Текст книги "История мировой цивилизации"

Глава LXVI. Революция и голод в России

Больше чем за год до полного крушения Центральных Держав, выбыла из стран Россия, наполовину восточная монархия, считавшая себя наследницей Византийской Империи. Уже за несколько дет до начала войны царизм проявлял признаки глубокого разложения: двор был под влиянием фанатического религиозного самозванца Распутина, и члены правительства, гражданского и военного, отличались крайней неспособностью и нравственной испорченностью. В начале войны пламя патриотического энтузиазма охватило Россию. Под знамена были призваны огромные армии, для которых не было ни соответствующего воинского снаряжения, ни надлежащего опытного офицерского состава. Эти громадные массы, бедно снаряженные и плохо управляемые, были брошены на германскую и австрийскую границы.

Не может быть никакого сомнения в том, что быстрое наступление русских армий в Восточной Пруссии в сентябре 1914 г. отвлекло энергию и внимание немцев от их первого победного натиска на Париж. Страдания и смерть десятков тысяч почти брошенных на произвол судьбы русских крестьян спасли Францию от полного разгрома в эти памятные годы начала кампании и сделали всю Западную Европу должницей этого великого и трагического народа. Однако, огромное напряжение войны было не под силу этой широко раскинувшейся и плохо организованной империи. Русские солдаты посылались в бой без поддержки артиллерии, иногда даже без ружейных патронов. В пылу военного энтузиазма офицеры и генералы не щадили своих солдат. Сначала казалось, что они страдают безропотно, как переносят страдания животные. Но есть предел даже и терпению самых бессознательных людей. Глубокое отвращение к царизму росло в рядах этих безжалостно уничтожаемых и обманутых людей. С конца 1915 года Россия становится источником все возрастающего беспокойства для своих западных союзников. Весь 1916 г. она преимущественно оборонятся и разносятся слухи о сепаратном мире с Германией.

29 декабря 1916 г. старец Распутин был убит на званом обеде в Петрограде, и была сделана запоздалая попытка спасти царизм. К марту события начинают быстро развертываться. Голодные бунты в Петрограде выливаются в форму революционного восстания. Была сделана попытка насильственного роспуска представительного собрания Думы и ареста либеральных вождей. В результате этого образовалось Временное правительство под председательством князя Львова, и 15 марта произошло отречение царя. Одно время клалось, что умеренная и планомерно проведенная революция может привести даже и к власти нового царя, но затем стало ясно, что недоверие к правительству со стороны народных масс России зашло слишком далеко, чтобы допустить подобные компромиссы. Русский народ был смертельно болен, благодаря старым порядкам вещей в Европе, царям, войнам и Центральным Державам. Он хотел отдыха от своих невыносимых бедствий. Союзники не понимали российской действительности. Их дипломаты не знали России; они больше внимания обращали на русский двор и аристократию, чем на Россию и упорно делали промах за промахом в создавшемся новом положении. Они не выказывали большой симпатии к республике, напротив проявляли склонность совать палки в колеса новому правительству, поскольку это было только в их силах. Во главе русского республиканского правительства стоял красноречивый и эффектный вождь Керенский, который вскоре и оказался между двух огней: более глубоким революционным движением, «социальной революцией», у себя на родине и холодным пренебрежением со стороны союзников за границей. Союзники не позволяли ему ни наделить крестьян землей, которой они так добивались, ни заключить мир на границах России. Французская и британская прессы вынуждали своего истощенного союзника к новому наступлению, но когда немцы произвели сильную атаку с моря и суши на Ригу, Британское Адмиралтейство растерялось перед перспективой посылки балтийской экспедиции на выручку союзнику. Новая русская республика должна была сражаться без поддержки. Необходимо заметить, что, несмотря на свой перевес на море и энергичные протесты английского адмирала, лорда Фишера (1841–1920), англичане и их союзники, если не считать нескольких атак, произведенных подводными лодками, предоставили немцам полное господство на Балтийском море на все время войны.

Население России было, однако, полно решимости положить во что бы то ни стало конец войне. В Петрограде образовалось собрание представителей рабочих и солдат – «Совет» – выставившее требование созыва международной социалистической конференции в Стокгольме. Голодные бунты происходили в это время в Берлине, утомление войной в Австрии и Германии достигло своего предела, и последующие события показали, что, без сомнения, такая конференция ускорила бы заключение справедливого мира на демократических основах и предупредила бы революцию в Германии. Керенский умолял своих западных союзников допустить созыв этой конференции. Но, опасаясь мирового распространения социализма и республиканского духа, они отказались, вопреки благоприятному отзыву большинства Британской Рабочей Партии. Лишенная моральной и физической поддержки со стороны союзников, несчастная «умеренная» русская республика все еще продолжала сражаться и в июле произвела последнюю отчаянную попытку наступления, потерпевшую неудачу после небольшого первоначального успеха и закончившуюся для русских новым ужасным кровопролитием.

Терпение русского народа истощилось. Начались мятежи в армии, в особенности на северном фронте, 7 ноября 1917 г. правительство Керенского было свергнуто и власть захвачена Советами, руководимыми социалистами-большевиками и их вождем Лениным, начавшими мирные переговоры вопреки желанию западных держав. 2 марта 1918 г. сепаратный мир между Россией и Германией был подписан в Брест-Литовске.

Вскоре стало ясно, что эти социалисты-большевики были людьми совсем другого рода, чем болтуны конституционалисты и революционеры времен Керенского. Это были фанатики коммунисты-марксисты. Они верили, что их захват власти в России был только началом всемирной социальной революции и приступили к изменению социального и экономического строя с слепой верой фанатиков и полной неопытностью. Западноевропейские и Американское правительства были сами слишком плохо осведомлены и не были в состоянии руководить этим необычайным опытом или помочь ему. Печать же дискредитировала начинания большевиков, а правящие классы стремились свергнуть этих узурпаторов, чего бы это ни стоило им или России. Отвратительные выдумки и гнусная ложь беспрепятственно распространялись печатью всего мира. Вожди большевиков представлялись невероятными чудовищами, пресыщенными кровью и грабежами и ведущими такой распущенный образ жизни, перед которым нравы царского двора в период господства Распутина казались самой невинностью. В истощенную страну отправлялись экспедиции, поддерживались мятежи, организовывались набеги, причем восставшие снабжались оружием и субсидировались. Никакие методы борьбы не казались слишком низкими или слишком ужасными испуганным врагам большевистского режима.

В 1919 году русские большевики, господствуя в стране, уже истощенной и приведенной в упадок пятилетней интенсивной войной, сражались против британского экспедиционного корпуса в Архангельске, японцев, вторгшихся в Восточную Сибирь, румынских, французских и греческих армий на юге, русского адмирала Колчака в Сибири и генерала Деникина, поддерживаемого французским флотом в Крыму. В июле того же года эстонская армия под командой генерала Юденича чуть не захватила Петербург. В 1920 г. поляки, побуждаемые Францией, напали на Россию, и новый представитель реакции генерал Врангель взял на себя задачу Деникина, задачу опустошения и разорения своей родной страны. В марте 1921 г. восстали кронштадтские матросы. Русское правительство под председательством Ленина устояло против всех этих разнообразных нападений. Оно проявило изумительную выдержку, а крестьяне и рабочие неуклонно поддерживали его при необычайно тяжелых условиях. К концу 1921 г. коммунистическое правительство было уже в известном смысле признано Великобританией и Италией.

Но, если Советское правительство и боролось с успехом против иностранной интервенции и восстаний внутри страны, оно было менее счастливо в своих попытках насадить в России новый социальный строй, основанный на идеях коммунизма. Русский мужик – это мелкий собственник, нужда которого в земле недостаточно удовлетворена. Он настолько же далек от коммунизма, по своим воззрениям и привычкам, как кит от желания летать. Революция отдала ему землю крупных помещиков, но не могла заставить его выращивать хлеб ради получения потерявших всякую цену денег, ибо, кроме многого другого, революция также обесценила и деньги. Сельскохозяйственное производство, уже сильно пострадавшее от расстроенного войной транспорта, свелось к тому, что крестьяне просто ограничили площадь засева своими собственными потребностями. Города начали голодать. Попытки реорганизовать промышленность в соответствии с коммунистическими идеями были также неудачны. К 1920 г. Россия представляла собой еще не виданную картину современной цивилизации, находящейся в состоянии полнейшего упадка. Железные дороги ржавели и постепенно выходили из употребления, города разрушались, смертность повсюду страшно увеличилась. И все-таки страна еще боролась с наступающими врагами. В 1921 г. была засуха, повлекшая за собой великий голод среди крестьян-земледельцев в опустошенных войной юго-восточных губерниях. Миллионы людей голодали.

Однако, вопрос о бедствиях России и о ее возможном возрождении подводит нас вплотную к спорам о текущем моменте и потому мы его не будем здесь обсуждать.

Глава LXVII. Политическое и социальное переустройство мира

План и масштаб нашей «Истории мира» не позволяют нам слишком углубляться в сущность сложной и ожесточенной полемики, сосредоточившейся вокруг мирных договоров и в особенности вокруг Версальского мира, которым закончилась Великая война. Мы начинаем понимать, что этот конфликт, при всей своей колоссальности и ужасных последствиях, завершился ничем, ничего нового не создал и не установил. Он уничтожил миллионы людей, опустошил и разорил мир. Он совершенно разгромил Россию. В лучшем случае этот конфликт можно принять, как резкое и страшное напоминание о том, что до сих пор мы жили безрассудно и беспорядочно, без всяких планов на будущее, в полном опасностей и враждебном нам мире. Грубый национальный эгоизм и захватные стремления империализма, вовлекшие человечество в эту трагедию, не изменились после нее настолько, чтобы подобное бедствие не повторилось при первом случае, лишь только мир хоть несколько оправится от этой губительной войны. Войны и революции не создают ничего. Их высшая заслуга перед человечеством заключается в том, что они очень грубым и болезненным путем устраняют все то, что стало пережитком и ненужной помехой. Великая война освободила Европу от угрозы германского империализма и сокрушила империализм России. Она уничтожила множество монархий. Но еще множество флагов развевается над Европой, все так же раздражают нас пограничные заставы и все так же происходит снаряжение больших армий.

Версальская мирная конференция была не способна создать что-нибудь большее, чем простое примирение конфликтов, вызванных войной. Немцам, австрийцам, туркам и болгарам не было дано возможности участвовать в обсуждении вопросов; они должны были только принять решения, продиктованные им. С точки зрения общественной справедливости выбор места конференции был крайне неудачен. Там же, в Версале, в 1871 г. была торжественно провозглашена новая Германская империя. Всем невольно вспоминалась эта мелодрама, разыгравшаяся в том же Зеркальном зале, и это производило тяжелое впечатление. Некоторое великодушие, проявленное в первый период Великой войны, уже давно пришло к концу. Население стран-победительниц остро чувствовало только свои собственные потери и страдания и совершенно забывало, что и побежденные заплатили той же ценой. Война возникла, как естественное и неизбежное последствие соперничества между национальностями Европы и отсутствия каких бы то ни было общих регулирующих норм между соперничающими силами. Война всегда неизбежна и логически необходима для независимых державных национальностей, населяющих слишком малую территорию и чересчур вооруженных. Если бы война не разразилась в том виде, в котором она происходила, она нагрянула бы в какой-нибудь другой форме, как она, несомненно, и вернется лет через двадцать или тридцать в еще более ужасающем масштабе, если никакое новое политическое объединение народов своевременно не предусмотрит и не предотвратит ее. Государства, организованные для войны, будут воевать с той же неизбежностью, с какой куры всегда будут нести яйца. Однако, потрясенные и истощенные войной народы забывают об этом, и весь побежденный народ считается морально и материально ответственным за все разрушения, причиненные войной. Несомненно, что и он в свою очередь точно также относился бы к теперешним победителям, если бы исход войны был иным.

Французы и англичане думали, что нужно винить Германию, немцы считали, что виноваты Россия, Франция и Англия, и только незначительное интеллигентное меньшинство полагало, что корень зла в политической раздробленности Европы. Версальский договор должен был быть для всего мира примером справедливой кары; он установил суровое наказание для побежденных и хотел обеспечить возмещение убытков израненным и страдающим победителям путем наложения огромных обязательств на нации, фактически уже обанкротившиеся. Его попытки возобновить международные отношения путем создания Лиги Наций, как противовеса войне, были явно неискренними и недостаточными.

Поскольку дело касалось Европы, весьма сомнительно, были ли вообще сделаны какие-либо попытки к установлению международных отношений на основе постоянного мира. Проект организации Лиги Наций был практически осуществлен президентом Соединенных Штатов Америки Вильсоном. Главной поддержкой Лиги Наций была Америка. Что же касается до самих Соединенных Штатов, это новое современное государство пока еще не выработало никакого определенного учения о международных отношениях, кроме доктрины Монро, которая защищала Новый Мир от европейского вмешательства. И вот теперь они были призваны внести свою умственную дань в вопрос о разрешении великой проблемы нашего времени. Однако, они ничего не смогли дать. Американцы настроены были в пользу всеобщего постоянного мира. С этим было однако же связано сильное традиционное недоверие к политике Старого Мира и привычка держаться в стороне от всяких его недоразумений. Не успели американцы приступить к разрешению мировых проблем, как подводная война немцев втянула также и их в войну в качестве противника Германии. План Лиги Наций Вильсона был попыткой начертать точный американский проект мирового устройства. Это был схематичный, несовершенный и опасный проект. Однако же в Европе его сочли зрелой, обдуманной точкой зрения Америки. Народные массы в 1918–1919 гг. были в высшей степени утомлены войной и готовы какой бы то ни было ценой помешать ее возобновлению. Однако, во всем Старом Света не было ни одного правительства, которое хоть на йоту готово было бы поступиться своей суверенной независимостью для достижения этой цели. Одно время казалось, что президент Вильсон, проводя в своих публичных выступлениях идею Всемирной Лиги Наций, обращается, минуя правительства, непосредственно к народам мира. Эти выступления были приняты за выражение вполне созревших намерений Америки и действие, произведенное ими, было колоссально. К несчастью, президент Вильсон имел дело с правительствами, а не с народами. Он был человеком, способным к внезапным политическим прозрениям, но обнаруживал эгоизм и ограниченность при столкновениях с препятствиями, и великая волна возбужденного им энтузиазма постепенно сошла на нет.

Д-р Диллон в своей книге «Мирная Конференция» говорит: «Европа в то время, как президент ступил на ее берега, была подобна глине, готовой для формовщика-горшечника. Никогда до тех пор народы так не жаждали обрести нового Моисея, который повел бы их в обетованную страну, где войны были бы запрещены и блокады неизвестны. По их мнению, он и был этим великим вождем. Во Франции люди со священным трепетом и благоговением преклонялись перед ним. Вожди рабочих в Париже говорили мне, что они плакали слезами радости в его присутствии и что их товарищи пошли бы в огонь и воду, чтобы помочь ему осуществить его благородную задачу. Рабочему классу в Италии имя его казалось небесным кличем, звуки которого должны обновить Землю. Немцы видели в нем и в его доктрине свой якорь спасения. Бесстрашный Мюлон говорил: «Если бы президент Вильсон обратился к немцам и произнес самый жестокий приговор над ними, – они покорно приняли бы его и без ропота немедленно приступили бы к его выполнению. В немецкой Австрии он пользовался славой спасителя, его имя, при одном упоминании, было целительным бальзамом для ран и утешением для страждущих»…

Таковы были чрезмерные упования, возлагавшиеся на президента Вильсона. Было бы слишком долго и грустно рассказывать здесь о том, как глубоко было разочарование и как слаба и ничтожна оказалась созданная им Лига Наций. В личности Вильсона нашла свое крайнее выражение общечеловеческая трагедия – он был велик в своих мечтах и бессилен в их выполнении. Америка не признала выступления своего президента и не присоединилась к Лиге, которую Европа от него приняла. Часть американского народа стала постепенно понимать, что его втягивают в дело, для которого он совершенно не подготовлен, и многие европейцы, с своей стороны, чувствовали, что у Америки нет собственно ничего определенного, чтобы помочь Старому Свету в его нужде. Недоношенная и искалеченная при рождении Лига, с ее сложной и неприспособленной к жизни конституцией и очевидным бессилием, сделалась серьезным препятствием для всякой сколько-нибудь действительной попытки реорганизации международных отношений. Эта проблема была бы гораздо яснее, если бы Лиги вовсе не существовало. Тем не менее, повсеместный взрыв энтузиазма, встретивший сначала проект Вильсона, эта готовность людей на всем земном шаре, народов, а не правительств, – принять идею мирового контроля над войной, является фактом, достойным быть занесенным на страницы мировой истории. За спиной близоруких правительств, вносящих раздоры в людские дела и неумело правящих ими, зарождается и растет новая сила, которая создаст мировое единство и новый мировой порядок.

Начиная с 1918 г., в мировой истории наступила эпоха конференций. Из них Вашингтонская конференция, созванная президентом Гардингом в 1921 г., была наиболее успешной и плодотворной. Должна быть отмечена также конференция в Генуе (1922 г.), вследствие приглашения на ее заседания делегатов Германии и России. Мы не будем подробно разбирать здесь этих многочисленных конференций и попыток.

Становится все более и более очевидным, что огромное дело возрождения может быть выполнено человеком лишь в том случае, если будет предотвращена самая возможность возвращения, в еще более ужасном виде, Великой войны с ее потрясениями и кровопролитиями. Никакие поспешные импровизации, вроде Лиги Наций, и никакие бессмысленно организованные конференции между отдельными группами государств, ничего в сущности не могут изменить, хотя они как будто что-то и делают. Не им разрешить сложные политические задачи грядущего века. Необходимо систематическое развитие и систематическое применение науки о людских отношениях, индивидуальной и общественной психологии, финансовой и экономической науки и науки о воспитании, – наук, находящихся все еще в зачаточном состоянии. Узкие и мертвые или умирающие этические и политические идеи должны быть заменены более ясными и простыми представлениями о происхождении и общей судьбе человеческого рода.

Но, если опасности, разрушения и бедствия, осаждающие человека в наши дни, бесконечно больше в сравнении с тем, что было им испытано в прошлом, все же наука дала человеку такое могущество, какого у него прежде никогда не было. Методы научного, смелого мышления, исчерпывающе ясного изложения, и исчерпывающей критики замысла, дали человеку эту мощь, пока еще не всеми сознаваемую. Они дают ему также надежду управлять этой силой. Современный человек – это пока еще подросток. Его тревоги – не тревоги старости и бессилия; это брожение растущих и еще не дисциплинированных сил. Если мы подойдем к истории, как к единому процессу, как мы это и сделали в этой книге, если мы увидим беспрерывное стремление жизни вперед, все выше и выше, к свету и сознанию, – то мы увидим также в их истоках и настоящих соотношениях, как надежды, так и опасности нашего времени. Пока мы едва встречаем зарю величия человека. Но по красоте цветов и солнечного заката, по радостным и грациозным движениям молодого животного, по прелести тысяч различных ландшафтов – мы можем судить о том, чем могла бы быть для нас жизнь; и по нескольким творениям скульптуры и живописи, по великим произведениям музыки, по благородным очертаниям величественных зданий и пышных садов – мы получаем некоторое представление о том, что может создать воля человека из имеющихся в его распоряжении материалов. У нас есть свои заветные мечты. Теперь мы обладаем не вполне дисциплинированным, но все возрастающим могуществом. Можем ли мы сомневаться в том, что в самом скором времени наша раса осуществит наши самые смелые мечты, что она достигнет единства и мира, что наши дети, кость от костей наших и плоть от плоти нашей, будут жить в мире более роскошном и прекрасном, чем любой из известных нам дворцов, или садов, – жить, переходя все к новым и новым достижениям и все расширяя сферу своего опыта. То, чего достиг человек, те незначительные победы его настоящего и вся история, которую мы только что рассказали, составляют лишь прелюдию к тому, что еще должно быть создано человечеством.