Текст книги "Наполеон и его женщины"

Скажи, прошу тебя, Бодену, чтобы он сказал, что не знаком со мной; что поставки для Итальянской армии получил не через меня; пусть скажет портье дома номер 100, что когда его будут спрашивать живет ли здесь Боден, он ответит, что не знает такого; чтобы он воспользовался письмами, которые я ему дала для Италии только через несколько часов после приезда в эту страну и только тогда, когда это будет необходимо; узнай, только между нами, не связан ли Жюбье с Жозефом. Ах! напрасно они мучают маня, они не смогут разлучить меня с моим Иполитом; мой последний вздох будет предназначаться ему.

Я сделаю все для того, чтобы увидеться с тобой днем. Если же не смогу, то вечером приеду к Бодену а завтра утром пришлю к тебе Блондена, чтобы указать время, когда мы сможем увидеться в Саду Муссо⁵³.

Прощай, мой Иполит, шлю тебе тысячу горячих, как мое сердце, любовных поцелуев…⁵⁴

Отправив это письмо, достойное неграмотной портнихи, Жозефина отправилась к Бонапарту и излила на него лавину ласки, на которую он смог достойно и с благодарностью ответить…

Глава 5
Англия узнает о семейных неурядицах Бонапарта

Начиная с Каира, Бонапарт перестал мириться с уготованной ему ролью рогоносца.

Максимилиан Вокс

Восторженныи прием почти двух тысяч парижан показал Бонапарту, что он необычайно популярен в народе. Однажды вечером, когда он возвращался от Барраса, толпа, предвосхищая события на семь лет вперед, с поразительным предчувствием приветствовала его как истинного монарха.

Домой он вернулся в крайнем волнении.

Сидя перед камином, он размышлял о возможности совершения государственного переворота, которую ему так реально предоставляла судьба.

Директория настолько запятнала себя, что французский народ желал иметь режим личной власти, твердое правление человека, не замешанного ни в каких политических махинациях. И Бонапарт стал всерьез подумывать о том, что небо предназначило именно ему стать таким человеком. Как-то, гуляя в парке замка Монбелло (где он ввел королевский этикет), он решил довериться Миоту, бывшему послом Франции во Флоренции:

– То, что я совершил до сегодняшнего дня, еще очень ничтожно… Вы думаете, что я добился триумфа в Италии для того, чтобы умножить славу адвокатов, засевших в Директории? Этих Карно и Баррасов? Вы полагаете, что все это для того, чтобы основать Республику? Ерунда! Какая может быть Республика у тридцати миллионов человек?! С нашими нравами и нашими пороками! Это химера, которой сейчас забиты головы французов. Но это у них пройдет, как и все другое. Им нужна слава, удовлетворение тщеславия. Между тем они ничего не смыслят в свободе.

Запершись в кабинете, он раздумывал над тем, стоит ли ему попытаться захватить власть. Казалось, для этого были благоприятные условия: армия обожала его, народ выказывал настоящее преклонение, директора вроде бы были у его ног. Были и друзья, которые могли помочь… Всю ночь он ходил взад-вперед по комнате. Утром, все еще не уверенный в успехе, сознавая, что в случае неудачи потеряет все, он решил, что прежде, чем совершать государственный переворот, ему следовало совершить деяние, которое смогло бы его сделать равным Цезарю или Александру Македонскому…

Договор, подписанный в Кампо Формио и закрепивший поражение Австрии, принес мир

Европе. Но оставалась Англия. Для того чтобы заставить ее прекратить боевые действия, Бонапарт решил создать угрозу ее коммуникациям с Индией, завоевав Египет.

Директория, счастливая тем, что наконец-то сможет отделаться от этого неудобного ей генерала, предоставила в его распоряжение золото, солдат, корабли, и 4 мая 1798 года Бонапарт покинул Париж в сопровождении Жозефины, Бурьена, Дюрока и де Лавалетта.

Избранный накануне членом Французского института, он взял с собой в поход целую группу ученых, которые пожелали изучить историю этой столь мало известной страны.

Во время поездки Жозефина, которая начала уже осознавать всю неосторожность своего легкомысленного поведения, а также, возможно, угадывать судьбу, ожидавшую того, кого все звали «генерал Победа», несколько раз просила Бонапарта разрешить ей отправиться с ним в экспедицию, но он отклонил эти просьбы. Для того чтобы как-то смягчить его, она однажды вечером повела себя ревниво, заговорив о чудесных женщинах, которых он повстречает на Востоке, надулась, заплакала. Но он ответил ей, что английский флот представляет для этого предприятия слишком большую угрозу, «чтобы он мог позволить себе подвергнуть опасности любимую супругу…».

Вечером 8 мая кортеж карет прибыл в Тулон, а на другой день Бонапарт был уже на борту адмиральского корабля «Орион». Жозефина проводила его до каюты и снова попросила взять ее с собой. Ответ был категоричен:

– Я запретил брать в экспедицию женщин. Главнокомандующий не должен подавать дурной пример… Отправляйся-ка лучше в Пломбьер. Говорят, тамошние воды очень способствуют стимуляции «ленивого зачатия». Быть может, вернувшись оттуда, ты сможешь родить мне сына. Этим ты доставишь мне самую большую радость!

После долгого поцелуя Жозефина в крайнем огорчении сошла с корабля. Тут же прозвучал пушечный выстрел, фанфары заиграли республиканский гимн, и «Орион» в сопровождении ста двадцати судов вышел из порта. Стоя на причале, креолка долго махала вслед платком… Наполеон в ответ махал ей на прощанье шляпой, даже не подозревая о том, что в трюмах кораблей на завоевание Египта отплывали почти триста женщин, которых их мужья или любовники переодели в мужскую одежду…

Когда последний парус скрылся из виду, Жозефина вернулась в свою комнату, сожалея о том, что обстоятельства не позволили ей отведать прелестей одного из тех красивых моряков, которые глядели на нее с явным намерением взять ее на абордаж…

На следующий день, в то время, когда Жозефина покидала Тулон, направляясь в Пломбьер, Бонапарт занялся организацией жизни на борту «Ориона». Чтобы продолжить свое образование во время путешествия, он каждый день собирал у себя ученых и вел с ними беседы по вопросам религии, истории, другим наукам. Обычно эти беседы велись вечером, после ужина. Степенность этих бесед часто нарушалась грубыми шутками Жюно, который постоянно насмехался над «академиками». Один пример такой шутки привел нам Арно.

«Отдельные смешные происшествия, – пишет он, – нарушали серьезность этих бесед, которые не всем были по душе, но присутствовать на которых главнокомандующий приказал всем генералам. Почти все выходки совершал Жюно, которому генерал многое прощал и который поэтому многое себе позволял.

– Генерал, – сказал он как-то очередному председательствующему на беседе. – Почему Данн (а произносил он это имя особым образом⁵⁵) не член Института? Нельзя ли его избрать туда уже только за одну фамилию?»⁵⁶

После этих «поучительных» бесед Бонапарт отправлялся спать иногда с морской болезнью, а иногда с нежными воспоминаниями о Жозефине…

Отвоевав по пути у рыцарей остров Мальту, Бонапарт 2 июля высадился в Александрии. И сразу же, преодолевая раскаленные пески⁵⁷, двинулся на мамелюков, которые могли перерезать ему дорогу на Каир. Несмотря на страшную жару, вынуждавшую французов передвигаться только по ночам, несмотря на жажду, от которой умирали десятки солдат, он, тем не менее, сумел опрокинуть противника у пирамид и 24 июля торжественно вступил в египетскую столицу.

Поселившись, как султан, в самом красивом дворце города, он первым делом написал Жозефине несколько горьких писем. Новости, полученные им из Франции, действительно были малоутешительными. От брата он узнал, что, направляясь в Пломбьер, его жена встретилась в Лионе с Ипполитом Шарлем и что любовники теперь вовсю старались, чтобы минеральные источники дали Бонапарту наследника…

Поэтому по два раза в день из Каира в Вогезы уходили полные упреков письма.

А 1 августа Бонапарту сообщили ужасную новость: английская эскадра потопила французский флот перед Абукиром. И в довершение ко всем неприятностям Нельсон⁵⁸ перехватил почту, в которой были свидетельства неудачной семейной жизни покорителя пирамид…

Бонапарт приготовился к самому худшему. И он был прав: спустя месяц английское правительство опубликовало захваченную корреспонденцию и сообщило всему миру о домашних неурядицах Бонапарта⁵⁹. И теперь вся Европа со злорадством читала письмо, которое Наполеон написал своему брату Жозефу (стиль и орфография сохранены):

«Ты прантешь в официальных источниках реляции о срожении за завоевание Египта, о катером уже достаточно сообщено, чтобы я добавлял еще листок к славе этой армии.

У меня большие семейные неприятности, поскольку вуаль полностью спала. Ты один остался у меня на земле твоя дружба очень дорога мне. Мне ничего больше не остается, чтобы стать мизантропом, как потерять и тебя и получить от тебя прдательство (предательство). Это очень печальное положение: испытывать все чувства одновременно к одному человеку, который занимает все сердце – ты понимаешь меня.

Сделай так, чтобы у миня был когда приеду загородное имение или же недалеко от Парижа или в Бургундии, я хочу провести там зиму и ни с кем не встречаться, я стал (устал) от людей.

Мне нужно одиночество и покой, величие нагоняит на миня скуку, чувства иссохлись, слава увялау я весь счерпан (исчерпан). Мне остается только стать настоящим Эгоистом.

Я рассчитываю оставить дом за собой и никогда его никому не отдам. Мне больше нечем жить. Прощай, мой единственный друг…»

Публикуя эти письма, Англия не только преследовала цель повеселить Европу. Вскоре из Лондона сборник писем был доставлен Нельсону, переправившему его дальше, в Египет, для того, чтобы высмеять командующего французскими войсками, поведав о беспорядке, который творился у него в душе…

Таким образом, супружеская неверность Жозефины грозила привести к деморализации французской армии именно в тот момент, когда французы оказались в Африке, как в западне…

Глава 6
Бонапарт заводит любовницу для того, чтобы поднять свой престиж

Во Франции признак мужского пола представляет собой настоящий жезл командира.

Р.-М. Арно

Новость о катастрофе у Абукира была встречена Баррасом и его окружением с нескрываемым удовлетворением. Уверенные в том, что Бонапарт навеки затерялся в песках, они занимались организацией балов, и будущее представлялось им в розовом цвете. Благодаря Нельсону эти господа могли спокойно продолжать наживаться на бедах народа Франции, не опасаясь государственного переворота со стороны этого ставшего слишком популярным генерала. Некоторые из них, не стесняясь, вслух благодарили Провидение: – Ну наконец-то мы отделались от этого честолюбивого коротышки, – говорили они.

На улице Победы Жозефина тайно разделяла их радость. Когда ей сообщили эту новость, она, словно заправская актриса, бросилась на канапе и громко зарыдала:

– Бедный Бонапарт, как ему будет жарко!

После чего в сопровождении все того же господина Шарля отправилась на очередной праздник…

А через несколько дней поступившая в Париж ложная информация вынудила ее показать свое истинное лицо. Во время одного приема, устроенного в Люксембургском дворце, к Баррасу подошел секретарь и вручил послание. Гости, сразу же догадавшись, что речь идет о новостях из Египта, прекратили танцевать и столпились посреди салона. Директор, дождавшись полной тишины, сказал:

– Друзья мои, я вынужден сообщить вам весьма печальное известие: только что я узнал, что генерал Бонапарт убит в Каире.

«В глазах присутствующих, – пишет Масда, – можно было прочесть глубокую скорбь, а Жозефина, опиравшаяся на руку Ипполита Шарля, упала в кресло, притворившись, что ей стало плохо».

Баррас повернулся в ее сторону:

– О, простите, мадам! – И добавил: – Друзья мои, нас постигло слишком большое несчастье, чтобы мы могли продолжить наш праздник. Давайте разойдемся, а я останусь с доктором Дюфуром, который позаботится о жене генерала Бонапарта…

Когда последний гость покинул дворец, Жозефина с улыбкой поднялась с кресла. Затем расхохоталась и спросила Барраса:

– А точно ли то, что Бонапарт убит?

Директор вежливо успокоил ее:

– Полагаю, да. Человеку, сообщившему мне об этом, нет никакого интереса лгать.

Она захлопала в ладоши:

– Ах, теперь я снова могу дышать спокойно! Друг мой, если это так, я сильно переживать не стану. Этот человек всегда любил лишь самого себя. Это – самый черствый эгоист, самый злобный человек из тех, кто когда-либо появлялся на свете. Его всю жизнь заботили только личные интересы, только собственное честолюбие…

Все еще не веря своему счастью, она переспросила Барраса:

– Так он действительно мертв?

– Полагаю, да.

Она даже подпрыгнула от радости.

– Ах, одним злым человеком меньше! Вы представить себе не можете, что это был за человек. Он думал только о том, чтобы кому-то причинить зло. Постоянно придумывал гадости, которые делал то одним, то другим. Ему надо было досадить всем⁶⁰.

А пока парижане считали, что тело Бонапарта, забальзамированное египтянами, должно занять место в кабинете Музея истории естествознания⁶¹, молодой генерал, догадываясь о реакции Директории, планировал вернуться во Францию через Индию, осуществив мечту Александра Великого…

Уже на следующий день после Абукира он обратился к солдатам с прекрасной речью:

– У нас больше нет флота, и что же с того?! Нам остается или погибнуть здесь, или выйти отсюда, как это делали древние! Это событие вынуждает нас совершить великие деяния, и мы совершим их! От родины нас отделяют моря, но ни одно море не отделяет нас от Азии, а Азия граничит по суше с Европой… Нас много, и людей хватит для того, чтобы пополнить наши ряды; у нас есть оружие и боеприпасы в достаточном количестве, а будет нужно, ученые, которых я привез с собой, изготовят нам еще… Нас ждет славное будущее!..

Эти необычайные слова настолько вдохновили войска, что без колебаний все, от барабанщика до генерала, согласились совершить чудо…

Пока ученые Института Египта проводили замеры сфинкса, раскопки, изучали иероглифы, солдаты занялись грандиозными делами: опресняли воду, строили ветряные мельницы, печи для выпечки хлеба, для варки пива, изготовления водки и т. д.

Бонапарт почти ежедневно отправлялся проверять «стройки», и каждое его появление встречалось с большим воодушевлением. Но как-то раз он заметил в глазах приветствовавших его солдат насмешку. Из этого он заключил, что несколько экземпляров английской книжонки с копиями его писем к Жозефине попали в руки подчиненных и они узнали о его семейных неурядицах.

Очень этим расстроенный, он вернулся во дворец.

Оценив ситуацию, он решил, что лучшее средство для восстановления своего престижа это завести любовницу и сделать так, чтобы все об этом узнали. Он позвал Бертье:

– Соберите самых красивых женщин страны и приведите их ко мне.

Через несколько дней, как пишет Бурьен, некий мамелюк представил Бонапарту «полдюжины азиаток, о грациозности и красоте которых очень много говорили; но их походка и полнота восторга у Бонапарта не вызвали, и он тут же прогнал их с глаз долой»⁶².

Обеспокоенный Бонапарт с тревогой спрашивал себя, осмелится ли он изменить Жозефине и дать таким образом знать своей армии, что перестал быть слепым мужем неверной жены⁶³.

В один из сентябрьских дней, отправившись верхом в сопровождении своего штаба на праздник, организованный неподалеку от Каира, Бонапарт повстречался с караваном ослов, на которых возвращались в город веселые солдаты. Среди них была молодая голубоглазая блондинка, серебристый переливчатый смех которой заставил Бонапарта обернуться. Порывы ветра, поднимая подол ее платья, обнажали прекрасные стройные ноги. Он смотрел на нее, как рассказывали, «со смешанным чувством удивления и восхищения».

Вечером, вернувшись во дворец, он спросил у Бертье, что это за молодая особа, которую он встретил. Генерал-майор быстро навел справки и доложил Бонапарту:

– Это – гражданка Полина Фурес. Чтобы приехать сюда с мужем, она переоделась в мужское платье. Несмотря на юный возраст – ей всего двадцать лет, – она проявила большое мужество во время ужасного марша через пески пустыни. Там, где мужчины падали от солнечного удара, песка и обжигающего ветра, она шла, стиснув зубы и не произнося ни слова. Все солдаты 22-го егерского полка влюблены в нее, но относятся к ней с уважением, поскольку у них с мужем образцовая семья…

Так кто же была эта очаровательная Полина, привлекшая внимание главнокомандующего?

Лучше всего о ней рассказывает герцогиня д’Абрантес:

«Полина родилась в Каркассоне. Отец ее был человеком благородным, а мать, думаю, горничной или же кухаркой. Воспитание девушка получила от этих двух существ, которые дали ей жизнь. Получив кое-какое образование, она пошла работать. Это была одна из самых красивых девушек в городе, да к тому же полна добродетелей. Поведение ее было очень примерным, а в Каркассоне это очень ценилось. Нравы там совсем другие, не такие, как в Париже…

Ее назвали Полиной Белиль, Красоткой, поскольку она и впрямь была очаровательна. Это прозвище она получила в доме одного из моих друзей. Господин и госпожа де Саль были к ней очень добры, и она этого заслуживала; оба они относились к ней скорее как к своему ребенку, нежели как к приходящей служанке.

Как-то господин де Саль пригласил гостей на ужин. Когда подали десерт, все захотели петь, как это заведено в провинции. Господин де Саль послал за Красоткой и, как она ни противилась, усадил за стол. Она пела, читала стихи с очарованием и легкостью. По тем временам это было редким, если не сказать уникальным, явлением среди работниц не только в провинции, но и в Париже. Красотка на гостей произвела хорошее впечатление. Она почувствовала это и именно с этого дня узнала себе истинную цену.

– Я тоже хочу быть хозяйкой дома, – заявила она господину де Салю. – У господина Фуреса состояние меньше вашего, но там у меня будет положение. Поэтому я согласилась выйти за него замуж.

Спустя некоторое время в Каркассон пришло известие о подготовке экспедиции в Египет. Фурес, уже прошедший военную службу, решил откликнуться на призыв ко всем бывшим военным, кто мог еще носить оружие. Все знали, что он уезжает, но не знали куда. Фурес отправился в Тулон, где был назначен общий сбор. Но поскольку он очень любил свою жену, он пожелал взять ее с собой, куда бы ни пришлось ехать. А молодая женщина, склонная к приключениям, только и ждала того, чтобы покинуть родное гнездо для того, чтобы улететь подальше и испытать свои молодые крылья. Поэтому, переодевшись в мужское платье, она добралась до Египта, не будучи замеченной Бонапартом»⁶⁴.

Этой пышной блондинке суждено было дать Бонапарту возможность восстановить свой престиж в Восточной армии…

Прежде чем уложить Полину к себе в постель, Бонапарт стал участником довольно-таки любопытного происшествия.

Как-то утром к Бонапарту во дворец, который он избрал для своего местопребывания⁶⁵, явилась жена генерала Вердье в крайней степени возбуждения.

– Гражданин генерал, – выпалила она, – Бертье сказал мне, что вы ищете молодую привлекательную с виду и опытную особу для приятного времяпровождения. Он сказал мне также, что вы были очень недовольны теми толстыми и слишком надушенными рабынями, которых вам показали. Поэтому я обошла несколько гаремов и обнаружила очаровательную шестнадцатилетнюю девственницу с огромными глазами. Мне показали ее голой. Ее тело было гибким, грудь – плотной и высокой, бедра – эластичными, ноги – длинными, а пушок – шелковистым…

Орлиный взор Бонапарта на секунду потерял легендарную уверенность. Довольная действием, произведенным на него описанием, гражданка Вердье продолжала:

– Это чудо зовется Зенаб. Она – дочь шейха Эль-Бекри, который согласился отпустить ее со мной на один вечер. Если она вам понравится, вы сможете делать все, что захотите…

– Когда я смогу увидеть эту особу? – спросил он.

– Она должна прийти ко мне на чай сегодня после обеда.

– Я тоже буду у вас!

В четыре часа молодой генерал, облачившись в мундир из толстой синей материи, который лишь он один в армии носил при температуре 35 градусов в тени, прибыл к жене генерала Вердье. Зенаб уже была там со своей матерью. Перед ними стояла горка пирожных с конфитюром из эвкалипта. Бонапарта девушка сразу же очаровала. Сказав ей несколько комплиментов и ласково поговорив с ее мамашей, он выпил чашку кофе и собрался уходить.

На пороге он шепнул госпоже Вердье:

– Пусть вечером ее приведут ко мне!

Очень довольная собой, генеральша передала приглашение Бонапарта египтянкам, которые громкими криками начали выражать свою радость…

– В этом следует видеть подарок неба, – сказала им хозяйка дома, – ибо генерал Бонапарт – самый великий человек на земле.

Зенаб и ее мать упали на колени, стали целовать коврик и, славя Аллаха, вернулись домой. С еще большим рвением они славили его через два часа, когда французский солдат принес Зенаб от главнокомандующего роскошный подарок – сундучок, набитый браслетами, колье, дорогими шарфами и замороженными фруктами…

Вечером, когда Бонапарт с нетерпением ждал молодую арабку, чьи красота и грациозность так очаровали его, госпоже Вердье в голову пришла нелепая мысль. Задумав сделать Зенаб еще более соблазнительной, она переодела ее в юную парижанку. «С помощью нескольких француженок, – пишет Марсель Дюпон, – она сменила ей прическу, прилепила шиньон, нарядила в длинное платье времен Директории, натянула на длинные загорелые ноги чулки с позолоченной нитью, надела на маленькие красивые ступни узкие атласные башмачки. Скованная в движениях, чувствуя себя не в своей тарелке, бедная Зенаб потеряла все свое очарование»⁶⁶.

В десять часов вечера эту напомаженную куклу привели во дворец Эльфи-бея, где Бонапарт в халате готовился провести безумную ночь. Увидев ее, он застыл в остолбенении:

– Кто это? – спросил он.

Адъютант пояснил, что жена генерала Вердье сочла нужным придать маленькой Зенаб европейский вид. Бонапарт был крайне разочарован, и его чувственный порыв, который владел им в предвкушении экзотики, пропал…

Поняв, что он разочарован ею, девочка, которая считала за праздник этот день, когда ей суждено было потерять невинность, горько зарыдала. Видя искреннее горе ребенка, генерал сжалился.

– Ну же, прекрати плакать, – сказал он. – Раздевайся!

Он по-отечески помог ей снять платье, распустить волосы и стянуть чулки. Когда она осталась совершенно голой, он увидел самое прекрасное в мире тело…

Взяв ее на руки, он отнес ее на кровать и «положил руку на дельту», как образно выражались члены экспедиции с той врожденной склонностью к этому, которая столь характерна для выходцев из народа.

Девочка перестала плакать и застенчиво улыбнулась. Такое вежливое обращение наполнило ее простодушной радостью.

– Спасибо, генерал! – сказала она.

Польщенный Бонапарт стал работать на совесть, перейдя к более серьезным вещам, и Зенаб стала женщиной с восторженным выражением на лице. Как у ребенка, которому дали большую конфету…

Рано утром Бонапарт велел доставить маленькую Зенаб в дом ее отца с еще более богатыми подарками. Но этот роман не имел продолжения. Для того чтобы одновременно отомстить и Жозефине, и Англии, Наполеону нужно было нечто другое, нежели это дитя…

Тогда он вновь вспомнил о Полине Фурес и стал думать, как устроить встречу с ней.

Ему помог случай…

Жизнь в Каире начала входить в нормальное русло. Ежедневно открывались кафе, лавочки, бани, а в ноябре 1798 года все ожидали открытия одного заведения, которое хозяин хотел превратить в нечто похожее на знаменитый Тиволи, куда парижане приходили веселиться каждое воскресенье. Вот его краткое рекламное описание, опубликованное в газете «Египетский курьер»:

«Сад этот самый большой и самый красивый во всем Каире. В нем растут апельсиновые и лимонные деревья, а также другие растения, наполняющие воздух ароматом своих цветов. С помощью многих уже построенных колодцев с колесным приводом во всех уголках сада будет течь вода.

В доме будут все развлечения и удобства, которые только можно пожелать. Там будет читальный зал, где будут собраны редчайшие книги…

Наконец, в этом месте будет все, что может доставить удовольствие всем, кто сюда придет. Если в Париже есть Тиволи, Елисейские Поля и множество других прекрасных садов, надо, чтобы и в Каире тоже было место отдыха с помпезным названием, где можно было бы повеселиться. Кстати, это, возможно, привлечет в наше общество жителей страны и их женщин и, таким образом, исподволь привьет им французские привычки, вкусы и моды».

Торжественное открытие этого египетского Тиволи было назначено на 30 ноября. В тот день по указанию Бонапарта должен был состояться запуск монгольфьера.

В четыре часа аппарат, который, как было указано в напечатанных на арабском языке афишах, «летал с помощью средств, придуманных французами», поднялся в воздух над площадью Эсбекиек, к огромному удивлению египтян. После чего толпа направилась в Тиволи, где директор парка Даржевель, однокашник Бонапарта по училищу в Бриенне, ожидал гостей перед зарослями гигантского жасмина.

В несколько минут все аллеи заполнились посетителями, которые за каждым поворотом обнаруживали все новые и новые аттракционы, жонглеров, качели, деревянных лошадей, продавцов мороженого, оркестр, бильярдный зал, турецкий ресторан и т. и.

Бонапарт в сопровождении Жюно прибыл в шесть часов. Он полюбовался садами, поаплодировал акробатам и собрался уже было направиться к танцовщицам, как вдруг остановился как вкопанный и побледнел, глядя на какую-то молодую женщину, которая со смехом слезала с качелей.

Это была Полина Фурес.

Оставив Жюно, он устремился к ней и, поклонившись, произнес несколько достойных артиллериста комплиментов. Счастливая тем, что привлекла к себе внимание главнокомандующего, но пришедшая в крайнее смущение, молодая женщина пробормотала в ответ что-то невнятное. Бонапарт снова поклонился и поцеловал ей руку:

– Надеюсь, что мы снова увидимся, и в более уединенном месте, – сказал он ей, перед тем как проститься.

Простодушная Полина обрадовалась, не без основания считая, что эта встреча может послужить карьере мужа…

Утром следующего дня Бонапарт, занятый несколькими делами одновременно (а мы знаем, что он мог это делать), вызвал к себе Жюно и, диктуя ему записку к членам Института Египта, сказал:

– Ты помнишь гражданку Фурес? Я должен снова увидеть ее.

Затем, изложив основные направления плана реорганизации военных оркестров, продолжал:

– Ее муж сегодня утром отправился с колонной в дельту. Воспользуйся его отсутствием и сходи к ней.

Затем он набросал проект военной формы для мамелюков, призванных на флот, и в заключение сказал:

– Ты постарайся аккуратно намекнуть ей, что она мне нравится, и сделай так, чтобы она согласилась поужинать со мной.

Жюно обладал многими достоинствами, но особой тонкостью не отличался. Он пришел к Полине и, щелкнув каблуками, заговорил тоном, которым обычно читал обращения к солдатам:

– Гражданка! Я пришел от генерала Бонапарта. Вы ему нравитесь. И он хотел бы, чтобы вы стали его любовницей!..

Молодая женщина оцепенела. Глаза ее похолодели, она посмотрела на Жюно, но ничего не сказала. Такая очаровательная прямота пугала ее. Вот уже два дня она была готова отдаться Бонапарту, но теперь, после столь грубого предложения, она не решилась на это согласиться.

– Полковник, – сказала она, – идите и передайте генералу, что я люблю своего мужа и никогда ему не изменю!

Огорченный Жюно, пытаясь уладить дело, вздумал высмеять Фуреса. Он с усмешкой сравнил его с Бонапартом. В результате Полина указала ему на дверь…

Посрамленный адъютант вернулся во дворец Эльфи-бея и рассказал Бонапарту о состоявшемся разговоре.

Тот понял, что в качестве посланца любви выбрал не того человека.

Вечером того же дня он послал к Полине своего второго адъютанта, Дюрока. Дюрок был галантен, ловок, дипломатичен. Он начал с того, что выразил сожаление по поводу «печальной инициативы» солдафона, который посетил ее утром; затем, видя, что молодая женщина немного оттаяла, долго говорил ей о том восхищении, которое испытывал по отношению к ней генерал, и о том, что тому не терпится вновь увидеть ее…

Наконец, собираясь уже уходить, он поставил на ночной столик маленький ларчик:

– Генерал велел вручить вам вот это в память о вашей с ним встрече в Тиволи, – сказал он.

Едва он ушел, Красотка открыла ларчик и нашла в нем великолепный египетский браслет, украшенный бриллиантами и другими драгоценными камнями.

Никогда в жизни скромная работница из Каркассона не видела столь прекрасного украшения. Она была в восторге и подумала, что дружить с этим щедрым генералом было бы, очевидно, неплохо…

Как пишет один из биографов Наполеона, «в глубине души в обмен на это украшение она уже отдала Бонапарту “свою драгоценность”…»⁶⁷.

С того дня Дюрок ежедневно приносил Полине письмо от генерала и обязательно какой-нибудь подарок.

Молодая женщина с наслаждением читала эти полные страстных уверений послания, которые корсиканец писал по ночам, а потом шла прятать очередной подарок в сундучок, о существовании которого Фурес, естественно, не подозревал.

По прошествии двух недель Красотка стала проявлять признаки нетерпения. Вполне законное желание отблагодарить своего поклонника с помощью средств, дарованных ей природой, начало вызывать у нее «местное почесывание», лекарство от которого – увы! – находилось во дворце Эльфи-бея… Ночи ее вскоре стали очень беспокойными из-за снов, сладострастие которых очень удивляло ее при пробуждении. «Некоторые из ее снов, – пишет Поль Дюрюи, – были результатом такого свободного воображения, что они имели для Полины реальную поучительную ценность. Юная каркассонка оставалась очень чистой и для того, чтобы успокоить свои чувства, ограничивалась лишь крайне ортодоксальными связями. Ее собственные сны вдруг открыли ей новые горизонты…»

Войдя таким образом во вкус, она стала нервной и подумала, что генерал не очень-то торопится назначить ей свидание. И когда Полина уже совсем было впала в отчаяние, она получила от коменданта Каира, генерала Дюпюи, пригласительный билет, в котором тот приглашал ее одну к себе на ужин. Это очень удивило лейтенанта Фуреса.

– Странно, – сказал он. – Почему же и меня не пригласили, ведь я как-никак офицер.

Полина долго втолковывала ему, что ей невозможно было отказаться от приглашения «генерала, представлявшего военный порядок», и с бьющимся сердцем отправилась в дом Дюпюи.

У нее были веские причины для волнения, кстати, так же, как и у ее мужа. Послушаем же герцогиню д’Абрантес:

«Госпожу Фурес приняли очень хорошо. На ужине гостей было немного, и все было спокойно и ничто не предвещало того, что должно было произойти. Но когда собирались подавать кофе, в доме вдруг послышался шум, двери с грохотом распахнулись и на пороге появился главнокомандующий. Дюпюи стал пространно извиняться перед ним за то, что они все еще сидели за столом, а затем пригласил его выпить хотя бы чашечку кофе. Наполеон согласился»⁶⁸.