Текст книги "Августейший бунт. Дом Романовых накануне революции"

Зато уже в самом начале года оба перехватывают эстафетную палочку у других великих князей, как будто желая реабилитироваться за неучастие в коллективном выступлении. Пропустив «общее собрание» высочеств, Михаил и Сандро – брат и зять царя – слегка отстали от жизни. Они по-прежнему надеются переубедить императора. Хотя при этом не исключают и дворцовый переворот.

В начале января Михаил Александрович приехал к Родзянко. Заявил, что нужно ответственное министерство. Председатель Думы удивился: никто его не требует, «все просят только твердой власти» и «хотят иметь во главе министерства лицо, облеченное доверием страны». Великий князь оказался радикальней председателя Думы. Впрочем, Михаил не спорил. Сказал, что таким лицом может быть только сам Родзянко. Тот тоже не спорил. Но только при условии «устранения императрицы от всякого вмешательства в дела»[454]454
  Родзянко М. В. Крушение империи. Государственная Дума и февральская 1917 г. революция. М., 2002. С. 211.


[Закрыть].

На этом и порешили. 7 января с Николаем II встречался Родзянко, а 9-го – Михаил. Кроме того, они привлекли Клопова, мелкого чиновника, с которым царь познакомился еще в 90-е годы, и с тех пор тот регулярно посылал ему письма о положении в стране, выступая, так сказать, гласом народа.

В общем, образовался своеобразный тандем Михаила Александровича и Родзянко. «Позднее к нему присоединился князь Г. Е. Львов, который являлся одним из редакторов писем о внутреннем положении России давнего корреспондента царя А. А. Клопова, проходивших еще одну редакцию у великого князя Михаила Александровича с молчаливого соглашения М. В. Родзянко»[455]455
  Петрова Е. Е. Великокняжеская оппозиция в России. 1915–1917. Авто-реф. дисс. на соиск. уч. ст. канд. ист. наук. СПб., 2001. С. 14.


[Закрыть].

Александр Михайлович еще 25 декабря засел за письмо Николаю II о необходимости правительства доверия и закончил его только 4 февраля. Все это время он переписывается со своим братом Николаем Михайловичем.

Высланный в Грушевку Бимбо просто кипел от злости: «Александра Федоровна торжествует, но надолго ли, стерва, удержит власть?!»

В Киеве Николай Михайлович встречается с Шульгиным и Терещенко, которые производят на него неизгладимое впечатление. «Здесь другие люди, тоже возбужденные, но не эстеты, не дегенераты, а люди, – восхищается Бимбо, называвший эстетами Юсупова и Дмитрия Павловича. – Шульгин – вот он бы пригодился, но, конечно, не для убийства, а для переворота! Другой тоже цельный тип, Терещенко, молодой, богатейший, но глубокий патриот, верит в будущее, верит твердо, уверен, что через месяц все лопнет, что я вернусь из ссылки раньше времени. Дай-то Бог! Его устами да мед пить. Но какая злоба у этих двух людей к режиму, к ней, к нему, и они это вовсе не скрывают, и оба в один голос говорят о возможности цареубийства»[456]456
  Записки Н. М. Романова // Красный архив. Т. 6 (49). 1931. С. 102–103.


[Закрыть].

Терещенко – активный заговорщик. Правда, по словам Гучкова, плохой. С этим трудно не согласиться: хороший бы не стал всем подряд болтать о цареубийстве.

После отъезда Бимбо из Киева, связь с Терещенко стал поддерживать Сандро. «Богатейший, но глубокий патриот» рассказал великому князю, что Николая II скоро свергнут. Но не он, не Терещенко. А Александра Федоровна. Сандро, в свою очередь, передал это Михаилу Александровичу. Тот «нашел, что если что-нибудь подобное состоится, то удобнее будет разрешить существующее невыносимое положение»[457]457
  Российский императорский дом. Дневники. Письма. Фотографии. М., 1992. С. 184.


[Закрыть].

«Удобнее» – значит, «разрешить положение» можно, и не дожидаясь действий со стороны Александры Федоровны. Те же идеи дворцового переворота. Забавно, как откровенно Сандро врет в своих воспоминаниях: «Один красивый и богатый киевлянин, известный дотоле лишь в качестве балетомана, посетил меня и рассказал мне что-то чрезвычайно невразумительное на ту же тему о дворцовом перевороте. Я ответил ему, что он со своими излияниями обратился не по адресу, так как великий князь, верный присяге, не может слушать подобные разговоры».

Богатый киевлянин-балетоман – это, конечно, Терещенко. И Сандро в январе-феврале слушал его регулярно.

Тут же великий князь пишет, как он приехал в Петроград. «Председатель Государственной думы М. Родзянко явился ко мне с целым ворохом новостей, теорий и антидинастических планов. Его дерзость не имела границ. В соединении с его умственными недостатками, она делала его похожим на персонаж из мольеровской комедии»[458]458
  Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. Мемуары. Минск. 2001. С. 262.


[Закрыть].

Однако это не помешало Александру Михайловичу, Михаилу Александровичу и «персонажу из мольеровской комедии» скоординировать свои действия. Все трое по взаимной договоренности добились аудиенции у Николая II в один день – 10 февраля. В письме к брату Сандро сокрушается, что после Родзянко царь принял Щегловитова, который, «вероятно, стер начисто следы, если они остались от наших разговоров»[459]459
  Российский императорский дом. Дневники. Письма. Фотографии. М., 1992. С. 187.


[Закрыть].

Когда Александр Михайлович писал воспоминания, Николая II, Михаила и Родзянко уже не было в живых, а Терещенко хранил упорное молчание. Врать можно было сколько угодно. Вот только «рукописи не горят», и письма имеют свойство попадать в руки историков.

После разговора с царем и царицей Сандро окончательно понял: «Ждать добра из Царского Села нельзя». «Первый раз в жизни приходится думать, как далеко связывает данная присяга»[460]460
  Там же.


[Закрыть].

Николаю II докладывали о замыслах великих князей. В феврале герцог Александр Лейхтенбергский предлагал царю потребовать от родственников вторичной присяги. Николай II ответил, что незачем беспокоиться по пустякам.

Впрочем, император слишком долго ни о чем не беспокоился. И даже вечером 26 февраля говорил министру двора Фредериксу: «Опять этот толстяк Родзянко написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать»[461]461
  Мельгунов С. П. Мартовские дни 1917 года. М., 2006. С. 178.


[Закрыть]. Через четыре дня Николай II уже не был императором.

Глава XII
От красного банта к норильскому никелю

Несколько месяцев великие князья и княгини упорно рубили сук, на котором сидели. В 1917 году, в обстановке всеобщей эйфории, либералы с восторгом говорили, что революция в России началась с ноябрьского штурма власти. Точнее – с речи Милюкова 1 ноября.

В ноябре штурмовать власть принялись и великие князья, которые не меньше либералов ответственны за случившееся.

К концу февраля не осталось практически ни одного члена императорской фамилии, который сохранял бы лояльность по отношению к царствующему императору. Мысль о дворцовом перевороте стала навязчивой идеей. Правда, дальше проектов дело не шло.

«Великие князья не способны согласиться ни на какую программу действий, – говорил кадет Василий Маклаков. – Ни один из них не осмеливается взять на себя малейшую инициативу и каждый хочет работать исключительно для себя. Они хотели бы, чтобы Дума зажгла порох… В общем итоге, они ждут от нас того, чего мы ждем от них»[462]462
  Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М. 1991. С. 211.


[Закрыть]. И порох зажегся. Уж слишком усердно общественность – как либеральная, так и великосветская – высекала искры.

Во время февральского бунта в Петрограде находилось четверо великих князей: генерал-инспектор кавалерии Михаил Александрович, генерал-инспектор гвардии Павел Александрович, командир Гвардейского экипажа Кирилл Владимирович и походный атаман казачьих войск Борис Владимирович.

Борис 26 февраля еще кутил на балу у княгини Радзивилл. Но этот любитель вина и женщин оказался единственным, кто кинулся в Ставку на помощь Николаю II. Впрочем, до Ставки он, конечно, не доехал, а Александра Федоровна вообще расценила этот жест как паникерский. Больше никакого участия в событиях походный атаман не принимал.

27 февраля в Петрограде начался солдатский бунт. А генерал-инспектор гвардии Павел Александрович спокойно сидит в Царском Селе. Он лишь обсудил с управляющим Царскосельским дворцом, не надо ли поехать в Ставку. Но решили, что «государь, конечно, в курсе дела, что он знает, что ему следует предпринять»[463]463
  Палей О. В. Мои воспоминания о русской революции // Страна гибнет сегодня. Воспоминания о Февральской революции 1917 г. М., 1991. С. 185.


[Закрыть]. Государь же в это время недоумевает: «Удивляюсь, что делает Павел?»[464]464
  Переписка Николая и Александры Романовых. Т. V. М.-Л., 1927. С. 224.


[Закрыть] Ответить можно одно – ничего.

В этот же день – 27 февраля – председатель Временного комитета Государственной думы Родзянко вызвал в Петроград из Гатчины Михаила Александровича. Предложил ему «явочным порядком принять на себя диктатуру над городом Петроградом, побудить личный состав правительства подать в отставку» и потребовать от царя «ответственного министерства». «Нерешительность великого князя Михаила Александровича способствовала тому, что благоприятный момент был упущен», – считает Родзянко[465]465
  Мельгунов С. П. Мартовские дни 1917 г. М., 2006. С. 188.


[Закрыть].

Конечно, Родзянко пытается свалить ответственность на другого. Ведь, по сути дела, «принять диктатуру» – это участвовать в перевороте. Михаил связался со Ставкой и предложил поставить во главе правительства князя Львова. Николай II не счел нужным лично ответить брату. Передал через генерала Алексеева, что сам выезжает в Петроград и на месте во всем разберется.

Михаил успокоился и решил вернуться в Гатчину. Однако выехать не смог и попал в Зимний дворец, где продолжали держать оборону военный министр Беляев и командующий Петроградским военным округом Хабалов. Они предложили ему возглавить их отряд. Великий князь снова отказался, пошел на квартиру своего друга князя Путятина, где и скрывался все остальное время.

Кирилл Владимирович 27 февраля предлагал свой Гвардейский экипаж в распоряжение Беляева и Хабалова, но, видимо, не слишком настойчиво.

Как видим, в день, когда войска переходили на сторону восставших, никто из великих князей не проявил мужества и настойчивости.

28 февраля Павел Александрович «шагал вдоль и поперек своего рабочего кабинета, нервно крутил усы»[466]466
  Палей О. В. Мои воспоминания о русской революции // Страна гибнет сегодня. Воспоминания о Февральской революции 1917 г. М., 1991. С. 186.


[Закрыть]. Достойное занятие. В четыре часа дня он был вызван к Александре Федоровне и получил «страшнейшую головомойку за то, что ничего не делал с гвардией»[467]467
  Переписка Николая и Александры Романовых. Т. V. М.-Л., 1927. С. 227.


[Закрыть].

1 марта к Павлу и княгине Палей ворвались управляющий Царскосельским дворцом Путятин, секретарь дворцового министерства Бирюков и «юноша Иванов». На пишущей машинке «написали манифест, которым император даровал стране конституцию. Павел согласился, что ради спасения трона все средства хороши. Не до жиру, быть бы живу…»[468]468
  Княгиня Ольга Палей. Воспоминания о России. М., 2009. С. 28.


[Закрыть].

Манифест был составлен второпях и крайне неуклюже. «Даровался» какой-то абстрактный «конституционный строй», а председателю Думы поручалось «немедленно составить временный кабинет»[469]469
  Николай II и великие князья. Родственные письма к последнему царю. Л.-М., 1925. С. 143–144.


[Закрыть]. От имени царя манифест должна была подписать Александра Федоровна. Но она отказалась. Тогда его подписал сам Павел. А «юноша Иванов» поехал в Петроград за подписями Михаила Александровича и Кирилла Владимировича. «Манифест 3-х» отослали в Думу, где он попал к Милюкову. «Они опоздали, и я сказал принесшим: это интересный исторический документ – и положил бумажку в портфель», – вспоминает Милюков[470]470
  Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. М., 1990. С. 260.


[Закрыть].

В это время думцы уже боролись за власть с Советом рабочих депутатов. А Павел Александрович, проспавший революцию в Царском Селе, искренне верил в значение этого манифеста. «Если Ники согласиться на конституцию и подпишет наш манифест, народ и правительство угомонятся, – писал он 1 марта Кириллу Владимировичу. – Поговори об этом с Родзянко и покажи ему письмо»[471]471
  Княгиня Ольга Палей. Воспоминания о России. М., 2009. С. 30.


[Закрыть].

Кирилл действительно пошел в Думу поговорить с Родзянко. А заодно привел свой Гвардейский экипаж, чтобы передать его в распоряжение новой власти. Это произошло еще до отречения Николая II.

Впоследствии Кирилл Владимирович оправдывался: «Меня заботило только одно: любыми средствами, даже ценой собственной чести, способствовать восстановлению порядка в столице, сделать все возможное, чтобы государь мог вернуться в столицу. Правительство еще не стало откровенно революционным, хотя и склонялось к этому. Как я говорил, оно оставалось последней опорой среди всеобщего краха»[472]472
  Великий князь Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе России. М., 2006. С. 177.


[Закрыть].

В эмиграции противники Кирилла постоянно припоминали ему этот эпизод. Говорили, будто он явился в Думу, нацепив красный бант. Хотя первый революционный комендант Петрограда полковник Энгельгардт уверяет, что великий князь был одет по форме, а красные банты вообще появились на день или два позже[473]473
  Николаев А. Б. Воспоминания Б. А. Энгельгардта о великих князьях // Императорская фамилия в истории России. СПб., 1999. С. 48.


[Закрыть]. Так что «красный бант Кирилла – элемент легенды»[474]474
  Думин С. Романовы. Императорский дом в изгнании. М., 1998. С. 91.


[Закрыть].

А вот красный флаг над своим дворцом великий князь все-таки вывешивал. Его видел французский посол Палеолог. О том же рассказывала шведскому историку Стаффану Скотту княжна Вера Константиновна.

Впрочем, я бы не преувеличивал мартовские грехи Кирилла Владимировича. 2 марта он пишет Павлу Александровичу: «Миша (Михаил Александрович – Г. С.) в ответ на мои мольбы держаться заодно с семьей увертывается, а сам тайком вступает в отношения с Родзянкой. И одному мне придется отвечать теперь перед Никой и отчизной за признание Временного правительства во имя спасения положения»[475]475
  Княгиня Ольга Палей. Воспоминания о России. М., 2009. С. 30.


[Закрыть].

Это правда. Переход на сторону мятежной Думы не красит Кирилла Владимировича. Но бездействующий в Царском Селе Павел Александрович и прячущийся у Путятина Михаил Александрович, по сути дела, ничем не лучше.

А теперь подумаем, были ли у трех великих князей основания, не щадя живота своего, биться за Николая II? Вспомним главы этой книги, посвященные морганатическим бракам. Вся троица – это как раз те великие князья, которых Николай II увольнял со службы, лишал содержания и высылал за границу в связи с их женитьбой. У них с царем давние счеты.

В эмиграции главным противником Кирилла Владимировича был Николай Николаевич. Именно его противопоставляли «изменнику» Кириллу.

Посмотрим на поведение Николая Николаевича в эти дни. Последним толчком, побудившим Николая II отречься от престола, стало, конечно, не известие о предательстве Кирилла. Он о нем еще и не знал. Это были телеграммы от командующих фронтами. В том числе от командующего Кавказским фронтом Николая Николаевича. Великий князь «коленопреклоненно» молил царя отречься: «Другого выхода нет»[476]476
  Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев. Документы. М., 1990. С. 238.


[Закрыть].

Генерал Рузский рассказывал, что телеграмму Николая Николаевича «государь прочел внимательно два раза и в третий раз пробежал. Потом обратился к нам и сказал: “Я согласен на отречение, пойду и напишу телеграмму”»[477]477
  Из дневника А. В. Романова за 1916–1917 гг. // Красный архив. Т. 1 (26). 1928. С. 206.


[Закрыть].

Отречение Николая II – большая и сложная тема. Существовал ли «заговор генералов» или все они лишь под влиянием обстоятельств решили, что царю нужно отречься? Не буду в это вдаваться.

Рассмотрим лучше другой вопрос. Известно, что сначала Николай II собирался отречься в пользу сына. Но в последний момент передумал и, «не желая расставаться с любимым сыном нашим», передал «наследие наше брату нашему великому князю Михаилу Александровичу».

Вот что писал по этому поводу известный политик и юрист Владимир Набоков (отец писателя): «Наши основные законы не предусматривали возможности отречения царствующего императора и не устанавливали никаких правил, касающихся престолонаследия в этом случае… И так как, при таком молчании основных законов, отречение имеет то же самое значение, как смерть, то очевидно, что и последствия его должны быть те же, т. е. – престол переходит к законному наследнику. Отрекаться можно только за самого себя… Поэтому передача престола Михаилу была актом незаконным»[478]478
  Набоков В. Временное правительство // Архив русской революции. Т. 1. М., 1991. С. 21.


[Закрыть].

Великий князь Сергей Михайлович говорил Милюкову, что «все великие князья сразу поняли незаконность акта императора»[479]479
  Милюков П. Н. Воспоминания. Т. 2. М., 1990. С. 270.


[Закрыть]. Лидер кадетов начинает фантазировать, будто Николай II нарочно так поступил, чтобы, когда смута уляжется, взять свои слова об отречении назад. Конечно, фантазии приват-доцента Милюкова, всю жизнь величавшего себя профессором, нас мало интересуют.

И все же остается загадкой – знал ли Николай II о незаконности акта отречения? Этого мы уже никогда не узнаем.

Вслед за Николаем II «отрекся» и Михаил Александрович. Ставлю кавычки, поскольку манифест Михаила никак нельзя назвать отречением. «Принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего», – говорится в этом акте. Михаил призывает всех граждан подчиниться Временному правительству «впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа».

Как известно, матрос Железняк не дал Учредительному собранию высказаться об образе правления. Так что, с точки зрения нас, монархистов, республика в России не учреждена до сих пор.

Один за другим великие князья присягали на верность новой власти. Некоторые по необходимости, но кое-кто и вполне искренно. Повсюду царила атмосфера безумного энтузиазма, и мало кто понимал, что Февралем 17-го запрограммирован Октябрь. Впрочем, даже сегодня не все это понимают.

Павел Александрович, Кирилл Владимирович и Николай Михайлович в газетных интервью наперебой клеймят падший режим. Особенно усердствует последний. 8 марта его встретил Палеолог: «После полудня, проезжая по Миллионной, я замечаю великого князя Николая Михайловича. Одетый в цивильный костюм, похожий с виду на старого чиновника, он бродит вокруг своего дворца. Он открыто перешел на сторону Революции и сыплет оптимистическими заявлениями. Я его достаточно знаю, чтобы не сомневаться в его искренности, когда он утверждает, что отныне падение самодержавия обеспечивает спасение и величие России»[480]480
  Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 271.


[Закрыть].

Николай Михайлович не просто бродит вокруг дворца. Он нашел себе занятие – собирает у членов императорской фамилии отказы от прав на престол. 9 марта Бимбо докладывает об этом Керенскому. А также сообщает, что «моя лепта в каком угодно размере на памятник Декабристов обещана от всей души»[481]481
  Российский императорский дом. Дневники. Письма. Фотографии. М., 1992. С. 191.


[Закрыть].

Внук Николая I собирает деньги на памятник декабристам! Воистину сумасшедшие времена. Впрочем, говорили, что Бимбо даже подумывал о должности президента российской республики. Или, по крайней мере, о депутатском кресле в Учредительном собрании. И это тогда, когда под давлением Совета Временное правительство не утвердило Николая Николаевича в должности верховного главнокомандующего и подписало приказ об аресте Николая II.

Кстати, об отречениях, которые собрал Бимбо. Одним из аргументов противников Кирилла Владимировича в эмиграции был именно его отказ от прав на престол в марте 1917 года. Вообще говоря, Кирилл не отрекался. Он прислал телеграмму: «Всецело присоединяюсь к тем мыслям, которые выражены в акте отказа великого князя Михаила Александровича»[482]482
  Думин С. Романовы. Императорский дом в изгнании. М., 1998. С. 97.


[Закрыть].

Довольно быстро эйфория у великих князей прошла. В конце апреля уезжавший во Францию Палеолог снова встретил Николая Михайловича: «Как далек он от великолепного оптимизма, который он проявлял в начале нового режима! Он не скрывает от меня своей тоски и печали. Однако, он сохраняет надежду на близкое улучшение, за которым последует затем общее отрезвление и окончательное выздоровление.

Но… в голосе его слышится волнение.

– Когда мы опять увидимся, – говорит он мне, – что будет с Россией?.. Увидимся мы еще когда-нибудь?

– Вы очень мрачны, ваше высочество.

– Не могу же я забыть, что я висельник!»[483]483
  Палеолог М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. С. 271.


[Закрыть]

Самым благоразумным оказался Кирилл Владимирович. Он добился от правительства разрешения на выезд в Финляндию. «В июне 1917 года я с дочерьми отправился на поезде из Петербурга в Финляндию. Вслед за нами выехала Даки», – пишет он в своих воспоминаниях[484]484
  Великий князь Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе России. М., 2006. С. 180.


[Закрыть].

А теперь сравним это с мемуарами Александра Михайловича: «Великий князь Кирилл Владимирович… рассказал мне захватывающую историю своего бегства из Петербурга. Он перешел пешком замерзший Финский залив, неся на руках свою беременную жену великую княгиню Викторию Федоровну, а за ними гнались большевистские разъезды»[485]485
  Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. Мемуары. Минск. 2004. С. 311.


[Закрыть].

Гнались, видимо, тоже по льду Финского залива. В июне!!!

Так в ответ на легенду о красном банте создавалась «контрлегенда» о героическом бегстве Кирилла с беременной женой на руках.

Если в 17-м году эйфория сменялась тревогой, то в 18-м началась трагедия.

12 июня 1918 года был убит Михаил Александрович.

В ночь с 16 на 17 июля в Екатеринбурге расстрелян Николай II с женой и детьми.

На следующий день было совершено еще более зверское злодеяние. На Урале, в городе Алапаевске, содержались под стражей великая княгиня Елизавета Федоровна (Элла), великий князь Сергей Михайлович, трое князей императорской крови – Иоанн, Константин, Игорь Константиновичи и Владимир Палей, сын Павла Александровича от морганатического брака. В ночь на 18 июля их отвезли на рудники в 18 км от Алапаевска. Сергей Михайлович кинулся на палачей и был застрелен. Остальных сбросили в шахту. Их тела обнаружили, когда Алапаевск и окрестности заняла армия Колчака. Медицинское освидетельствование показало, что узников бросали в шахту живыми: они скончались от полученных повреждений и от голода.

Утром 30 января 1919 года в Петропавловской крепости были расстреляны великие князья Павел Александрович, Николай Михайлович, Георгий Михайлович и Дмитрий Константинович. Та же участь ждала и Гавриила Константиновича. С августа 1918 года их всех держали в качестве заложников, на случай, если будет убит кто-нибудь из советских работников.

За больного туберкулезом Гавриила хлопотал Горький. Зиновьев решил ему уступить. Но Ленин прислал телеграмму:

«Петроград. Смольный, Зиновьеву.

Боюсь, что Вы пошли чересчур далеко, разрешив Романову выезд в Финляндию. Не преувеличены ли сведения о его болезни? Советую подождать, не выпускать сразу в Финляндию. Ленин»[486]486
  Буранов Ю., Хрусталев В. Гибель императорского дома. 1917–1919. М., 1992. С. 323.


[Закрыть].

Дело застопорилось. Но в самом конце 18-го Горький все-таки добился своего – Гавриила выпустили. Горький хлопотал и за Николая Михайловича. Ленин ответил: «Революции не нужны историки». Хотя, возможно, это тоже легенда.

Никаких советских работников никто не убивал. Зато в Германии убили Карла Либкнехта и Розу Люксембург. Этого оказалось достаточно, чтобы расстрелять заложников – четырех великих князей.

Император Николай II, императрица Александра Федоровна, наследник Алексей, четыре великие княжны, великая княгиня, шесть великих князей, три князя императорской крови – таков мартиролог императорского дома за 1918–1919 годы.

Остальным удалось выбраться в эмиграцию. О жизни высочеств, превратившихся в обычных эмигрантов, об их потомках увлекательную книгу написал шведский журналист и историк Стаффан Скотт. «За последние годы я познакомился с целым рядом потомков Романовых. Все они оказались приветливыми и интересными людьми, порой талантливыми и образованными выше среднего», – пишет Скотт, который вообще-то не жалует даже шведскую монархию[487]487
  Скотт С. Романовы. Биография династии. М., 2000. С. 231.


[Закрыть]. Короче говоря, рекомендую.

Но тема моей книги – конфликты в императорском доме. Их в эмиграции тоже хватало. Хватает и до сих пор.

После убийства Николая II, Алексея Николаевича и Михаила Александровича старшим в линии престолонаследия становился Кирилл Владимирович. Правда, здесь имеются некоторые юридические тонкости. При рождении Кирилла его мать не была православной. Его брак с Даки был заключен без разрешения императора. Впрочем, Мария Павловна впоследствии приняла православие, а Даки получила титул великой княгини. По крайней мере указа, которым Кирилл лишался бы прав на престол, не было. Формальные поводы противиться его кандидатуре появились оттого, что сама личность Кирилла Владимировича не устраивала многих представителей монархической эмиграции.

В 1923 году у Кирилла случился нервный срыв. Жена увезла его из Кобурга в Сен-Бриак. В начале 1924 года румынская королева Мария, сестра Даки, посетила великокняжескую чету. Она увидела, что Кирилл ничего не делает, а Даки только и думает, как возвратить ему утраченный смысл жизни. «Ей удалось вдохнуть в мужа решимость вернуть себе русский трон», – отмечает Мария[488]488
  Виктория Федоровна. Биографический очерк И. В. Гюббенет // Великий князь Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе России. М., 2006. С. 328.


[Закрыть].

Подталкиваемый честолюбивой супругой Кирилл сначала объявляет себя блюстителем государева престола, а в сентябре обнародует Манифест о принятии титула императора Всероссийского.

Разумеется, Кирилла поддержали братья – Борис и Андрей. А также Александр Михайлович. Признал его старшинство и Дмитрий Павлович.

Однако резко против выступили самые авторитетные члены императорского дома – Мария Федоровна и Николай Николаевич. Ну, а где Николаша, там и Петюша – Петр Николаевич.

Большинство – за Кириллом, но авторитет, пожалуй, – за его противниками.

Мария Федоровна писала Николаю Николаевичу: «Боюсь, что этот манифест создает раскол и уже тем самым не улучшает, а, наоборот, ухудшает положение и без того истерзанной России». К тому же 77-летняя вдовствующая императрица отказывалась верить, что ее детей и внука уже нет в живых. В ответ Николай Николаевич напечатал открытое письмо, в котором также выразил свое отрицательное отношение к «выступлению» Кирилла: «Я уже неоднократно высказывал неизменное мое убеждение, что будущее устройство государства Российского может быть решено только на русской земле, в соответствии с чаяниями русского народа»[489]489
  Великий князь Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе России. М., 2006. С. 226–227.


[Закрыть].

На предложения Кирилла о примирении Николай Николаевич не реагировал. «Отец не имел с ним никаких отношений. В изгнании они даже никогда не встречались», – вспоминает сын самопровозглашенного императора Владимир Кириллович[490]490
  Великий князь Владимир Кириллович. Мой отец // Великий князь Кирилл Владимирович. Моя жизнь на службе России. М., 2006. С. 198.


[Закрыть].

Многие монархисты хотели бы видеть на троне Николая Николаевича. Однако сам он на него не претендовал, по крайней мере, публично. А в 1929 году Николая Николаевича не стало. За год до этого умерла и Мария Федоровна. Позиции «антикирилловцев» ослабли.

В 1938 году умер и Кирилл Владимирович. Ему наследовал сын – Владимир Кириллович, которому отец присвоил титул великого князя, хотя по рождению он был князем императорской крови. Сам Владимир Кириллович титул императора не принимал, ограничившись более скромным званием главы Российского императорского дома. Против этого никто особо не возражал.

Владимир Кириллович женился на Леониде Георгиевне Багратион-Мухранской. От этого брака родилась Мария Владимировна. В 1969 году Владимир Кириллович издает очередной манифест: поскольку все мужчины дома Романовых состоят в неравнородных браках или рождены от неравнородных браков, то наследование пойдет по женской линии. То есть наследницей объявлялась его дочь Мария Владимировна.

Трое Романовых, родившихся до революции, заявили протест. Это были Всеволод Иоаннович, сын Иоанна Константиновича, убитого в Алапаевске, Роман Петрович, сын Петра Николаевича (Петюши), и Андрей Александрович, сын Александра Михайловича (Сандро). Они заявили, что Леонида Багратион-Мухранская тоже является неравнородной, что они не признают за ней титула великой княгини, а равно и за ее дочерью Марией, и потому считают объявление ее блюстительницей российского престола и главой Российского императорского дома противозаконным.

Мария Владимировна вышла замуж за принца Франца-Вильгельма Прусского, правнука кайзера Вильгельма II. Франц-Вильгельм принял православие и стал великим князем Михаилом Павловичем. И снова Романовы, родившиеся до революции, заявили протест. Они не признавали за Францем-Вильгельмом титула великого князя. На этот раз под протестом подписались Роман Петрович и дети Александра Михайловича – Андрей, Дмитрий, Ростислав и Василий.

В 1981 году у Марии Владимировны и Михаила Павловича (Франца-Вильгельма) родился сын Георгий.

За несколько лет до этого Роман Петрович организовал Объединение членов рода Романовых. Организовал и вскоре умер. В 81-м Объединение возглавлял Василий Александрович (сын Сандро). По поводу рождения Георгия он, конечно, тут же написал протест: «Счастливое разрешение от бремени в прусском королевском доме не имеет отношения к семейному союзу Романовых, ибо новорожденный князь не является ни членом русского императорского дома, ни членом дома Романовых». Имелось в виду, что Георгий не Романов, а Гогенцоллерн. И вообще, «все вопросы династического характера могут решаться лишь великим русским народом на русской земле»[491]491
  Скотт С. Романовы. Биография династии. М., 2000. С. 156.


[Закрыть]. Сегодня императорский дом расколот на две части. Большинство Романовых входят в Объединение членов рода Романовых, которое возглавляет 90-летний Николай Романович Романов, сын Романа Петровича и внук Петра Николаевича (Петюши). Кроме того, есть Российский императорский дом, состоящий из Марии Владимировны (глава дома) и Георгия Михайловича, которого сторонники величают «его императорское высочество государь наследник цесаревич и великий князь».

12 декабря 2008 года «государь наследник цесаревич» получил пост советника генерального директора «Норильского никеля».

«В должности советника Генерального директора Георгий Романов будет осуществлять деятельность по представлению интересов ГМК «Норильский никель» в Евросоюзе», – говорится на официальном сайте компании. Надеюсь, интересы представляются достойно.

А если серьезно, то споры о правах престолонаследия абсолютно беспочвенны. Все заинтересованные стороны ссылаются на дореволюционные законы. Но по этим законам ни один из ныне здравствующих Романовых не имеет прав на престол.

Что не мешает, скажем, мне считать себя монархистом. Поэт-обэриут Александр Введенский говорил, что при наследственной передаче власти она может – хотя бы случайно – достаться порядочному человеку.

4 марта 2012 года. День выборов президента РФ.