Текст книги "Мир по Тому Хэнксу"

Летом 1984 года «Всплеск» неожиданно стал хитом и обеспечил Хэнксу репутацию успешного комедийного актера на пару со Стивом Гуттенбергом, который прославился в тот же год благодаря главной роли в «Полицейской академии» (Police Academy). Хэнкс обеими руками ухватился за свою свежеприобретенную популярность и соглашался на каждый фильм, который ему предлагали. Пожалуй, даже на чересчур много фильмов, поскольку в большинстве из них Хэнкс играл незадачливого героя, которого он позже назовет «Парень в яме» [71]. Беда его героя в «Долговой яме» (The Money Pit) в буквальном смысле заключается в том, что тот застрял в полу собственного дома.

Критики говорили, что Хэнкс напоминает им классических киноактеров, в том числе Джека Леммона, Кэри Гранта и в особенности Джимми Стюарта. Хэнкс понимал, что сравнение со Стюартом ему льстит. Одна из крупнейших звезд Голливуда за всю его историю, Стюарт одинаково хорошо играл и в драме, и в комедии и всегда был убедителен на экране, но Том так часто это слышал, что его уже бесило. Хэнкс хотел создать собственный образ. Проблема в том, что у него не было плана, как этого достичь.

Хэнкс гнался за славой, что обеспечит ему карьеру, гнался за деньгами, гнался за хорошими временами. Работа в ситкоме означала, что ему надо часто ходить в «Студию 25» на площадке Paramount. Теперь он ездил на локации в Вашингтон, на Карибы и даже в Иерусалим. «Я плохо понимал, что делаю, – признавался он. – Это было просто: “Ого, вот же здорово! Я снова в кино”» [72].

Хотя значительная часть фильмов Хэнкса в 1980-е была небезупречна, многие из них становились важными этапами его карьеры – каждая новая работа означала, что он растет как актер. «Ничего общего» (Nothing in Common): он должен уравновесить комедию и драму. «Изюминка» (Punchline): впервые Хэнкс настолько слился со своим персонажем, что, когда он смотрел фильм, не помнил, как снималась часть сцен. «Тёрнер и Хуч» (Turner & Hooch): работая в паре с собакой, он должен чувствовать момент и импровизировать по ситуации, поскольку нет гарантии, что пес будет следовать сценарию. Хэнкс заявил: «Поразительно, как часто в других моих фильмах можно увидеть следы того, что я делал в “Хуче”» [73].

Еще один аспект, в котором жизнь Хэнкса шла не по сценарию, – его брак. Производство одного фильма за другим безошибочно указывало, что на домашнем фронте дела не очень, – и было основной тому причиной, ведь отъезды из дома сразу на несколько месяцев едва ли помогали ему стать хорошим мужем или отцом. «Я понятия не имел, как быть папой или главой семьи, – позже признавал Хэнкс, – я находился на том этапе карьеры, когда главное – получать работу» [74].

Брак Хэнкса и Льюис еле держался подобно многим бракам, существовавшим по инерции. А потом в 1984 году Хэнкс отправился в Мексику делать «Волонтеров» (Volunteers), и с ним снималась женщина, вскружившая ему голову на «Закадычных друзьях»: Рита Уилсон.

Настоящее имя Риты Уилсон – Маргарита Ибрахимофф. Она родилась в Лос-Анджелесе 26 октября 1956 го– да – всего на пару месяцев раньше Хэнкса. Ее родители-греки были иммигрантами первого поколения из области на границе Албании и Болгарии. В детстве родители изменили фамилию Риты на американский лад, вдохновившись названием лос-анджелесской улицы Вудроу-Уилсон-драйв. Ее отец пострадал от коммунистов, но теперь он жил счастливо, зарабатывая на жизнь барменом на ипподроме.

В первый день Уилсон в старшей школе на Голливуд-Хай на нее обратил внимание агент, занимавшийся поиском талантов, и в итоге она стала моделью (в том числе сделала портфолио в купальниках для Harper’s Bazaar). Она успела поработать и в розничной торговле – в дорогом магазине одежды Fred Segal, но, как она рассказывала, ее уволили за то, что она «много болтала» [75].

Первой актерской работой Уилсон была роль в «Семейке Брейди» (The Brady Bunch). Она пробовалась на роль старшего чирлидера в эпизоде, где Марсия и девушка Грега, Дженнифер, сходились на позицию: когда серия вышла в эфир в 1972 году, шестнадцатилетний Том Хэнкс посмотрел ее в Окленде. По его словам, он обратил внимание на Уилсон и подумал: «А девчонка симпатичная» [76]. На свое восемнадцатилетие Уилсон впервые снялась в рекламе арахисового масла Peter Pan. После школы ее взяли на второстепенные роли в таких сериалах, как «Счастливые дни» и «Закадычные друзья».

«Я уже забыла, сколько раз играла таких девушек, – рассказывала Уилсон о своей работе на телевидении. – Я была то зайка, то психованная, то сучка, чьей целью было показать героя героем, а героиню хорошей. Таких персонажей впихивают в сценарий, когда у постоянного состава ничего особенного не происходит. Но она никогда не мешает постоянным главным героям или фабуле сериала» [77].

Подустав от рамок Голливуда, Уилсон уехала в Англию на интенсивный учебный курс в Лондонской академии музыки и драматического искусства: ораторское искусство, пение, танец, диалекты и даже фехтование плюс роли в спектаклях «Сон в летнюю ночь» и «Орестея». Когда Рита вернулась в Штаты и получила свою первую роль – в «Волонтерах», – она уже была сформировавшейся актрисой.

Действие «Волонтеров», комедии о добровольцах из Корпуса мира, происходит в 1962 году в Таиланде, но снимали фильм в Тустепеке, отдаленном уголке Мексики. «Там фермеры водят лошадей прямо по улицам» [78], – рассказывал Хэнкс. На площадке выпуски The New York Times трехнедельной давности считались свежайшими новостями; чтобы пообедать, Хэнксу иногда приходилось ехать на авто по полчаса, перебираться через реку на старом пароме, а потом пешком подниматься в гору. Застряв в джунглях, Хэнкс и Уилсон проводили много внеэкранного времени вместе. Он был женат, но несчастливо, а она была помолвлена, но сомневалась. Они подружились, делились друг с другом сомнениями и надеждами, и их дружба перешла в нечто большее.

Хэнкс не был бабником – по его словам, за всю жизнь он спал с семью женщинами, – его накрыла главная страсть его жизни. «Мы с Ритой взглянули друг на друга, и – бабах – мы попали» [79].

Каждый вечер дарил роскошный закат, а встречи в нерабочее время были вдвойне радостны благодаря еще одному ведущему актеру. «Как прекрасно было быть влюбленным, когда рядом Джон Кэнди. Жизнь – это всегда праздник! Больше papas fritas[4]4
  Картофель фри (исп.).


[Закрыть]!» [80]

Когда съемки «Волонтеров» закончились, Хэнкс вернулся в Штаты и приехал в новый дом своей семьи на Аддисон-стрит в долине Сан-Фернандо. В течение двух недель стало ясно, что брак подошел к концу. Хэнкс ушел из дома и поселился в отеле Sheraton в Студио-Сити. Они с Льюис пытались помириться пару раз в то лето, но их усилия заканчивались горькими ссорами.

Тем временем в планах Хэнкса появилась еще одна картина: «Ничего общего», ее ставил Гэрри Маршалл. В жизни все шло наперекосяк, и Хэнкс хотел отказаться от роли, но студия TriStar Pictures предупредила: если он так поступит, то, может не сомневаться, в ближайшие два года он работы в Голливуде не найдет. Забеспокоившись, что ему придется снимать фильм с обиженной звездой, Маршалл предусмотрительно позвал Хэнкса на личную беседу: «Я сказал ему, что искренне сожалею о его семейных проблемах, что я расстроен тем, что он не спешит делать этот фильм. Но, сказал я, ни актеры, ни съемочная группа, ни я не имеем отношения к его разводу или его контрактным обязательствам. Никто из нас перед ним не виноват, так что ему не надо это на нас выливать» [81].

Хэнкс нехотя уступил и отправился в Чикаго, чтобы играть успешного рекламного агента, которому внезапно пришлось ухаживать за стареющим сварливым отцом (Джеки Глисон). Это первый фильм, где Хэнкс, создавая персонажа, многое черпал из собственной биографии: как и его герой, Хэнкс был успешным парнем немного за тридцать, и у него были сложные отношения с умирающим отцом. (У Бада Хэнкса отказали почки, и он жил на гемодиализе.)

«Я не разговаривал с папой, пока мы занимались фильмом, – рассказывал Хэнкс, – Но в итоге он собрался его посмотреть. И я сказал: “Папа, это все про тебя. Я вернулся и много размышлял о тебе и о том, каково быть твоим сыном”» [82].

Это положило начало периоду сближения между Томом и Бадом. Хэнкс даже нашел общий язык с Френсис, третьей женой Бада. «Моя мачеха продлила папе жизнь лет на десять благодаря той страсти и любви, что они питали друг к другу» [83], – сказал он. Отец и сын проводили много времени вместе, и Хэнкс во все съемочные контракты внес пункт, что неподалеку от любой съемочной площадки должен располагаться диализный центр, чтобы Бад мог приезжать к нему. В итоге Бад прожил до 1992 года; последние годы жизни он защищал интересы пациентов-почечников и даже появился на обложке журнала Trans-Pacific Renal Network.

(У Хэнкса были не столь напряженные, но более прохладные взаимоотношения с матерью; в двадцать-тридцать лет он периодически напоминал ей, что она его не растила. Но, повзрослев, он с большим пониманием начал относиться к решениям, которые она приняла в молодости. Она трижды выходила замуж и прожила до 2016 года, скончавшись в возрасте восьмидесяти четырех лет.)

Долгое время Хэнкс решал личные проблемы, сбегая в работу. Результат: успешный, хорошо зарабатывающий актер, ощущавший, что он «мертв с головы до ног» [84]. Хэнкс рассказывал: «Я был грустный, запутавшийся, словно эмоциональный калека. Мне казалось, этот карточный домик вот-вот рухнет». Несколько месяцев Хэнкс встречался с терапевтом три раза в неделю. Тот ему сказал: «У вас есть много причин печалиться, но все будет хорошо».

«Я ему очень долго не верил», – признавал Хэнкс. Но прошло некоторое время, и он «почувствовал, что наступил мир добра».

На людях Хэнкс демонстрировал беспечное равнодушие, когда речь шла о многочисленных браках его родителей, но этот фасад рушился, когда в уравнение добавлялись его дети, ведь он и сам ушел из семьи. Колину было семь, а Элизабет – три. Он не мог избавиться от неприятных мыслей: «Почему-то, как я ни старался, все равно мои отпрыски будут ощущать себя брошенными. Это очень плохо. Я ведь помню, как это было со мной» [85]. Хэнкса грызло чувство вины: «Еда казалась невкусной, а жизнь – неприятной. Я не спал» [86].

В октябре 1985 года, вскоре после того, как Хэнкс вернулся в Калифорнию со съемок фильма «Ничего общего», Льюис официально подала на развод. Юридические формальности были противны и продолжительны, ведь обычно разводы заставляют людей показать себя не с лучшей стороны. Процесс затянулся на два года, но в итоге Хэнкс и Льюис пришли к соглашению. Саманта уехала в Сакраменто вместе с двумя детьми, Том получил частичную опеку. В конце концов, подобно многим разведенным родителям, они научились мирно общаться ради блага детей.

Через полгода после окончания съемок «Волонтеров» Уилсон бросила жениха, а Хэнкс находился в процессе развода. И они отправились на свое первое «официальное свидание» [87]: предпремьерный показ картины «Не ищи смысла» (Stop Making Sense) – роскошный фильм-концерт группы Talking Heads, поставленный Джонатаном Демми. Вскоре Уилсон познакомила Хэнкса с родителями. Он произвел хорошее впечатление, несмотря на то что пришел в двух футболках (на манер Стива Бэннона), и они решили, что «это самая странная вещь, которую они видели в жизни» [88].

Вскоре Хэнкс и Уилсон стали жить вместе в их «пробном любовном гнездышке» [89] в Западном районе Лос-Анджелеса возле Калифорнийского университета. Хэнкс обнаружил, что эта часть города сильно отличается от беспорядочной пригородной застройки в долине Сан-Фернандо: теперь он обитал в модном районе с любителями пробежек и машинами-кабриолетами, больше похожем на стереотипный Лос-Анджелес из кинофильмов. «Кажется, в любой момент могут появиться Старски и Хатч» [90], – удивлялся Хэнкс.

В 1986 году Хэнксу исполнилось тридцать, и он встретил этот рубеж с облегчением. «Когда я отпраздновал тридцатый день рождения, то подумал: “Наконец-то!” В моей жизни столько всего произошло к этому моменту. Становясь старше, я нравлюсь себе все больше. Я чувствую себя более расслабленным, счастливым. Я не плачу по уходящей юности. Скорее я сам выставляю ее за дверь, ведь я столько лет был идиотом» [91].

Он успел по большей части привыкнуть к сюрреалистичному статусу знаменитости. Подобно многим звездам до него, ему приходилось полагаться на внутренний барометр добра и зла, когда он продвигался по новому миру наград и опасностей. Хэнкс рассказывал: «Полгода я вел себя как урод, и никто бы мне не сказал, что я урод» [92].

Хэнкс размышлял о своей зрелости и о том, что быть взрослым оказалось не так, как он представлял себе, будучи подростком. «Одно время я и мои веселые друзья постоянно жаловались, что шутками в постель никого не затащишь. Но потом что-нибудь происходило, я был забавный, и у меня случался секс, и это был такой момент силы, мне кажется, – добавил он. – По-моему, у меня появилась определенная сексуальная уверенность в себе, которую я оцениваю трезво и которая не выставляется напоказ. Я знаю, что это происходит оттого, что годами я был одинок. Я не чувствую себя ослом из-за этого. Я не чувствую, что что-то упустил» [93].

Хэнкс и Уилсон вскоре осознали: у них не просто послеразводный романчик, они созданы друг для друга. Однажды вечером во время поездки в Нью-Йорк они стояли на углу – Уилсон вспоминала, что это было пересечение Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улицы, – и Хэнкс сказал ей: «Тебе никогда не надо менять себя и то, что ты делаешь, чтобы быть со мной» [94]. Она заплакала от радости.

В конце 1987 года они полетели на карибский остров Сан-Бартелеми вместе с приятелем – актером Питером Уэллером. В канун Нового года они отправились в роскошный ресторан, где сидели рядом с Майком Николсом и Дайан Сойер, с которыми вскоре подружились. Время шло к полуночи, приближался 1988 год, и Хэнксу надо было сделать важное дело: он спросил у Уилсон, выйдет ли она за него замуж.

«Еще бы!» [95] – ответила она.

Через несколько месяцев Хэнкс и Уилсон закатили большую греческую свадьбу. Они сочетались браком в греческой православной церкви – еще одна перемена в жизни Хэнкса – и арендовали двухэтажный ресторан для приема гостей. «У нас играл греческий ансамбль и рок-группа, и всякий раз, когда выступали греки, мы танцевали по залу, взявшись за руки, – рассказывала Уилсон, – а Том даже взял квадратный стол зубами, удерживал его и так танцевал. Он превратился в грека. Все били тарелки и бросали в него деньги» [96].

Хэнкс обнаружил, что, поскольку у Уилсон огромная шумная родня, то и он теперь обзавелся многочисленными родственниками. Для человека, с детства привыкшего жать на кнопку перезапуска и оставлять позади дома, родные города и целые семьи, это постоянство было новым, сбивающим с толку и умиротворяющим. Хэнкс рассказывал: «Я дорос до того, чтобы любить невероятно много людей, больше, чем мне когда-либо казалось возможным» [97].

Наконец-то Хэнкс обрел мир. «Рита спасла меня» [98], – говорил он. Хэнкс и Уилсон были успешными и знаменитыми, но в свободное время они больше всего любили играть с друзьями в шарады. Где-то раз в неделю они шли вкусно поесть и посмотреть фильм – понимание того, что это самый заурядный вечер, нисколько не умаляло их удовольствия. Они называли это «Вечернее свидание в стиле США» [99].

Он говорил: «Из-за любви, связывающей нас с Ритой, я чувствую, что получил свободу делать вещи, совершенно непохожие на то, что мне доводилось делать раньше» [100].

Хэнкс еще не снимал собственных фильмов, хотя у него была продюсерская компания (называвшаяся Clavius Base в честь лунной базы Клавий из «Космической одиссеи 2001 года»). Он сухо высказался о контракте на разработку сюжета, который его компания заключила с Columbia: «Лучший сценарий: я придумываю сценарии и персонажей, которые мне интересны, а Columbia производит и распространяет фильмы, которые зарабатывают кучу денег и входят в анналы истории кино. Худший сценарий: все сидят ровно, ничего не делается, и я ухожу в бизнес по выращиванию абрикосов или что-то в этом роде. Где-то посередине и находится мой контракт» [101].

Пусть Хэнкс еще не научился вести дела в Голливуде, он заметно рос как актер, вкладывая все больше души в своих персонажей. Огромный скачок вперед – «Большой», где он сыграл тринадцатилетнего мальчика, по волшебству превратившегося в тридцатилетнего мужчину. «Я не хочу, чтобы ты играл милашку. Нам не нужен милашка» [102], – предупредила режиссер Пенни Маршалл, и Хэнкс к ней прислушался. С его по-подростковому небрежной походкой и безграничным воображением он был эмоционально открыт, душераздирающе уязвим и невероятно смешон. Работа принесла ему номинацию на «Оскар» в категории «Лучший актер», но вместе с Джином Хэкменом, Эдвардом Джеймсом Олмосом и Максом фон Сюдовом он проиграл Дастину Хоффману с его «Человеком дождя» (Rain Man).

Когда Хэнкса спросили, есть ли у него план на ближайшие десять лет карьеры, он съязвил: «Нет, их обычно строят режимы Восточного блока, и в конце концов их свергают» [103]. Плывя по течению, Хэнкс поднялся на новую вершину успеха – он превзошел своих ровесников, например Майкла Китона и Джеффа Дэниелса, и конкурировал с восходящей звездой Томом Крузом.

Следующие несколько лет показали, чем рискуешь, спонтанно выбирая роли, поскольку картины с участием Хэнкса проваливались в прокате одна за другой: сатира на жизнь в пригородах «Предместье» (The ’Burbs), романтическая комедия «Джо против вулкана» (Joe Versus the Volcano), фильм о дружбе копа и пса «Тёрнер и Хуч». Он выложился в них полностью и узнал, что иногда этого недостаточно. Участие в фильме с партнером-собакой многому научило его как актера, но съемки прошли крайне тяжело. Хэнкс рассказывал: «Мы упахивались до смерти и в конце я подумал: “Неужели я действительно так вкалывал и вложил столько труда в фильм с таким названием?» [104]

Затем он умудрился получить ведущую роль в картине, казалось, обреченной стать блокбастером: Брайан Де Пальма взял его в фильм «Костер тщеславия» (The Bonfire of the Vanities) по роману-бестселлеру Тома Вулфа «Костры амбиций» в качестве центрального персонажа – биржевого маклера Шермана Маккоя. Все остальные, включая самого Хэнкса, видели в этой роли кого-то постарше, более соответствующего образу «белого англо-саксонского протестанта». «Идея о том, чтобы я играл Шермана Маккоя, – это огромнейший, невероятнейший риск, – рассказывал он. – Может, я буду хорош, а может – совсем не к месту» [105].

Как выяснилось, он был куда ближе к варианту «совсем не к месту». Однако неудачный выбор Хэнкса оказался наименьшей из проблем «Костра»: в художественном и финансовом отношении фильм был нелеп, как дельфин, пытающийся решать уравнения. Эта авантюра оказалась не настолько большой, чтобы Хэнксу понадобилась программа защиты свидетелей, но ситуация была к тому близка.

Де Пальма предоставил журналистке Джули Саламон полный доступ к производственному процессу фильма: появившаяся в результате книга «Конфетка дьявола» (The Devil’s Candy) позволяла своими глазами взглянуть на кинематографический Гинденбург. Хэнкс выглядел на ее страницах симпатично: дружелюбный парень, играющий в карты на площадке в ожидании съемок. Cамая интересная часть в рассказе о Хэнксе повествовала о том, как он использовал свое положение во время кастинга на роль подруги Шермана: прочитав диалог и с Мелани Гриффит, и с Умой Турман, Хэнкс решил, что в Гриффит точно есть искра, а Турман, хоть и красивая, но играет на уровне, больше подходящем для школьной пьесы. Громко вредничать он не стал, но в подходящий момент аккуратно проинформировал студию: «Я просто не могу играть с Умой» [106]. И получил свое.

После публикации книги Хэнкс заметил: «Некоторые люди решат, что безумие, нерешительность и разбазаривание средств – это то, что стоит за неудачным кино. Однако так делается любое кино. Если бы «Костер» добился блестящего успеха, книгу восприняли бы как рассказ о том, насколько хаотичным бывает создание фильма. Всегда есть вероятность, что кино получится ужасным. Именно то, что зачастую оно получается не таким, – и приводит тебя на Аллею славы» [107].

После «Костра тщеславия» Хэнкс взял паузу. Он выпустил четырнадцать фильмов за семь лет и понимал, что это чересчур много. «Я рисковал: американским зрителям могло надоесть на меня смотреть, – сказал он. – Легко злоупотребить их терпением» [108]. 4 августа 1990 года у них с Уилсон родился сын Честер. Хэнкс сменил своих представителей, подписав контракт с могущественным агентством Creative Artists Agency. Он подумал, что теперь его карьера пойдет как надо.

«Я сделал ужасно унылый ряд дешевых комедий, где играл нелепого парня, которому то удается, то не удается затащить в постель женщину своей мечты. Моя мотивация, заставлявшая брать эти роли, была не той, что следует. Я хватался за любой подвернувшийся проект, не важно, были у меня силы или нет, понимал ли я материал или нет» [109]. Хэнкс беспокоился, что ему грозит превратиться в знаменитый бренд, до которого никому нет дела, – вроде мыла Palmolive. Он пришел к своему приятелю Рону Ховарду и рассказал об этой дилемме, выразившись так: как не превратиться в Эллиотта Гулда[5]5
  Эллиотт Гулд – американский актер, удачно снявшийся в нескольких фильмах Р. Олтмена (в первую очередь «Военно-полевой госпиталь» (M.A.S.H.), а также в картине И. Бергмана «Прикосновение» (The Touch). После середины 1970-х годов ему ни разу не удалось повторить собственный успех, и он стал так называемой ностальгической звездой. – Прим. перев.


[Закрыть] [110]? (Вероятно, Хэнкс использовал сравнение с Гулдом, чей звездный статус в 1970-е годы испарился быстрее, чем можно было бы предположить, поскольку они встречались в конце 1990 года. Гулд участвовал в программе «Субботним вечером в прямом эфире» и там вместе со Стивом Мартином и Полом Саймоном принимал Хэнкса в Клубе приходящих по пятому разу (Five-Timers Club), куда приглашают частых гостей шоу.)

Хэнкс пришел на программу вместе с Ричардом Ловеттом, президентом CAA. Ловетт спросил Хэнкса: «Чем ты хочешь заниматься?» [111]

Его ответ: «Я не то чтобы знал, что я хочу делать, но точно понимаю, чего не хочу. Я не желаю больше играть парней вроде “Ой, я ни в кого не влюблен, ой, как жалко, ой, я просто пытаюсь работать, но моя машина все время смешно ломается”. Они мне скучны, они никак не связаны с моей жизнью, и я не хочу тратить время, разбираясь в этих историях» [112].

Или, если короче и грубее: «Я больше не хочу играть обсосов» [113]. Вместо персонажей, попавших в обстоятельства, которых они не понимают или не контролируют, он хочет играть взрослых людей: мужчин, знающих жизнь и пошедших на горькие компромиссы. Легче сказать, чем сделать, – но у Хэнкса скопилось в банке достаточно денег, и он мог не хвататься за любую работу просто ради заработка. «Получалось, что у меня на столе лежит куча предложений, которые только выкинуть, а из того, что остается, – выбирать особо нечего» [114].

В поисках взрослой роли Том Хэнкс попробовался на роль озлобленного, раздавленного жизнью бейсболиста, которого выгнали из обеих главных лиг и во время Второй мировой войны из армии из-за дурацкой травмы, полученной спьяну: Джимми Дуган, тренер команды «Рокфордские персики» в фильме «Их собственная лига» (A League of Their Own). Режиссер Пенни Маршалл, уже работавшая с Хэнксом в «Большом», взяла его на роль Дугана при условии, что он наберет достаточно веса и будет выглядеть потным и непривлекательным. Он уступил и начал отъедаться в кафе штата Индиана (щедрые порции свинины и мороженого Dairy Queen), а потом с удовольствием принялся за «Персиков», объясняя им, что «в бейсболе не плачут», и всячески демонстрируя вздорный нрав.

На съемочной площадке Хэнкс обнаружил забытый побочный эффект того, что у тебя не главная роль: приходится убивать время. Долгими днями, когда снимались бейсбольные матчи «Персиков», Хэнкс развлекал толпы статистов на трибунах, раскрашивая бейсбольные биты, а потом разыгрывал с ними кукольные спектакли, прячась за скамейкой запасных.

Когда «Их собственная лига» выстрелила – общие сборы составили 107 миллионов долларов, в семь раз больше, чем «Костер тщеславия», – Хэнкс обнаружил, что его возможности весьма расширились. Следующим его проектом стала романтическая комедия «Неспящие в Сиэтле» (Sleepless in Seattle) с актрисой Мег Райан и режиссером и автором сценария Норой Эфрон, где он сыграл недавно овдовевшего отца.

«Было замечательно не играть парня, c которым происходит какая-то чепуха. Мой персонаж – не тот, кто находит чемодан с деньгами, который позарез нужен негодяям. И никто не пьет волшебное зелье. Это человек, потерявший жену и вынужденный с этим жить. Самые ясные, чистые, легко передаваемые установки персонажа, которые только можно вообразить» [115].

Становилось очевидно, что Том Хэнкс – актер получше, чем все предполагали. Пожалуй, он даже лучше, чем он сам предполагал. Одно из его ключевых качеств – умение нравиться, какой бы ни была роль, он показывал себя славным парнем.

«“Умение нравиться” подчас оборачивается тяжким бременем [116]. В конце концов оно распространяется на все, что ты делаешь. В моей жизни были периоды, когда я страстно мечтал стать угрюмым, занятым самокопанием одиночкой на углу, но как бы ни старался, это не мое – я по природе своей добряк. Бывало, я неоднозначно относился к этому умению нравиться, поскольку чувствовал, что оно обесценивает мой труд. Оттого, что я такой, черт возьми, милаха, люди думают, что моя жизнь – легче легкого, что работа моя получается сама собой, так же запросто, как встать с кровати. Но это только кажется, то, что я делаю, – совсем не просто, и самое сложное – удержать осознание того, что все происходит перед камерой. Нужно время, чтобы научиться отфильтровывать все лишнее и позволить себе выкладываться на все 100 %» [117].

Вместо того чтобы противодействовать своему неизменному обаянию очевидным способом, например сыграв серийного убийцу, Хэнкс находил роли, где его врожденная порядочность будет плюсом. Например, фильм «Филадельфия». Выбор роли Энди Беккета, юриста-гомосексуала, умирающего от СПИДа, был продиктован соображениями творческого плана: Хэнкс будет работать вместе с Джонатаном Демми и Дензелом Вашингтоном. А еще это был политический ход: Хэнкс воспользовался своим публичным имиджем и талантом, чтобы зрители идентифицировали себя с гомосексуальным героем. «В некотором роде мы все ждали, когда мейнстримовый Голливуд выскажется на тему эпидемии СПИДа. Но ты не получишь признания за то, что стал первым, если не сделаешь все по первому разряду» [118].

Во время подготовки к роли Хэнкс встречался со многими больными СПИДом, расспрашивал их, как они узнали о своем диагнозе. «Главное – сыграть не болезнь, – подчеркивал он, – главное – сыграть человека» [119]. Но, хотя он считал себя вполне просвещенным («Не раз в меня влюблялись мужчины, – небрежно вспоминал он о временах, когда был молодым актером в Нью-Йорке, – и меня это обескураживало точно так же, как когда в меня влюблялись женщины» [120]), – на съемочной площадке Хэнкс обнаружил, что должен преодолеть собственную гомофобию.

В постели с Антонио Бандерасом, когда снимали любовную сцену, которую потом все-таки вырезали из фильма, они обнимались снова и снова. Через пять или шесть дублей Бандерас тихо сказал Хэнксу: «Я ведь тебя чувствую. Я знаю, что ты сейчас осторожничаешь. Просто делай, что хочешь, мы ведь понимаем, кто мы такие» [121].

Суть актерства – найти то, что связывает тебя с другими, и в этом плане Хэнксу надо было трудиться больше, чем он предполагал. «Неосознанно, – говорил он, – я построил все эти стены» [122].

Хэнкс выиграл «Оскар» в номинации «Лучший актер». Казалось, что эта награда, как и его решение сыграть такую роль, имеет как творческие, так и политические причины. Сжимая трофей, он произнес эмоциональную речь о бремени человека, страдающего СПИДом, в которой заявил: «На улицах Рая слишком тесно от ангелов» [123].

Стивен Спилберг, который в тот же вечер взял приз за «Список Шиндлера» (Schindler’s List), заметил, что во время своей речи Хэнкс «сказал больше, чем говорила “Филадельфия”, и нашел отклик у большего числа людей, чем сам фильм» [124].

Хэнкс изящно преподнес зрителям свой призыв к терпимости, облаченный в риторику патриотизма, и подчеркнул, что такая позиция – сострадать жертвам эпидемии и считать, что все равны перед законом, – не является в Голливуде маргинальной. Обретя самую масштабную зрительскую аудиторию в своей жизни, он попытался сделать мир лучше. Хэнкс сказал: «Это невероятно личный момент, который видят три миллиарда людей» [125].

Среди прочего в своей речи он выразил солидарность с другом-геем (Джоном Джилкерсоном, подтолкнувшим Хэнкса вернуться на сцену словом «Стыдись!») и учителем-геем (Роули Фарнсуортом, преподавателем актерского мастерства в старшей школе, вдохновившим его играть). Джилкерсон умер от СПИДа в 1989 году, но, когда Хэнкс позвонил Фарнсуорту за три дня до вручения «Оскара», преподаватель-пенсионер разрешил упомянуть его имя в речи. «Я понятия не имел, что он собирается сказать, это было просто ошеломительно» [126], – рассказывал Фарнсуорт. Ушедший на пенсию учитель обнаружил, что внезапно стал знаменитым: о нем писали журналы, его пригласили быть гранд-маршалом на параде в Атланте в поддержку детей с ВИЧ.

Речь Хэнкса имела настолько далекоидущие последствия, что послужила основой для отличной комедии, выпущенной через два года, – «Вход и выход» (In & Out). Сюжет: актер (Мэтт Диллон) получает «Оскар» и благодарит своего учителя-гея (Кевин Клайн), а тот возражает, что он на самом деле гетеросексуал. К концу фильма учитель осознает собственную гомосексуальность и сходится с тележурналистом в исполнении Тома Селлека. Джоан Кьюсак даже получила номинацию на «Оскар» за роль брошенной невесты в этом фильме.

«Речь Тома Хэнкса на церемонии, несомненно, вдохновила нас на “Вход и выход”» [127], – рассказывал сценарист Пол Рудник.

«Это потрясающе, – отозвался Хэнкс о “Входе и выходе”, – я получил один из лучших отзывов о своей карьере в связи с фильмом, в котором даже не снимался» [128]. К тому времени, когда Том стоял на сцене павильона Дороти Чендлер, принимая «Оскар» за «Филадельфию», он уже закончил свой следующий фильм: совсем другой проект под названием «Форрест Гамп».

Фильм рассказывал о жизни слабоумного, который путешествует по американской истории XX века, выдавая по пути разные афоризмы вроде «Дурак тот, кто поступает по-дурацки» и «Жизнь как коробка шоколадных конфет»; из-за голливудской бюрократии сценарий буксовал девять лет, пока за него не взялись Хэнкс и Роберт Земекис. «Они не хотели тратить деньги на “Форреста Гампа”, – сказал Хэнкс о руководстве студии, – Они думали, что мы с ума сошли. Они сказали: “Что это за кино? Злодея нет. В фильме ничего не происходит”. Они были недовольны» [129].