchee_zavisit_ot_bibliotek_chteniya_i_fantazii_41226

14. Переслегин С.Б. Обязана ли фэнтези быть глупой? http://www.igstab.ru/materials/black/Per_FoolFantasy.htm

15. Мирманова А. Михаил Фрадков об информации и информаторах. Интервью https://rezonans.kz/%d0%bc%d0%b8%d1%85%d0%b0%d0%b8%d0%bb-%d1%84%d1%80%d0%b0%d0%b4%d0%ba%d0%be%d0%b2-%d0%be%d0%b1-%d0%b8%d0%bd%d1%84%d0%be%d1%80%d0%bc%d0%b0%d1%86%d0%b8%d0%b8-%d0%b8-%d0%b8%d0%bd%d1%84%d0%be%d1%80%d0%bc/

16. Павловский Г. Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством https://history.wikireading.ru/253306

17. Шендерович В. При симуляции демократии обязательно появится симуляция сатиры http://www.ng.ru/stsenarii/2019-12-23/10_7759_melon.html

18. Казиник М. Советский стендап в 8 выступлениях https://arzamas.academy/mag/648-humor