Текст книги "История мировой цивилизации"

Глава XXXVII. Учение Иисуса Христа

В то время, как Цезарь Август, первый из императоров, царствовал в Риме, в Иудее родился Иисус, христианами называемый Христом. С его именем связано возникновение религии, которая стала государственной религией Римской империи.

Необходимо теперь же заметить, что в общем значительно удобнее отделять историю от богословия. Большая часть христианского мира верит, что Иисус был воплощением того бога вселенной, в которого впервые уверовали евреи. Историк, если он хочет оставаться таковым, не может ни принимать, ни отрицать этого объяснения. Осязаемо для нас Иисус появился в образе человека, и историк должен рассматривать его, как такового.

Он появился в Иудее в царствование Тиберия Цезаря. Он был пророком. Он проповедовал так же, как проповедовали предшествовавшие ему еврейские пророки. Он был лет 30-ти от роду, и мы находимся в полном неведении относительно его образа жизни до того, как он стал проповедовать.

Единственным непосредственным источником сведений об его жизни и учении являются четыре Евангелия. Все они одинаково дают изображение очень определенной личности. Приходится согласиться: «Да, этот человек действительно был. Все это не могло быть выдумано».

Но как личность Гаутамы Будды была искажена и затемнена неуклюжей фигурой с поджатыми ногами, золотым идолом позднейшего буддизма, так и энергичный, худощавый облик Иисуса значительно искажается нереальностью и условностью, которые навязываются ему ложным благочестием современного христианства. Иисус был нищим учителем, бродившим по пыльной, опаленной Солнцем Иудее, жившим случайными подаяниями. Между тем его всегда изображают чистым, причесанным, выхоленным, в безупречной чистоты одежде, прямо держащимся, с какою-то неподвижностью, как будто бы он скользил по воздуху. Уже одно это сделало его нереальным и мало вероятным для многих людей, не сумевших отделить сущность от всяческих прикрас и неразумных добавлений, сделанных невежественными верующими.

Если мы освободим имеющиеся сведения от этих затрудняющих подробностей, перед нами встает изображение личности в высшей степени человечной, искренней, страстной, способной к внезапному гневу, принесшей новое, простое, глубокое учение: учение о любящем боге-отце, об ожидаемом царствии божием. Ясно, что это был человек, говоря по-современному, выдающейся притягательной силы. Он привлекал к себе последователей и вселял в них любовь и мужество. В его присутствии слабые и больные получали утешение. Но, по всей вероятности, он был человек слабого сложения, что можно заключить из того, как скоро наступила его смерть на кресте. Существует предание, что, когда, по обычаю, его заставили нести крест на место казни, он лишился чувств. В продолжение трех лет он проповедовал по стране свое учение и, наконец, придя в Иерусалим, был обвинен в желании основать новое царство в Иудее. По этому обвинению его судили и распяли вместе с двумя разбойниками. Задолго до того, как умерли эти двое, его страдания окончились.

Несомненно, учение о царствии божием, которое было основой проповеди Иисуса, – одно из самых революционных учений, когда-либо волновавших или влиявших на человеческие умы. Поэтому нельзя удивляться, что мир того времени не сумел охватить полное его значение и в недоумении отпрянул даже от сознанных наполовину огромных требований, предъявленных им всем установившимся обычаям и учреждениям человечества. Ибо учение о царствии божием, как проповедовал его Иисус, было ни более ни менее, как смелое, не идущее на уступки, требование полного изменения и очищения нашей жизни, полного очищения изнутри и извне. Читатель должен обратиться к Евангелию за всем, что сохранилось от этого великого учения. Здесь нас интересует только столкновение его с установившимся тогда мировоззрением.

Евреи были убеждены, что бог, единый бог вселенной, был богом справедливости, но в то же время он был для них каким-то богом-дельцом, который вошел с их отцом Авраамом в сделку, сделку для них очень выгодную, по которой он обязался привести их в конце концов к владычеству над миром. С удивлением и гневом услыхали они, как Иисус сметал столь дорогое им чувство уверенности. Он учил, что бог не делен, учил, что нет избранного народа, нет любимцев в царствии божием. Бог – любящий отец всякой жизни, так же неспособный оказывать предпочтение, как и Солнце. Все люди – братья, все грешники и все любимые сыны отца. В притче о добром самарянине Иисус осудил ту естественную склонность, которой мы все покоряемся, – склонность возвеличивать свой народ и преуменьшать правоту других вероисповеданий и других рас. В притче о рабах праведных он осудил настойчивое желание евреев иметь особые права на бога. Со всеми, которых бог принимает в царство божие, учил Иисус, он поступает одинаково; в обращении его нет различия, потому что милость его безгранична. Кроме того, как учит нас притча о талантах и как подтверждает случай с лептой вдовы, он от всех требует всего, что они могут дать. В царствии божием нет ни преимуществ, ни уступок, ни извинений.

Но Иисус оскорбил не только страстный патриотизм иудейского племени. Евреи были народом, очень преданным семье, а он стремился смести все узкие ограниченные семейные привязанности в одном потоке любви к богу. Все царствие божие должно было стать семьей его последователей. Мы читаем: «Когда же он еще говорил к народу, матерь и братья его стояли вне дома, желая говорить с ним. И некто сказал ему: «Вот матерь твоя и братья твои стоят вне, желая говорить с тобою». Он же спросил в ответ говорившему: «Кто матерь моя, и кто братья мои?». И, указав рукою своею на учеников своих, сказал: «Вот матерь моя и братья мои. Ибо кто будет исполнять волю отца моего, тот мне брат, и сестра, и матерь». (Матф., XII, 46–50).

Но во имя бога-отца вселенной и братства всего человечества Иисус нанес удар не только патриотизму и узам семейной жизни; ясно, что учение его осуждало все разделения экономической системы, частную собственность и личные преимущества. Все люди принадлежали царству, царству же принадлежало и их имущество. Праведной жизнью для всех людей, единственной правильной жизнью, было служение воле божией всем имением своим и всем существом. Снова и снова возвращался он к осуждению частного имущества и частной жизни. «Когда выходил он в путь, подбежал некто и пал перед ним на колени и спросил его: «Учитель благий, что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Иисус сказал ему: «Что ты называешь меня благим? Никто не благ, как только один бог. Знаешь заповеди: не прелюбодействуй, не убий, не кради, не лжесвидетельствуй, не обижай, почитай отца своего и матерь свою» (Исх. 20, 12–17). Он же сказал ему в ответ: «Учитель, все это сохранил я от юности моей». Иисус, любовно взглянул на него и сказал: «Одного тебе недостает: пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим; и будешь иметь сокровища на небесах и приходи, последуй за мною, взяв крест». Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение. И, посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам своим: «Как трудно имеющим богатство войти в царствие божие». Ученики ужаснулись от слов его, но Иисус, опять говорит им в ответ: «Дети, как трудно надеющимся на богатство войти в царствие божие. Легче верблюду пройти сквозь игольное ухо, нежели богатому войти в царствие божие» (Марк, X, 17–25).

Кроме того, в своем великом предсказании будущего царства, которое сделает все человечество единым в боге, Иисус не выносил расчетливой праведности формальной религии. Другая значительная часть его изречений направлена против мелочного исполнения правил благочестивой жизни: «Потом спрашивают его фарисеи и книжники: «Зачем ученики твои не поступают по преданию старцев, но неумытыми руками едят хлеб?». Он сказал им в ответ: «Хорошо пророчествовал о вас, лицемерах, Исаия, у которого написано: люди сии чтут меня устами, сердце же их далеко отстоит от меня, но тщетно чтут меня, поучая заповедям человеческим (Ис., 29–1). Ибо вы, оставив заповедь божию, держитесь предания человеческого: омовения кружек и чаш, и делаете многое другое сему подобное». И сказал им: «Хорошо ли, что вы отменяете заповедь божию, чтобы сохранить предание?» (Марк, VII, 5–9).

Иисус провозгласил не только нравственную и социальную революцию. Из многих указаний ясно, что учение его носило подлинный политический характер. Правда, он говорит, что царство его не от мира сего, что оно в сердцах людей, а не на престоле, но, конечно, где бы и в какой бы степени ни было осуществлено это царствие его в сердцах человеческих, – во внешнем мире, вследствие этого, также произошел бы переворот и он был бы обновлен.

Слепота и глухота слушателей Иисуса могла заставить их пропустить многое в учении его, но они не пропустили его намерение переделать мир. Весь дух враждебной ему оппозиции, все условия его суда и казни ясно указывают, что с точки зрения современников, да и в действительности, он предлагал изменить, переделать и раскрепостить человеческую жизнь.

Неудивительно, что вследствие всего им сказанного все богатые и состоятельные люди испытывали ужас перед странным явлением, чувствовали крушение всего их мира в его учении. Все их маленькие, частные уклонения от общественного служения он извлекал на свет общей религиозной жизни. Подобно грозному охотнику, выгонял он человечество из уютных берлог; в которых оно жило до тех пор. В светлом сиянии его царства не должно было существовать ни собственности, ни преимуществ, ни гордости, ни первенства, наконец, ни единого побуждения, ни единой награды, кроме любви. Удивительно ли, что люди были поражены и ослеплены, и возроптали на него. Даже ученики его роптали, если он не ослаблял для них своего света. Удивительно ли, что священники поняли, что между ними и этим человеком нет выбора, что или он, или священство должны погибнуть. Удивительно ли, что пораженные римские солдаты, встретившись лицом к лицу с чем-то витающим высоко над их пониманием и угрожающим всей их дисциплине, находили убежище в диком смехе, украсили Иисуса терновым венцом, облачили в пурпур и, насмехаясь, называли Цезарем. Ибо отнестись к этому серьезно значило начать новую странную и страшную жизнь, оставить привычки, сдерживать порывы и инстинкты и испытать невероятное счастье.

Глава XXXVIII. Развитие христианского вероучения

В четырех Евангелиях мы много узнаем о личности и учении Иисуса, но мало о догматах христианской церкви. Основоположения христианского вероучения даны в посланиях, т. е. в ряде творений ближайших последователей Иисуса.

Одним из главных творцов христианского вероучения был апостол Павел. Он никогда не видал Иисуса, никогда не слыхал его проповеди. Настоящее имя Павла было Савл, и он был сначала известен, как деятельный преследователь небольшой группы учеников, оставшихся после распятия. Потом он внезапно перешел в христианство и переменил свое имя на Павла. Он был человеком выдающейся умственной силы, глубоко и страстно интересовавшимся религиозными движениями своего времени. Он был хорошо знаком с юдаизмом и современными ему религиями Митры и религиями, господствовавшими в Александрии. Многие их мысли и выражения он перенес в христианство. Он мало что сделал в направлении расширения и развития непосредственного учения Иисуса, т. е. учения о царстве божием. Он учил, что Иисус был не только провозвещенным Христом и вождем иудеев, но также, что смерть его была жертвой во искупление человечества, как смерть обреченных в древних жертвоприношениях первобытных цивилизаций. Когда несколько религий процветают рядом, они всегда склонны заимствовать друг от друга обряды и другие внешние особенности. Например, буддизм в Китае имеет теперь почти те же храмы, обычаи и тех же жрецов, что и таоизм, следующий учению Лао-цзы. Тем не менее первоначальные учения буддизма и таоизма почти прямо противоположные. И на христианство не набрасывает тени или подозрения тот факт, что оно заимствовало не только внешние формы, как-то: требование, чтобы священики брились, жертвоприношение, алтари, свечи и иконы александрийской религии и религии Митры, но даже слова молитв и некоторые богословские мысли. Все эти религии процветали рядом с другими малоизвестными культами. Каждая из них имела последователей и, вероятно, между ними существовал постоянный переход новообращенных. Иногда та или иная религия пользовалась благосклонностью правительства, но христианство всегда возбуждало большие подозрения, чем его соперники, потому что, подобно евреям, последователи его отказывались почитать бога-цезаря. Это делало их религию революционной.

Ап. Павел приучил своих учеников к мысли, что Иисус, подобно Осирису, был богом, который умер для того, чтобы снова воскреснуть и даровать людям бессмертие, и вскоре разрастающаяся христианская община стала раздираться богословскими спорами об отношении бога Иисуса к богу-отцу человечества. Ариане учили, что Иисус был божествен по существу, но разделен от отца и подчинен ему. Савеллиане учили, что Иисус был лишь одним из образов бога и что бог был в одно и то же время и отцом и Иисусом, также как и человек может быть в одно и то же время и отцом и ремесленником. Тринитарии проповедовали более тонкое и сложное учение, что бог был один в трех лицах: отец, сын и святой дух. Некоторое время казалось, что ариане одержат верх над соперниками, а потом после споров, насилий и войн формула тринитариев была принята всем христианским миром. В наиболее полной форме мы находим ее в символе веры Афанасия Великого.

Здесь мы не станем обсуждать эти прения. Они не двигают истории, как ее двинуло личное учение Христа. Это последнее, видимо, действительно отмечает новую эру нравственной и духовной жизни нашей расы. Его идеи о боге-отце всего человечества и о братстве всех людей, его идея о священности каждого отдельного человека, как живого храма господня, оказали самое глубокое влияние на всю последующую общественную и политическую жизнь человечества. С появлением христианства и с распространением учения Иисуса в мире появляется новое уважение к человеку, как к таковому. Быть может, и верно то, что утверждают некоторые критики, что апостол Павел проповедовал рабам послушание, но также верно и то, что весь дух евангельского учения Иисуса был направлен против порабощения одного человека другим. А еще более противилось христианство такому унижению человеческого достоинства, каким являлись бои гладиаторов на арене.

В продолжение двух первых веков после P. X. христианство распространялось по всей Римской империи, собирало все возраставшее число последователей в новую общину, объединенную мыслью и волей. Отношение императоров колебалось между враждебностью и терпимостью. Во II и III веках были попытки подавить новую религию, и, наконец, в 303 г. и в следующие годы царствования императора Диоклетиана разразилось страшное преследование. Было конфисковано накопившееся довольно крупное церковное имущество, также были конфискованы и уничтожены все библии и религиозные книги. Христиане были объявлены вне закона, многие были казнены. Особенно важно было уничтожение книг. Оно доказывает, до какой степени власти сознавали силу писаного слова, сохраняющего новую веру. Эти «книжные религии», христианство и еврейство, были религиями, дающими образование. Продолжительное их существование в значительной степени зависело от умения народа читать и понимать их учение. В других религиях не было этого призыва к личному разумению. В продолжение наступивших в скором времени в Зап. Европе веков варварства и смут христианская церковь была главным орудием сохранения традиций науки. Преследования Диоклетиана оказались совершенно бессильными подавить развивающуюся христианскую общину. Во многих провинциях оно было безуспешно, потому что масса населения и многие должностные лица были христианами. В 317 г. одним из четырех совместно правивших императоров Галерием был издан эдикт о веротерпимости, а в 324 г. Константин Великий, друг христианства, крестившийся на смертном одре, сделался единым властелином римского мира. Он оставил всякие притязания на божественное происхождение императоров и поставил христианские символы на щитах и знаменах своего войска.

Через несколько лет христианство прочно укоренилось, как официальное вероисповедание империи; соперничавшие с ним религии исчезли или же были с необычайной быстротой поглощены им, и в 390 г. Феодосий Великий приказал уничтожить большую статую Юпитера – Сераписа в Александрии. С начала V века христианские храмы и священники остались единственными в империи.

Глава XXXIX. Разделение империи варварами на восточную и западную

В продолжение всего III века общественно разлагающаяся и нравственно распадающаяся Римская империя стояла лицом к лицу с варварами. Императоры этой эпохи были воинственными военными самодержцами, и столица империи переносилась с места на место, сообразно нуждам военной политики. То главный штаб императора был в Милане в сев. Италии, то в нынешней Сербии, в Смирне или Нише, то в Никомедии, в Малой Азии. Рим, расположенный в Средней Италии, был слишком далек от центра всех интересов, чтобы быть подходящим местопребыванием императора. Он клонился к упадку. В большей части империи все еще сохранялся мир, и люди могли существовать без оружия. Армия по-прежнему была единственным носителем силы; императоры, завися от своих легионов, делались все более и более самодержавными в отношении к остальной империи, а двор их становился все более и более похожим на дворы персидских и других восточных монархов. Диоклетиан возложил на себя царский венец и облачился в восточные одежды.

По всему протяжению границы, которая шла приблизительно по Рейну и Дунаю, империю начинали теснить враги. Франки и другие германские племена дошли уже до Рейна; на севере Венгрии находились вандалы, там где когда-то была Дакия, а теперь находится Румыния, находились вестготы. За ними в южной России были восточные готы или остготы, а еще дальше за ними по берегам Волги находились аланы. Но теперь монгольские народы стали пробивать себе путь к Европе. Гунны уже собирали дань с аланов и остготов и теснили их к западу.

В Азии римские границы отодвигались под натиском возбуждающейся Персии. Персии сассанидских царей суждено было стать в продолжение следующих трех веков сильной и, в общем, удачной соперницей Римской империи.

Бросив взгляд на карту Европы, читатель сразу заметит слабое место империи. Расстояние нижней части Дуная от Адриатического моря в областях современной Боснии и Сербии не больше нескольких сотен миль. В этом месте Дунай опять поворачивает под прямым углом. Римляне никогда не поддерживали живого морского сообщения, и это пространство земли в двести миль было их путем сообщения между западной частью империи, где говорили на латинском языке, и восточной, где господствовал греческий. На этот прямой угол, образуемый Дунаем, был всего сильнее натиск варваров. Когда они там прорвались, распад империи на две части стал неизбежным.

Более деятельное государство сумело бы двинуться вперед и снова завоевать Дакию, но Римской империи не хватало этой энергии. Константин Великий отбил нападение готов именно в этих важных Балканских областях, но у него не хватило силы перенести границу по ту сторону Дуная. Он был слишком занят внутренними раздорами своего государства. Он пытался привлечь единство и нравственную силу христианства для возрождения духа разлагающейся империи, и он решил создать новую постоянную столицу в Византии на Черном море. Эта вновь созданная Византия, которая была в его честь переименована в Константинополь, еще строилась, когда он умер. К концу его царствования случилось замечательное происшествие в Паннонии, теперешней Венгрии, к востоку от Дуная, и их воины стали номинально считаться легионерами. Но эти новые легионеры остались под начальством своих вождей. Рим не сумел ассимилировать их.

Константин умер, работая над переустройством своего государства. Границы были скоро опять прорваны, и вестготы дошли почти до Константинополя. Они разбили императора Валента при Адрианополе и основали поселение в современной Болгарии, схожее с поселением вандалов в Паннонии. Номинально они были подданными императора, в действительности же завоевателями. С 379 по 395 гг. правил Феодосий Великий, и во время его царствования империя формально еще не распалась. Войсками Паннонии и Италии командовал вандал Стилихон, войсками Балканского полуострова гот Аларих. Когда, в конце IV века, скончался Феодосий, он оставил после себя двух сыновей. Одного из них, Аркадия, в Константинополе поддерживал Аларих, а другого, Гонория, в Италии поддерживал Стилихон. Иначе говоря, Аларих и Стилихон боролись за обладание империей, тогда как императоры были лишь марионетками в их руках. В продолжение этой борьбы Аларих вторгся в Италию и, после непродолжительной осады, взял Рим (410 г.).

В первую половину V века вся европейская часть Римской империи стала добычей разбойничьих, варварских войск. Трудно дать общую картину состояния мира в этот период. Во Франции, Испании, Италии и на Балканском полуострове еще существовали большие города, процветавшие в первые дни империи, а потом обедневшие и частью обезлюдевшие и клонившиеся к упадку. Жизнь в этих городах была, вероятно, пустой, мелочной и полной неуверенности. Местные чиновники удерживали свою власть и продолжали работу по мере сил и разумения, без сомнения, действуя именем императора, теперь ставшего далеким и недоступным. Церкви продолжали существовать, но священники были по большей части неграмотны. Чтение было мало распространено, зато сильны были суеверия и страх. Однако повсюду, где они только не были уничтожены завоевателями, существовали книги, картины, изваяния и тому подобные произведения искусства.

Жизнь деревни повсюду пришла в упадок. Римский мир во всех своих частях стал более запущенным, чем был раньше. Война и мор довели некоторые районы до состояния пустыни. Дороги и леса кишели разбойниками. В такие области варвары входили, встречая весьма малое или даже совсем не встречая сопротивления, и ставили там своих начальников, нередко носивших римские официальные звания. Если они были полуцивилизованными варварами, они оставляли побежденные области в довольно свободных условиях. Они занимали города, смешивались с населением, вступали с ним в браки и перенимали латинскую речь, хотя и сохраняли известный акцент. Но юты, англы и саксы, покорившие римскую провинцию Британию, занимались земледелием, и города им были не нужны. По-видимому, они совершенно очистили южную Британию от романизованного населения и заменили его язык своим тевтонским наречием, которое, в конце концов, превратилось в английский язык.

Размеры нашей книги не позволяют нам проследить движение различных славянских и германских племен в их переходах по разваливающейся империи в поисках добычи и удобных стоянок. Но возьмем хотя бы, например, вандалов. В истории сии появляются впервые в восточной Германии. Как мы уже говорили, они поселились в Паннонии. Оттуда, приблизительно около 425 г., они двинулись через промежуточные провинции в Испанию. Там они нашли вестготов из южной России и другие германские племена, самостоятельно выбиравшие своих герцогов и королей. Под начальством Гейзериха они отправились на кораблях из Испании в северную Африку (429 г.); покорили Карфаген (439 г.) и построили флот. Они захватили в свои руки власть на море и взяли и разграбили Рим (455 г.), еще плохо оправившийся после разгрома, учиненного Аларихом за полвека до того. После этого вандалы овладели Сицилией, Корсикой, Сардинией и большинством других островов западной части Средиземного моря. Им в сущности удалось создать морскую державу, по размерам близко подходившую к Карфагенской морской державе, существовавшей более чем за 700 лет до этого. Около 477 г. они достигли высшего развития своей власти. Они были кучкой завоевателей, державших в руках всю страну. В следующем веке почти вся эта область была вновь присоединена к Константинопольской империи в результате временного подъема энергии при Юстиниане I.

История вандалов лишь один пример множества подобных явлений. Но теперь в европейском мире появляется новый, наименее родственный по происхождению и наиболее опасный из всех завоевателей, народ желтой расы, деятельный и способный, подобного которому западный мир еще никогда не встречал, – а именно монгольские гунны или татары.