Текст книги "История мировой цивилизации"

Глава XXXIV. Между Римом и Китаем

Последние два века до P. X. отмечают новую эру человечества. Месопотамия и восточные страны Средиземного моря уже не являются более средоточием всеобщих интересов. Хотя Месопотамия и Египет и продолжали оставаться густо населенными, плодородными и богатыми странами, но они уже не являлись более владыками мира, и власть понемногу распространялась на восток и на запад. Две новые империи владычествовали теперь над миром – новая Римская империя и возродившийся Китай. Рим распространил свою власть до Евфрата, но никогда не смог перейти за этот предел из-за его географической отдаленности. За границами Евфрата прежние персидские и индийские владения селевкидов подпали под владычество новых повелителей. Китай находился теперь под властью династии Хань, сменившую династию Цинь после смерти Шихуанди, и распространил свое владычество за Тибет и Памирские ущелья, вплоть до Туркестана. Но здесь распространение китайского владычества кончилось; дальнейшие завоевания были недоступны вследствие отдаленности.

Китай в эту эпоху представлял собою самую великую, культурную политическую силу в мире. По пространству и по количеству населения он превышал тогда Римскую империю в эпоху ее полного расцвета. И все же этим двум державам было вполне возможно существовать и развиваться одновременно, почти что в полном неведении друг о друге. Благодаря отсутствию организованной сети путей сообщения, как сухопутных, так и морских, дело не доходило до непосредственного столкновения.

Все же оба государства оказывали очень сильное и глубокое влияние, как взаимно друг на друга, так и на судьбу областей в Азии и Индии, лежавших между ними. Известный товарообмен уже существовал; караваны верблюдов проходили через Персию, и каботажные торговые корабли доходили до Индии и Красного моря. В 66 году до P. X. римские войска под предводительством Помпея, следуя по пути Александра Великого, дошли даже до восточных берегов Каспийского моря. В 102 году по P. X. китайский отряд под начальством Пан-Чао достиг Каспийского моря и отправил обратно послов донести о могуществе Рима. Но прошло еще много времени, прежде чем положительные знания и непосредственные сношения создали связь между великими параллельными мирами Европы и Восточной Азии.

К северу от этих двух держав находились дикие пустыни. Теперешняя Германия представляла непроходимые леса, леса эти простирались вглубь России и являлись убежищем гигантских быков-зубров, ростом почти со слона. К северу же от азиатских хребтов тянулись бесконечные пустыни, тундры, степи и леса. В восточной части азиатских возвышенностей находился великий треугольник Манчжурии. Большинство этих областей между Южной Россией, Туркестаном и Манчжурией имели, и теперь еще имеют, исключительно неустойчивый климат. На протяжении столетий количество выпадающего дождя в них сильно изменилось. Климат этих стран всегда был предательским для человека. В течение многих лет земли эти производят злаки и доступны для земледелия, а затем наступают периоды, когда влажность сильно уменьшается и стоят убийственные засухи.

Западная часть этого дикого севера, от германских лесов и до юга России и Туркестана, а также от Готландии и до Альп, была родиной северных народов и арийского языка. Из восточных степей и пустынь Монголии вышли гунны, или монголы, или татары, или тюркские племена – ибо все эти народы были родственны по языку, расе и образу жизни. В то время, как северные народы постоянно распространялись за пределы своих собственных границ, стремясь к югу, к развивающимся цивилизациям Месопотамии и побережья Средиземного моря, племена гуннов также высылали избыток своего населения в виде бродяг, разбойников и завоевателей в благоустроенные области Китая. В годы урожая на севере население увеличивалось; но достаточно было, чтобы наступило оскудение пастбищ или поветрие на скот, и голодные воинственные племена начинали передвигаться на юг.

Была эпоха, когда одновременно существовали две довольно сильные империи, которые могли удержать наплыв варваров и даже раздвигать границы собственной власти. Расширение империи Хань со стороны Китая в Монголию было значительно и длительно. Народонаселение Китая не ограничивалось пределами Великой стены. За пограничными отрядами империи следовал и китайский хлебопашец с своей лошадью и плугом, вспахивая пастбища и обрабатывая землю. Гунны совершали набеги, грабили и убивали население, но не выдерживали встречи с китайскими карательными экспедициями. Кочевым народам оставался выбор или принять оседлость и взяться за плуг, обращаясь в китайских плательщиков податей, или продвигаться дальше в поисках новых летних пастбищ. Некоторые выбирали первый исход и ассимилировались, другие продвигались на северо-восток и восток через горные проходы к восточному Туркестану.

Стремление на восток монгольских кочевых народов началось около 200 лет до Р. Х. Оно заставляло арийские племена продвигаться на запад. Те, в свою очередь, надвигались на римские границы и были готовы прорвать их при малейшем проявлении слабости Рима. Парфяне, народ смешанного монгольского и скифского происхождения, в I веке до P. X. спустились до Евфрата и воевали в Помпеем Великим во время его похода на восток. Они разбили и умертвили Кросса. Они сменили династию селевкидов династией парфян, царей из рода Арсакидов.

В эту эпоху путь наименьшего сопротивления продвижению голодных кочевников лежал не на восток и не на запад, а вел через Центральную Азию и затем на северо-восток через Киберийский горный проход в Индию. В эти века римского и китайского могущества Индии пришлось выдержать монгольское нашествие. Ряд завоевателей-хищников продвигался через Пенджаб в широкие долины, предавая все разрушению и опустошению. Царство Ашоки было разрушено, и история Индии на время покрывается мраком. Некая династия Кушана создала Индо-Скифскую державу, державу хищнических народов, и временно управляла Северной Индией и поддерживала некоторый порядок. Эти набеги продолжались в течение нескольких веков. В продолжение большей части V века по Р. Х. Индия подвергалась нападениям хефталитов или белых гуннов, собиравших дань с мелких индусских князьков и державших в состоянии страха всю Индию. Хефталиты эти каждое лето кочевали по Восточному Туркестану и каждую осень возвращались и терроризировали Индию.

Во II веке до P. X. великое несчастие обрушилось как на Римскую, так и на Китайскую империи, очевидно, и послужившее причиной ослабления сопротивления обоих государств нашествию варваров. Причиной этой была неслыханной силы чума. Чума эта в течение одиннадцати лет свирепствовала в Китае и глубоко расшатала весь его общественный строй, династия Хань пала, и Китай вступил в новый период разделения и смут, из которого ему суждено было выйти не ранее VII века по P. X. с приходом великой династии Тан.

Зараза из Азии распространилась в Европу. Она свирепствовала в Римской империи с 164 до 180 года по P. X. и, по-видимому, основательно подорвала государственные основы Рима. До нас дошли сведения об опустошении целых провинций после эпидемий, а в правительстве замечается понижение энергии и работоспособности. Во всяком случае, мы видим, как после некоторого времени граница перестает быть неприступной и прорывается то в одном, то в другом месте. Новый северный народ – готы, когда-то вышедший из Готланда в Швеции, переселился через Россию на низовья Волги и на побережье Черного моря и там занялся мореплаванием и морским разбоем. К концу II века они, по-видимому, стали испытывать давление гуннов с востока на запад. В 247 году они переправились через Дунай, совершив большой сухопутный набег, разбили и умертвили императора Деция в битве, происшедшей на месте нынешней Сербии. В 236 году другой германский народ, франки, прорвал границу около нижнего Рейна, и Эльзас был наводнен нахлынувшими аллеманами. В Галлии легионам удалось отразить врага, но на Балканском полуострове готы беспрерывно возобновляли свои нападения. Римская империя потеряла, например, целую провинцию, – Дакию. Гордая уверенность Рима была нарушена. В 270–275 годах император Аврелиан вынужден был укрепить Рим, в продолжение трех веков бывший открытым, безопасным городом.

Глава XXXV. Жизнь простого народа во времена Римской империи

Прежде чем начинать рассказ о создании Римской империи, ее расцвете и безопасности, начиная с Августа Цезаря, и затем упадка, не мешало бы обратить внимание на жизнь масс на всем протяжении великого государства. В нашем описании мы уже дошли до событий, произошедших за 2000 лет до нашего времени, когда жизнь цивилизованных людей, как в римских владениях, так и во владениях династии Хань, начинала все более походить на жизнь их цивилизованных преемников наших дней.

В западном мире к этому времени металлические деньги были во всеобщем употреблении. Помимо жрецов было много людей с самостоятельными средствами, которые не были ни должностными лицами, ни жрецами; люди путешествовали гораздо больше и легче, чем прежде; существовали уже большие дороги и постоялые дворы. По сравнению с прошлым, с периодом, предшествующим 500 году до P. X., жизнь стала гораздо свободнее. До этого времени цивилизованные люди были прикреплены к известной области и стране, были связаны традициями, имели весьма ограниченный умственный кругозор. Только кочевники путешествовали и торговали.

Но ни римский мир, ни мир династии Хань не представлял картины однообразной цивилизации во всех своих частях. Существовало много местных различий, больших контрастов и неравенства культуры между разными областями, точно так же, как они и ныне существуют под властью Англии в Индии. На этом громадном пространстве всюду были вкраплены римские гарнизоны, и среди них господствующим языком был латинский, и поклонялись они римским богам. Но там, где города и столицы существовали до прихода римлян, они продолжали свое прежнее существование. Они были подчинены, но в них сохранялась известная доля самоуправления и, временно по крайней мере, они по-своему продолжали поклоняться своим богам. Латинский язык никогда не был господствующим ни в Греции, ни в Малой Азии, ни в Египте, ни вообще на находящемся под эллинским владением востоке. Там непобедимо властвовал грек Савл Тарсанин, который сделался апостолом Павлом, был евреем и римским гражданином, но говорил и писал по-гречески, а не по-еврейски. Даже при дворе парфянской династии, свергнувшей греческих селевкидов в Персии и стоявшей совершенно вне границ Римской империи, греческий язык был языком модным. В некоторых областях Испании и Северной Африки язык Карфагена сохранялся в продолжение некоторого времени, несмотря на разрушение Карфагена. Такой город, как Севилья, процветавший тогда, когда имя Рима было еще неизвестно, сохранил свою семитическую богиню и свой семитический язык в течение поколений, несмотря на существование колонии римских ветеранов в Италике на расстоянии нескольких миль от него. Родным языком Септимия Севера (царствовавшего с 193 до 211 г. по P. X.) был карфагенский. Впоследствии он изучил латинский язык, как изучают языки иностранные; и рассказывают, что сестра его никогда не научилась говорить по-латыни и управляла своим римским хозяйством, говоря на пуническом языке.

В таких странах, как Галлия и Британия, и в провинциях, как Дания (находившаяся, приблизительно, там, где ныне находится Румыния) и Паннония (часть Венгрии к югу от Дуная), где до прихода римлян не существовало больших городов, храмов и культур, Римская империя сама способствовала «латинизации». Тут она давала стране цивилизацию. Рим создавал столицы и города, и там латинский язык с самого начала становился языком господствующим, там поклонялись римским богам и следовали римским обычаям и модам. Румынский, итальянский, французский и испанский языки, все эти разновидности латинского языка, сохранились, чтобы напомнить нам о том, как широко были распространены латинский язык и обычаи. Северо-Запад Африки также в значительной степени стал употреблять латинский язык. Египет, Греция и остальные государства к западу никогда не были латинизированны. Они и по духу и по культуре остались египетскими и греческими. И даже в самом Риме, среди образованных людей, а греческая литература и знание совершенно справедливо предпочитались латинским.

В этой разнородной империи способы производства и ведение дел также были очень разнообразны.

Земледелие, большей частью, продолжало быть главным занятием оседлого населения. Мы уже рассказывали о том, как в Италии фермы отважных свободных земледельцев, составляющих лучший элемент в первый период Римской республики, после Пунических войн вытеснены имениями, обработанными рабами. Греческий мир был знаком с различными способами обработки земли, начиная с армадской системы, согласно которой каждый свободный гражданин собственноручно обрабатывал свою землю, и кончая спартанской, в которой работать считалось делом позорным и где земледельческие работы производились особым классом рабов – илотами. Но в описываемую эпоху этого уже не было, и почти во всем цивилизованном мире распространялась система крупных имений, обрабатываемых трудом рабов. Земледельческие работы выполнялись пленниками, говорившими на многих различных языках, так что они не могли понимать друг друга, или же это были прирожденные рабы. Между ними не было солидарности, чтобы противостоять угнетению, не было освященных обычаем прав; у них не было образования; читать и писать они не умели. Хотя они составляли большинство деревенского населения, им никогда не удавалось произвести удачное восстание. Восстание Спартака в I веке до P. X. было восстанием специально обученных для гладиаторской борьбы рабов, земледельческие работники Италии в последние дни республики и в начале империи переносили страшные истязания. Ночью их приковывали, чтобы они не могли бежать, или им брили половину головы, тоже чтобы затруднить побег. У них не было собственных жен; хозяева их оскорбляли, калечили, убивали. Хозяин имел право продать раба для борьбы с дикими зверями на арене. Если раб убивал своего хозяина, все рабы того дома, а не только виновник, предавались распятию. В некоторых областях Греции, в особенности в Афинах, судьба раба никогда не была столь ужасна, но все же она всегда была отвратительна. Для этой части населения варвары, которые вскоре после этого прорвали заградительные цепи легионов, явились не врагами, а спасителями.

Система рабства проникла во все виды промышленности и во все работы, которые могли производиться артелями. Работы в рудниках, добывание металлов, работы на галерах, сооружение дорог и больших зданий большею частью совершались с помощью рабов. Почти все домашние работы также производились рабами. Существовали небогатые свободные жители или вольноотпущенные в городах и деревнях, которые работали для себя или за жалование. Это были ремесленники, надсмотрщики и т. п. работники, принадлежавшие к новому классу платных тружеников, вступавших в конкуренцию с трудом рабов; но нам неизвестно, какой процент общего населения они составляли. Вероятно, число их сильно колебалось в различное время и в различных местностях. Существовало также много разновидностей рабства, начиная от раба, прикованного ночью и кнутом погоняемого на ферму или в каменоломню, и кончая рабом, которому хозяин считал выгодным для себя предоставить самостоятельно обрабатывать собственный кусок земли или также самостоятельно трудиться над своим ремеслом, позволял ему иметь жену, как свободному человеку, требуя лишь уплаты достаточного откупа.

Были и вооруженные рабы. В период начала Пунических войн, в 264 году до P. X., в Риме был возобновлен этрусский обычай заставлять рабов сражаться друг против друга. Это сделалось модным спортом, и вскоре каждый знатный богач Рима содержал целую свиту гладиаторов, которые иногда сражались на арене, но настоящей обязанностью которых было состоять при нем в качестве воинственных телохранителей. Были и ученые рабы. Победы последнего периода республики были одержаны над высокообразованными странами; то были города Греции, Северной Африки и Малой Азии; они давали приток многих высокообразованных пленников. Воспитателем молодого аристократа-римлянина, большею частью, бывал раб. Богачи держали греческих рабов в качестве библиотекарей, секретарей и ученых. Они заводили себе собственных поэтов, как заводят ученую собачку. В этом мире рабства вырабатывались традиции современных литературных знаний и критики, которые неизбежно становились забитыми, мелочными и уделяющими слишком много места полемике. Существовали также предприимчивые люди, которые покупали многообещающих мальчиков-рабов, воспитывал их и потом продавали. Рабов подготовляли в переписчики, ювелиры и для других квалифицированных профессий.

За четыреста лет, протекших с первых дней побед во времена «Республики богатой знати» и вплоть до дней распадения, последовавших за великой чумой, произошло много глубоких перемен в судьбе рабов. Во II веке до P. X. военнопленные рабы были чрезвычайно многочисленны, нравы были грубы и жестоки; у рабов не было никаких прав, не существовало такого оскорбления, которому в те дни не подвергались бы они. Но уже в I веке по P. X. заметно значительное улучшение в отношении римской цивилизации к рабству. Во-первых, пленных стало значительно меньше, и рабы стали дороже. И рабовладельцы начали соображать, что выгода и удобства, которые они получали от своих рабов, увеличивались по мере возрастания чувства самоуважения среди этих несчастных. Возвышался также весь нравственный уровень общества, стало проявляться чувство справедливости. Жестокости был поставлен предел; хозяину не позволялось более продавать раба для борьбы со зверями; раб приобрел право собственности над своим, так называемым, «благоприобретенным скарбом»; рабам для поощрения платили жалование; допускалась известная форма брака между рабами. Многие виды земледельческих работ не могут быть производимы артелью или же требуют артельной работы только в определенные времена года. В странах, где существовали такие условия, раб скоро обращался в крепостного, платящего хозяину часть продуктов или работающего на него в известные периоды.

Когда мы начинаем уяснять себе, до какой степени эта великая Римская империя, с населением, говорившим по-латински и по-гречески в период первых двух столетий по P. X., была государством рабов, как незначительно было меньшинство, обладавшее честью и свободой, то сразу становится понятна причина ее разложения и упадка. Существовало очень мало того, что мы теперь называем «семейной жизнью»; было мало семейств, ведущих трезвую жизнь, жизнь активного мышления и изучения; школы, как высшие, так и низшие, были малочисленны и отдалены друг от друга. Нигде нельзя было найти свободную мысль и свободную волю. Большие дороги, развалины прекрасных зданий, сохранившихся до наших времен, традиции законности и власти, оставленные римлянами, перед которыми дивятся последующие поколения, не должны скрывать от нас, что все это внешнее великолепие было построено на обломках надломленной воли, ценой придавленного мышления и искалеченных и извращенных желаний. И даже меньшинство, господствовавшее над всем этим обширным, порабощенным и забитым миром, угнетенным насильственным трудом – даже это меньшинство в глубине души было неспокойно и несчастно. В этой атмосфере увядали искусство и литература, наука и философия ума. Было много переписывания и подражания, изобилие художественных ремесленников, много рабского педантизма среди раболепствующих ученых, но вся Римская империя, в течение четырех веков, не произвела ничего, что можно было бы сравнить с смелой, благородной умственной деятельностью сравнительно маленького города Афин в течение одного столетия его процветания. Афины пришли в упадок во время римского владычества. Пришла в упадок и наука Александрии. Казалось, те дни были днями упадка духа человечества.

Глава XXXVI. Религиозные движения во времена Римской империи

В первые два века по P. X. в душе человека латинской и греческой культуры чувствовалось разочарование и неудовлетворенность. Царили жестокость и принуждение; было много гордости и внешнего блеска и мало чести. Не было спокойствия, уверенности в прочности положения. Несчастных презирали, и они влачили жалкое существование; счастливые были не уверены в своем счастье и лихорадочно искали наслаждений. Во многих городах жизнь сосредоточивалась на кровавом увлечении ареной, где бились, подвергались истязаниям и умирали люди и животные. Таков был основной тон жизни. Беспокойство человека проявлялось в глубоком религиозном волнении.

С того дня, как первые полчища арийцев ворвались в страны старейшей культуры, прежние боги, жившие в храмах, и жреческие касты неизбежно должны были претерпеть значительные изменения или погибнуть. В продолжение сотен поколений смуглые народы земледельческих стран сосредоточивали свою жизнь и свое мышление вокруг храма. Над их умами властвовала мысль о долге и страх перед нарушением обычаев, мысль о жертвоприношениях и тайнах. Боги их кажутся современному мышлению чудовищными и бессмысленными, потому что мы сами принадлежим к арийскому миру. У древнейших народов эти божества обладали всею живостью и убедительностью существ, видимых в глубоком сне. В Шумерии или древнем Египте победа одного города-государства над другим означала перемену или переименование богов и богинь, но, в общем, оставляла нетронутыми форму и дух культа. Не происходило перемены и в его общем характере. Действующие лица сновидения менялись, но само сновидение продолжалось и оставалось тем же самым сном. И первые семитические завоеватели были достаточно родственны шумерийцам по духу, чтобы перенять от покоренной месопотамской культуры ее религию без каких-либо коренных перемен. Египет был далеко не безучастен к вопросам религий, чтобы в нем можно было произвести религиозный переворот. Как при Птолемеях, так и при Цезарях его храмы оставались чисто египетскими.

Пока войны происходили между народами одинаковых религиозных и общественных воззрений, было возможно путем различных перестановок и ассимиляции преодолевать столкновения между богами разных храмов и областей. Если оба бога были одинаковы по своему характеру, они сливались. Бог остается тем же самым, только под другим именем, – говорили жрецы и народ. Такое слияние богов называется теокразией, и века великих завоеваний за 1000 л. до P. X. были веками теокразии. На больших пространствах местные боги были заменены или, скорее, поглощены одним общим богом. Таким образом, когда наконец еврейские пророки и провозгласили в Вавилоне единого бога справедливости во всем мире, человеческий ум был к этому вполне подготовлен.

Но часто боги были слишком несходны для такой ассимиляции, и тогда их соединяли какими-нибудь правдоподобными отношениями. Богиня (а эгейские народы, до появления греков, были особенно склонны верить в богинь-матерей) становилась женой какого-нибудь бога, а бог-животное или бог-звезда очеловечивался, и животное, небесное светило, змий, Солнце делались украшением или символом бога. Или же бог покоренного государства становился злобным противником светлых богов. История теологии полна таких приспособлений и компромиссов между местными богами и стараний придать им разумные формы.

В то время, как Египет в своем развитии переходил от городов-государств к объединенному государству, такая теокразия была очень распространена. Главным богом был Осирис, жертвенный бог жатвы, земным воплощением которого был фараон. Осирис изображался постоянно умирающим и вновь воскресающим; он был не только посевом и жатвой, но также, по естественному развитию мысли, и путем к человеческому бессмертию. Одним из его символов был ширококрылый жук, который закапывает свои яйца для того, чтобы они снова вернулись к жизни; другим – лучезарное Солнце, которое заходит для того, чтобы снова взойти. Позднее он был олицетворен Аписом – священным быком. С ним была связана богиня Исида. Исида была в то же время и Хатхор – богиней-коровой, молодым месяцем, морской звездой. Осирис умирает, а Исида рождает сына Гора, который в то же время есть бог-ястреб и рассвет и который снова делается Осирисом. Исида изображается с ребенком Гором на руках, стоящая на молодом серпе месяца. Эти взаимоотношения логически бессвязны, но они были созданы человеческим умом задолго до того, как развилось устойчивое, систематическое мышление, и в них есть какая-то фантастическая связь сновидения. За этим тройным божеством шли другие, темные египетские боги, боги зла, – Анубис с собачьей головой, черная ночь и др., – соблазнители и враги, пожирающие бога и человека…

Всякая религиозная система с течением времени приспособляется к человеческой душе и, без сомнения, из этих нелегальных и даже нелепых символов египтяне умели создавать себе пути к истинному благочестию и утешению. В египетском мышлении стремление к бессмертию было очень сильно, и вся религиозная жизнь вращалась вокруг этого стремления. Египетская религия была религией бессмертия больше, чем какая-либо когда-нибудь существовавшая религия. Когда Египет пал под натиском чужеземных завоевателей и египетские боги потеряли свое политическое значение, это стремление к бессмертию еще усилилось.

После завоевания Египта греками новый город, Александрия, стал центром египетской религиозной жизни, да, пожалуй, даже и религиозной жизни всего эллинского мира. Птолемеем I был построен большой храм Серапеум, в котором поклонялись своего рода тройному божеству. Это были Серапис (переименованные Осирис и Апис), Исида и Гор. Их считали не отдельными богами, а лицами единого божества, и Серапис был в то же время и Зевсом у греков, и Юпитером у римлян, и богом Солнца у персов. Этот культ распространялся всюду, куда проникало эллинское влияние, даже в северной Индии и западном Китае. Идея бессмертия, бессмертия вознаграждающего и утешающего, с жадностью принималась миром, в котором жизнь обыкновенного человека была безнадежно тяжела. Серапис назывался «спасителем душ». «После смерти», читаем мы в песнопениях того времени, «мы остаемся на попечении его провидения». Много поклонников привлекала Исида. В своих храмах она изображалась небесной царицей с ребенком Гором на руках. Перед ней возжигались свечи, приносились жертвы, служили ей жрецы, давшие обет безбрачия.

Возникновение Римской империи открыло этому культу доступ в западноевропейский мир. Храмы Сераписа – Исиды, песни жрецов, надежды на бессмертие – все это сопутствовало римским знаменам в Шотландии и Голландии. Но у религии Сераписа – Исиды было много соперников. Из них важнейшим была религия Митры. Это была религия персидского происхождения и сосредоточивалась вокруг каких-то ныне забытых таинственных легенд, в которых Митра приносил в жертву священного быка. В ней мы как будто различаем нечто более первобытное, чем сложная, мудреная вера Сераписа – Исиды. В ней мы переносимся к кровавым жертвам периода Солнцепоклонников. Изображаемый на памятниках Митры бык всегда истекает кровью из раны в боку, и из этой крови рождается новая жизнь. Вновь принимаемый в религию Митры должен был выкупаться в крови быка. При посвящении он становился под дощатый помост, на котором убивали быка, так что кровь стекала на него.

Обе эти религии, а также и многие другие сходные культы, распространявшиеся среди рабов и граждан при первых римских императорах, были религиями личными. Они стремились к личному спасению, к личному бессмертию. Более древние религии не были личными в этом смысле; они были общественными. По старому обычаю бог или богиня были прежде всего богами города или государства и затем уже богами отдельного человека. Жертвоприношения были общественными, а не частными церемониями. Они касались общих материальных нужд земной жизни. Греки первые, а за ними римляне, отделили религию от политики. Под влиянием египетских обычаев религия замкнулась в потустороннем мире.

Эти новые религии личного бессмертия отняли от старых государственных религий вдохновлявшее их чувство, их душу, но они не заменили их. Обыкновенно город при первых римских императорах имел несколько храмов самых разнообразных богов. В нем можно было бы найти храм Юпитера Капитолийского, великого римского бога, и в то же время обычно там был и храм царствующего Цезаря, ибо Цезари переняли от фараонов мысль о возможности стать богами. В этих храмах богопочитание было холодным, величественным, политическим служением; туда человек приходил принести жертву и сжечь щепотки фимиама, чтобы показать свою преданность. Но, обремененный своими личными невзгодами, он шел за советом и облегчением в храм Исиды, любимой небесной царицы. Существовали и местные особенные боги. Севилья, например, долго почитала старую карфагенскую Венеру. В какой-нибудь пещере или подземном храме, наверное, можно было найти алтарь Митры, посещаемый легионерами и рабами. А по всей вероятности где-нибудь была и синагога, в которой собирались евреи читать свою Библию и проповедовать свою веру в невидимого бога вселенной. С евреями иногда происходили столкновения на почве соблюдения политической стороны государственной религии. Они учили, что их бог был богом ревнивым, не терпящим идолопоклонства, и отказывались принимать участие в общественных жертвоприношениях Цезарю. Они даже отказывались отдавать честь римским знаменам, считая это идолопоклонством.

На востоке, еще задолго до Будды, существовали аскеты, т. е. люди обоего пола, отказавшиеся от мирских удовольствий, отвергавшие брак и собственность и искавшие духовной силы и избавления от житейских волнений и злоключений в воздержании, страдании и одиночестве. Сам Будда был противником преувеличенного аскетизма, но многие из его учеников следовали монашескому образу жизни с большой строгостью. Темные греческие культы проводили такую же дисциплину, доходя даже до самокалечения. В I веке до P. X. аскетизм появляется также и в еврейских общинах Иудеи и Александрии. Целые общины оставляли мир и предавались воздержанию и мистическому созерцанию. Такова, например, была секта ессеев. В продолжение всего I и II веков после P. X. существовало почти повсеместное движение, склонявшееся к отказу от жизни, всемирное искание «спасения» от зол того времени. Исчезло прежнее чувство установленного порядка, прежнее доверие к жрецу и к храму, к закону и обычаю. Среди царивших рабства, жестокости, страха, беспокойства, разорения, хвастливости, распущенности вспыхнула эта эпидемия самоотречения, эпидемия умственной неустойчивости, этого отчаянного искания покоя, даже ценою отречения от мира и добровольного страдания. Это чувство и наполняло Серапеум рыдающими и кающимися и влекло новообращенных к мраку и крови пещер Митры.