Текст книги "Мир по Тому Хэнксу"

Через несколько десятков лет Том, оценивая свой выбор, размышлял: «Господи, мне надо было делать ноги из школы, бежать через мост в Сан-Франциско и пытаться попасть в Американский театр-консерваторию. Но знаете что? Я в итоге стал кинозвездой! Так что все сложилось удачно» [34].

В подростковом возрасте Том Хэнкс уже мечтал о карьере кинозвезды и даже знал, как мог бы ее построить. В 1974 году, незадолго до выпуска, он написал письмо голливудскому режиссеру Джорджу Рою Хиллу – гению, снявшему фильмы «Афера» (The Sting) и «Бутч Кэссиди и Санденс Кид» (Butch Cassidy and the Sundance Kid), и по совместительству дяде одного из одноклассников Тома, – и предложил Хиллу его «открыть». «У меня нет яркой внешности. Я не сложен как греческий бог и не могу даже отрастить усы» [35], – предупредил Том. Тем не менее он набросал несколько разных сценариев, в которых Хилл мог бы попробовать его. «Но одно давайте решим сразу – закончил Том, – мистер Хилл, я не хочу быть сенсацией, суперзвездой, к которой девчонки липнут со всех сторон, а он, простой американский парень, сорвал большой куш, ездит на “порше” и называет Роберта Редфорда Бобом».

Это удивительный документ, и не только потому, что Том вырос в того самого «простого американского парня, сорвавшего большой куш». (С возрастом он стал предпочитать «фольксвагены», а не «порше» и все-таки сдружился с Робертом Редфордом настолько близко, что стал звать его Бобом.) Он замечателен не только «долей шутки в шутке». Том знал: шанс, что Хилл выберет его, – ничтожен, и понимал: лучший способ заставить это случиться – написать запоминающееся письмо.

И он получил ответ. Хилл ради смеха предложил, что, когда Хэнкс будет скакать в школу на пого-стике, он переедет его своей машиной. Хилл заявил, что в следующей его картине ему понадобится ведущий актер, который будет в гипсе по самую шею, так что – «БИНГО – ты звезда!»

У Хэнкса не было плана насчет обучения в колледже. Поскольку он учился бесплатно, то думал обрасти связями, окруженный «ветеранами из Вьетнама, женщинами самого разного семейного положения, мамочками, вернувшимися к учебе, мужиками средних лет, желавшими улучшить свои карьерные перспективы» [36]. Он любил занятия по устным выступлениям, ненавидел обязательные уроки по физической подготовке и почти провалился по зоологии, поскольку убил всех своих плодовых мушек, но каким-то чудом заработал высший балл по литературе, сделав доклад по структурной динамике, который фактически свелся к зачитыванию определения из словаря. В качестве заслуженного, как он полагал, развлечения раз в четыре месяца он записывался на театральный курс.

Еще Том околачивался в кампусе, ел чипсы и знакомился с девушками. Как он заметил, «точно так же развлекаются в учебных заведениях, которые стоят по несколько тысяч баксов за семестр» [37]. Хэнкс добавил: «Занятия по публичным выступлениям были незабываемы по паре причин. Во-первых, задания вынуждали нас преодолевать собственные рефлексии. Во-вторых, одна из студенток была стюардессой – так в семидесятые себя называли бортпроводники. Она изучала массмедиа и была великолепна. Она жила неподалеку от меня, и, когда мой “фольксваген” забарахлил и пришлось сдать его в мастерскую на неделю, она предложила подвозить меня на занятия. Я ехал на переднем пассажирском сиденье в те понедельник-среду-пятницу, просто-таки проглотив язык. Общение с ней было полной противоположностью публичных выступлений» [38].

Хэнкс обожал занятия по истории кино. На них он познакомился с такими фильмами, как «Золотая карета» (Golden Coach) Жана Ренуара и «Симеон-пустынник» (Simon of the Desert) Луиса Бунюэля, – к этому времени он старался смотреть как можно больше фильмов вместе с друзьями, а потом они обсуждали увиденное. Хэнкс вспоминал: «Было не важно, что я только что видел: “Крестного отца” (The Godfather), “Генриха V” (Henry V) Оливье или “Техасскую резню бензопилой” (The Texas Chainsaw Massacre)» [39].

На курсе драмы ему нужно было прочитывать пьесы, а потом смотреть их на сцене в местных театрах. Одним из таких произведений стала пьеса Юджина О’Нила «Продавец льда грядет» в театре Berkeley Repertory. Постановка шла в захудалом зале на первом этаже. Хэнкс волновался, что осветительное оборудование может упасть на зрителей. Но в тот вечер, который он считал поворотным моментом в его жизни, он четыре с половиной часа восхищенно следил за этой насыщенной драмой, разворачивающейся в баре.

Хэнкс вышел из зала с осознанием, что театр, возможно, куда более мощная штука, чем он себе представлял по школьным постановкам. После того вечера он смотрел как можно больше пьес: Брехт, Ибсен, Теннесси Уильямс. Он не искал информации о них – просто приезжал в любой из театров в Области залива, покупал билет и смотрел пьесу.

Примерно тогда же Хэнкс встретил своего школьного приятеля Джона Джилкерсона, которого считал гением за его многочисленные таланты в области кукольных постановок, костюмов и всего, что связано с пением и танцами. Когда Джилкерсон узнал, что Хэнкс не играет на сцене, он здорово отругал его: «Стыдись! Ты должен делать отличные представления!» [40] Это звучит истерично, но, принимая во внимание более поздние достижения Хэнкса, Джилкерсон был объективно прав.

Хэнкс опасался, что не найдет времени на репетиции и спектакли, он ведь работал посыльным в «Хилтоне», но его босс, старший коридорный по имени Лью Райс, согласился менять ему график, когда необходимо. Затем Хэнкс прослушался в театр Chabot на пьесу Торнтона Уайлдера «Наш городок» и получил главную роль Джорджа (добрейшего юноши из нью-гемпширского городка, который влюбляется в соседку, женится на ней и в конце оплакивает ее смерть). Это была абсолютно искренняя роль, и он ушел в нее с головой.

Наконец-то Хэнкс понял, чего хочет в жизни: он мечтает о карьере в театре, на сцене или за кулисами. Он перевелся в ближайшее учебное заведение, где была специализация по театральному искусству, – Университет штата Калифорния в Сакраменто. Там Хэнкс изучал театральное производство и устроился художником по декорациям в мастерскую при университетском театре, где роскошно платили: по двести долларов за каждый спектакль.

В Сакраменто случились две важные вещи. Хэнкс серьезно влюбился в учившуюся вместе с ним Сьюзан Диллинхем, более известную под псевдонимом Саманта Льюис. Чувства оказались взаимны, и вскоре молодые люди съехались; Хэнкс, закончивший школу девственником, наконец-то завел стабильные взрослые отношения.

Другим поворотным моментом в Сакраменто стал провал: впервые за время студенчества Хэнкса не взяли в состав спектакля после прослушивания. Удрученный, Хэнкс ехал домой на автобусе, грустно размышляя, как хорошо проведут время его друзья, работая над пьесой, а его в ней не будет. Получив ценный урок: отказ – это часть жизни актера, – он вскоре отправился на новое прослушивание: узнал, что в Даунтауне Сакраменто один любительский театр ставит «Вишневый сад» Чехова. Режиссером там был Винсент Даулинг, ирландец, который каждое лето вел Шекспировский фестиваль на Великих озерах возле Кливленда, Огайо, а зимой уходил работать в какой-нибудь провинциальный театр.

Хэнкс сразу же произвел на Даулинга впечатление. Тот дал ему комическую роль лакея Яши и сказал жене: «Я нашел нового Тони Кёртиса, только лучше» [41]. Он обнаружил, что Хэнкс готов сделать для спектакля все что потребуется, в том числе строить декорации и подметать сцену. Даулинг заявил: «Он вечно суетился где-то рядом. Даже подметал этими дурацкими щетками, вечно с чем-то воевал – шутливо, но успешно, – чтобы оно заработало, получилось, закрутилось» [42].

Даулинг нуждался в стажерах на Шекспировский фестиваль. Он планировал сезон с шестью пьесами в репертуаре, а для этого требовалась дешевая рабочая сила, чтобы работать на сцене и за кулисами. Режиссер предупредил Хэнкса, что его ждет узаконенное рабство, но молодой актер был согласен.

Не успел подойти к концу первый год Хэнкса в Сакраменто, как его ждал сюрприз: Льюис забеременела. Хэнксу и Льюис было по двадцать два, они не были женаты и не имели надежных источников дохода. Том не хотел расставаться с мечтами о театре – но он все-таки попросил Даулинга повысить ему зарплату и в итоге стал зарабатывать двести десять долларов в неделю.

Своим примером Бад Хэнкс преподал семье основополагающий урок: живи так, чтобы в любой момент ты мог собрать вещи и переехать. Том Хэнкс верил в этот принцип. «Люди, если хотят, – говорил он, – забрасывают вещи в багажник машины, едут куда-нибудь и начинают все заново. Когда это становится невозможным, у них пропадает способность адаптироваться, меняться и расти» [43].

Одна из трактовок американской истории утверждает, что «движение на Запад» и «явное предначертание» – просто забавные выражения эпохи колонизации, когда люди – фермеры, предприниматели, религиозные деятели – бежали на Запад от своих проблем (разумеется, вытесняя американских индейцев, которые уже жили на тех землях). Если жизнь не задалась или ты просто захотел стать другим человеком, то американская мечта подсказывает: садись в седло и мчись в городок, где никто тебя не знает.

Бад Хэнкс растил своих детей на Западном побережье во времена, когда пустых пространств на североамериканской карте уже практически не осталось. Но он все равно ехал дальше – брал с собой троих детей, но не единожды оставлял на старом месте жену. Том Хэнкс, выросший с чувством, что у него нет ничего общего с отцом, теперь тоже начинал новую жизнь, направляясь в Кливленд в погоню за мечтой. Только он не расставался со своей беременной подругой.

На Шекспировском фестивале на Великих озерах Хэнкс провел три лета, с 1977 по 1979 год, каждый раз в составе небольшой армии стажеров, двадцати-тридцати человек, стремившихся стать театральными артистами. Иногда стажерам доставались небольшие роли в спектаклях, где играли профессиональные актеры, уже состоящие в Актерской ассоциации за справедливость, но главная их обязанность состояла в тяжелой работе за кулисами. Хэнкс вкалывал по восемнадцать часов в день, управляясь с реквизитом, плотничая и даже ухаживая за собакой (ему поручили пекинеса, игравшего роль домашнего щенка в комедии «Пег в моем сердце»).

Том произвел яркое впечатление на других стажеров. «Это был настоящий щенок золотистого ретривера – смешной, нелепый и неуклюжий, – говорила Мэри Бейдлер Гирен, тогдашний стажер, а сегодня – театральный продюсер. – И он отличался живым умом. Видно было, что он на какой-то своей волне» [44].

Ксения Рощаковски, руководившая отделом по связям с общественностью, вспоминала, как сфотографировала Хэнкса у себя на кухне за поеданием тоста и виноградного джема. «Я умела принимать гостей, – шутила она. – Он был такой забавный, ребячливый, с его волнистыми волосами. Он был просто восхитительный. Женщины его обожали» [45].

«Я по уши влюбилась в него в первый сезон, – признавалась стажировавшаяся вместе с Хэнксом Люси Бредесон-Смит. – В нем всегда ощущалось обаяние, от которого все расцветали. Между нами никогда не было физической связи. Не то чтобы я этого не хотела, но его ждала подруга в Калифорнии, и он был хороший мальчик» [46].

Работали на износ. «Бывало, вечером мы заходили в театр и не знали, какой костюм надевать», – говорила Бредесон-Смит. Тяжелее всего приходилось монтировщикам – поскольку в репертуаре фестиваля шло много пьес и декорации надо было переносить на разные шоу, зачастую поздно вечером. От такой работы становилось жарко, все потели, и большинство мужчин снимали рубашки. Оказалось, к восторгу остальных стажеров, что у Хэнкса постоянно торчат соски. «Острые как бритва, – свидетельствовала Гирен. – Да еще не раз поднимались синхронно. Над этим часто смеялись» [47].

Иногда работа затягивалась до двух часов ночи, и тогда обессиленные стажеры падали на передний ряд стульев и затевали импровизированное варьете, по очереди выходя на сцену сыграть сценку или номер. Обычно эти вечера-варьете заканчивались тем, что Хэнкс вместе с другом показывали что-то из Стива Мартина.

По воспоминаниям других стажеров, Хэнкс был заводилой: именно он появлялся с праздничной бутылкой шампанского поздно вечером, именно он подбивал народ съезжать с пожарного шеста вниз головой, именно он уговаривал десяток человек отправиться поздно вечером в паломничество на дискотеку Silver Fox в потной, заляпанной краской одежде.

Хэнкс сыграл множество маленьких ролей в «Гамлете», «Короле Иоанне» и «Юноне и павлине». А лучшей его работой, по общему мнению, стал двуличный негодяй Протей в комедии «Два веронца» – за нее Кливлендский кружок театральных критиков наградил его в номинации «лучший актер». Бредесон-Смит играла в той же пьесе Сильвию. Она вспоминала, как на каждую репетицию он приходил одним из первых и выучил слова раньше всех в труппе: «Он без труда пробирался через непонятные строки Шекспира. Работать с Томом на сцене – это было каждую секунду что-то невероятное: он смотрит тебе в глаза, и ты чувствуешь, как возникает связь» [48].

Больше всего ему нравилась сцена, где Протей пытается изнасиловать Сильвию. Попытку сексуального нападения Хэнкс называл «сценой прыжка на кости Люси». Бредесон-Смит рассказывала: «Он скакал по мне вверх-вниз, смеясь до слез. Звучит скверно, но на самом деле мы от души повеселились».

А роль, изменившая жизнь Хэнкса, была скромнее: Грумио, слуга Петруччо, – главного героя в «Укрощении строптивой». Слов у него было чуть-чуть, но зато было много времени на сцене, и он играл яркую комическую сцену: скакал на козлах словно на настоящей лошади. И самое главное, исполнение роли Грумио в региональном фестивальном турне позволило Хэнксу вступить в «Актерское равенство». Как выразился Хэнкс: «Бац – и у меня в бумажнике лежала карточка, свидетельствовавшая, что я – профессиональный актер» [49].

Хэнкс всегда говорил, что он не строил далекоидущих грандиозных планов, но иногда он поражал других стажеров тем, насколько серьезно готовился к большому будущему. Например, однажды бросил мимоходом, что репетирует слова, которые скажет, когда сядет рядом с Джонни Карсоном в качестве гостя программы «Сегодня вечером» (Tonight Show). «Помню, я подумала: что? – рассказывала стажер Холли Фулджер. – Все остальные на такой уровень не замахивались» [50].

После первого фестивального сезона Хэнкс вернулся в Сакраменто. Он опоздал на осенний семестр, и его отчислили. Ради заработка Хэнкс устроился рабочим сцены в Общественный театр в Сакраменто, а 24 ноября 1977 года Льюис родила ему сына Колина.

В конце второго лета в Огайо, когда карточка актерского профсоюза жгла карман, Хэнкс решил сделать следующий шаг в профессиональной карьере. Будучи северным калифорнийцем, он питал отвращение к самой мысли о Лос-Анджелесе: «Я пытаюсь отговорить тех, кто едет в Лос-Анджелес, поскольку ты просто исчезаешь в тумане и болтаешься среди мутных водорослей у островов Чаннел» [51]. И они с Льюис решили попытать счастья в Нью-Йорке.

Для того чтобы пополнить скудный банковский счет, Хэнкс продал свой видавший виды бежевый «фольксваген-жук» 1970 года родителям своей подруги Ксении Рощаковски. Они договорились, что заплатят Хэнксу восемьсот долларов, но он должен был прийти на ужин (посерьезнее, чем тосты с желе). За домашней трапезой мама Рощаковски убеждала Хэнкса, что ему надо выбрать другую профессию: не актера, а, например, плотника. Она считала, что его голос не подходит для сцены. Она не преподавала вокал, просто обо всем имела незыблемое мнение. Хэнкса это не смутило. (Рощаковски заметила через двадцать лет, что она однажды просила журналиста, который брал интервью у Хэнкса, чтобы тот передал ему привет, но сомневалась, что Том ее помнит. И получила ответ: «Он помнит вас, имена ваших родителей и номер вашей машины» [52].)

Покидая Шекспировский фестиваль, Хэнкс попросил, чтобы его уволили. Его и уволили – и это позволило ему получить пособие по безработице и обеспечило финансовую подушку безопасности. В 1978 году он нашел кишевшую тараканами квартирку в доме без лифта, за которую просили 285 долларов в месяц, на Сорок пятой на Манхэттене в грязном районе под названием «Адская кухня». Размахивая профсоюзной карточкой, Хэнкс бегал по нью-йоркским прослушиваниям, но безуспешно. «Ни на телевидение, ни в рекламу, ни в мыльные оперы – меня не брали никуда» [53], – сказал он. Время от времени Хэнксу перепадали странные роли; однажды он играл в пьесе в небоскребе CitiCorp, и ему заплатили двадцать пять долларов за четыре недели репетиций и целые выходные выступлений.

Хэнкс живо помнит, как стоял в отделении банка Chemical и ждал, пока ему обналичат чек, выпущенный за пределами штата (пособие по безработице ему начисляли в Огайо), яростно подсчитывая, какие счета он сможет оплатить, если ему выдадут хотя бы десять долларов, а потом отчаянно ругался с сотрудницей, отказавшей ему в деньгах. Каким-то образом молодая семья держалась. Хэнкс понимал, как ему повезло, что Колин был здоровым ребенком, ведь любая поездка в больницу могла их разорить. «Мы были молоды и безрассудны, – сказал Хэнкс. – То было горячее время. И ужасно сложное» [54].

Хэнкс говорил, что тайком пробовал марихуану и кокаин, но, почувствовав, что наркотики отупляют его, быстро бросил. Как и в случае с Бараком Обамой, сделавшим аналогичное признание в книге «Мечты моего отца» (Dreams from My Father), никто, судя по всему, не помнит, чтобы Хэнкс нюхал кокаин, и не похоже, что друзья его покрывают. «У него не было дурных привычек, кроме пристрастия к M&M’s с арахисом» [55], – сказал его приятель Холмс Осборн.

Хэнкс и Льюис поженились 4 января 1980 года в церкви Святых апостолов на Двадцать шестой в Нью-Йорке, и под ногами у них бегал малыш Колин. В то лето Хэнкс отправился на Шекспировский фестиваль на Великих озерах в последний раз, но даже там ему не досталось ни одной приличной роли. Мир профессионального театра настойчиво сообщал ему – хватит стучать в эту дверь, ты никому не интересен, – но Хэнкс упрямо предпочитал не обращать на это внимания.

Хэнкс нашел «секретную формулу» [56], помогающую не падать духом, когда тебе отказывают: «Я приходил на прослушивание, убежденный, что я ничем не хуже, чем 50 % кандидатов. И убеждал себя, что я лучше, чем 45 % кандидатов. Таким образом, оставалось 5 % прирожденных гениев, с кем я бы не сравнялся и за миллион лет. И если они не появятся на прослушивании, то съемки мои! Может же мне просто повезти!»

И наконец дверь открылась. Хэнкс прослушивался в офф-офф-бродвейский [2]2
  Офф-офф-Бродвеем называют небольшие театральные площадки, вмещающие меньше ста зрителей. – Прим. перев.


[Закрыть] Риверсайдский театр Шекспира, ставивший в стиле комедии дель арте «Мандра– гору» – пьесу философа Никколо Макиавелли, написанную в 1518 году. Хэнкс приготовил монолог из «Генриха V», но на месте придумал, как лучше его прочитать: вытащил на репетиционную площадку несколько больших баллонов со сжатым воздухом и начал обращаться к ним, словно они – его солдаты.

Он получил главную роль, и хотя оплачивали только транспортные расходы, то есть выдавали жетоны на метро, это позволило ему обзавестись менеджером, а затем и агентом. Далеко не все видели в нем будущую звезду. Один сотрудник Агентства Уильяма Морриса, отказавший Хэнксу, вспоминал их первую встречу: «У него были длинные волосы как у африканца, кожа – не в лучшем состоянии. Зубы – так себе. Меня не впечатлило» [57].

Тем не менее вскоре Том попал в малобюджетный фильм ужасов «Он знает, что вы одни» (He Knows You’re Alone). Он так описывал его: «Все тогда лепили в основном слэшеры[3]3
  Поджанр фильмов ужасов, как правило, с убийцей-психопатом в качестве главного злодея.


[Закрыть]. Фильмы про подставки с ножами. В них девушка моет посуду и вдруг слышит шум. Рядом с ней на столешнице стоит подставка, а в ней – восемь ножей. Она отходит, осматривается и говорит: “Вроде никого тут нет”. Она моет посуду дальше, а мы понимаем: в подставке осталось только семь ножей. Вот так я начинал. Эти фильмы снимали с бюджетом в 800 000 долларов» [58].

Фильм ничем не выделялся, но за три дня съемок Хэнкс заработал восемьсот долларов и членство в Гильдии киноактеров. Невероятно, но Голливуд им заинтересовался. ABC, в то время ведущая американская телесеть благодаря таким хитам, как «Трое – это компания» (Three’s Company), «Восьми достаточно» (Eight Is Enough) и «Ангелы Чарли» (Charlie’s Angels), запустила программу развития талантов, в рамках которой искала молодых актеров, которые влили бы «свежую кровь» в новые проекты. Десятки тысяч фото потенциальных звезд превращались в сотни пятиминутных прослушиваний, а от них оставалась дюжина исполнителей, которых записывали на видео.

Хэнкс прошел отбор, и его направили в Лос-Анджелес в начале 1980 года, чтобы он познакомился с принципами работы, хотя он не воспринимал свои перспективы на телевидении всерьез – и прибыл в Голливуд в спортивном костюме. Агент повел его по магазинам и потратил пару сотен долларов на подходящую одежду.

На корпоративной встрече Хэнкс зашел в комнату и нарочито развалился на диване. Когда он не менее эффектно прочитал свой текст, ABC подписала с ним годовой контракт и выплатила полностью меняющие его жизнь 50 000 долларов, чтобы он был готов сниматься в телесериале (в каком именно – еще предстояло уточнить).

Теперь у Хэнкса в ABC появились горячие сторонники. Когда он пробовался в сериал, который продюсировали Warner Bros., их исполнительный директор выразился так: «Мы показали его нашим секретарям, и они сказали, что в этом парне, Томе Хэнксе, нет ни капли смешного» [59].

Джойс Селзник, одна из двух руководительниц программы развития талантов ABC, невозмутимо отрезала: «Найдите новых секретарей».

В конце концов Хэнкс получил роль в последнем пилоте, который в том году выпустила ABC: в «Закадычных друзьях» (Bosom Buddies), сериале о двух рекламщиках, переодевшихся в женщин, чтобы снять хорошую и недорогую квартиру в комплексе, где мужчин не размещают принципиально. По большому счету это была ситком-версия «В джазе только девушки» (Some Like It Hot) – классической комедии Билли Уайлдера, где Джек Леммон и Тони Кёртис переодеваются в платья, чтобы попасть в женский оркестр, в котором участвует в том числе героиня Мэрилин Монро. Питер Сколари играет Генри (в женской версии – Хильдегард), а Хэнкс – Кипа (переодевшись – Баффи). Сколари рассказывал: «Том работал со своим персонажем в стиле Тома Кёртиса. То есть он был дерзкий, вел себя вызывающе и не отличался сентиментальностью» [60].

Хэнкс перевез семью в страшный и ужасный Лос-Анджелес, но у него было так туго с деньгами, что пришлось занять 10 000 долларов у продюсеров шоу. (Он их вернул – довольно быстро, ведь столько он получал за серию.) Хэнксы поселились в доме в долине Сан-Фернандо, но в роскоши они не купались. У семьи была всего одна машина – «фольксваген-жук», у которого из сидений торчала обивка. «У всех, кто когда-нибудь владел “фольксвагеном”, обивка торчала из кресла в одном и том же месте» [61], – шутил Хэнкс. Его часто подвозили в студию коллеги по съемочной группе, а когда Сколари уезжал из города, Хэнкс пользовался его машиной.

Выход сериала в эфир задержался из-за трехмесячной забастовки актеров. «Что? Они не могут бастовать сейчас! – пожаловался Хэнкс репортеру, пишущему о шоу-бизнесе. – Разве они не знают, что я наконец-то попал в телесериал?» [62] В свободное время он водил двухлетнего Колина поесть в Taco Bell. Премьера «Закадычных друзей» состоялась в День благодарения 1980 года в блоке сразу за «Морком и Минди» (Mork & Mindy), где играл молодой Робин Уильямс. Суперхитом сериал не стал, но рейтинги оказались вполне приличными, позволив ему продержаться в эфире два сезона.

Пока производство «Закадычных друзей» не перешло на еженедельный режим, Хэнкс успел сыграть гостевую роль в сериале «Лодка любви» (The Love Boat). Его персонажем стал приятель по колледжу старшего стюарда Гофера – «единственный парень в “Лодке любви”, которому не повезло» [63], как сказал сам Хэнкс. В следующем году его дела пошли так хорошо, что он отказался от предложения появиться в другой звездной антологии сомнительных шуток, спродюсированной Аароном Спеллингом – в «Острове фантазий» (Fantasy Island).

Хэнксу понравилось быть звездой: фанатские письма приходили мешками, его узнавали в кафе. Он научился не переигрывать в телепостановках, обуздал свою театральную нарочитость (хотя и не избавился от нее до конца), позволяя камере делать большую часть работы. И он уговорился со Сколари, что в сериале они выложатся по полной, насколько позволят им ограничения, существовавшие в формате ситкома в 1980-е годы.

«Это было как изо дня в день ходить на авиазавод, – рассказывал Хэнкс. – Ты заходишь в большой ангар и строишь самолет, и каждую пятницу он должен взлететь. Бывает, что крылья отвалятся, а бывает – он преодолевает звуковой барьер. И в таком режиме делалось 39 серий [вообще-то 37, но кто их считает?] – добрые два года» [64].

Возьмем седьмую серию второго сезона, называвшуюся «Все, что тебе нужно, – это любовь» (All You Need Is Love). Большая комическая сцена: два главных героя, переодетые в женщин, в гостиничном холле обсуждают свою сексуальную жизнь прямо перед сконфуженным священником. Персонаж Хэнкса жалуется, что ему не удается затащить в постель свою подружку, которую играет Донна Диксон: «Вот бы мне удалось присоединиться к компании в этом бассейне со сточными водами». А герой Сколари знакомится с девушкой с помощью сервиса видеосвиданий, и, похоже, у них все складывается отлично, пока она не бросает мимоходом: «Я состою в хоре и поклоняюсь дьяволу». Хэнкс увлекся гостевой актрисой, играющей невесту Сатаны, – девушкой по имени Рита Уилсон, но он был женат. 17 мая 1982 года у Хэнкса и Льюис родился второй ребенок – дочь Элизабет. Почти одновременно с этим ABC сняла с эфира «Закадычных друзей». «Они закрыли нас из-за каких-то политических махинаций с Paramount Studios, – утверждал Сколари. – Мы занимали пятнадцатое или шестнадцатое место по стране, когда нас прикрыли» [65].

Когда сериал сняли с эфира, Хэнкс был известен публике примерно как Энсон Уильямс, сыгравший Потси в сериале «Счастливые дни» (Happy Days). Том полагал, что теперь знает, каково быть телезвездой, и вскоре обязательно последует еще масса сериалов. Вместо этого он присоединился к голливудскому легиону безработных. У него лежали кое-какие деньги в банке, так что хотя бы ему теперь не приходилось ждать чеки с пособием из Огайо. Хэнкс вернулся к старому стилю поведения на прослушиваниях: одевался в повседневную одежду и делал вид, что его не волнует, получит он роль или нет.

Ему все-таки удалось сыграть запоминающуюся роль в телесериале: дядя Нед – непутевый брат Мередит Бакстер-Бирни в «Семейных узах» (Family Ties), ситкоме, сделавшем звездой Майкла Джея Фокса. Майкл Вейторн, молодой продюсер «Семейных уз», во время обеденного перерыва шел на площадку Paramount, тихо садился на одно из мест для зрителей и наблюдал, как Хэнкс репетирует со Сколари. Так что, написав эпизод, где персонаж пускается в бега, саботируя корпоративное слияние, он захотел взять в команду Хэнкса.

Он спросил у Гари Дэвида Голдберга, создателя шоу, знаком ли тот с Хэнксом. «Осенью 1982 года только фанаты “Закадычных друзей” знали, кто такой Том Хэнкс, – говорил Вейторн. – По своей наивности я думал, что мне повезло заполучить Тома. Позже я узнал, что ему приходилось нелегко, у него были маленькие дети – предложение со стороны “Семейных уз” было очень ценно для него. Оно давало ему как финансы, так и возможность остаться в игре» [66].

Для «Семейных уз» это тоже было важно по причине, для обычного зрителя неочевидной. «В то время, сделав половину первого сезона, мы продолжали искать свой голос, – рассказывал Вейторн. – Теперь с нами был Том, и он обладал взрывной комедийной энергетикой. Его разум фонтанировал идеями и текстами. Это изменило сериал как таковой, поскольку все увидели, что он может стать смешным по-новому».

Хэнкс вернулся в «Семейные узы» в следующем сезоне, сыграв яркий эпизод, где выясняется, что дядя Нед – алкоголик, но в тот момент он уже прослушивался у режиссера Рона Ховарда и продюсера Брайана Грейзера, искавших исполнителя главной мужской роли в романтической комедии «Всплеск» о парне, который влюбился в русалку. Хэнкс произвел впечатление на Ховарда и Грейзера, и они решили, что если могут взять актера, ориентируясь исключительно на его талант, а не на кассовые перспективы, то этот парень – отличный выбор. После того как все актеры первой величины отказали им, а затем и все второстепенные тоже, они предложили роль Хэнксу.

На съемках «Всплеска» Ховард преподал Хэнксу пару важных уроков. Ему следовало избавиться кое от каких ситкомовских манер, например привычки выжимать из материала весь потенциальный комизм. После первого чтения Ховард объяснил Хэнксу, что, для того чтобы сыграть полноценную комедию, у него есть Джон Кэнди и Юджин Леви, но фильм не получится без Хэнкса в качестве эмоционального центра. «Твоя задача не в том, чтобы смешить, – учил Ховард. – Твоя задача – полюбить эту девушку» [67]. Хэнкс изо всех сил старался как можно меньше гримасничать.

Второй урок был преподан в конце одного не слишком удачного съемочного дня – сложные съемки, оказавшиеся трудными вдвойне, поскольку Хэнкс не выучил свои слова заблаговременно. В тот момент Том начал было потихоньку отходить от своего обычного «Всегда готов!», но Ховард быстро пресек его дрейф в сторону заносчивой голливудской расхлябанности. Режиссер отвел свою звезду в сторону и сказал: «Было бы здорово, если бы ты сегодня подготовился немного получше» [68]. Это звучит как смешное преуменьшение, но Хэнкс отреагировал на замечание так, словно Ховард эпично психанул и швырнул камеру в реку Гудзон. Хэнкс сказал: «Вероятно, он понимал, что, начни он орать, я бы расклеился до конца дня. Он просто дал мне понять словами, не оставляющими сомнений, что я играю главную роль в фильме, а это налагает огромную ответственность, в том числе – необходимость готовиться. И отныне я всегда об этом помнил» [69].

Те долгие месяцы, когда съемки «Всплеска» закончились, но на экраны он еще не вышел, Хэнкс мучился от сомнений и волновался: «Если мне придется еще пару лет ждать, подвернется ли работа, – к черту! Я продам дом! А если жена не захочет последовать за мной, я уйду от нее, заберу детей и уеду в Сиэтл или Спокан. Если тут нет работы, поеду куда глаза глядят. План пугающий, но я всегда так жил. Если я не переезжаю каждые полгода, мне кажется: что-то идет не так» [70]. Во времена нестабильности Хэнкс всегда вспоминал о старой семейной традиции менять города.